34
Клэрис Старлинг сразу узнала указатель на «Виллы Стоунхиндж»: его столько раз показывали в телевизионных программах. Дома этого жилого комплекса в восточной части Мемфиса — и многоквартирные, и небольшие, на одну семью, — буквой «П» обнимали огромную автомобильную стоянку.
Старлинг поставила арендованный в Мемфисе «шевроле» посередине стоянки. Здесь, в этом районе, обитали хорошо оплачиваемые рабочие и техники, мелкие управленцы, об этом свидетельствовали марки стоявших здесь автомобилей. Автоприцепы для отдыха в выходные дни, моторные лодки, блистающие фосфоресцирующей краской, были видны повсюду в специальных секциях стоянки.
«Виллы Стоунхиндж» — от орфографической ошибки на указателе ей каждый раз становилось муторно. Дома, должно быть, полны белой плетеной мебели и розоватых ворсистых ковров. На журнальных столиках, под стеклом, — фотографии. На полке — поваренная книга «Обед для двоих» и «Меню из яиц и сыра». Старлинг, чей единственный дом — комната в общежитии Академии ФБР, была весьма суровым критиком подобных вещей.
Ей нужно было как следует узнать Кэтрин Бейкер Мартин, а этот район казался не слишком подходящим местом для дочери сенатора. Старлинг прочла краткую биографическую справку, составленную ФБР; из собранного конторой материала выходило, что Кэтрин Мартин — способная, но вечно неуспевающая студентка. Она провалилась при поступлении в Фармингтонский университет, провела два неудачных года в Миддлберийском, а теперь училась в Юго-Западном университете и работала учительницей-практиканткой.
Старлинг легко было вообразить ее погруженной в себя девицей из школы-пансиона, безразличной и невосприимчивой — из тех, кто не умеет слушать. Старлинг знала, что ей следует быть в этом отношении очень осторожной, не давать воли собственным предубеждениям и предрассудкам. Старлинг тоже отбыла свой срок в нескольких таких школах, живя на стипендию; отметки ее были много лучше, чем одежда. Она знала детей из богатых, но неблагополучных семейств: они почти никогда не уезжали из школы домой. На многих из них ей было совершенно наплевать, но мало-помалу она поняла, что невнимание и невосприимчивость бывают иногда сознательно избранным средством защиты от боли и часто неверно понимаются как отсутствие глубины и безразличие ко всему и вся.
Лучше думать о Кэтрин как о ребенке на яхте под парусом рядом с отцом — так ее показывали по телевизору, когда передавали обращение сенатора Мартин. Интересно, старалась ли Кэтрин в детстве угодить отцу? Что она делала, когда к ней пришли и сказали, что отец умер от сердечного приступа? Ему было всего сорок два года. Старлинг не сомневалась, что Кэтрин недостает отца. Тоска по отцу, эта общая беда, сближала Старлинг с незнакомой девушкой.
Очень важно, чтобы Кэтрин мне нравилась, думала Старлинг, легче будет работать.
Старлинг сразу увидела, где находится квартира Кэтрин: перед входом стояли две патрульные машины полиции штата. На парковке вблизи дома виднелись пятна беловатого порошка. Видимо, Бюро расследований штата Теннесси снимало пятна машинного масла при помощи пемзы или какого-то другого инертного порошка. Крофорд говорил, что ТБР здорово работает.
Старлинг прошла к прогулочным машинам и лодкам, припаркованным в специальной секции стоянки перед квартирой Кэтрин. Вот здесь Буффало Билл схватил ее. Совсем близко от двери, ведь она ее даже не заперла, когда вышла на улицу. Что-то заставило ее выйти. Выманило наружу. Значит, он так все обставил, что у нее не возникло ни малейших подозрений.
Старлинг знала, мемфисская полиция провела тщательный опрос жителей ближайших домов — никто ничего не заметил, значит, все это могло произойти среди высоких автоприцепов. Должно быть, он оттуда следил за ней. Сидел в какой-нибудь машине, не иначе. Но Буффало Билл знал, что Кэтрин живет здесь. Он, наверное, заметил ее где-нибудь и выслеживал, поджидая благоприятного момента. Такие крупные девушки нечасто встречаются. Он не стал бы просто так сидеть и ждать где попало, мог ведь так и не дождаться, чтобы к нему навстречу вышла женщина нужного размера. Пришлось бы уйму времени зря потратить.
Все его жертвы — крупные женщины. Все большого размера. Некоторые толстые. Но все очень крупные. «Костюм должен быть впору». Старлинг передернуло, когда она вспомнила слова доктора Лектера. Доктор Лектер — новый обитатель Мемфиса.
Старлинг набрала в грудь побольше воздуха, надула щеки и сделала долгий медленный выдох. Посмотрим, что можно сказать о Кэтрин.
Высокий парень в форме полиции штата и широкополой офицерской шляпе открыл ей дверь квартиры Кэтрин Бейкер Мартин. Когда Старлинг показала ему свои документы, он жестом пригласил ее войти.
— Мне нужно осмотреть помещение, — сказала она. «Помещение» показалось ей вполне подходящим словом для разговора с человеком, который, находясь в доме, не счел нужным снять шляпу.
Он кивнул:
— Если телефон зазвонит, не снимайте трубку. Я сам отвечу.
В кухне на стойке, она заметила телефонный аппарат с подсоединенным к нему магнитофоном. Рядом с ним два новых аппарата один — без диска, без кнопок: прямая связь со службой безопасности южного отделения компании «Белл», обеспечивающей отслеживание телефонных разговоров в центральных штатах Юга.
— Могу я чем-нибудь вам помочь? — спросил ее молодой полицейский.
— Полиция закончила осмотр?
— Квартиру уже передали в распоряжение родственников. Я здесь только из-за телефона. Можете трогать все, что угодно, если вы это имеете в виду.
— Отлично. Тогда я начну осмотр.
— Давайте.
Полицейский извлек из-под дивана засунутую им туда газету и удобно расположился на своем прежнем месте.
Нужно было сосредоточиться. Хотелось остаться в квартире одной, но Старлинг понимала, что ей еще здорово повезло: квартира могла быть битком набита полицейскими.
Она начала с кухни. Кухня явно принадлежала весьма легкомысленной хозяйке. Кэтрин пошла домой за воздушной кукурузой, сообщил полиции ее приятель. Старлинг открыла морозилку. Там лежали две коробки воздушной кукурузы, нужно было только поместить ее в микроволновую печь, и все. Из кухни стоянку не было видно.
— Вы сами откуда?
Старлинг не сразу поняла, что вопрос адресован ей.
— Вы сами откуда?
Полицейский наблюдал за ней с дивана, глядя поверх газеты.
— Из Вашингтона, — ответила она.
Под раковиной — ага, царапины на колене трубы. Значит, они снимали сифон и проверяли содержимое. Молодцы они там, в ТБР. Ножи тупые. Машиной для мойки посуды пользовались, но посуду не вынули. В холодильнике — творог и готовые фруктовые салаты. Кэтрин Мартин покупала полуфабрикаты, чтобы не тратить времени на готовку. Скорее всего, в одном и том же магазине, может быть, в таком, куда можно подъехать и купить продукты, не выходя из машины. Где-нибудь рядом с домом. Может, кто-то следил за магазином. Стоит проверить.
— Вы из прокуратуры?
— Нет, из ФБР.
— Генеральный прокурор должен приехать, на инструктаже говорили. Вы давно в ФБР?
В отделении для овощей лежал резиновый кочан капусты. Старлинг перевернула его и осмотрела вделанный в него футляр для драгоценностей. Пусто.
— Вы давно в ФБР?
Старлинг взглянула на парня:
— Послушайте, знаете что? Мне, возможно, надо будет задать вам кое-какие вопросы, когда я закончу осмотр помещения. Может, вам придется мне помочь.
— Конечно, если смогу.
— Прекрасно. Очень хорошо. Тогда давайте подождем и после поговорим подробно, ладно? А то мне нужно подумать надо всем этим.
— Да ладно, это без проблем.
Спальня была светлой, полной солнечной, лучистой дремы, это всегда нравилось Клэрис. Обивка и покрывало, как и вся мебель, были гораздо дороже, чем большинство молодых женщин могли бы себе позволить. Коромандельская ширма, две изящные эмали на полке и отличный ореховый секретер. Две кровати. Старлинг приподняла покрывала. Ролики у левой кровати зафиксированы, у правой — нет. Кэтрин, скорее всего, сдвигает их, когда ей это удобно. Может быть, у нее есть любовник, о котором не знает этот ее приятель. А может, они иногда остаются здесь вдвоем. На автоответчике у нее нет дистанционного сигнализатора. Надо быть тут, когда мамочка звонит.
Автоответчик был точно такой, как у Старлинг. Она открыла верхнюю панель. Кассет не было. Вместо них лежала записка: «Кассеты конфискованы ТБР, № 6».
Комната была аккуратно прибрана, но казалась какой-то взъерошенной: те, кто проводил обыск, мужчины с большими руками, пытались вернуть все на свои места точно, как было, но промахивались самую малость. Старлинг могла сказать, что тут производили обыск, даже если бы на всех гладких поверхностях в комнате не осталось следов порошка для снятия отпечатков.
Старлинг вовсе не думала, что преступный замысел мог быть осуществлен в ванной. Крофорд, по всей вероятности, был прав, полагая, что Кэтрин схватили прямо на стоянке. Но Старлинг хотела узнать Кэтрин, а та жила здесь. Живет, поправила себя Старлинг. Она здесь живет.
В тумбочке возле кровати лежала телефонная книга, упаковка салфеток, коробка с гигиеническими принадлежностями, а за ним фотоаппарат «Поляроид SX-70» с длинным тросиком, а рядом с ним легкий складной штатив. Гм-м-м-м. Застыв, словно ящерица, Старлинг глядела на фотоаппарат. Она несколько раз моргнула, точно как ящерица, но не дотронулась до камеры.
Больше всего Старлинг заинтересовал стенной шкаф Кэтрин Бейкер Мартин. Метка прачечной К-Б-М. Множество платьев, некоторые очень хороши. Кое-какие ярлыки были знакомы, например «Гарфинкель» или «Бритчис», знаменитые вашингтонские фирмы. Подарки от мамочки, сказала себе Старлинг. Платья Кэтрин были в строгом стиле и двух размеров: одни, догадалась Старлинг, годились ей, когда она полнела до 70 килограммов, другие — когда худела до 62-х. Еще было несколько пар брюк, рассчитанных на критическое прибавление веса, и свитеры из дорогого модного магазина. На висячей распорке — двадцать три пары туфель. Семь пар фирмы «Феррагамо» сорок первого размера, несколько пар кроссовок фирмы «Рибок», остальные — поношенные мягкие уличные туфли. На самой верхней полке — рюкзак и теннисная ракетка.
Вещи, принадлежащие отпрыску привилегированной семьи, студентке и учительнице-практикантке, гораздо лучше обеспеченной, чем большинство ей подобных.
Уйма писем в секретере. Размашистые каракули с наклоном влево — записки от бывших одноклассников из восточных штатов. Марки, почтовые наклейки. Цветная бумага — завертывать подарки — в нижнем ящике, целая пачка разных цветов и оттенков, с разнообразными узорами. Пальцы Старлинг машинально ощупывали листы. Она думала о том, как будет расспрашивать продавцов в ближайшем продуктовом магазине, когда вдруг ее пальцы нащупали в пачке бумаги лист, гораздо более плотный и жесткий. Пальцы прошли было мимо, вернулись, остановились. Сказалась долгая тренировка, навык отмечать любую аномалию, и Старлинг успела наполовину вытащить лист, прежде чем бросила на него взгляд. Голубой лист бумаги, по весу похож на легкую промокашку, рисунок — грубая имитация хорошо всем знакомого по мультикам пса Плуто. Ряды крохотных песиков, шагающих по бумаге, и в самом деле похожих на Плуто — такие же желтые, но пропорции слегка искажены.
— Ах, Кэтрин, Кэтрин, — сказала Старлинг. Она достала из сумки пинцет и осторожно опустила цветной лист в пластиковый пакет. Положила на кровать — пока.
Шкатулка для драгоценностей на туалетном столике из тисненой кожи — такие можно увидеть и у девчонок в женском общежитии. Два ящичка впереди и узкие отделения в крышке заполнены дешевыми украшениями, ничего ценного. Интересно, может, самое ценное хранилось в резиновом кочане в холодильнике? Тогда кто взял все это?
Согнув палец, Старлинг ввела его под крышку и выдвинула потайной ящичек из задней стенки шкатулки. Для кого потайной? Во всяком случае, не для вора. Ящичек был пуст. Она уже задвигала его на место, когда ее пальцы коснулись бумажного конверта, прикрепленного ко дну ящичка липкой лентой.
Старлинг натянула хлопчатобумажные перчатки и повернула шкатулку. Вытащила пустой ящик и перевернула вверх дном. К нему липкой лентой в цвет дерева был приклеен коричневый конверт. Не заклеенный, с заправленным внутрь клапаном. Она поднесла конверт к носу — его не окуривали, значит, не снимали отпечатков. Старлинг пинцетом открыла конверт и извлекла содержимое. В нем было пять поляроидных снимков, она извлекала их один за другим. Фотографии совокупляющихся мужчины и женщины. Ни лиц, ни голов на фотографиях нет. Два снимка сделаны женщиной, два — мужчиной, один, очевидно, снят со штатива, водруженного на ночной стол.
Трудно было определить масштаб по этим снимкам, но, судя по уникальному весу в шестьдесят два килограмма при таком удивительном росте, женщина эта наверняка Кэтрин Мартин. Пенис мужчины украшен кольцом, по-видимому, из слоновой кости. Фотография оказалась недостаточно четкой, чтобы рассмотреть это украшение в деталях. Аппендикс у мужчины удален. Старлинг уложила фотографии в пакеты — каждую в пластиковый пакет для бутербродов, а затем — в свой собственный конверт из оберточной бумаги. И вернула потайной ящик на место.
— Все ценное я забрала, — произнес голос за ее спиной. — Вряд ли осталось что-то еще.
Старлинг взглянула в зеркало. В дверях спальни стояла сенатор Рут Мартин. Она выглядела изможденной.
Старлинг повернулась к ней лицом:
— Здравствуйте, сенатор Мартин. Вы не хотели бы прилечь? Я почти закончила.
Даже устав до предела, сенатор Мартин не утратила властности. Под любезной внешностью угадывался человек-бульдозер.
— Представьтесь, будьте любезны. Я полагала, полиция уже закончила осмотр.
— Я Клэрис Старлинг из ФБР. Вам удалось поговорить с доктором Лектером, сенатор?
— Он сообщил мне имя. — Сенатор Мартин закурила сигарету и смерила Старлинг оценивающим взглядом. — Посмотрим, чего оно стоит. А что вы нашли в шкатулке, офицер Старлинг? Чего это стоит?
— Кое-какие вещественные доказательства, которые мы можем проверить буквально за несколько минут. — Это было самое лучшее, что Старлинг могла придумать.
— В шкатулке моей дочери? Дайте-ка. Старлинг услышала голоса в соседней комнате и очень надеялась, что кто-то войдет и прервет эту сцену.
— Мистер Копли, начальник мемфисской конторы, с вами?
— Нет, его здесь нет, и вы мне не ответили. Не хочу вас обижать, офицер Старлинг, но вы покажете мне то, что взяли из шкатулки моей дочери. — Она слегка повернула голову и позвала через плечо: — Пол! Пол, будьте добры, зайдите сюда. Офицер Старлинг, вы, вероятно, знакомы с мистером Крендлером из министерства юстиции. Пол, это та самая девушка, которую Крофорд послал беседовать с Лектером.
Лысина у Крендлера загорела, и в свои сорок лет он выглядел подтянутым и спортивным.
— Мистер Крендлер, я знаю, кто вы. Здравствуйте, — сказала Старлинг. Отдел расследования преступлений Минюста, представитель Минюста при Конгрессе США, следователь по особо важным делам, по меньшей мере, помощник заместителя генерального прокурора. Святая Памела, спаси мою душу и тело.
— Офицер Старлинг нашла что-то в шкатулке моей дочери и положила это в свой конверт из оберточной бумаги. Я полагаю, нам лучше самим посмотреть, что это такое, как вы думаете?
— Офицер Старлинг? — произнес Крендлер.
— Не могу ли я поговорить с вами, мистер Крендлер?
— Несомненно. Но потом. — Он протянул руку.
Лицо Старлинг пылало. Она понимала — сенатор Мартин не в себе, но Крендлер… Она никогда не простит ему сомнения, отразившегося на его лице. Никогда.
— Получите, — сказала Старлинг и вручила ему конверт.
Крендлер заглянул внутрь, увидел первый снимок и тотчас закрыл клапан конверта, тем более что сенатор Мартин протянула за ним руку.
Больно было смотреть на нее, когда она разглядывала снимки. Закончив, сенатор отошла к окну и встала там, подняв лицо к затянутому тучами небу и закрыв глаза. Она казалась совсем старой в падавшем из окна свете, и ее рука с сигаретой дрожала.
— Сенатор, я… — начал Крендлер.
— Полицейские обыскивали эту комнату, — сказала сенатор Мартин. — Я не сомневаюсь, что они тоже обнаружили эти снимки, но у них хватило здравого смысла вернуть их на место и держать язык за зубами.
— Нет, они их не обнаружили, — сказала Старлинг. Этой женщине было очень больно, но черт возьми… — Миссис Мартин, вы сами понимаете, нам обязательно нужно знать, кто этот мужчина. Если он ее друг — прекрасно. Я могу выяснить все за пять минут. Никто больше не увидит снимков, и Кэтрин ничего не узнает.
— Я сама займусь этим, — сказала сенатор Мартин и убрала конверт в свою сумку. Крендлер не стал возражать.
— Сенатор, это вы взяли драгоценности из резинового кочана капусты там, в кухне? — спросила Старлинг.
Помощник сенатора Мартин Брайан Госсэдж просунул в дверь голову:
— Простите, сенатор, терминал уже подсоединили, так что мы можем следить, как ищут имя Уильяма Рубина в картотеке ФБР.
— Идите, сенатор Мартин, — сказал Крендлер, — я присоединюсь к вам буквально через секунду.
Рут Мартин вышла из комнаты, не ответив на вопрос Старлинг.
Старлинг представилась возможность как следует рассмотреть Крендлера, пока он закрывал дверь спальни. Костюм его являл собою триумф мастера индивидуального пошива, оружия Крендлер не носил. Каблуки ботинок в нижней своей части утратили блеск — слишком много приходилось им шагать по ворсистым коврам, — но совершенно не были стоптаны.
Он постоял немного, держась за ручку двери и опустив голову. Потом обернулся.
— Прекрасно провели обыск, — сказал он.
Старлинг не поддалась на такую дешевку. Она смотрела прямо ему в глаза.
— А в Квонтико вас хорошо научили рыться в чужих вещах, — сказал Крендлер.
— Рыться — да, но не воровать.
— Я знаю, — сказал он.
— Трудно поверить.
— Оставим это.
— Мы займемся снимками и резиновой капустой, так? — спросила она.
— Да.
— Что это за имя — «Уильям Рубин», мистер Крендлер?
— Лектер утверждает, что так зовут Буффало Билла. Вот то, что мы передали в Центральную картотеку и в отдел идентификации личности. Посмотрите. — И он вручил ей запись беседы Лектера с сенатором Мартин, нечеткий текст, отпечатанный на стареньком матричном принтере.
— Есть идеи? — спросил он, когда она кончила читать.
— Ну, тут нет ничего такого, в чем можно было бы его уличить, — сказала Старлинг. — Он говорит, это мужчина, белый, по имени Билли Рубин, перенесший специфический антракоз. Что бы потом ни случилось, на лжи его здесь не поймаешь. Самое худшее — он просто мог ошибиться. Надеюсь, что все здесь — правда. Но он мог просто развлекаться, мистер Крендлер. Он вполне способен на это. Вы когда-нибудь… встречались с ним?
Крендлер отрицательно потряс головой и фыркнул.
— Доктор Лектер убил девять человек, насколько нам известно. Ему не выйти на свободу, хоть оживи он их всех завтра. Поэтому все, что ему осталось, — это развлекаться по-своему. И мы пытались таким образом его зацепить…
— Знаю я, как вы пытались его зацепить. Я слушал пленку Чилтона. Я не утверждаю, что вы поступили неправильно. Я просто говорю вам: с этим покончено. Отдел криминальной психологии может продолжать расследование, основываясь на тех сведениях, что вы получили, я имею в виду транссексуальный аспект, может, он чего-то и стоит. А вы вернетесь в Академию ФБР. Завтра же.
— О Господи. Но я еще кое-что нашла. Лист цветной бумаги так и лежал на кровати, никем не замеченный. Она подала его Крендлеру.
— Что это?
— Похоже на бумажку с песиками Плуто. — Ей хотелось заставить его задавать вопросы.
Он сделал жест рукой — говорите, мол.
— Я почти уверена, что это промокательная бумага, пропитанная кислотой. Наркотик. ЛСД. Такую делали в середине семидесятых, даже раньше. Сейчас это почти антиквариат. Стоило бы выяснить, где она это взяла. Но, разумеется, надо сделать анализ, чтобы говорить с уверенностью.
— Ну вот и возьмите ее с собой в Вашингтон и отдайте в лабораторию. Вы уезжаете немедленно.
— Если вы не хотите ждать, мы можем провести срочный анализ прямо здесь. Если в полиции есть стандартный набор реактивов для определения наркотиков, это и двух минут не займет.
— Отправляйтесь в Вашингтон, в Академию, — сказал он, открывая дверь.
— Но я получила инструкции от мистера Крофорда…
— Инструкции вы теперь получаете от меня. Вы больше не подчиняетесь Джеку Крофорду. Вы возвращаетесь в Академию и отныне подчиняетесь тем, кому подчиняются все остальные курсанты, и ваше дело — оставаться в Квонтико, ясно вам? Есть самолет в два десять. Вылетайте этим самолетом.
— Мистер Крендлер, доктор Лектер говорил со мной, после того как отказался разговаривать с балтиморскими полицейскими. Он может снова пойти на это. Мистер Крофорд полагал…
Крендлер закрыл дверь несколько резче, чем это было необходимо.
— Офицер Старлинг, я вовсе не обязан объясняться тут с вами, но послушайте, что я вам скажу. Информация, поступающая от Отдела криминальной психологии, имеет сугубо совещательное значение, так было всегда. И так будет впредь. Джеку Крофорду надлежит в настоящее время быть в отпуске по семейным обстоятельствам. Я вообще удивлен, что ему удается столько делать. Он пошел на глупый риск, скрыв все это от сенатора Мартин, и поделом ему укоротили руки. С его послужным списком и близким уходом на пенсию даже она не очень-то может ему навредить. Так что на вашем месте я не стал бы очень уж беспокоиться о его пенсии.
Старлинг слегка вскипела.
— А у вас что, есть еще кто-нибудь, кому удалось поймать трех преступников, совершавших серийные убийства? Вы знаете кого-нибудь, кто поймал хоть одного? Нельзя допускать, чтобы она сама взялась за это дело, мистер Крендлер.
— Вы наверняка умная девочка, иначе Крофорд и близко вас к себе не подпустил бы. Так вот что я скажу вам: раз и навсегда придержите-ка свой язык, не то весь век прокукуете в машбюро. Да неужели вы не понимаете, что единственной причиной того, что вас послали к Лектеру, было стремление прежде всего получить свеженькую информацию, которую ваш Директор мог бы представить на Капитолийском холме. Никому не приносящую вреда информацию об особо опасных преступниках, сенсацию, «взгляд изнутри» на доктора Лектера… Он раздает эти сведения конгрессменам, как конфетки из кармана, когда пытается протащить увеличение бюджета. И конгрессмены не только с удовольствием поглощают эти сласти — они выносят их из Капитолия и угощают других. Вы попытались прыгнуть выше головы, офицер Старлинг, и вас отстранили от расследования. Я знаю, что вам выдано еще одно удостоверение. Давайте его сюда.
— Но я не имею права проносить оружие в самолет без этого удостоверения, а оружие я должна сдать в Квонтико.
— Еще и оружие у нее, Господи боже мой. Сдайте удостоверение немедленно, как только вернетесь в Квонтико.
Сенатор Мартин, Госсэдж, техник и несколько полицейских собрались у экрана компьютера с модемом, присоединенным к телефону. Отдел идентификации личности по прямой связи передавал отчет о результатах обработки информации, представленной доктором Лектером и введенной в компьютерную систему в Вашингтоне. Шли сообщения из Национального центра здравоохранения в Атланте: anthracosis eburnea вызывается вдыханием костяной пыли при обработке слоновой кости, обычно африканской, для декоративных ручек. В Соединенных Штатах этой болезнью страдают ножовщики.
При слове «ножовщики» сенатор Мартин закрыла воспаленные глаза. Слез не было. Рука нервно комкала салфетку.
Молодой полицейский, впустивший Старлинг в дом, принес сенатору Мартин чашку кофе. Шляпу он так и не снял.
Старлинг ни за что не хотела уйти по-тихому. Она остановилась перед Рут Мартин и сказала:
— Удачи вам, сенатор. Надеюсь, с Кэтрин все в порядке.
Сенатор Мартин кивнула не глядя. Крендлер теснил Старлинг к выходу.
Когда она выходила, молодой полицейский сказал:
— А я и не знал, что ей сюда нельзя было… Крендлер вышел на крыльцо вместе с ней.
— Я очень уважаю Джека Крофорда, — сказал он. — Пожалуйста, скажите ему, что мы все глубоко сожалеем о… болезни Беллы, ну и все прочее, хорошо? А теперь давайте-ка возвращайтесь в Академию и беритесь за работу.
— Всего хорошего, мистер Крендлер.
И вот она одна на стоянке, и голову кружит чувство, что она совсем ничего не понимает в этом мире.
Она смотрела на голубя, который расхаживал под лодками и автоприцепами. Он подобрал арахисовую скорлупку и снова положил ее на асфальт. Влажный ветер ерошил ему перья.
Как жаль, что нельзя сейчас поговорить с Крофордом. Глупость и равнодушие бьют сильнее всего — так он сказал. Используйте это время с толком, и оно закалит вас. Самое трудное испытание: не дать гневу и отчаянию парализовать ваши мысли. В этом суть, от этого зависит, сможете вы руководить людьми или нет.
Да наплевать ей на то, сможет она кем-то там руководить или нет. Она обнаружила вдруг, что ей не просто наплевать. Да в гробу она видела эту работу, если ради этого нужно играть в такие игры.
Она подумала о бедной толстой, такой несчастной мертвой девушке в похоронном бюро Поттера в Западной Вирджинии. Ногти красила лаком с блестками, они светились, как эти чертовы лодки.
Как ее звали? Кимберли?
Черта с два, не удастся этим ослиным задницам увидеть мои слезы.
Господи, да всех и каждого тогда звали Кимберли, только в ее классе было четыре Кимберли. Троих парней звали одинаково — Шон. Кимберли с ее смешным именем, взятым из киномелодрамы, старалась следить за собой, как-то себя приукрасить. Прокалывала уши — все эти дырки, боже мой! Хотела выглядеть покрасивее. И Буффало Билл поглядел на ее несчастную плоскую грудь и прижал дуло прямо к коже и выстрелил, так что у нее меж грудями выросла морская звезда.
Кимберли, бедная толстая сестра моя, удалявшая волосы на ногах воском. И неудивительно, судя по твоему лицу, рукам и ногам — нежная кожа была твоим главным достоинством. Кимберли, ты сердишься где-то там? И никакие сенаторы не пытались тебя защитить. Никакие самолеты не перевозили психов из одного города в другой ради тебя. Психи. Ей не полагалось употреблять это слово. Ей много чего не полагалось делать. Психи.
Старлинг взглянула на часы. До самолета еще оставалось время, и она успевала сделать еще одно дельце. Ей хотелось взглянуть в лицо доктору Лектеру, когда он произнесет имя Билли Рубин. Если только она выдержит взгляд этих красновато-коричневых глаз достаточно долго, если сможет заглянуть в ту темную глубину, что втягивает в себя красноватые искры, она наверняка узнает что-то очень важное. Она полагала что, по крайней мере, радость и торжество различить сможет.
Слава Богу, у меня все еще есть удостоверение.
Трогаясь со стоянки, она оставила на асфальте значительную часть колесной резины.