29
Вообще-то Джон не был суеверным, но некоторая вероятность того, что инцидент за завтраком имеет связь с кармой, присутствовала, и он прямиком направился в «Буканьер», чтобы выключить музыку.
Подходя к мотелю, он автоматически посмотрел на заведение «У Джимми» и увидел у входа одного из головорезов. Мужчина курил, пока Бугер гадил на тротуаре. Мужчина взглянул на Джона, Джон помахал ему рукой, но его приветствие осталось незамеченным.
Дверь в номер была открыта. Джон приложил ухо к щели – он не хотел послужить помехой грабителям. Женщины выше этажом визжали и хохотали, поэтому расслышать, что делается в номере, было сложно. Джон приоткрыл дверь ногой.
С виду в номере было пусто, но Джон все же заглянул под кровать и отдернул в ванной занавеску душа. Жалюзи были раздвинуты, и бриз гонял вонючий тюль в окно и обратно. Дохлые мухи попадали в ванну.
Никого.
Джон с колотящимся от возбуждения сердцем вернулся в комнату и только тогда обратил внимание, что «Starship» больше не играет. На кровати вместо компьютера лежал бледно-голубой листок.
«Номер 242» и недовольный смайлик.
Джон вздохнул и посмотрел на потолок. Номер двести сорок два располагался как раз над его номером.
Пройдя до конца здания, Джон поднялся по лестнице. Облупившиеся перила пережили не одну покраску, из-за чего поверхность напоминала зернистую фактуру индийской чечевичной лепешки «пападам».
Дверь в номер двести сорок два оказалась распахнута настежь. В глаза Джону сразу бросился его лэптоп. Он в открытом виде лежал на кровати и играл что-то в исполнении электрогитары с педальными эффектами.
Рыжая женщина придвинула к кровати стул и устроила на ней свои туфли на платформе. Рядом с ней стояла блондинка и электрощипцами для завивки приводила в порядок ее прическу. Шпильки она держала в зубах. Брюнетка на противоположной стороне кровати с интересом смотрела на экран лэптопа и временами вскидывала голову, чтобы выпустить в потолок струйку дыма. Никто из них не обратил внимания на появившегося в дверях Джона.
– Вы что вообще себе позволяете? – возмутился он.
Рыжая наклонилась к экрану и покачала сигаретой, взгляд ее затуманился.
– Вот были денечки, – с грустью вздохнула она. – Вы только посмотрите. Это же моя идея. «Пакетик чая».
Вторая женщина тоже нагнулась и вздохнула.
– Просто великолепно, Иванка. Действительно, великолепно.
– Да. Я была звездой. Разъезжала в лимузинах. Целыми днями пила шампанское! И кокс! Куда ни посмотри – всюду эти чудесные дорожки. А теперь… – последовал трагический вздох.
– Пакетик чая? – переспросил Джон. – «Пакетик чая»? Вы что, смотрите порно по моему компьютеру?
– Это не порно, – с достоинством возразила Иванка. – Это – я.
– Вы украли мой компьютер!
– Я бы предпочла слово «одолжили», – сказала она, отвернулась и, сделав глубокую затяжку, выпустила тонкую струйку дыма.
– Как, черт возьми, вы попали в мой номер?
– Ну, знаешь ли, менеджер Виктор – хороший человек. А вот ты, – она фыркнула на Джона, – не очень. Ты очень невежливо поступил с нами сегодня утром.
Женщина вдруг ткнула длинным ногтем в экран.
– Смотрите! Вы только посмотрите!
– Прекрати! – взорвался Джон. – Это жидкокристаллический экран!
– Видите?
Не обращая на Джона никакого внимания, женщина провела ногтем по экрану.
Джон понял, что тут он бессилен, и обошел кровать. Красный ноготь Иванки оставил след по контуру объекта, который она обводила.
– Видите? Тугая, как барабан, и круглая, как баскетбольный мяч.
– Но трясется именно так, как надо, – добавила одна из женщин.
– Это да, – согласилась Иванка и сделала еще одну затяжку. – Но время никого не щадит.
Еще один надрывный русский вздох.
– Простите? Не возражаете? – спросил Джон.
Иванка резко повернулась в его сторону и наконец действительно обратила на него внимание.
– Нет. А почему такое недовольное лицо?
– Недовольное?
– Ты что, записку не прочитал? Ты прервал наш сладкий сон, а Толстый Боб не любит, когда мы выглядим усталыми.
– Толстый Боб?
– Менеджер в клубе для джентльменов. Мы там работаем.
Иванка нагнулась и захлопнула лэптоп.
– Но я прощаю тебя, скверный мальчишка… – Она покачала сигаретой и подмигнула. – Ты не говорил, что ты знаменитый писатель.
Последние два слова она закавычила пальцами.
– Что?
– Виктор. Кроме ключа, он дал мне еще кое-что, – Иванка кивнула в сторону прикроватной тумбочки.
На тумбочке лежал раскрытый глянцевый журнал, на развороте женщины без трусиков в мини-юбках выбирались из машин. Желтые звездочки прикрывали соответствующие места.
«Фото промежностей продолжаются! – возвещал заголовок. – Последние интимные стрижки топ-моделей!»
Джон присел на кровать.
Брюнетка закрыла свежий номер «Уикли таймс», сунула его в конверт «ФедЭкс» и бросила конверт на лэптоп Джона. Он взял и то, и другое и встал.
– Ты, наверное, и это захочешь получить, – Иванка передала ему корпоративную карточку «Америкэн экспресс», на которой было выдавлено его имя. – Тоже была в конверте. Тебе повезло, что ты такой крутой писатель. Аж коленки дрожат.
Джон посмотрел на карточку, сунул ее в карман и пошел к двери.
– Сегодня, так уж и быть, поспишь, – сказала Иванка, когда Джон уже взялся за ручку двери, и послала ему воздушный поцелуй.
* * *
Вернувшись в номер, Джон достал журнал из конверта.
И там над его именем красовался заголовок: «Порнокороль выпустил в эфир обезьян, помешанных на сексе!» (У Джона было: «Большой Брат или Большая любовь? Реалити-шоу с любвеобильными обезьянами».)
Дальше – хуже. Текст Джона:
«Ранее известные как карликовые шимпанзе, бонобо, в 1929 году были выделены в особый вид ( Pan paniscus). Они миролюбивы, игривы и не расположены к конфликтам, за что их часто называют «лесными хиппи». Сообщество ориентировано на равенство членов, во главе его стоит самка. Бонобо знамениты своим сексуальным поведением, благодаря сексу они формируют и поддерживают социальные связи, причем инициаторами сексуальных контактов выступают как самцы, так и самки. Ареал их обитания – Демократическая Республика Конго, в естественной среде бонобо вступают в сексуальные отношения каждые четыре-пять часов, в то время как бонобо, живущие в неволе, делают это примерно раз в полтора часа».
Этот текст превратился в букет претендующей на сенсацию белиберды с заявлениями типа: «Обезьяны занимаются сексом каждый день и каждый час!» или «Самки держат самцов под контролем с помощью секса!».
Комментарий Джона по поводу физических различий между шимпанзе и бонобо был следующий:
«Бонобо меньше и тоньше Pan troglodyte, лица у них более плоские. Конечности у бонобо длинные и изящные, а грудь выделяется больше, чем у других видов обезьян или даже людей».
Его спрессовали до одного-единственного предложения:
«Это Памелы Андерсон обезьяньего мира!»
А вот что Джон написал о том, что бонобо способны овладеть языком людей:
«Они так же близки к человеку, как и шимпанзе, у них девяносто восемь и семь десятых процента наших генов. Возможно, и неудивительно, что бонобо обладают абстрактным мышлением и экстраординарными способностями по овладению языком человека. Бонобо, о которых идет речь, понимают разговорный английский и общаются при помощи языка жестов. Они овладевают человеческим языком так же, как и наши дети, и двигает ими то же самое желание – общаться. А еще они владеют компьютером лучше некоторых людей».
Этот кусок вообще выбросили.
Джон заставил себя дочитать до конца. Все это писал не он. Петиция и беременность исчезли без следа. Качество угробили в угоду сенсации.
Дочитав, Джон сразу же позвонил Тоферу:
– Это не то, что я написал! Ни одного моего слова!
– Да, – лениво отозвался Тофер.
– Нет, не «да»! Я этого не писал.
– А ты что, думаешь, у нас «Нешнл джиогрэфик»? Господи, у нас один человек постоянно пишет только о Линдсей Лохан. Ты здесь Пулитцеровскую не заработаешь.
– Я возмущен, потому что это неправильно. Бонобо не просто обезьяны, это – человекообразные обезьяны. Это не шимпанзе – это бонобо. И никакие они не Памелы Андерсон. У них у большинства размер «А», самое большое – «Б». Боже мой, поверить не могу, что я это сказал.
– Вот что я тебе скажу, если сдаешь текст за два с половиной часа до печати, не жалуйся. А вот я-то как раз могу предъявить претензии. Особенно когда у тебя на руках такой смачный материал. Честно сказать, я слегка обеспокоен. Тебе надо забыть все, чему ты научился в своем университете. Забудь «Филадельфия инквайер», думай о «Нэйшенл инквайер», только глянцевом и с меньшим количеством инопланетян. Я хочу, чтобы ты запомнил каждое слово из нашего последнего выпуска. Я хочу, чтобы ты начал смотреть Ти-эм-зет и «Аксэс Голливуд». Зайди на блоги Перис Хилтон, мистер Папарацци. Вот что мне надо. И больше никакой латыни, понятно? И еще. Возьми интервью у Фолкса. И у Исабель Дункан. Нарой дерьма. Дерьмо всегда можно использовать. Это не обязательно должно быть правдой. Просто фактик, от которого можно оттолкнуться. Улавливаешь? И, конечно, ты всегда можешь завести старую песню: «Как сообщают наши источники…»
– Ты хочешь, чтобы я фальсифицировал историю о Кене Фолксе.
– И Исабель Дункан. И пока ты там, я хочу, чтобы ты не забывал, почему именно ты получил эту работу. – Наступила гнетущая тишина. – Я думаю, мы друг друга поняли?
У Джона начал нервно подергиваться уголок рта.
– Да.
– Хорошо. Жду следующего материала. Который придет вовремя и порадует пикантными подробностями.
– Да, – повторил Джон.
– Отлично, – жизнерадостно сказал Тофер и повесил трубку.
* * *
Джон устроился на кровати с «Уикли таймс» и попытался аннулировать свое образование. И тут фундамент дома сотряс грохот, и дождем посыпались осколки стекол. Джон моментально уткнулся носом в колени и закрыл голову руками. Когда стало понятно, что взрыв произошел вне мотеля, он спрыгнул с кровати и распахнул дверь в номер.
Здание на противоположной стороне улицы жадно охватили бело-голубые у основания щупальца огня, красно-желтые на концах. Джон посмотрел себе под ноги. Все вокруг было усеяно стеклом, взрыв с такой силой выбил окна, что осколки перелетели через улицу. Люди на обоих этажах «Буканьера» пооткрывали двери и высыпали из номеров – стриптизерши, женщина в гавайском платье и ее муж в майке, семья азиатов, которые в свой первый вечер спустились к бассейну в надежде поплавать и тут же удалились. Некоторые уже звонили по мобильникам, прикрывая трубки от шума ладонью. Джон снова посмотрел на горящее здание.
Оттуда, где до взрыва была витрина, выпрыгнул объятый пламенем человек и помчался по улице. На балконе над головой Джона начала кричать женщина. Это была Иванка, и этот момент узнавания в окружающем хаосе подтолкнул Джона к действию.
Человек, объятый огнем, все бежал и бежал, размахивал руками и бил по горящим языкам, которые тянулись за ним, как хвост за кометой. Джон окинул взглядом внешнюю стену «Буканьера», но огнетушителей не заметил. Ни одного. Тогда он метнулся обратно в номер, схватил с кровати покрывало и помчался за горящим человеком.
Горящий человек повалился на асфальт, как марионетка, у которой перерезали нитки. Джон настиг его и набросил на него покрывало. Подоткнул покрывало со всех сторон, чтобы лишить огонь кислорода, хлопал руками по разлетающимся в стороны искрам и перекатывал человека с боку на бок, когда покрывало грозило загореться. Когда огонь наконец был потушен, Джон опустился на колени и убрал покрывало с головы человека. Определить, мужчина это или женщина, было невозможно, но Джон решил про себя, что мужчина, и он был еще жив. Джон склонился над обгоревшим ртом и прислушался. Попытался понять по движению грудной клетки – дышит он или нет. А потом Джон услышал сирены, которые по мере приближения завывали все немилосерднее.
– Держись, приятель. Держись. Сейчас тебе помогут.
Джон чувствовал себя бессильным что-либо сделать. Он хотел взять парня за руку, но руки у парня были сплошь обожжены. Тогда он просто остался стоять на коленях рядом и принялся бормотать какие-то успокаивающие слова. Он понятия не имел, возымеют ли они эффект и осознает ли вообще человек его присутствие.
Из-за угла, накренившись на повороте, на полной скорости выехали две пожарные машины.
Джон вскочил на ноги и начал размахивать руками:
– Сюда! Здесь нужна помощь!
Но пожарные проехали мимо и остановились возле горящего здания.
Джон беспомощно смотрел им вслед, и в этот момент подъехала полицейская машина. Джон, взывая о помощи, поднял руки вверх. Коп заметил его в окно и вышел из машины. Он никуда особенно не торопился.
– Что случилось? – спросил коп, взглянув на обгоревшего.
– Я был в своем номере, вон там, – Джон дрожащим пальцем указал на «Буканьер», – и услышал что-то вроде взрыва. Я вышел и увидел ад кромешный, а этот парень вылетел из окна весь в огне. Я гнался за ним, пока он не упал, тогда я сбил огонь покрывалом и… Кто-нибудь вызвал «Скорую»? Почему пожарные не остановились?
Обожженный хрипло застонал, стон перешел в вой. Начав выть, он уже не останавливался. Он умолял, божился, плакал, звал маму, но его уничтоженное огнем лицо при этом практически не шевелилось.
Вскоре появилась «Скорая». Джон стоял и наблюдал за тем, как команда санитаров снимала с обожженного покрывало и перекладывала его на носилки. Громкие стоны и рыдания перешли в жалобный вой.
– Я должен знать, с чем мы имеем дело, – сказал медик, глядя на почерневшее лицо. – Вы меня понимаете? Если вы хотите, чтобы я спас вам зрение, я должен знать, готовили вы метамфетамин или нет? Вы понимаете меня?
– Да, готовили, – сказал Джон. – Во всяком случае, я в этом уверен.
Джон обхватил себя руками за плечи, его трясло от запаха горелой человеческой плоти, от вида человека, жизнь которого только что непоправимо изменилась, если не сказать хуже.
– А почему вы так решили? – спросил коп.
– Я думал, что там ресторан. Там была вывеска. Пицца и ленч-бокс. Я заходил туда вчера. Хотел поесть. Но пиццы там не было, а вот пистолеты были. И питбуль. И там пахло жидкостью для снятия лака.
Коп смерил Джона оценивающим взглядом, потом подошел к «Скорой» и заговорил с медиком. Медик взглянул на Джона, что-то сказал в ответ и кивнул. Коп пошел обратно.
– Спасибо, приятель, – сказал он Джону. – Когда готовят мет, используют химикаты, которые разрушают роговицу через два-три дня, так что, если жертва сразу не колется, что ж, так тому и быть. Но я вообще-то не об этом парне. Не похоже, что у него есть шансы… – коп достал блокнот. – Ваше имя?
– Джон Тигпен, – ответил Джон, стуча зубами.
– И вы остановились в «Буканьере»?
– Да. Номер сто сорок два.
– Так как в суд вряд ли кто-то сможет явиться, нам надо будет с вами еще поговорить. Вы дотрагивались до одежды этого парня?
– Нет.
– Совсем?
– Не думаю, что дотрагивался. Мне кажется, только до покрывала.
– Ладно, хорошо. Но все равно я бы хотел, чтобы вы основательно помылись под душем. Тридцать минут как минимум. На вашей коже могли остаться едкие вещества.
Джон выпучил глаза.
– Да, такова в наши дни расплата для добрых самаритян, – сказал коп, развернулся, чтобы уходить, и покачал головой: – Как всегда говорит моя мама – добрые дела наказуемы.
* * *
Джон потащился обратно в «Буканьер», его все еще трясло, и он по-прежнему обнимал себя за плечи.
Иванка в белом комбинезоне в обтяжку и в украшенных блестками сапожках на платформе трусцой подбежала к нему со стороны парковки.
– Не дотрагивайся до меня, – сказал Джон. – На мне могут быть разъедающие вещества. Мне надо принять душ.
– Катарина! Включай душ! – крикнула Иванка в сторону балкона и подтолкнула Джона к лестнице. – Иди, иди. У тебя душ не работает. Я закрою твой номер, чтобы никто не забрал компьютер.
Поднимаясь по лестнице, Джон ломал голову, откуда Иванке известно, что у него не работает душ. И еще его занимало, как он потом вернется в свой номер, но потом он вспомнил, что говорила Иванка о своем магическом влиянии на Виктора.
Когда он уже собирался шагнуть под душ, в ванную зашла Иванка и положила на край ванны розовое махровое полотенце. А потом подала ему кусок ароматного мыла, именно такого, каким пользовалась Аманда. Когда Джон взял это мыло в руки, на глаза у него навернулись слезы.
– Спасибо.
Через полчаса, обернув бедра полотенцем, Джон вышел из ванной. Все женщины были экипированы для работы, они накладывали макияж и с помощью лака придавали прическам архитектурные формы.
– Хочешь выпить? – спросила Иванка и протянула Джону бутылку.
Джон отрицательно помотал головой.
– Ты хороший человек. Смелый, – сказала Иванка, оглядывая Джона. – Женат?
Джон кивнул.
– Естественно.
Иванка поцеловала Джона в щеку и стерла след от помады большим пальцем, а потом передала ключи от номера.
Джон спустился к себе. Еще не было пяти часов, но после всего, что случилось, он был настолько вымотан, что просто забрался в постель и выключил свет. Но потом передумал, снова включил свет и позвонил Аманде.
– Алло? – сказала Аманда.
Джон разрыдался и рассказал ей обо всем. Аманда как могла старалась его успокоить, но больше всего в этот момент ему необходимо было прикоснуться к ней. Ему до боли хотелось оказаться в ее объятиях.
* * *
Джону снились бесконечные извилистые ходы в пещере, изрыгающие огонь монстры, огромные волосатые существа с клыками и сверкающими глазами. Что-то вроде сцен из «Беовульфа» – перед его глазами воины скрещивали мечи, грабили деревни, отрубали у монстров конечности, явился Грендель и, что хуже всего, – мать Гренделя. Ее дыхание внушало ужас, подавляло и отдавало консервированным тунцом.
Джон внезапно проснулся, ему не хватало воздуха. Сон был настолько реалистичным, что он не сразу понял, что ему все это приснилось. Потом вспомнил, что случилось в действительности, и ему показалось, что жизнь теряет смысл. А потом он понял, что рядом с ним кто-то продолжает сопеть и вонять рыбой, а матрас под чьей-то внушительной массой съехал набок.
Джон метнулся к лампе на тумбочке и вслепую нащупал выключатель. Обернувшись, он успел заметить спрыгивающую с противоположной стороны кровати пару красно-коричневых лап. Джон зажмурился от света и засомневался, в самом ли деле он проснулся.
Из дальнего конца комнаты послышалось негромкое поскуливание.
– Бугер? – позвал Джон.
Поскуливание прекратилось. Джон вылез из постели и медленно, крадучись обошел кровать. В углу дрожал мелкой дрожью рыжий питбуль. Пес поднял голову, прижал уши и, часто моргая, смотрел на Джона. Нос у него блестел, ноздри широко раздувались, а брылы колыхались от тяжелого дыхания.
Ожогов на нем Джон не заметил. Может, он был на заднем дворе? Есть на нем разъедающие вещества или нет? Невозможно было представить, что пес невредимым выбрался из такого адского огня.
– Все хорошо, мальчик, – запинаясь, сказал Джон.
Он оглядел Бугера, поколебавшись немного, сделал шаг вперед и даже дважды протянул к нему руку. С виду с Бугером все было в порядке – шкура чистая, никаких следов ожогов или травм. Джон подумал, что его следовало бы на всякий случай помыть, но, хоть убей, не представлял, как это сделать, поэтому вернулся к своей стороне кровати и забрался под одеяло, после чего выключил свет и свернулся калачиком.
Через пару минут Бугер проскользнул на прежнее место и снова принялся сопеть и храпеть.
