Глава 19

Тони д'Альбре сидела на большом диване в гостиной Беатрис, всем своим видом изображая, как ей казалось, крайнюю подавленность. То есть она сидела, плотно сдвинув ступни, скрестив руки и не освежив губной помадой губы. К несчастью, подвижность была ее единственным очарованием, и она скорее походила на разбитую клячу, чем на утонченную и утомленную советчицу, какой хотела казаться. Наверное, в сотый раз за день она мусолила свою печальную историю. Уолкер, продюсер, купивший права на театральную постановку пьесы Эдуара, хотел купить заодно и права на экранизацию. Теперь, предвидя успех, он давил на Тони, добиваясь от Эдуара согласия на продажу. И Тони всеми силами пыталась заинтересовать Эдуара проектом съемок, но пока безуспешно. Первое предложение Уолкера совпало с напряженным периодом начала съемок фильма Рауля, и Эдуар, всецело занятый настроениями Беатрис, даже не слушал феерических прожектов своего импресарио. Тогда Тони, помня о своих десяти процентах и считая себя тонким психологом, стала убеждать Эдуара в том, что Беатрис, без сомнения, может стать звездой этого будущего франко-американского фильма. Эдуар, который в тот момент хватался за любую соломинку, попался на крючок и заявил Тони, что на этих условиях согласен уступить права. «По крайней мере, – сказал он тогда Тони, – если Беатрис меня сейчас бросит, у меня будет возможность и предлог увидеться с ней и, возможно, завоевать ее опять».

Спустя небольшое время Уолкер повторил свое предложение, и на очень выгодных условиях, и Тони в полном восторге, словно верный охотничий пес, принесла контракт в зубах и положила его к ногам Эдуара. Все складывалось как нельзя лучше для обоих любовников, как вдруг Уолкер утвердил на роль американскую кинозвезду. Тони, рассчитывая на беспечность Эдуара и вынужденная между прочим отказаться от денег, которые ей сулило участие в фильме Беатрис, представила Эдуару эти изменения в контракте как их общую жертву. Но жертву, которая компенсировалась впечатляющей суммой гонорара. К ее огромному удивлению, Эдуар бросил контракт ей в лицо. Он впал в страшный гнев, дошел даже до того, что стал угрожать ей, сказав, что выставит ее за дверь «железной рукой», если она посмеет еще раз сунуться со своими предложениями.

– Но, в конце концов, Эдуар, – говорила Тони, перепугавшись и ища убежища на софе, – но, в конце-то концов, нет никаких гарантий, что пьеса будет иметь успех! А если провалится? Тогда права на экранизацию ничего не будут стоить… А потом, Гленда Джонс будет просто великолепна в этой роли, разве нет? Беатрис же и не собирается играть! Ведь мы ей ничего не говорили – ни вы, ни я…

Эдуар и правда, опасаясь, что его действия Беатрис сочтет за шантаж, запретил Тони даже упоминать при ней об этом проекте.

– И что? – резко спросил Эдуар. – Что это меняет?

– Меняет то, что это никак не ранит ее самолюбия, – сказала Тони. – Поставьте себя на место Уолкера! Беатрис только что дважды провалилась, один раз за другим, а Нью-Йорк, что бы вы там ни думали, не так уж далеко: там все известно.

Эдуар сделал движение, выдававшее его растерянность и гнев, и это заставило несколько затормозить несчастную Тони.

– Как вы прекрасно понимаете, – снова начала она жалобно, – я знаю, кто есть кто! Беатрис – моя подопечная. Ее карьера не зависит от какой-то одной роли, даже если это лучшая роль в вашей пьесе; особенно, – добавила она густым меццо-сопрано, – если это роль, в которой я ничего не понимаю и, как мне кажется, она тоже. Но для вас, Эдуар, это деньги, покой, уверенность, возможность писать другие пьесы, не будучи на хлебах у кого бы то ни было!

Эдуар побледнел, и Тони, в который уже раз, судорожно замахала руками.

– …Я вовсе не хочу сказать, что вы живете на средства Беатрис, я прекрасно знаю, что все наоборот, но, в конце концов, она и сама посоветовала бы вам…

Она умолкла, потому что хлопнула входная дверь и в комнату вошла Беатрис, порозовевшая от первых холодов. Тони д'Альбре обрела смелость. У Беатрис были недостатки, но она, слава богу, была практичной женщиной. Ведь она сможет иметь с этих денег большую прибыль, как, впрочем, и Эдуар. Поэтому Тони могла ей довериться.

– Беатрис, – сказала она, – Уолкер предлагает триста тысяч долларов Эдуару за права на экранизацию «Неподвижной бури» с Глендой Джонс в главной роли. Что скажешь?

Беатрис восхищенно присвистнула.

– Мои поздравления! – сказала она. – Мои поздравления, Тони. Триста тысяч долларов! И еще до генеральной репетиции! Недурно. Стоит согласиться, Эдуар.

Он посмотрел сначала на одну, потом на другую и четко произнес:

– Я не соглашусь никогда!.. – повернулся и вышел из комнаты.

Он с силой хлопнул дверью, и удивленная Беатрис, рассмеявшись, села.

– Что это с ним? – спросила она.

Тони пустилась в пространные и путаные объяснения, но чем более пространными они были, тем яснее не становились. Стемнело, но Беатрис забыла включить свет: она задумчиво слушала Тони со странной улыбкой, и та наконец занервничала.

– Ну и что теперь? – сказала она. – То, что тебе нравится его привязанность, я понимаю, но он же ведет себя как идиот, ведь так? Ты же понимаешь, что это идиотизм?

– Конечно, – задумчиво сказала Беатрис, – конечно, я нахожу это абсолютным идиотизмом.

Она закурила сигарету и стала смотреть в сад, предоставив Тони любоваться своим профилем, с выражением лица задумчивым и нежным, и притом совершенно незнакомым.

– Более того, – рассеянно добавила она, – если говорить правду, то роль Пенелопы совсем меня не привлекает…

Тони облегченно вздохнула. Она нашла союзника там, где ожидала найти врага. «Решительно, – подумала она, тряхнув головой, – у этих артистов не все как у людей».

– Не волнуйся, – сказала Беатрис, не глядя на нее и по-прежнему рассеянно, – не волнуйся, я постараюсь его переубедить.

Все так же глядя в сад, она добавила:

– Можешь идти, Тони, дорогу ты знаешь.

И только на улице Тони д'Альбре отдала себе отчет в том, что впервые в жизни ее выставили за дверь.

Оставшись одна, Беатрис выкурила сигарету, потом другую. Она по-прежнему смотрела в сад, теперь совсем темный. Веяло холодом, и она чувствовала запахи города и увядшей резеды. «Надо укрыть цветы от зимних холодов», – подумала она. И позвала Кати, чтобы та помогла ей зажечь лампы. Когда явился Эдуар с охапкой цветов в руках, извиняясь за свой внезапный уход, он увидел спокойную и невозмутимую Беатрис: она, конечно же, ничего не знала. Эдуар не знал, что женщины типа Тони, будучи загнаны в угол, всегда стараются забежать вперед. Он и представить себе не мог, что Тони сама осмелится сообщить Беатрис о своем предательстве и что ее дружба с Беатрис, их старинное женское союзничество покоятся на взаимной жестокости и презрении. Так что он не удивился, когда Беатрис рассеянно посоветовала ему подписать контракт.

– Знаешь, – пробормотала она, раздеваясь, – эта Гленда Джонс с ее кошачьими глазами и лицом интеллектуалки – то, что надо на роль Пенелопы. Это нелегкая роль…

– Ты считаешь? – спросил он.

– Ну да! Во всяком случае, лично я ее сыграть бы не смогла.

– Но ты можешь сыграть все, – удивленно сказал Эдуар.

– Все, что меня привлекает, – да, – согласилась Беатрис. – Но, как ни странно, дорогой, в твоих пьесах мне нравятся только мужские роли.

Эдуар был в недоумении. В действительности Беатрис была права. Его героини были какими-то бесцветными, его больше интересовали мужские роли и по одной простой причине: он думал, что настанет день, когда один из его героев своим ли безумством, своей естественностью или своей странностью будет способен покорить Беатрис вместо него. И вот по ходу дела они говорили все то, что было важно ему, Эдуару, и что он не осмеливался или не мог прямо сказать Беатрис. Странно ли, что женские образы рядом с его многочисленными alter ego казались нематериальными и почти бесцветными. Впрочем, и своего идеального героя, которого он продолжал мысленно создавать, раскованного, мужественного, неотразимого, он все равно не решился бы противопоставить героине типа Беатрис, созданной из плоти и крови. Чтобы решиться, он должен был быть уверен, что знает ее, что она такова, какой он ее видит, что он уверен в своем знании. Вещь нереальная. И, конечно, Беатрис была права. Она хорошо знала свое дело, любила его и, не жалуясь, работала как лошадь. Растроганный, он смотрел на нее.

Беатрис лежала на кровати и читала, облокотившись на руку. Он поставил пластинку с оперной арией и лег рядом с ней. Женский голос поднимался все выше, соединился с тенором, и вместе они были похожи на два плывущих парусника – парусник любви и парусник смерти. Он слушал, и Беатрис, отложив книгу, слушала тоже. Но, когда он повернулся к ней, она положила руку ему на лоб и нежно отстранила.

– Нет, – сказала она, – не сегодня, с твоего позволения, я немного устала.

Эдуар положил голову ей на плечо, удивляясь, что ее отказ не ранил его, как это обычно бывало. В этот вечер она сделала это так нежно, так необычно, почти извиняясь… Да, она была нежна и будто раскаивалась. Но, вспомнив, что за минутами кротости обычно наступало ужасное утро, Эдуар не стал спешить и поздравлять себя с успехом. К тому же сцена с Тони, его собственный гнев вымотали его. Он быстро уснул.

На рассвете, несущем свет и страх, он проснулся оттого, что кто-то тряс его и что-то говорил. Он испугался. Какой еще ад ему уготован? Что случилось и что она собирается ему сказать? Голос Беатрис был властным, руки почти грубыми.

– Я люблю тебя всем сердцем, – сказал этот голос в темноте – спокойный голос, – ты выиграл, я действительно теперь люблю тебя, и никого кроме тебя.

Удивленный, он сел на кровати, стал что-то бормотать, но она приложила палец к его губам.

– Я разбудила тебя, чтобы сообщить тебе эту хорошую новость, а сейчас я умираю – хочу спать. Ничего сейчас не говори и засыпай снова.

И, отвернувшись к окну, Беатрис сразу же заснула, молниеносно, как всегда. С бьющимся сердцем Эдуар еще долго оставался неподвижен, сидя в темноте на кровати. Вот уже пять лет, нет, шесть, он ждет, когда она скажет ему эти слова и именно таким голосом, и наконец это случилось. Потрясающую, нежданную фразу: «Я люблю тебя», которую произнесла его жестокая любовь. Но почему она выбрала именно этот вечер? И этот час? И, самое главное, почему он не чувствует себя ни счастливым, ни торжествующим?