27
На то, чтобы написать и отправить свой первый материал, у Джона оставалось всего четыре часа, но за весь день он съел только один резиновый хот-дог на заправке. «Читос» из торгового автомата его не прельщали, а времени на прогулку до «Мохиган мун» и обратно не было.
Он подошел к окну и раздвинул планки жалюзи. Жалюзи на окнах заведения, где предлагали ленч-бокс/пицца, были закрыты, но напротив были припаркованы машины, и Джон решил рискнуть.
Потрескавшийся тротуар у входа в кафе был усыпан окурками. «У Джимми» был и не открыт, и не закрыт. Джон потянул за ручку двери, и она открылась. Он вошел внутрь.
Резко заскрипели отодвигаемые стулья, несколько мужчин, сидевшие вокруг небольшого столика, вскочили на ноги. Один стул с грохотом упал. Руки схватили что-то под прилавком. Джон услышал звук взводимых курков. Красно-коричневый питбуль уставился на Джона своими маленькими глазками и рванулся вперед. Пасть у пса была пугающе слюнявой, а клыки – пугающе острыми. Невысокий мускулистый человек резко дернул за поводок, и пес рухнул на пол. Джон прижался спиной к двери. Питбуль продолжал угрожающе рычать.
Джон замер, боясь пошевелиться, и оглядел помещение. Там было пятеро мужчин, и все смотрели на него. Трое держали руки вне зоны видимости, и это натолкнуло Джона на вопрос, какое количество пистолетов направлено на него в данный момент. Проход за прилавком был занавешен приколоченными к притолоке старыми покрывалами. Одно было в вылинявшую розовую полоску, другое – в нежные голубенькие цветочки. В воздухе витал запах, который напомнил Джону о жидкости для снятия лака Аманды. Не было ни меню, ни кассы, ни телефона, и, уж конечно, не было и намека на пиццу.
– Тут… открыто? – наконец решился подать голос Джон.
Наступила тишина, Джону она показалась вечностью, нарушил ее брюнет за стойкой. На нем были джинсы, майка и черная, надвинутая на глаза охотничья шляпа. Видимая часть лица была изборождена глубокими морщинами.
– Открыто для чего?
– В смысле поужинать.
Последовала еще одна пауза, во время которой мужчины у столика обменялись взглядами. Пес зарычал, рванулся вперед и во второй раз рухнул на пол.
– Поужинать?
– Ну да, – Джон, стараясь не делать резких движений, показал в сторону вывески на окне. – Я хотел… ладно, ничего страшного.
Он опасался поворачиваться к мужчинам спиной, поэтому завел руки за спину и стал отступать назад, толкая дверь. Дверь приоткрылась. В помещение ворвался поток свежего воздуха.
– Погоди, – сказал мужчина за стойкой.
Джон замер.
– Закрой дверь.
Джон сделал шаг вперед, и дверь закрылась.
– Ты зашел сюда поужинать?
– Да. Но поужинаю где-нибудь еще. Не проблема.
– Нет, – сказал мужчина и вскинул голову. – Ты пришел сюда. Тебе что?
– Мне, э… ну, пиццу. Или ленч-бокс. Или и то, и то, – ответил Джон.
Отвечая, Джон никак не мог взять в толк, зачем вообще с ним беседовать. Они бездействуют, потому что не решили пока, где спрятать его лишенное головы и конечностей тело? Ему предстоит закончить свой земной путь в мусорном контейнере возле торгового автомата у стен «Буканьер Инн»?
– Пиццу. «Пепперони» сойдет?
Джон тяжело и громко сглотнул.
Мужчина, которого Джон назвал про себя Джимми (во всяком случае, он действовал как Джимми), щелкнул пальцами и сказал, обращаясь к сидящим за столом:
– Фрэнки, пиццу «Пепперони». Ты что, не слышал, что заказал посетитель?
У Фрэнки глаза полезли на лоб, он вопросительно ткнул себя пальцем в грудь.
– Да, ты, – сказал Джимми.
Фрэнки переглянулся с товарищами и, не встретив поддержки, зашел за прилавок и скрылся за покрывалами.
– Садись, – сказал Джимми и кивком указал на стол, вокруг которого, так и не присев, стояли мужчины.
– Нет, спасибо, я постою.
– Я сказал – садись.
– Хорошо.
Джон мельком глянул на питбуля, пес больше не рычал, но во взгляде его читалась готовность к действию.
– На Бугера не смотри, он и мухи не обидит.
Джон без особого желания подошел к указанному столику. Один из мужчин поднял упавший стул и, как бы приглашая, подставил его Джону. Джон присел на краешек и мысленно сопоставил длину поводка и расстояние до питбуля. Остальные мужчины хранили молчание, по их лицам тоже ничего нельзя было прочитать.
– Вот и ладно, – сказал Джимми, наклонился и положил на полку что-то, судя по звуку, твердое и тяжелое.
Потом облокотился о стойку – руки у него, даже пальцы, были покрыты черными волосами.
– Ты не из города? – сказал он.
– Нет.
– Нет? Откуда же тогда?
– Из Айовы, – соврал Джон, сам не понимая зачем.
– Правда?
– Правда.
– Я слыхал, там картошка хорошая.
– Это в Айдахо.
– Уверен?
– Абсолютно.
– А я почему-то думал, что в Айове.
И наступили самые долгие в жизни Джона полчаса. Дважды за покрывалами звонил мобильник, и дважды на звонки отвечали неразборчивым приглушенным голосом. Дважды в заведение заходили мужчины, молча и совсем не добро смотрели на Джона, потом переводили взгляд на Джимми, а тот кивал им, мол, все в порядке, и проводил за покрывала. В конце концов Джон услышал, как открылась и закрылась дверь черного хода. Потом брякнули о поверхность стола брошенные ключи, и в заведение вошел Фрэнки с небольшой коробкой в руках. Он обошел стойку и бросил коробку на стол перед Джоном. Коробка была от «Домино пицца».
Джон уставился на коробку.
Джимми небрежно пожал плечами:
– Используем по второму разу. Знаешь, окружающая среда и все такое.
Бугер поднял морду и с надеждой принюхался.
Джон, со своей стороны, почуял запах свободы. Они его отпустят. Не убьют! Не бросят в контейнер! Джон вскочил на ноги.
– Сколько с меня? – Он похлопал себя по карманам.
– Фрэнки? – спросил Джимми.
– Пятьдесят баксов, – отозвался Фрэнки.
– Пятьдесят так пятьдесят.
У Джона от радости голова пошла кругом, трясущимися руками он достал бумажник и положил на стол три купюры.
– У меня только двадцатки, но все нормально, сдачу оставьте.
– Спасибо. Оставим, – сказал Джимми. – Наслаждайся… ужином.
Джон схватил коробку с пиццей и попятился к выходу.
– Обязательно. Спасибо. Я…
Джон ощутил под пальцами холодный металл, развернулся и вылетел в дверь. Не глядя по сторонам, он бегом пересек дорогу, из-за чего водитель одной машины мотнулся в сторону и долго сигналил. В тени статуи ящерицы у «Буканьера» Джон остановился, уперся руками в колени и попытался отдышаться. У него кружилась голова и бухало сердце, хотя пробежал он всего ярдов тридцать.
Джон повернулся, чтобы пойти в свой номер, и увидел у бассейна женщин, которые собирали свои вещи в лучах уходящего солнца. Женщины с любопытством и тревогой посмотрели в его сторону. Джон натужно улыбнулся, мол, все нормально, и поднял повыше пиццу как подтверждение.
Стола в номере не было, поэтому он разделся до трусов и сел по-турецки на кровать. Открыл комп, потом файл и бездумно уставился на белое поле с полоской меню поверху.
В этот момент история в его голове была идеальна, но Джон по опыту знал, что, как только он начнет ее набирать, она выдохнется, потому что такова природа письма.
Портрет Исабель Дункан, когда он впервые увидел ее в лаборатории. Ее чистый искренний смех, по мере того как продвигалось интервью, очаровывал, и Джон под конец даже испугался, что может увлечься. Ее утверждение, что с годами бонобо становятся все больше похожи на людей, а она сама – на бонобо. То, как она каталась по полу, когда ее щекотал Мбонго, и Джон понимал ее… он действительно ее понимал. Изучение языка скорее не на лингвистическом уровне, а на уровне контакта взглядом с представителем другого вида, и пугающее понимание того, что в этих глазах что-то чертовски близкое к человеку. Осознание, что они не только понимают каждое твое слово, но и способны, пусть на языке жестов, ответить тебе. И потрясение от понимания разницы. От Джона не ускользнуло, что бонобо способны усвоить язык людей, а вот люди не способны в этом вопросе двигаться им навстречу. И еще он заметил, что Исабель тоже это осознает.
А потом крутой поворот колеса фортуны: взрыв в лаборатории, террористическая тактика, абсолютное отсутствие смысла. Никем и никак не объясняемое исчезновение бонобо, цирк СМИ и паразитирующих на скандале любителей публичности. В голове у Джона сложилась цельная картина, если бы только он мог вставить флэшку в ухо и скачать весь материал прямо в компьютер. Но, увы, он был всего лишь несовершенным медиатором слов.
Джон напечатал одно предложение, потом второе. Его пальцы, казалось, сами собой набрали еще несколько. Он перечитал написанное и удалил.
Сделал небольшой перерыв, проверил пиццу на предмет спрятанных в ней бритвенных лезвий, понюхал, стер желтый жир туалетной бумагой и съел. Пицца была холодной, а тесто толстым, но она была не хуже, чем его утренний хот-дог.
Поужинав, Джон достал свой «Нексис» и обнаружил, что отчеты о поединках Байдена в пинг-понг по масштабам превосходят недавно вскрытые Департаментом юстиции меморандумы о санкционированных Бушем пытках.
В надежде повернуть историю под новым углом Джон собрал всю возможную опубликованную информацию о бонобо, а также прошерстил Интернет, тем самым похоронив свои шансы когда-нибудь устроиться в настоящую газету. Потом в очередной раз просмотрел сайт Лиги освобождения Земли и пресс-релиз Фолкса, вышедший на следующий день после выхода в эфир «Дома обезьян». Открыл записи, которые делал по пути из Канзаса, еще до того, как узнал о взрыве в лаборатории. Разведал, во что обошлись цифровые билборды. Написал еще немного, перечитал и удалил.
Через час у него по-прежнему не было ничего. Ровным счетом – ничего. Ноль.
Почему же так тяжело идет? История просачивалась в его голову с Нового года. Почему же не удается просто открыть кран и наполнить ведро?
Конечно, бессонная ночь и пережитый кошмар давали о себе знать. Перед глазами, как в замедленной съемке, то и дело разевал пасть Бугер. Естественно, выброс адреналина в таком количестве неминуемо приводит к упадку сил. Еще час назад он был уверен, что пес его сожрет.
А еще он не мог выбросить из головы, что, возможно, в этот самый момент Шон Ненавистный выводит Аманду в свет, и она пытается отбиться от его приставаний. Он попробовал дозвониться до нее, но ему сразу же предложили оставить сообщение на голосовой почте.
Было уже полдевятого, а он еще ничего не написал.
Джон достал диктофон и нажал «пуск». Он надеялся, что не улыбался во время записи, так как оказалось, что Франческа Де Росси объясняла, что если про обезьяну говорят, что она была «поймана в дикой природе», буквально это означает: «мы убили ее мать и забрали детеныша», и что все задействованные в сфере развлечений человекообразные обезьяны попадают туда в очень раннем возрасте, а это значит, что если они и не были «пойманы в дикой природе», то их отняли у матери, в то время как они должны были находиться под ее опекой.
Джон снова начал набирать текст, но голова у него раскалывалась, и на экран вылезали совсем не те слова, какие надо. К полуночи ему надо было выдать текст в восемьсот слов. В девять ноль-семь было двести пять. В десять тридцать одну он ужался до ста восьмидесяти семи. Джон перечитал написанное, выделил ключевые моменты и начал облекать их плотью. Эволюция придет позже.
Он включил композицию «Аманда» группы «Boston». Перекомпоновал свой текст, впечатал фразу, переместил ее в другой абзац, разбил на части и сложил заново. Переставляя точку в третий раз, Джон вспомнил признание Оскара Уайльда, как он все утро потратил на то, чтобы переставить точку, а день – на то, чтобы вернуть ее обратно.
Зазвонил телефон. Джон схватил трубку. Это был Тофер, и было уже двенадцать ноль семь.
– Где твой материал? – требовательно спросил Тофер.
– Как раз заканчиваю. Сейчас отошлю.
– Смотри у меня.
Тофер повесил трубку.
Джон сидел, тупо уставившись на свои четыреста двадцать два слова. Он задыхался. Никогда еще он не опаздывал со сдачей материала, а ведь это – его первое задание в «Уикли таймс».
Джон заметил, что дважды в разных абзацах повторил одну и ту же мысль. Ему понравилось, как он выразил ее и в первый, и во второй раз, но он твердо знал, что один из вариантов надо убрать. Ему хотелось вытащить себе мозги через нос крючком для вязания, это уж точно было легче, чем найти еще какие-то слова. Он позаимствовал несколько слов у Франчески Де Росси, вбросил немного статистики. Порассуждал о сексуальных привычках бонобо и абсолютном отсутствии интереса с их стороны к человеческой порнографии, сравнил эти привычки с сексуальными пристрастиями людей и тем, с каким энтузиазмом они наблюдают за сексуальной жизнью бонобо. Подчеркнул разницу между бонобо и шимпанзе, рассказал о том, как бонобо любят наряжаться и украшать обстановку вокруг себя, добавил пару слов о предстоящем слушании и о беременности одной из самок. А потом вдруг закончил статью.
Джон изумленно смотрел на готовый текст. Пересчитал слова – семьсот девяносто семь. Потом потер глаза, сходил в туалет, перечитал материал и понял, что сделал отличный материал – не какую-то проходную заметку, а то, что он с гордостью сможет представить в любом издательстве. Потом проверил орфографию, перечитал еще раз, чтобы убедиться, что не заблуждается на свой счет, пожалел, что рядом нет Аманды, так бы он проверил текст на ней, и отослал статью по почте. Двенадцать тридцать семь. Подтверждение о получении пришло почти сразу.
* * *
Джон забрался в постель и обнял подушку, потом скомкал одеяло и зажал его между ног. Ему снилась Аманда.
И только все стало хорошо, как под стену его номера подъехала грохочущая машина. И снова, как и прошлой ночью, из нее вывалились шумные женщины. Снова они процокали по бетонной лестнице наверх и нетвердыми шагами прошли в свой номер. В какой-то момент Джон услышал глухой удар, за ним последовал громкий хохот, а потом увещевания, когда упавшую поднимали с пола. А потом, как и накануне, хлопнула дверь, врубили музыку и телевизор, включили воду, одним словом, вечеринка пошла своим чередом.
Джон накрыл голову подушкой. Попробовал обмотать ее футболкой. Спустя двадцать минут он натянул джинсы и отправился наверх.
Дверь открыла рыжая. Она была густо накрашена, на ней было платье цвета вишни мараскин. Из уголка ярко-красного рта свисала сигарета. Вблизи она оказалась старше, слой косметики даже подчеркивал морщины в уголках глаз и возле рта.
Женщина недоверчиво оглядела Джона с головы до ног.
– Чего вам надо? – спросила она с сильным акцентом.
За ее спиной на кровати, свернувшись калачиком вокруг бутылки водки, лежала брюнетка. Ногти у брюнетки были длинные, на каждом – серебряная комета на фоне ночного неба.
– Не могли бы вы вести себя потише? Я пытаюсь уснуть.
Открылась дверь в ванную, и появилась еще одна женщина. На голове у нее было намотано полотенце, а больше на ней не было ничего. От нее не ускользнуло, что в дверях стоит Джон, но это ничуть ее не смутило, она прошла через всю комнату к кровати, выдернула бутылку водки из объятий брюнетки и лихо отхлебнула.
– Мы только что закончили работать, – сказала рыжая.
Она глубоко затянулась и выпустила дым Джону в лицо.
– Уже три часа ночи, мне скоро вставать.
Рыжая пожала плечами:
– Мне-то какое дело?
– Хотите проблем? Ладно, они у вас будут, когда я пожалуюсь менеджеру.
– Ха! Что-то сильно сомневаюсь.
И закрыла дверь. Не захлопнула, а просто толкнула ее и отвернулась. Последнее, что видел Джон, это то, как у кровати она тянется к бутылке.
Джон лежал у себя, пытаясь не обращать внимания на шумную вечеринку у себя над головой. В конце концов он сдался и включил телевизор. Пощелкал каналами и на минуту остановился на «Доме обезьян». Бонобо мирно спали в своих гнездах из одеял, но операторы пытались даже из этого выжать хоть что-то интересное. Камеры наезжали на лица, брали крупным планом вздрагивающие губы, за кадром звучали храп и стрекотание сверчков.
Спящие обезьяны действовали ему на нервы, потому что сам он не имел возможности заснуть, и Джон стал переключать каналы. Высохший старик в борцовке девяноста четырех лет демонстрировал кухонный комбайн, который по виду напоминал паровой двигатель и, насколько понял Джон, выдавливал сок из овощей, а отходы выплевывал откуда-то сзади. Восьмидесятисемилетняя супруга старика, широко улыбаясь, глотала сок из сырого лука и свеклы, показывая, как ей вкусно. На следующем канале женщина в нижнем белье перекатывалась по кровати, улыбалась и что-то мурлыкала в телефон. Одинокие женщины, стремящиеся весело провести ночь, как сообщал голос за кадром, на расстоянии всего лишь телефонного звонка. «Тифани ждет…» И номер внизу экрана.
Гвалт наверху прекратился в пять сорок одну. Пару раз потом дамочки еще взвизгнули, а потом наступила блаженная тишина.
Когда будильник заверещал в семь тридцать, Джон чуть не расплакался. Аманда опять исчезла, и на этот раз в самый критический момент. Джон ударил по кнопке «дремать», огромным мучительным усилием заставил себя встать, потом еще раз ударил по кнопке, расправил покрывало на постели и поплелся умываться. Из-за недосыпа он был настолько разбит, что четыре раза порезался, пока брился, пришлось налепить на лицо клочки туалетной бумаги.
Уже взявшись за ручку двери, Джон обернулся и посмотрел сначала на кровать, потом на потолок. Подумав, он расположил лэптоп по центру кровати, настроил медиаплеер, загрузил «We Built This City» группы «Jefferson Starship», поставил на повтор и включил на полную громкость. После этого вышел из номера и захлопнул за собой дверь.