15

Исабель и та женщина, которая назвалась Розой, стояли за фургоном на улице Аламогордо в Нью-Мексико. Сразу за плохо освещенной парковкой исследовательского центра Фонда Корстона, где Роза исполняла обязанности лаборанта, но на самом деле была агентом одной из групп защиты животных.

Фонд Корстона приобрел шесть новых шимпанзе. Многие, в том числе даже ученые, с трудом отличают шимпанзе от бонобо. Это вселяло в Исабель надежду и отчаяние одновременно. У Фонда была плохая репутация – эта организация нарушала требования Министерства сельского хозяйства США и Национального института здравоохранения по содержанию приматов. За один только прошлый год на них восемь раз подавали в суд за нарушения относительно размеров клеток и основ ухода за обезьянами. А два года назад оштрафовали за то, что три взрослых шимпанзе были оставлены на солнце в непроветриваемых контейнерах, в результате чего животные погибли от теплового удара. Но так как эти шимпанзе были отработанным материалом ВВС США, их гибель не вызвала ни интереса в СМИ, ни гнева общественности. В свое время Бадди, Иван и Дональд были знаменитостями и любимчиками журналистов. Их широченные улыбки (в момент, когда их вытащили из космических капсул) были на обложках журналов всей страны. Чего американская публика не знала, так это того, что на самом деле улыбки были гримасами напуганных до смерти животных. Еще публика не знала, что Бадди, Иван и Дональд появились на свет неестественным путем – их вырезали из утроб убитых матерей. Не знала она и о том, что первые пять лет жизни они провели в центрифугах и декомпрессионных камерах, которые были разработаны для того, чтобы выяснить, как суровые условия космоса действуют на организм человека. Не знала, что шимпанзе использовали в качестве манекенов на краш-тестах. Чтобы разработать ремни безопасности, которые могли бы эффективно защищать космонавтов при возвращении в атмосферу Земли, шимпанзе раз за разом на высокой скорости швыряли об стену. Пока их не бросили умирать на солнце, никто и не подозревал, что они за ненадобностью переданы в аренду в Фонд Корстона. И там, пока космонавтов забрасывали конфетти и серпантином и устраивали парады в их честь, шимпанзе присвоили номера: семнадцать тысяч четыреста восемьдесят девять, семнадцать тысяч четыреста девяносто и семнадцать тысяч четыреста девяносто один, соответственно, инфицировали их гепатитом, рассадили по отдельным клеткам и регулярно проводили биопсию печени. Фердинад Корстон наверняка испытал облегчение, когда волна слухов о супружеских изменах знаменитостей смыла его собственные прегрешения со страниц газет и журналов. Меньше всего Исабель хотелось, чтобы бонобо оказались в центре Фонда Корстона. Но с другой стороны – информация об их местонахождении была первым шагом к их спасению.

Исабель стояла рядом с Розой у заднего откидного борта фургона. Бетонное здание центра было окружено забором из металлической сетки и армированной лентой с колючками. Исабель пыталась представить четыре сотни шимпанзе, которые были заперты внутри этого мрачного здания.

– Не понимаю, как вы это выдерживаете, – сказала она.

– Приходится, – ответила Роза.

Она бросила к ногам Исабель резиновые сапоги, а потом разложила на откидном борту комбинезон, резиновые перчатки и закрывающую все лицо хирургическую маску.

– Если у нас не будет внутри своего человека, мы никогда не узнаем, что там происходит. Они не очень-то афишируют свою деятельность.

– Я знаю.

Исабель вспомнила, как сама пыталась раздобыть информацию о бонобо.

– Это действительно необходимо? – спросила она, разглядывая защитное снаряжение.

– Да. Шимпанзе плюются и кидаются дерьмом. Многие заражены болезнями, которые передаются людям. Малярия, гепатит, ВИЧ. Так что надевайте.

Теперь Исабель уже с ужасом посмотрела в сторону центра. Поведение, которое описала Роза, характерно для обезьян, переживших серьезную психологическую травму.

Роза наблюдала за Исабель, как будто ее оценивая.

– На прошлой неделе через бутылочки с питанием они заразили лейкемией трех детенышей шимпанзе. На остальных испытывали очистители, косметические средства, как вы их называете. Кого-то подсадили на наркотики, кого-то сажают в непроветриваемые запертые комнаты, заполненные вторичным табачным дымом. Одному шимпанзе выбили все зубы, чтобы какой-то дантист мог попрактиковаться на нем в имплантации зубов.

Рука Исабель непроизвольно коснулась еще не зажившей челюсти.

Если Роза и заметила это движение, то ничего не сказала. Она сосредоточенно надевала комбинезон. Пристыженная Исабель молча последовала ее примеру.

Войдя в здание, они включили фонарики. Перед ними тянулся длинный бетонный коридор, к потолку были подвешены ряды клеток без окон. Клетки были размером с небольшой лифт, в каждой сидело по обезьяне. Обезьяны либо сидели на корточках, либо спали на полу из железных прутьев. Ни одеял, ни игрушек у них не было, только миски из нержавеющей стали, которые в определенное время автоматически наполнялись водой. Клетки висели в двух футах от пола и под небольшим углом к стене, возле которой шел сточный желоб. Исабель предположила, что это сделано в целях гигиены – водой из шланга под высоким давлением можно было смыть всю грязь. Хотя сейчас, когда прошло уже несколько часов с тех пор, как последний человек покинул центр, под клетками растеклись лужи мочи и валялись кучки экскрементов. Вонь в коридоре стояла невыносимая.

Большинство шимпанзе тихо сидели по своим клеткам. Только некоторые кидались на металлическую сетку, бешено трясли ее руками и ногами, плевались, плескали в Розу и Исабель водой, мочой и кое-чем похуже. Их злобный визг отражался от бетонных стен, и это только подчеркивало смирение остальных. Большинство тихих сидело, отвернувшись к стене, но те, кто сидел лицом к проходу, смотрели сквозь Розу и Исабель безжизненными глазами. Их тела присутствовали в настоящем, но души умерли. Из их макушек торчали металлические шурупы. У некоторых отсутствовали пальцы на руках и ногах.

Роза проследила за взглядом Исабель.

– Они отгрызают их из-за стресса, – объяснила она.

Когда они свернули за угол, Исабель прислонилась к стене и сделала глубокий вдох.

Она не станет плакать. Не станет. Слезами горю не поможешь.

Роза ждала, но поддержки не предложила. Может, она думала, что Исабель причастна к этому кошмару? Нет, конечно же, нет. Если бы она так считала, она бы не старалась помочь разыскать бонобо.

Исабель наконец удалось взять себя руки, и они пошли дальше. Каким бы абсурдом это ни казалось, но Исабель сперва подумалось, что они идут через прачечную. Но, пройдя мимо нескольких «стиральных машин» очень большого объема с вертикальной загрузкой, она поняла, что за толстыми стеклами круглых иллюминаторов сидят детеныши шимпанзе.

– О нет, только не это, – взмолилась она и опустилась на колени перед одной из «машин».

Исабель прислонилась лбом к стеклу и вцепилась руками в обод иллюминатора. Детеныш шимпанзе никак не отреагировал, его не должны были разлучать с матерью еще как минимум четыре года. Глаза его уже стали стеклянными. Исабель разрыдалась.

– Зачем? – спросила она, обращаясь к Розе. – Зачем?

Роза холодно посмотрела на нее и сказала:

– Уже близко.

Они пошли дальше. Хирургическая маска не позволяла вытереть ни глаза, ни нос, а перчатки были измазаны в экскрементах и слюне, так что Исабель все равно не могла бы этого сделать. Она шла мимо инкубационных камер, и в каждой сидел одинокий инфицированный малыш.

В конце коридора их ждала закрытая дверь. Роза набрала комбинацию цифр на встроенном в стену пульте, прошла вперед и придержала дверь для Исабель.

– Это карантин для новеньких. Эти шестеро – последнее поступление.

Сердце Исабель бешено заколотилось в груди, кровь шумела в ушах. Она прошла в центр помещения, остановилась и, медленно поворачиваясь, по очереди направляла фонарик на каждую обезьяну. Обезьяны сидели на корточках на полу из металлических прутьев и руками прикрывали от света усталые лица. Самка прижала к груди детеныша и повернулась спиной к людям.

– Нет, – упавшим голосом сказала Исабель. – Нет, это Pan troglodytes. Обыкновенные шимпанзе. Бонобо тоньше, у них носы больше приплюснуты и лица черные.

– Ладно, – сказала Роза и повернулась к выходу.

– Подожди… – окликнула ее Исабель. – Если их только привезли, то откуда?

Роза пожала плечами:

– Может, их где-то разводят, мы не знаем. Нет даже уверенности, что их всех привезли из одного места, так что кто-то из них мог жить в доме, как щенок или котенок. Или их использовали для каких-нибудь представлений. Хотя это вряд ли – у всех есть зубы, и самцы не кастрированы.

Исабель переводила взгляд с одной обезьяны на другую. Их растили как людей, а потом, убедившись, что они не забавные волосатые пупсики, избавились? Они разгуливали в розовых пачках или катались на крохотных велосипедах на потеху людям? Или их использовали для разведения, они рожали и рожали, а у них сразу после родов отбирали малышей?

– Мы можем что-нибудь для них сделать? Я хочу сказать… они еще здесь. Я имею в виду – здесь, – Исабель постучала себя по виску. – Это видно по их глазам.

– Нет. Не сегодня, – сказала Роза. – Надеюсь, когда-нибудь это будет возможно, но не сейчас.

Вернувшись на стоянку, они стянули с себя защитную одежду и бросили ее в бак в фургоне. Роза передала Исабель упаковку антибактерицидных салфеток. Конечно, внутри здания они были в перчатках, но Исабель все же сначала использовала по назначению несколько салфеток и только потом решилась протереть глаза.

Роза закрыла бак крышкой и захлопнула двери фургона.

– Я подкину вас до вашей машины, – сказала она.

– Роза?

– Да?

– Я не знала.

Роза бросила на нее уничижительный взгляд.

– Еще бы.

– Я знала в общих чертах, но такое я и представить не могла…

– Ваш научный руководитель… или мне следует называть его «любовник»? Вам не помешало бы поинтересоваться у него, чем он занимался в Рокуэлле.

Исабель удивленно вытаращила глаза, а Роза обошла фургон, села за руль и с силой захлопнула дверцу. Исабель обошла фургон с другой стороны и забралась на пассажирское место. Всю дорогу к взятой напрокат машине Исабель сидела, сгорбившись у дверцы, и молчала.

– Спасибо вам, – поблагодарила Исабель, когда они приехали, и взяла с пола свой нехитрый багаж.

– Угу, – Роза даже не обернулась.

Дома возле двери в квартиру Исабель ждала норфолкская сосна, а с ней кислица и гинура оранжевая. Все растения были украшены бархатными лентами. Исабель узнала почерк на конверте и не стала его вскрывать.

Сунув дары под руку, она поднялась на лифте на несколько этажей и оставила их у соседских дверей.

Узумбарские фиалки умерли страшной смертью – Исабель не знала, что они «пьют» с поддона, и поливала их сверху, в результате листья и стебли загнили. Исабель решила, что это из-за недостатка воды, и продолжила поливать бедные фиалки – фиалки стали тонкими и коричневыми. Причину Исабель поняла, только когда вытащила из земли в одном горшочке пластиковую карточку с инструкцией по уходу. И вот Исабель (та самая Исабель, которая в детстве выхаживала раздавленных улиток в «госпитале» из обувной коробки с листиками и веточками, ловила и выпускала на свободу пауков, в то время как ее мать с визгом требовала их смерти, и спасала выброшенный после Рождества на обочину молочай) отнесла фиалки к мусоропроводу и выбросила одну за другой. Она ждала глухого удара и только потом бросала следующий горшок. Вернувшись в квартиру, она заперла дверь и заново заколола все шторы на булавки.

Периодически звонил телефон, но она не отвечала. Пришла Селия, но она притворилась, что ее нет дома.

– Исабель, – позвала Селия, тихо постучав в дверь. – Ты дома?

Исабель прижала подушку к груди и не шевелилась.

– Я знаю, что ты дома.

Исабель упорно молчала.

– С тобой все в порядке?

Тишина.

– Пожалуйста, открой дверь. Я за тебя волнуюсь.

Исабель прижала подушку к губам и начала раскачиваться взад-вперед.

– Ладно. Хорошо. Но я вернусь, – смирилась Селия. – Уверена, у тебя там и еды-то нет.

Селия ушла. Исабель, пытаясь успокоиться, начала ходить по квартире. Потом бросилась на кровать, но все кончилось тем, что она начала мутузить подушку. Она сбросила с комода все книги и швырнула чашку об стену. Ручка чашки откололась, это было плохо, совсем плохо, поэтому Исабель столкнула с края комода телевизор. Телевизор с глухим стуком упал на пол, но ничего не взорвалось и не разбилось. Тогда Исабель взяла лэптоп и подняла его над головой. Так, задыхаясь от возбуждения, она простояла несколько секунд, потом опустила лэптоп и прижала его к груди.

Исабель поставила лэптоп на угол кровати, открыла его и села напротив на пол, скрестив ноги. Лэптоп загружался с радостным урчанием. У Исабель непроизвольно дрогнули губы – фоновым рисунком была фотография Бонзи, та, где она катается по лесу в гольфмобиле. Бонзи так и не научилась правильно рулить, лучше у нее получалось кататься задом наперед. Исабель задержала дыхание и, как будто молясь, сложила ладони перед лицом.

Она открыла папку с видео и дважды кликнула на один из файлов.

Перед ней была Исабель, которую она по утрам почему-то все еще ожидала увидеть в зеркале. Исабель из прошлого, с носом с небольшой горбинкой и широкими ноздрями. («Такой нос тебе как раз впору, больше не надо», – так оценил его давнишний ухажер Исабель. Тогда он удивился и даже был немного обижен, что Исабель не восприняла это как комплимент.) Волосы разделены на прямой пробор и убраны за уши. Она отказалась от челки, а потом и от укладки, и в итоге остановилась на стрижке, которая требовала посещения парикмахерской в лучшем случае раз в полгода. Когда они только познакомились, Селия сравнила ее с Дженис из «Электрик Мейхэм». Исабель нашла в себе силы ответить на это слабой улыбкой – ведь Селия не знала, что любое упоминание о маппетах будило в ней воспоминания о временах, когда она дожидалась в подвале ухода «дяденек».

На видео Исабель и Бонзи были на кухне. Селия сняла их исподтишка.

«Хороший напиток. Исабель дай».

– Хочешь пить? – спросила Исабель. – Сок будешь?

Бонзи разжала и сжала кулак перед грудью, а потом почесала подбородок указательным и средним пальцем.

«Молоко, сахар».

– Нет, Бонзи. Я не могу дать тебе молоко с сахаром. И ты об этом знаешь.

Питер тогда объявил, что у Бонзи лишний вес, и ее посадили на диету.

«Дай мне молоко, сахар».

– Не могу. Извини. Меня накажут.

«Хочу молоко, сахар».

– Я не могу, Бонзи. Ты знаешь, что не могу. Вот, попей молока».

«Исабель дать молоко, сахар. Секрет».

Исабель запрокинула голову, расхохоталась и бросила маленький кусочек сахара в молоко Бонзи. Потом посмотрела в камеру и приложила палец к губам. Селия стала соучастницей. Запись оборвалась.

Исабель открыла следующий файл.

Здесь она, смеясь, вела в комнату наблюдений команду из «Прайм-тайм лайв». Она шла по коридору, временами поворачивалась и, улыбаясь в камеру, проходила несколько шагов спиной.

Когда ее видеоверсия поворачивалась кругом, Исабель разглядела ее профиль.

«Хороший был нос, – подумала она. – Не идеальный, но хороший. И зубы тоже».

Она бы никогда не смогла позволить себе такой предмет роскоши, как брекеты, но прикус у нее был отличный, и у зубов была индивидуальность. Волосы были длиной до лопаток, чтобы отрастить такие, она потратила не один год.

«Вырезать».

Следующее видео. Она сидит по-турецки на цементном полу лицом к лицу с Сэмом. Оператор находится за перегородкой из плексигласа, но по видео этого не скажешь. Камера показывает сначала лицо Сэма, потом лицо Исабель.

– Сэм, а теперь я хочу, чтобы ты открыл окно. Ты можешь сделать это для меня? – сладким голосом сказала Исабель, одновременно выражая свою просьбу на языке жестов.

«Сэм хочет Исабель дать хорошее яйцо», – жестами ответил Сэм.

– Но Исабель хочет, чтобы Сэм открыл окно. Пожалуйста. Сейчас.

«Нет. Сэм хочет Исабель дать хорошее яйцо».

– Пожалуйста, открой окно.

«Нет».

Исабель быстро глянула в сторону камеры, было видно, что она с трудом сдерживает улыбку.

– Да, – продолжала стоять на своем Исабель. – Сэм. Пожалуйста, открой окно.

«Ты…»

– Сэм, – перебила его Исабель, – пожалуйста, открой окно.

«Да».

Исабель с облегчением вздохнула, но Сэм так ничего и не сделал. Он с недовольным видом оглядел окружавших его людей, потеребил пальцы на ногах и в конце концов опустил глаза.

– Сэм, пожалуйста, открой окно, – снова попросила Исабель.

«Сэм хочет сок».

– Нет. Исабель хочет, чтобы Сэм открыл окно.

«Нет. Сэм хочет Исабель открыть окно».

На этот раз Исабель не сдержалась и расхохоталась, а Сэм получил и сок, и яблоко. Команда оператора была в восторге от этого диалога, но после их ухода Питер в гневе набросился на Исабель.

– Он всегда открывал это чертово окно, а сегодня, когда к нам приехали из национального телевидения, не может? И ты его за это наградила?

Никогда еще Исабель не видела Питера таким, и это ее поразило.

– Естественно, я его наградила. Он не согласился со мной и отстаивал свою позицию. Если уж на то пошло, это даже больше доказывает понимание и использование речи, чем просто выполнение указаний. Не говоря уже о том, что это явное доказательство того, что Сэм не просто дрессированная обезьяна.

Питер жестко смотрел на Исабель.

– Я обещал им, что мы продемонстрируем выполнение специфических задач.

– А Сэм решил не выполнять их. Он все сделал правильно. На самом деле я считаю, что он был великолепен, и еще я думаю, что нам очень повезло, что все это заснято.

Питер упер руки в бока и так шумно выдохнул, что у него раздулись щеки. Потом он провел рукой по волосам, и лицо его смягчилось.

– Ты права. Извини. Ты права. Я пройдусь немного, ладно? Приведу голову в порядок. Скоро вернусь.

Память Исабель зафиксировала эту вспышку злости. Это был единственный раз, когда он при ней потерял самообладание, но теперь, после намеков Гари и Розы, ей стало интересно, чем именно он занимался в Рокуэлле. У Института изучения приматов была жуткая репутация. Владелец, импозантный мужчина с черной с проседью бородой, славился тем, что усмирял шимпанзе с помощью электрошокера для скота и даже с помощью дробовика. Но многие ведущие приматологи еще выпускниками поработали в его институте, в основном потому, что в стране было крайне мало программ, которые дали бы им доступ к приматам. Большинство из них впоследствии божились, что в ИИП научили их, как делать не надо. Этой же линии всегда придерживался и Питер.

Исабель зашла в Интернет. Его диссертацию она нашла без труда: «Почему обезьяны не обезьяны. Как двигательные образы и рабочая память сдерживает социальное изучение обезьян».

И статью, которая принесла ему известность во всех штатах: «Кооперация или совместные действия. Что стоит за охотой и коалиционным поведением обезьян?»

Никаких сюрпризов она там не обнаружила – когнитивные исследования Питера были главной причиной, почему Ричард Хьюз взял его на работу. И, конечно, ничто не подтверждало замечания Розы.

Исабель позвонила Селии.

– Рада слышать, что ты жива, – сказала Селия. – Ты ела?

– Ты можешь сделать мне одолжение?

– Ты не ответила.

– Селия, прошу тебя.

– Ладно. Что?

– Ты как-то сказала, что Джоэль и Джавад могут получить доступ к личным данным в Сети.

– Да. А ты пришла в ужас, если я правильно помню.

– Да ладно, – Исабель откашлялась. – Ты не могла бы узнать, что они могут накопать о Питере, чем он занимался, когда попал в ИИП?

– Вот так поворот.

– Пожалуйста, Селия.

– Хорошо, – судя по голосу, Селия была в растерянности. – Я перезвоню.

И через сорок минут она перезвонила.

– Проверь свою электронную почту, – даже не поприветствовав, сказала она.

– Что? Что они нашли?

– Пожалуйста, просто посмотри почту, – у Селии дрожал голос.

Почтовый ящик был забит до отказа. Джоэль переслал ей дюжины статей и выдержек о работе Питера в качестве научного ассистента. Он принимал участие в исследованиях по материнской депривации шимпанзе, а позже изучал стрессовое состояние в связи с иммобилизацией. Он забирал новорожденных шимпанзе у их матерей, помещал их в клетки с проволочной или махровой «мамой» и засекал разницу в сроках, через которые умирали детеныши в каждой группе. Он сажал шимпанзе на деревянные стулья, где они были лишены возможности двигать головой, руками и ногами, туловище их тоже было привязано, и держал их в таком положении неделями. И все ради того, чтобы прийти к поразительному выводу – обездвиженные обезьяны испытывают возрастающий стресс.

Исабель смотрела на фотографии связанных обезьян, ей было дурно от ощущения дежавю. Она уже видела эти фото. Такие же крепили на шесты Гари и его компания и размахивали ими, как плакатами. То, что протестующие появились возле лаборатории год назад, вдруг обрело смысл – тогда же приняли на работу и Питера. Питер не рассказывал подробностей о своем пребывании в Рокуэлле и называл свои исследования неинвазивными. Исабель предполагала, что технически они были неинвазивными, если под этим имеется в виду, что вы не ввинчиваете шурупы в головы обезьянам и не вырезаете у них кусочки внутренних органов. Питер вел себя с бонобо жестче, чем другие сотрудники лаборатории, но она всегда думала, что это просто свойство альфа-самца. И тут Исабель накрыло чувство вины – именно это качество Питера она и находила привлекательным.

Она влюбилась в похитителя детей, в мучителя, в убийцу. Она открылась ему, занималась с ним любовью, готовилась прожить с ним жизнь, даже родить ему детей. Он рассказывал ей о своей работе то, во что она должна была поверить, и она наивно поверила.

Неудивительно, что какая-то шимпанзе откусила ему большую часть пальца. Исабель пожалела, что она не откусила ему яйца.

В ту ночь ей снились яркие сны: Бонзи стрижет ногти, пока Лола лазает у нее по голове. Макена в надетой наизнанку блузке вертится перед зеркалом и то красит губы, то откусывает помаду. Джелани подбирает с пола ветки и, встав на ноги, с угрожающим видом размахивает ими над головой. А потом он вдруг на четвереньках подходит к Исабель, берет ее ступню и аккуратно расшнуровывает туфлю. Снимает туфлю, потом носок. Его большие руки с волосатыми пальцами держат ее ступню и ловко и так нежно выискивают между ее пальцев невидимые ниточки…

И тут в одно мгновение Исабель оказывается в другом здании. По бетонному, освещенному флуоресцентными лампами коридору идут мужчины в защитных костюмах, а за их спинами кричат приматы. Один мужчина толкает каталку, у второго в руках ружье. Когда они замедлили шаг, крики обезьян стали еще громче. Мужчины останавливаются перед одной из клеток, и сидящая там самка понимает, что они пришли за ней. Она начинает прыгать из стороны в сторону, пытается забраться на стену и найти какой-то выход, но шансов у нее нет. Мужчина с ружьем прицеливается и стреляет ей в бедро. Потом они стоят у клетки и болтают, пока она борется за то, чтобы остаться в сознании. Они продолжают болтать, и пока грузят обезьяну на каталку, и когда привязывают ей руки и ноги резиновыми жгутами. Несколько пальцев у нее на руках и ногах отгрызены, вместо них – короткие культи.

Исабель проснулась от собственного крика. Сердце бешено колотилось в груди, простыни были скользкими и холодными от пота.

Наутро Исабель положила все фотографии бонобо лицом вниз. На расстоянии перевернутые рамки были похожи на ряд акульих плавников. Она решила спать на диване под шерстяным одеялом, которое связала еще ее бабушка.

Исабель доела все оставшиеся съестные припасы – консервированные персики и чатни с лаймом. Вскрыла упаковки с лапшой рамэн, отложила в сторону пакетики со специями, наломала лапшу и грызла ее своими временными зубами. Когда больше уже ничего не осталось, она вскипятила в микроволновке кружку воды и сделала бульон из специй для лапши.

Она разглядывала небольшой пузырек с цветными хлопьями, которые были основной пищей погибшего Стюарта, и в этот момент кто-то забарабанил кулаками в соседскую дверь. Исабель подпрыгнула от неожиданности, красные, желтые, оранжевые хлопья взлетели вверх и стали оседать, как цветной снег.

– Джерри! Джерри! Открой дверь! – орал любовник соседки. – Я знаю, что ты там! Джерри!

Исабель запрокинула голову назад и стояла с отвисшей челюстью, а потом прислонилась к стене и постепенно сползла на пол. Корм Стюарта валялся по всему полу.

Неужели она действительно хотела сделать из него бульон?

В конце концов Исабель смирилась с тем, что придется пойти за едой. Первым делом, так как она так и не переоделась после поездки в Аламогордо, она приняла душ. Перед тем как шагнуть под воду, она увидела свое отражение в зеркале и отступила назад, чтобы разглядеть себя получше.

Она исхудала, щеки ввалились, под глазами залегли темные круги, а бедра напоминали лемехи плуга. От носа к губам залегли глубокие морщины, и, конечно, у нее практически не было волос. Исабель подняла руку, осторожно коснулась своего «нового» носа, погладила себя по ежику на голове и только потом шагнула под воду.

Возвращаясь из магазина, Исабель, следуя внезапному порыву, свернула направо, а не налево. Продукты у нее в рюкзаке, большей частью замороженные, быстро таяли, но ей вдруг позарез понадобилось купить нового Стюарта. Ей нужен был кто-то живой в квартире, кто-то, кого бы она могла кормить, кто смотрел бы на нее в ответ.

Она уже практически добралась до молла, когда боковым зрением заметила какое-то движение. Это был цифровой рекламный щит, изображение на нем менялось каждые несколько секунд.

Часть знакомого черного лица (Макена?) превратилась в профиль (Боже, это – Бонзи? Бонзи! Да! Это – она!), а потом две черных волосатых руки сплелись друг с другом.

Исабель выехала из своего ряда, и кто-то позади отчаянно засигналил. Исабель рванула руль в обратную сторону и врезалась в ограждение. Боковая панель капота ритмично застучала по столбикам ограды, и машину занесло. Когда Исабель наконец остановилась, она оказалась лицом к ряду автомобилей с перепуганными водителями. Кое-кто уже потянулся за сотовым телефоном.

«Я в порядке, – жестами показала Исабель. – Все хорошо».

Достала свой телефон и показала на него пальцем, давая понять, что сама может о себе позаботиться.

Исабель ждала эвакуатор и разглядывала рекламный щит. На щите по кругу демонстрировались фото бонобо, а еще появлялись дата, время и какой-то сетевой адрес: www.apehouse.tv.

Исабель сталкивалась с адресами, которые заканчивались на точка com, точка org и точка net, но точка tv?

Вернувшись домой, она тут же включила компьютер и набрала странный адрес. Веб-сайт оказался копией рекламного щита, только плюс ко всему там были часы, которые отсчитывали время до указанной даты. Оставалась ровно неделя. Исабель внимательно разглядывала фотографии бонобо. Физически они, как ей показалось, были в хорошей форме, но по ярко-белому фону, на котором их фотографировали, было невозможно понять, где их содержат и как с ними обращаются. Мбонго испуганно улыбался, но Бонзи хотя бы держала на руках Лолу.

Исабель бросилась набирать номер Селии. Селия проконсультировалась с Джоэлем и Джавадом, которые, в свою очередь, отследили владельца унифицированного указателя информационного ресурса и вышли на штаб-квартиру корпорации «Фолкс Энтерпрайсиз». И с этого момента она уже не знала, чего ожидать. Фолкс специализировался на порнографии. Исабель лучше других знала сексуальные привычки бонобо, и теперь ее все больше тревожил вопрос: каким образом Фолкс намерен использовать их поведение для своей продукции? Информация о проекте тщательно скрывалась, но компания по его раскрутке набирала обороты, и не только на билбордах, но и в телевизионной рекламе, и в Интернете. Активисты обществ защиты животных выкладывали в Сети бесчисленные версии, где держат бонобо и что задумал Фолкс. Никто не мог представить никаких доказательств, и раз уж информация, выложенная на этих сайтах, была в лучшем случае сомнительной, а до указанной в официальной рекламе даты оставалась всего неделя, Исабель решила выждать. И хотя радикалы уже мобилизовались, она не видела смысла тратить ценные ресурсы на пустую возню.

В тот момент, когда она впервые увидела рекламный щит, в ней зародилась уверенность. Там, где раньше скрывалась ее слабость, теперь была сила. Исабель еще не знала, когда и каким образом они с бонобо снова будут вместе, но ни секунды в этом не сомневалась.