20

Так как очередность и степень важности всегда помогали Исабель здраво оценить ситуацию, она разделила решение проблемы на три этапа. Первый – заставить Фолкса вернуть обезьян. Для этого она привлекла приматологов с мировым именем, которые основали общество «Люди против эксплуатации обезьян», Франческу Де Росси и Элеонору Мэнсфилд. Это общество год назад очень эффективно защитило права человекообразных обезьян в Испании и продолжало отстаивать интересы приматов в области биомедицинских исследований и в индустрии развлечений. Франческа и Элеонора были уже на пути в Лизард.

Второй этап – найти для обезьян временное пристанище (если Фолкс их отдаст). Так как Исабель уже достигла некоторого прогресса в этом вопросе (она вела переговоры с зоопарком Сан-Диего), то следующим и самым сложным был вопрос постоянного жилья для бонобо. Здание, специально приспособленное для проживания обезьян, могло обойтись в миллион долларов. Даже если бы Исабель нашла университет, готовый финансировать проект с бонобо, она не могла допустить, чтобы они снова оказались в положении выставленных на продажу, пусть даже в результате она сама стала бы их владельцем.

Селия тоже была на пути в Лизард. Несмотря на все протесты Исабель, ей было плевать на то, что она может пропустить экзамены и потерять семестр, куда больше ее волновало то, что отъезд может прервать организованную ею затяжную пытку Питера. Пытка началась сразу после того, как им стало известно о деятельности Питера в Институте изучения приматов. Когда Исабель узнала о намерении Селии сделать его жизнь невыносимой, она испытала что-то похожее на облегчение. Она только боялась, что Селия в своем рвении доведет его до ручки.

Подробностями Исабель не интересовалась, но Селия гордилась своими достижениями и постоянно держала ее в курсе событий. Таким образом, Исабель знала, что Питер ежедневно получает более чем щедрую порцию собачьего дерьма.

(«Это социально значимая деятельность, – объяснила ей Селия. – Я собираю дерьмо на спортивных площадках и переношу его в более подходящее место. Можешь считать это справедливым перераспределением».)

Также Исабель была в курсе того, что под дверь Питера сваливают не заказанные им пиццы, чау-мейн и буррито, а его имя добавлено в список «не обслуживать», который имеется в каждом работающем навынос или на заказ заведении города.

Исабель дала понять, что не одобряет действий Селии, но в душе восхищалась ею. Когда она узнала о работе Питера в Институте изучения приматов, она не раз представляла, как загоняет его в угол и высказывает в лицо все, что о нем думает, но на самом деле она не смогла даже заставить себя снять трубку и выругать хотя бы на расстоянии. У нее была почти патологическая боязнь конфликтов, в связи с чем инцидент с Гари Хэнсоном в «Кухне Розы» казался ей особенно ужасным.

Но у Селии была совсем другая натура, она и не думала отступать, и чем дольше Питер не обращался в полицию, тем более дерзко она действовала. Последним ее достижением была доставка на подъездную дорожку Питера (пока его машина была в гараже) десяти кубических ярдов торфяного мха. Селия настолько увлеклась своей миссией, что уговорила Джоэля и Джавада продолжить дело в ее отсутствие. Исабель надеялась, что ребята будут не так активны, и не потому, что считала, что Питер заслуживает снисхождения, просто после продажи обезьян ближе студентов у нее никого не было, и ей не хотелось, чтобы они угодили за решетку.

Позвонила Франческа Де Росси и сказала, что они с Элеонорой и Марти Шафером, который согласился поработать для их организации, уже на дороге из аэропорта. Так как Марти был одним из тех немногих, кто еще не подписался на «Дом обезьян» и хотел посмотреть это шоу с бонобо, они назначили встречу в баре отеля. Владельцы ресторана заявили, что их заведение ориентировано на семейные ценности, и, несмотря на жалобы посетителей, по-прежнему отказывались транслировать шоу.

Через десять минут после звонка Исабель спустилась в бар и с удивлением заметила в углу Джеймса Хэмиша Уотсона. В баре по большей части собрались операторы, репортеры, обозреватели и даже сотрудники шоу, которые и были гостями отеля. Пять дней назад Уотсон всего пару минут поговорил с Исабель, а его тут же окружили вездесущие журналисты. Он тогда покраснел как рак и поскорее сбежал из бара. Исабель тоже поспешила удалиться, но так как она не афишировала свой приезд в Лизард, ее никто и не преследовал.

Поначалу Исабель боялась, что ее узнают, ведь до взрыва в лаборатории ее снимали и в документальных фильмах, и в новостных репортажах о бонобо. Но никто в «Мохиган мун» не обращал на нее внимания. В конце концов до нее дошло, что с новой челюстью, с новым носом и практически без волос она мало похожа на себя из прежней, как она все чаще теперь об этом думала, жизни.

Исабель, конечно, удивилась, что Уотсон снова появился в баре, но в его поведении была своя логика. Он ведь признался, что дома ему не позволяют смотреть «Дом обезьян». Исабель была уверена, что, чем бы там ни занимался брат жены Уотсона в порнобизнесе, причина запрета была связана с обезьянами.

Людей и привлекала, и смущала сексуальность бонобо. Пусть их сексуальные контакты были краткими, но зато частыми, а их широкие улыбки и гримасы ни у кого не оставляли сомнений, что они получают от этого удовольствие. Казалось, почти все посетители бара находят генитальные ласки самок забавными, хотя и существовало негласное соглашение, что их увеличенные гениталии выглядят отвратительно. Как они могут передвигаться с такими штуковинами? Когда самки развлекались «хока-хока» (что по-конголезски означает контакт лицом к лицу), их гениталии болтались из стороны сторону и были такими яркими и большими, что поначалу значительное число зрителей принимало их за яички самцов. В «Фолкс Энтерпрайсиз» аккуратно исправили эту ошибку и стали акцентировать такие моменты с помощью мигающих субтитров и сигналов клаксона. Работающие мужчины-гетеросексуалы, то есть целевая аудитория шоу, когда поняли, что такое «хока-хока», вполне нормально отнеслись к этому акту. Но вот контакты между самцами радовали их куда меньше. В баре «хока-хока» обычно вызывал смешки. А вот более редкие моменты, когда самцы массировали друг другу зад или мошонку, вызывали недовольные возгласы, и многие краснели. Однако копуляция лицом к лицу, групповой секс и мастурбация вызывали еще большую неловкость, поскольку уж очень напоминали сексуальное поведение людей. На публике даже самые отъявленные циники в такие моменты начинали нервно хихикать или вдруг умолкали и отводили глаза. И так же багровели щеки образованных людей, которые старательно пытались сохранить на лице выражение «мы не отвернемся, этим нас не смутишь».

Именно последняя группа занимала Исабель больше других. Кто-то из журналистской братии заметил, что, хотя бонобо больше не живут в условиях лаборатории, они продолжают «сдабривать» свое общение языком жестов. Это наблюдение плюс экстраординарные компьютерные способности Бонзи (в перерывах между выбором покупок она порой играла в «Пакман») привели к тому, что вырос сегмент зрителей, которых скорее интересовали когнитивные способности бонобо, а не их сексуальность. В «Фолкс Энтерпрайсиз» не могли упустить такую возможность, они наняли переводчиков с языка жестов, и во время трансляций над головой соответствующей обезьяны начали появляться «пузырьки» с текстом.

Исабель решила подойти к Джеймсу Хэмишу Уотсону. Он сидел за стойкой со стаканом пива и не отрываясь смотрел на экран телевизора. Макена обняла Бонзи и повела ее в уголок, чтобы быстро заняться «хока-хока». Засигналил клаксон, замигали титры. Джеймс Хэмиш вытащил из кармана наличные, положил их на стол и пошел к выходу из бара.

Исабель была от него в двадцати футах, она хотела было пойти за ним на парковку, но что-то удержало ее в баре. Устроившись возле стойки, она заказала чай со льдом и стала ждать Франческу, Элеонору и Марти.

Те не заставили себя ждать. Почти сразу после того, как они обменялись приветствиями, по телевизору заиграла мелодия «Splish-Splash».

– Вот, – сказала Исабель, – смотрите.

В баре стихли все разговоры, посетители развернулись к экранам.

Из кранов, которые были установлены над плинтусами в Доме обезьян, хлынула вода. Кто-то из бонобо перебрался повыше (Бонзи и Лола предпочли игровую площадку во внутреннем дворике, в то время как Сэм просто повис на дверном косяке). Мбонго и Джелани пригнулись к полу и ловили ртом струи воды, а потом брызгали друг другу между глаз до тех пор, пока не завалились на спину в припадке беззвучного смеха. Макена присела на корточки напротив форсунки так, чтобы струя ударяла ей в распухшие гениталии. Она перемещалась туда-сюда, выбирая удобный угол, и направляла струю пальцем.

Вода стекала по наклонному полу к центральным водостокам, заполняла их и переливалась через края, потому что водостоки были захламлены объедками, вощеной оберткой от чизбургеров, коробками от фруктов и пластиковыми упаковками. Когда краны наконец выключили, вода поднялась над полом на несколько дюймов. Макена пару раз поплескала руками в воде, потом ей стало скучно, и она решила присоединиться к гуляющим во дворе Бонзи и Лоле.

Саундтрек переключили на еще один знакомый мотивчик – первые бравурные аккорды «Wipeout».

Первое, что сделали бонобо, въехав в дом, – поснимали с петель дверцы шкафчиков в кухне. И теперь Сэм, Мбонго и Джелани каждое утро после смыва грязи и следующего за ним потопа бежали в дальний конец дома и возвращались с этими дверцами под мышками. Там, где начиналась вода, они бросали доски и плыли на них через комнату, точно заправские серфингисты. Когда дверцы переставали скользить по воде, а еще лучше, если они врезались в противоположную стену, бонобо радостно визжали и с важным видом расхаживали по кругу. Потом они брали свои дверцы и вприпрыжку возвращались назад, чтобы начать все сначала. Так они катались, пока вода не уходила через замусоренные стоки, и доски оставались там, где их бросили. Джелани сдался первым и ушел к самкам, а Мбонго и Сэм предприняли еще пару попыток покататься на досках. Когда оказалось, что веселью на воде пришел конец, Сэм удалился из комнаты, как будто ему это было глубоко безразлично, а Мбонго с обиженным видом уселся в углу.

– Даже не знаю, с чего начать, – сказал Марти.

– Ясное дело – с антисанитарии, – сказала Франческа. – Они просто раз в день заливают помещение водой, это нарушение всех норм Ассоциации зоопарков и аквариумов.

– В которой Дом обезьян не состоит, – напомнил Марти.

– Это верно. Но мы можем без труда доказать, что обезьяны подвергаются риску инфекционных заболеваний. Канализационная вода плюс мусор – замечательная среда для ускоренного роста бактерий.

– А Мбонго, к несчастью, постоянно заказывает чизбургеры и не доедает их, – сказала Исабель.

Мало того, что Мбонго объедался чизбургерами, он разламывал нижнюю булочку и вытаскивал маринованные огурчики, которые обычно прилеплял к стенам.

– Они ведь приучены пользоваться туалетом? – поинтересовался Марти.

– Туалетами-то они пользуются, – подтвердила Исабель, – но они их не чистят.

– Бог с ними, с туалетами, – вмешалась Элеонора, – один только уровень бактерий в объедках может быть токсичным. Мы определенно сможем доказать, что беременная самка находится в опасности. Любой биолог или ветеринар это подтвердит.

– Которая из них беременна? – спросил Марти.

– Нижний левый квадрат, – подсказала Исабель.

– И когда появится малыш?

– В любую минуту.

Макена лежала на солнышке во дворе, листала журнал, который держала пальцами ног, и сама себе показывала увиденное на языке жестов. То, что она показывала, сразу превращалось в субтитры в пузыриках.

«Туфля, блузка, помада, котенок, туфля».

Бонобо перевернула страницу и продолжила перечислять:

«Блузка, цветок, туфля, туфля».

Наконец она встала и заверещала на очень высокой ноте.

Бонзи в противоположной части двора играла с Лолой в самолетик. Она замерла с малышкой на голове и прочирикала что-то в ответ.

Макена подошла к Бонзи и стукнула кулаками друг о друга у себя перед грудью. Потом она повторила это еще раз, сопроводив жест продолжительным визгом. Бонзи передала ей Лолу, а сама пошла к компьютеру и заказала пару женских туфель.

Посетители бара изумленно загудели. Марти вытаращил глаза и смотрел то на Франческу, то на Элеонору, то на Исабель.

– Макена любит наряжаться, – пожала плечами Исабель.

Марти закрыл глаза ладонью и тряхнул головой.

– Ладно, – сказал он, опустив руку. – Я думаю, начать надо с жестокого обращения, а вовсе не с несоблюдения санитарных норм. Не факт, что Фолкс расстанется с обезьянами, а если он их и отдаст, то не обязательно Исабель. Надо найти кандидатов в свидетели, что мы сможем сделать, если убедим судью позволить им свидетельствовать, вероятность чего очень невелика, и после этого уже сможем настаивать на опеке. Вот тогда мы вас и предъявим. Но мне надо все обдумать.

– Конечно, – согласилась Франческа.

– Полагаю, их рацион тоже может стать предметом разбирательства?

Исабель молча кивнула. Именно Мбонго оставлял гнить объедки, но из всех бонобо только Сэм выбирал для себя здоровую пищу – зеленый лук, горошек, чернику и цитрусовые. Бонзи переключилась с варенных вкрутую яиц и горошка на диету, состоящую практически из одних «M&M». Джелани обычно заказывал пиццу «Пепперони» и жареный картофель. Макена и Лола не привередничали, а просто брали у других то, чего им хотелось.

Марти подхватил свой портфель и пожал руку Исабель. Они с Элеонор направились к выходу, а Франческа начала собирать свои вещи. На секунду она остановилась и коснулась руки Исабель.

– Все будет хорошо, – сказала она.

Исабель постаралась изобразить что-то похожее на улыбку и кивнула в ответ, она вдруг поняла, что плачет, и смущенно вытерла слезы со щек.

– Я скоро позвоню, – пообещала Франческа.

Через пару минут после их ухода у барного стула рядом с Исабель возникла какая-то женщина.

– Здесь занято?

– Нет, свободно, – мрачно отозвалась Исабель.

– Спасибо. – Женщина грациозно уселась на стул и обратилась к бармену, который стоял к ней спиной: – Кампари с содовой. И луковые колечки. У вас есть луковые колечки?

Бармен вместо ответа бросил на стойку меню.

– Тогда корзинку картошки, – сказала женщина, изучив меню, и бросила его на стойку.

Вскоре у Исабель возникло неприятное ощущение, будто за ней наблюдают. Она повернулась и обнаружила, что ее внимательно рассматривает Кэт Дуглас.

– О боже, это вы, – сказала Кэт.

Исабель чуть не задохнулась и отчаянно замахала бармену, чтобы тот поскорее дал ей счет.

Кэт не сводила с нее глаз.

– Точно, это вы!

У Исабель запылали щеки, она отвернулась.

– Не знаю, за кого вы меня приняли, но вы ошиблись.

Перед ней возникла протянутая для рукопожатия рука.

– Кэт Дуглас, помните меня? Из «Филадельфия инквайер».

Исабель упорно смотрела в стену.

Рука исчезла и через секунду появилась с «Блэкберри», на дисплее которого была фотография Исабель на больничной койке.

– Только не говорите, что это не вы. Кстати, нос у вас что надо. Отличная работа.

– О господи, – простонала Исабель. – Вы можете оставить меня в покое?

Кэт Дуглас со вздохом положила телефон на стойку и растянула губы в улыбке, отчего в уголках ее глаз появились морщинки.

– Хорошо. Я прошу прощения, – она приняла расслабленную позу и чуть склонила голову набок, изображая приветливость. – Давайте начнем сначала. То, что случилось с вами и с обезьянами, ужасно, и, очевидно, вы со своей стороны намерены что-то предпринять. Я была бы так рада услышать, что вы думаете по поводу того, что здесь происходит. Всего несколько коротких вопросов…

– Я не даю интервью. – Исабель развернулась вместе со стулом так, чтобы оказаться лицом к лицу с Кэт, и громко добавила: – Особенно людям, которые способны на подобные поступки!

Она щелкнула пальцами по телефону Кэт, схватила свою сумочку и пошла к выходу. По пути ей стало тошно от того, что в результате этой сцены она перестанет быть невидимкой для посетителей бара.