35
Клэрис Старлинг стремительно вела машину, петляя по забитым транспортом улицам Мемфиса. Слезы ярости горели на ее щеках. В то же время она чувствовала себя на удивление свободной. Восприятие резко обострилось, и это подсказало ей, что сейчас она способна ввязаться в любую драку и нужно держать себя в руках.
По пути из аэропорта она уже проезжала мимо старого здания суда, так что теперь ей не составило труда его найти.
Власти штата Теннесси прокрутили все возможные случайности, которые могли произойти с Ганнибалом Лектером. Они решили содержать его под надежной охраной, но в то же время оберегать от опасностей, грозящих ему в городской тюрьме.
Больше всего для этого подходило старое здание суда с камерами предварительного заключения — огромное сооружение в псевдоготическом стиле с толстыми стенами из тесаного черного камня, построенное в те времена, когда труд ничего не стоил. Теперь здесь размещалось множество контор; здание было отреставрировано и перестроено, причем те, кто этим занимался, явно принадлежали к поборникам охраны памятников старины и несколько перестарались.
Сейчас здание суда, окруженное со всех сторон полицией, выглядело как огромный средневековый замок.
На стоянке было припарковано множество служебных машин самых разных ведомств охраны правопорядка патрульные автомобили дорожной полиции, машины шерифа округа Шелби, отделения ФБР штата Теннесси, Управления исправительных заведений штата — кого здесь только не было. Перед въездом стояли полицейские и проверяли у всех документы. Даже для того, чтобы припарковаться, Старлинг пришлось предъявлять документы.
Охрана доктора Лектера оказалась довольно серьезной проблемой. После утренних сообщений местного телевидения о его прибытии в полиции все время раздавались телефонные звонки с угрозами: у жертв доктора было много друзей и родственников, которые теперь жаждали его смерти.
Старлинг надеялась, что не встретит здесь начальника местного отделения ФБР Копли. Ей не хотелось навлекать на него неприятности.
В толпе репортеров перед входом она успела разглядеть доктора Чилтона. Тут же крутились двое операторов с телекамерами, и Старлинг пожалела, что ей нечем прикрыть лицо. Она отвернулась от них и направилась прямо к входу.
Полицейский, стоявший в дверях, внимательно изучил ее удостоверение и пропустил внутрь. Вестибюль выглядел сейчас как настоящая кордегардия. Полиция охраняла единственный лифт и вход на лестницу. У окна расположились наряды дорожной полиции, готовые сменить своих коллег, охранявших все подходы к зданию. Пока что они отдыхали и развлекались чтением газет, укрывшись от взоров публики.
Напротив лифта — стол, за ним — сержант полиции. Нашивка на груди свидетельствовала, что его зовут С. Л. Тэйт.
— Никакой прессы, — заявил сержант, увидев Старлинг.
— А я вовсе и не пресса, — ответила она.
— Вы, значит, из группы Генерального прокурора? — спросил он, взглянув на ее удостоверение.
— Да, из группы Крендлера, помощника его заместителя. Я только что от него.
Сержант кивнул:
— Тут вся полиция Теннесси собралась. Все хотят хоть посмотреть на этого доктора Лектера. У нас, слава богу, нечасто такое бывает. Вам придется сначала получить разрешение у доктора Чилтона, если вы хотите подняться наверх.
— Я его только что видела, — сказала Старлинг. — Мы вместе работали над этим в Балтиморе сегодня утром. Мне что, сдать оружие, сержант?
Сержант поцыкал зубом.
— Да. Вы же понимаете, мисс, правила есть правила. Все посетители сдают оружие, и полиция, и все прочие.
Старлинг кивнула и достала свой револьвер. Она высыпала на стол патроны; сержант с удовольствием наблюдал за движениями ее рук. Клэрис протянула ему оружие рукояткой вперед, и он убрал его в ящик своего стола.
— Вернон, отведи ее наверх, — сказал он одному из полицейских. Затем снял трубку телефона, набрал три цифры и произнес ее имя в микрофон.
Лифт, достойный представитель двадцатых годов, скрипя поднялся на верхний этаж. Дверь открылась. Перед Старлинг была площадка и короткий коридор.
— Прямо, пожалуйста, — сказал полицейский.
На двери выделялась надпись: «Историческое общество Шелби».
Практически весь верхний этаж занимала огромная восьмиугольная комната со стенами, выкрашенными в белый цвет. На полу — дубовый паркет, простенки тоже отделаны дубом. Пахло воском и клеем. Мебели было совсем мало, и комната выглядела пустой, как зал для церковных собраний. Но сейчас она смотрелась лучше, чем в те времена, когда здесь заседал суд.
Охрану здесь несли два человека в форме Управления исправительных учреждений штата Теннесси. Тот, что поменьше, стоял у стола, а его высокий напарник сидел на складном стуле в дальнем конце комнаты лицом к одной из дверей клетки. Этот пост был предусмотрен на случай попытки самоубийства заключенного.
— У вас есть разрешение на беседу с заключенным, мэм? — спросил тот, что сидел за столом. Судя по нагрудной нашивке, его звали Т. У. Пембри. На столе рядом с телефоном лежали две резиновые дубинки и газовый баллончик. Позади него, в углу, стояла огромная рогатка в виде буквы «U» на длинной металлической рукоятке.
— Есть, — ответила Старлинг. — Да я с ним уже беседовала.
— Вы знаете правила? За барьер не заходить!
— Разумеется.
Единственным ярким пятном в комнате был переносной барьер для перекрытия уличного движения — желтый в оранжевую полоску, с укрепленными на нем проблесковыми маячками, сейчас выключенными. Он стоял прямо на покрытом лаком полу метрах в полутора от двери клетки. На вешалке рядом висели вещи доктора хоккейная маска и то, что Старлинг никогда раньше не видела — огромный канзасский жилет висельника. Он был сделан из толстой кожи с прикрепленными к поясу наручниками и пряжками на спине. Это было, видимо, самое надежное смирительное одеяние в мире. Маска и зацепленный за ворот жилет составили устрашающую композицию на фоне белой стены.
Старлинг увидела доктора Лектера до того, как подошла к клетке. Он сидел спиной к двери за небольшим столом, привинченным к полу, и читал. Перед ним лежали несколько книг и папка с делом Буффало Билла, которую она передала ему в Балтиморе. Маленький кассетник был прикован к ножке стола. Было очень странно видеть его вне стен психиатрички.
Еще ребенком Старлинг видела такие клетки. Их уже более ста лет производит одна компания из Сент-Луиса и до сих пор никому не удавалось сделать что-либо лучше этого. Клетка из закаленных стальных прутьев, способная любое помещение превратить в тюремную камеру. Пол из стальных листов, уложенных на брусья, стены и потолок из кованых прутьев. И никаких окон. Клетка была ярко освещена и выкрашена в безукоризненно белый цвет. Унитаз огорожен хлипкой бумажной ширмой.
Стена, разграфленная белыми прутьями клетки. И за ними — темная, гладкая голова Лектера.
Как кладбищенская норка, он в клетке из ребер живет, укрываясь средь листьев сухих, что остались от мертвого сердца.
Она моргнула, и видение изчезло.
— Доброе утро, Клэрис, — произнес доктор, не оборачиваясь. Он закончил читать, заложил страницу и повернулся лицом к ней, сев на стул верхом и положив руки и подбородок на спинку. — Вот Дюма утверждает, что в мясной бульон хорошо положить ворону, особенно осенью, когда она отъелась на можжевеловых ягодах. Это якобы улучшает цвет и вкус бульона. Как бы вам, Клэрис, понравилось такое?
— Я подумала, что вам захочется, чтобы здесь были ваши рисунки, те, из прежней камеры, пока у вас не будет окна…
— Какая забота с вашей стороны. Доктор Чилтон в полной эйфории от того, что вас с Крофордом отстранили от этого дела. Зачем вы здесь? Вас послали еще раз попытаться меня обольстить?
Полицейский, наблюдавший за заключенным, отошел к столу, к своему напарнику по имени Пембри. Старлинг решила, что ему теперь ничего не слышно.
— Меня никто не посылал. Я сама приехала.
— Люди могут подумать, что у нас роман. Вы хотите что-нибудь узнать о Билли Рубине Клэрис?
— Доктор Лектер, я ни в коем случае не… не подвергаю сомнению то, что вы сообщили сенатору Мартин. Но не могли бы вы сказать — вы по-прежнему советуете мне разрабатывать вашу идею о…
— Не подвергаю сомнению! Великолепно! Ничего я вам не советую! Вы пытались меня провести, Клэрис. Неужели вы считаете, что я в игрушки играю с этими людьми?
— Я полагаю, что мне вы сказали правду.
— Очень жаль, что вы пытались провести меня. — Лицо доктора Лектера спряталось за руками. Видны были только его глаза — Очень жаль, что Кэтрин Мартин больше не увидит солнца. Теперь ее солнце — пламя пылающего матраса, в котором сгорел ее Бог, Клэрис.
— Очень жаль, что вам теперь приходится юлить, — ответила Старлинг, — довольствоваться теми слезами, что вы ухитряетесь сорвать. Очень жаль, что нам с вами так и не удалось довести тот разговор до конца. Ваша идея насчет имаго, самой ее структуры, в ней была какая-то… своеобразная элегантность, от которой трудно отказаться. А теперь все это пошло прахом… Как будто строители возвели лишь половину арки…
— Половина арки стоять не будет. Кстати, об арках. Клэрис, а вам разрешат обходить ваш участок? Бляху не отобрали?
— Нет.
— А что это у вас на поясе под пиджаком? Табельные часы, как у папочки?
— Нет. Скорозарядное устройство.
— А-а-а, стало быть, вы по-прежнему вооружены?
— Да.
— Тогда вам надо выпустить свой пиджак в боковых швах. Вы шьете?
— Шью.
— Вы сами шили этот костюм?
— Нет. Доктор Лектер, вам всегда все удается узнать. Значит, поговорив с этим Билли Рубином по душам, вы должны были бы знать о нем гораздо больше!
— Почему это?
— Если вы с ним беседовали, вы должны знать о нем все. Но вы почему-то вспомнили только одну деталь — что он болен антракозом. Вы бы видели, как все наши запрыгали, когда из Атланты сообщили, что это профессиональная болезнь кузнецов и ножовщиков. Они проглотили все это за милую душу. И вы знали, что так оно и будет. Вам за это должны были дать номер в лучшем отеле, доктор Лектер. Но если вы с ним действительно встречались, вы бы знали о нем все. Поэтому мне кажется, что вы с ним никогда не беседовали, это Распай вам о нем рассказывал. А вам просто не хотелось, чтобы сенатор Мартин сочла эти сведения информацией из вторых рук. Она бы на такое не клюнула, не так ли?
Старлинг быстро оглянулась через плечо. Один из полицейских показывал другому что-то в журнале «Оружие и боеприпасы».
— У вас было что мне рассказать — еще там, в Балтиморе, доктор. Я уверена, что это очень важная информация. Расскажите мне все, хорошо?
— Я прочел всю папку с делом, Клэрис. А вы? Все необходимое, чтобы его поймать, в этой папке есть. Нужно только все внимательно прочитать. Даже заслуженный инспектор Крофорд при внимательном чтении нашел бы все, что нужно. Кстати, вы слышали его потрясающую речь на прошлогоднем выпуске Национальной школы полиции? Цитировал Марка Аврелия. Говорил о долге, чести, доблести! Посмотрим, что он за стоик, когда Белла сыграет в ящик. Он, видимо, всю свою философию черпает из сборников мудрых мыслей. Мне так кажется. Если бы он читал Марка Аврелия и понимал его, он бы давно закончил это расследование.
— Так расскажите же мне!
— Вы иногда демонстрируете некоторую способность мыслить в контексте, и тогда я даже забываю, что ваше поколение вообще не умеет читать. Клэрис, император Марк Аврелий призывал к простоте. Первый его принцип: о любом предмете прежде всего спроси, что он являет собой, каково его строение, какова его причинная сущность?
— Это мне ни о чем не говорит.
— Что он делает, этот человек, за которым вы охотитесь?
— Он убивает…
— Да нет же! — воскликнул доктор Лектер, отвернувшись в сторону, недовольный ее несообразительностью. — Зачем ему нужны эти убийства, какую нужду он удовлетворяет в первую очередь?
— Гнев, социальные обиды, сексуальная неудов…
— Нет!
— Что же тогда?
— Он жаждет. Жаждет, кстати, быть тем самым, что и вы. Это его сущность — жаждать. Клэрис, как мы начинаем желать что-либо? Мы что, ищем чего бы возжелать?
— Нет. Мы просто…
— Вот именно! Именно! Мы жаждем того, что видим повседневно. Разве вы не ощущаете на себе глаза всех встречных? Случайных встречных, Клэрис? Разве ваши глаза не скользят по предметам, которые вам попадаются?
— Ну, хорошо, но скажите мне, как…
— Теперь ваша очередь рассказывать мне, Клэрис. Нам вряд ли снова представится такой случай поговорить. Вы больше не можете предложить мне каникулы у моря под эгидой Центра по изучению болезней зубов и копыт. Наши отношения теперь будут строиться на строгом соблюдении принципа quid pro quo. С вами надо соблюдать осторожность. Так вот, рассказывайте, Клэрис.
— Что рассказывать?
— То, что не дорассказали в прошлый раз. Что произошло с вами и с вашей лошадью потом и как вам удается подавлять гнев.
— Доктор Лектер, у нас еще будет время, и я…
— Мы по-разному отсчитываем время, Клэрис. У вас его больше не будет.
— Послушайте, доктор, это потом. Я…
— Нет. Я хочу послушать вас сейчас. Через два года после смерти вашего отца мать отправила вас к своей двоюродной сестре, которая жила с мужем на ранчо в штате Монтана. Вам тогда было десять лет. Вы обнаружили, что на ранчо откармливают старых лошадей, перед тем как отправить их на бойню. И вы сбежали с одной из этих лошадей — у нее еще было скверно со зрением. А потом?
— Было лето, и мы могли ночевать в поле. Потом мы по проселочной дороге добрались до самого Бозмена.
— У лошади была какая-нибудь кличка?
— Вероятно, только они никогда… Они ведь откармливали ее для бойни, зачем им была ее кличка? Я звала ее Ханна. Мне нравилось это имя.
— Вы ее вели под уздцы или ехали верхом?
— И так и эдак. Приходилось подводить ее к забору, чтобы взобраться.
— Итак, пешком и верхом вы добрались до Бозмена.
— Да. Там был конный двор и школа верховой езды — на перестроенном старом ранчо на окраине. Я упросила владельца пристроить туда Ханну. Это стоило двадцать долларов в неделю — если в открытом загоне. В конюшне еще дороже. Они там сразу поняли, что она плохо видит. Я сказала, ну и что, я же могу водить ее под уздцы и катать ребятишек, пока их родители учатся верховой езде, понимаете? А я могу жить тут же и убирать конюшню. Хозяин все кивал головой, а его жена тем временем вызвала шерифа.
— Шериф был такой же полицейский, как ваш отец.
— Да, только я все равно его очень испугалась. У него было такое большое красное лицо. Он заплатил эти двадцать долларов за Ханну. На время, как он сказал, пока «все утрясется». Он еще сказал, что погода стоит теплая и незачем держать лошадь в конюшне. Потом об этом прознали газетчики и подняли шумиху. Моя тетка согласилась меня отпустить. Так что в итоге я оказалась в лютеранском сиротском доме в Бозмене.
— В приюте?
— Да.
— А Ханна?
— Она тоже там оказалась. Один богатый фермер-лютеранин снабдил нас бесплатно сеном. В приюте был сарай, туда ее и поместили. Мы на ней пахали приютский огород. За ней, правда, надо было все время следить. Она могла поломать шпалеры с бобами, затоптать посадки, которые были слишком малы, чтобы она чувствовала их ногами. А еще мы запрягали ее в тележку и катали детей.
— А потом она умерла.
— Ну да.
— Расскажите мне об этом.
— Это было в прошлом году, они написали мне в Академию. Они там подсчитали, что ей к тому времени было не меньше двадцати двух лет. Она и в тот день катала детей в тележке, а ночью умерла. Во сне.
Доктор Лектер был явно разочарован.
— Как трогательно! — сказал он. — А что, ваш приемный отец там, в Монтане, он вас не трахал?
— Нет.
— И не пытался?
— Нет.
— Тогда почему вы от них сбежали, да еще с лошадью?
— Но они же собирались убить ее!
— А вы знали, когда это произойдет?
— Точно не знала. Но я все время думала об этом. Она уже хорошо отъелась.
— А что конкретно заставило вас бежать? Что послужило толчком?
— Не знаю.
— А мне кажется, вы знаете.
— Я думала об этом все время…
— Что заставило вас бежать, Клэрис? Вы во сколько ушли?
— Рано утром. Еще темно было.
— Значит, вас что-то разбудило. Что именно? Сон? Какой сон?
— Я проснулась и услышала ягнят. Я проснулась в полной темноте, и там кричали ягнята.
— Они забивали весенних ягнят?
— Да.
— И что вы сделали?
— Для них я ничего не могла сделать. Я ведь была всего лишь…
— С лошадью что вы сделали?
— Я оделась, не зажигая света, и вышла во двор. Она была очень испугана. Все лошади были испуганы — метались, бились в конюшне… Я подула ей в нос, и она узнала меня. И ткнулась мне мордой в руки. В конюшне и в загоне для овец горел свет — голые лампочки, огромные тени… А рядом еще стоял грузовик-рефрижератор, и его движок работал… И я тогда вывела ее наружу.
— Вы ее оседлали?
— Нет. Я не стала брать их седло. Только веревку вместо уздечки, и все.
— А когда вы уходили в темноту, вы все еще слышали крики ягнят оттуда, где горел свет?
— Недолго. Их ведь было не больше дюжины.
— Вы и теперь иногда просыпаетесь, правда? Просыпаетесь в чугунной темноте и слышите, как кричат ягнята…
— Иногда.
— Как вы думаете, если вы сами поймаете этого Буффало Билла, если вы спасете Кэтрин Мартин, это заставит ягнят замолчать? Как вы считаете, это и им поможет? Вы тогда перестанете просыпаться в темноте и слышать, как кричат ягнята? А, Клэрис?
— Да. Не знаю. Может быть.
— Спасибо, Клэрис! — Доктор Лектер выглядел странно умиротворенным.
— Скажите же мне, как его зовут! — вновь попросила Старлинг.
— Доктор Чилтон, — сказал Лектер. — Вы, кажется, знакомы.
Старлинг сперва даже не поняла, что Чилтон стоит прямо у нее за спиной. Потом он взял ее за локоть.
Она высвободила локоть из его руки. Пембри и его напарник тоже стояли рядом.
— В лифт! — скомандовал Чилтон. Лицо его от ярости пошло красными пятнами.
— А вы знали, что у доктора Чилтона нет медицинского образования, Клэрис? — послышался голос Лектера. — Пожалуйста, никогда не забывайте об этом!
— Идемте же! — сказал Чилтон.
— Разве вы здесь распоряжаетесь, доктор Чилтон? — спросила Старлинг.
— Нет, мэм, — ответил вместо него Пембри. — Здесь распоряжаюсь я. Но он уже звонил моему боссу и вашему тоже. Извините, но у меня приказ проводить вас отсюда. Пройдемте со мной.
— До свидания, Клэрис, — произнес доктор Лектер. — Вы мне сообщите, если ягнята когда-нибудь замолчат?
— Да.
Пембри взял ее за локоть. Надо было или уходить, или сопротивляться.
— Да, — повторила она — Я вам сообщу.
— Обещаете?
— Да.
— Тогда почему бы нам не завершить возведение арки? Заберите вашу папку с делом. Она мне больше не нужна.
Он вытянул руку и просунул папку сквозь прутья решетки. Его указательный палец лежал на корешке папки, и, когда она ее забирала перегнувшись через барьер, их руки на мгновение соприкоснулись. И это яркой вспышкой отразилось в его глазах.
— Спасибо, Клэрис.
— Вам спасибо, доктор Лектер.
Именно таким он и остался в памяти Старлинг. Одно-единственное мгновение, когда он ни над кем не насмехался, никого не дразнил. Стоял в своей ярко освещенной белой клетке, изогнувшись, как танцовщик, вытянув вперед руку и чуть склонив голову набок.
Она мчалась в аэропорт с такой скоростью, что чуть не проломила головой потолок машины, не успев затормозить перед ребристой поверхностью ограничителя скорости. К самолету, на котором она должна была улететь по приказанию Крендлера, ей, впрочем, все равно пришлось бежать.