Глава 42
Мы спустились по тросу с крыши засыпанного песком покосившегося здания и укрылись за обломками стен менее удачливого строения, которое не перенесло бурь.
До самоходки было каких-то сто метров, и теперь можно было наконец-то рассмотреть её повнимательнее…
Выстрел.
Машина была довольно странной. Трёхосный грузовик, обвешанный бронеплитами, и оттого производящий впечатление сарая на колёсах. Четыре выдвижных опоры, как у автокрана, турель с крупнокалиберным пулемётом на кабине и орудийная установка на месте кузова. Башня, похоже что необитаемая. Орудие калибром дюйма четыре-пять… Хотя вон какой высокий угол возвышения – может, это и вовсе миномёт?
Вообще же конструкция хоть и дикая, но по-своему любопытная… Правда, насквозь узко специализирована – ни на что другое, кроме как гонять всяких повстанцев в городе или в другом месте, полном нормальных дорог, такая машина не способна.
Выстрел.
Хорошая скорострельность – за минуту десять снарядов выплёвывает. И похоже, что действительно лупит минами. От гаубицы такого калибра нужно ждать мощного грохота, а тут скорее просто очень громкий хлопок…
Воздух начинает почти что вибрировать. Всё вокруг начинает почти что вибрировать. Эта всепроникающая дрожь пробирает до самой сердцевины костей и заставляет колебаться мозг…
А затем с оглушительным грохотом налетает буря. Вибрация становится звуком, звук становится низким утробным гулом на фоне рёва песчаного шторма, а гул превращается в странную симфонию стихии.
Кажется, будто местный диджей получил доступ к запредельному оборудованию, способному накрыть музыкой целый город и сменил свои вкусы с рок-музыки на классику. Не Моцарт или Вивальди – скорее Верди и его «Dies Irae».
Песчаная буря грохочет этой музыкой. Хохочет этой музыкой, рыдает этой музыкой…
«О, День гнева! День гнева! День гнева…»
Мы с Юраем идём вместе с фронтом бури вперёд – от укрытия к укрытию.
Куфия и камуфляж – не скафандр высшей защиты. Песок, как стая мелких противных насекомых, всё равно добирается до человеческого тела. Обжигает и проходится, будто бы наждачной бумагой по коже.
Тяжело дышать – горячий воздух обжигает нос и гортань, духота почти нестерпима. Хорошо ещё пота почти нет – тело за долгие месяцы в этих собачьих условиях научилось экономить драгоценную влагу.
Грохот бури выбивает басовитый ритм, ударяющий в унисон со стуком сердца.
И неожиданно становится спокойно и хорошо. Даже весело. Мозги сковывает приятной прохладной кристальной чёткости происходящего вокруг. Тело становится лёгким и одновременно сильным. Враги? Где-то впереди враги? Ну что ж – тем хуже для них…
Так легко. Так просто. Так здорово!
Никаких сомнений. Никаких посторонних мыслей. Их долой, им не место на охоте! Буря уже не кажется слепой и жестокой стихией – это кажется почти смешным, когда ты сам становишься частью этой бури, частью этой стихии.
Буря отнимает человеческие жизни. Мы отнимаем человеческие жизни. Мы и есть буря? Буря и есть мы?
Тяжёлая симфония гремит в ушах почти наяву.
Соскальзываю с обломанного бетонного козырька. До земли – пара метров, короткий полёт, мгновенное ощущение пустоты внутри, и песок упруго толкает в подошвы ботинок.
Самоходка «стражей» должна быть где-то совсем рядом… Мало ощущать себя частью песчаного шторма, где песчинка видит лишь немного пространства вокруг себя и не более. Взгляда на две тысячи ярдов, пронзающего круговерть песка, металл и бетон, так не достичь.
Бронемашина появляется из жёлто-багровой мглы совершенно неожиданно. Двое солдат натягивают на ствол орудия чехол.
Пистолетные выстрелы даже без глушителей на фоне гула бури совершенно неслышны. На секунду кажется, будто бы я вижу даже трассы от пуль, прорезающих толщу кружащегося в воздухе песка…
Один «страж» валится на землю, а второй замирает, распластавшись на орудийной башне.
Подходим к самоходке. И тут же распахиваются двери кунга и водительской кабины.
Юрай несколькими выстрелами расправляется с тем противником, что высунулся было из кабины. Я же делаю два выстрела в того, что вылез из массивной коробчатой надстройки в кузове.
Пули бьют «стража» в грудь, отбрасывая его назад – на бронированный кузов самоходки. Но, похоже, у него бронежилет, так что «джи-ай» вскидывает свой автомат.
Заклинит его «эмка» или не заклинит?
Целюсь в лицо противника, замотанное платком… Затворную раму моего пистолета клинит. Передёрнуть затвор? Нет времени.
Два быстрых шага вперёд, почти вплотную к «стражу», который пытается отлипнуть от бронемашины. Выпускаю пистолет из руки, бью локтём правой ему в горло и вырываю автомат из рук. Удар, ещё удар, ещё. Телескопический металлический приклад в кровь разламывает лицевые кости солдата.
Одним махом запрыгиваю внутрь кунга вместе с порывами ветра, заносящими внутрь песок.
Небольшое помещение наполняет грохот выстрелов и вонь пороховой гари. Ещё один «страж», притаившийся в углу, почти в упор выпускает в меня три пули из своего карабина. Одна наискось бьёт по бронежилету, остальные проходят мимо.
Повезло! Очень повезло, твою мать!
Разворот, выбиваю трофейным автоматом оружие противника из рук. Удар ногой под его правое колено, и ещё один удар прикладом в голову. «Страж» падает на пол, направляю на него ствол карабина. Щелчок. Заклинило.
Добиваю прикладом, разбивая противнику лицо и ломая горло.
Отшвыриваю «эмку».
Достаю из-за спины АКМ и выскакиваю из кунга. В нескольких метрах впереди из песчаной мглы выступает силуэт ещё одного «стража», целящегося в меня из помпового дробовика…
Неожиданно «джи-ай» оседает на правое колено, за его спиной появляется смутная тень, втыкающая нож солдату в шею.
Юрай? Молодец! Спас мою шкуру, паразит! Теперь надо проверить кабину…
Делаю несколько шагов… И неожиданно наталкиваюсь на сцепившихся в рукопашной Юрая и ещё одного «стража».
Стоп. Какого…
Думать некогда – «джи-ай» уже свалил Блазковича на землю и сейчас душил его. Шагнул ближе и со всей силы ударил солдата прикладом в основание шеи и пинком отшвырнул его в сторону. Автомат коротко прогрохотал в моих руках. Всё, с такой дистанции против старого-доброго калибра 7,62 никакой броник не спасёт…
Так. Но если Юрай… То кто же тогда?..
Я резко обернулся назад, выставив перед собой оружие.
Среди песчаных вихрей над телом убитого «стража» в полудюжине метров от меня проглядывала смутная тень, замотанная в какие-то лохмотья. Как цифровой камуфляж, они разбивали силуэт на отдельные пиксели, сливая человека с танцующей вокруг бурей…
Но человека ли?..
Я понимал, что вернее всего будет сейчас стрелять. Стрелять и только потом уже радоваться обманутой смерти или фальшиво сожалеть чужой гибели. Палец даже выбрал свободный ход спускового крючка автомата…
Нажми, и всё. Нажми, и Автомат Калашникова Модернизированный напичкает свинцом эту жуткую тень.
Так легко. Так просто.
Но я почему-то не стрелял, а просто держал на прицеле незнакомца и смотрел на него.
Тень неожиданно медленно кивнула… Мне?.. А затем сделала шаг назад, и просто растворилась в шторме.
Что это было? Что это, мать его, сейчас было?
И… было ли это на самом деле?..
