Я чуть не упала. На мгновение показалось — теряю сознание. Лоб в холодном поту и как будто в трубу валюсь. В пустынном холодном подземелье не раздается ни звука.

Перед глазами мелькает тысяча картинок: ее веселое лицо, ее теплые, ласковые карие глаза. Я улетаю, а она вместе с Эллой смотрит мне вслед, заслонив рукой глаза от солнца. Завтрак на кухне. Запах горячих пирожков, только что вынутых ею из духовки… Если могла я представить себе настоящую маму, то только такую, как она.

— Доктор Мартинез… моя… мать? — шепчу я осипшим голосом.

Он серьезно кивает.

— Она была необычайно способным ученым, специализировавшимся на генетике птиц. Но как только твой зародыш признали жизнеспособным, ее немедленно выжали из проекта. Считай, что уволили. Смею тебя заверить, помимо моей воли. И она с разбитым сердцем вернулась в Аризону. Но донором была она. Ты выросла из ее яйцеклетки.

Мой мозг работает на полных оборотах. Ищет в его истории несовпадения и прорехи. Я должна быть абсолютно уверена. Потому что я вряд ли переживу, если сначала ему поверить, а потом оказаться у разбитого корыта.

— У доктора Мартинез испанская кровь. Я на нее ничуть не похожа.

— У тебя ее глаза.

Это правда, глаза у меня карие…

— А в детстве я была совсем блондинка. И Ари тоже, когда был младенцем. Это-то ты должен помнить.

Мельком взглянула на Ари: он теперь то ли серый, то ли бурый. Как волк. Но он БЫЛ белокурым ребенком.

Впиваюсь в Джеба острым, как игла, взглядом:

— Если это тест, если это какое-то очередное твое испытание — тебе не жить.

Он ухмыляется:

— Это, рад тебе сообщить, — не тест. Ничего более правдивого я тебе никогда не говорил. Доктор Мартинез и я — твои родители, отец и мать.

Я по-прежнему зла на него за все, что случилось с нами за те два года, что он исчез. Мне хочется причинить ему ту же боль, нет, в десять раз сильнее, чем причинил он мне и моей стае.

— У меня нет отца, — холодно бросаю я ему и замечаю, как страдальчески передернулось его лицо. Со странным чувством удовлетворения и вины отвожу от него глаза, отворачиваюсь и, все еще дрожа от только что пережитого, отступаю так далеко, как только позволяет мне цепь.

Когда Джеб снова заговорил, он заговорил Голосом. Тем самым, который сидел у меня в голове, к которому я привыкла и которого не слышала с тех пор, как Джеб признался мне, что Голосом был он сам:

— Макс, ты здесь, чтобы спасти мир. Ты рождена это сделать. В этом твоя миссия и твое высокое предназначение. Никому другому эта задача не под силу. В тебе спасение человечества. Я верю в это всем сердцем. Поверь мне, это не тест. Я говорю с тобой начистоту. Ты должна это сделать. Не было в человеческой истории ничего важнее. НИКОГДА.