33

В огромном подвале Джейма Гама одно помещение переходит в другое без видимой логики и порядка — в таких лабиринтах мы иногда безнадежно плутаем во сне. Когда (много-много жизней тому назад) он был застенчив и робок, мистер Гам больше всего наслаждался, укрываясь в самых потаенных комнатах своего подземелья, подальше от лестниц. Здесь есть комнаты в дальних уголках, комнаты из других жизней, их он не открывал с давних пор. Некоторые из них еще заняты, так сказать, хотя звуки, доносившиеся оттуда, из-за дверей, достигли своего пика и истаяли давным-давно.

Уровень пола в каждой комнате разный, выше или ниже почти на тридцать сантиметров. Приходится перешагивать через порожки, нагибаться под притолоками. Тяжелые вещи очень трудно тащить и практически невозможно катить по такому полу. Гнать что-то перед собой — а оно спотыкается, плачет и умоляет и стукается обалделой головой обо что попало — очень трудно, даже опасно.

Став гораздо мудрее и обретя уверенность в себе, мистер Гам понял, что ему вовсе нет надобности делать то, что нужно, в потаенных уголках подвала. Теперь он пользуется несколькими подвальными помещениями прямо у лестницы, а это — просторные комнаты с водопроводом и электричеством.

Сейчас подвал погружен в темноту.

В тайнике под комнатой с полом, посыпанным песком, затихла Кэтрин Мартин.

Мистер Гам тоже в подвале, только в другом помещении.

В комнате за лестницей стоит непроглядная темень, но она наполнена множеством чуть слышных звуков. Тихо журчит вода и вздыхают небольшие насосы. Звуки тихим эхом отражаются от стен, и комната кажется очень большой. Воздух прохладный и влажный. Запах зелени. Трепет крыльев у щеки, тихое пощелкивание в воздухе. Тихое посапывание, вздох наслаждения — это уже человек.

Комната лишена световых волн, воспринимаемых человеческим зрением, но мистер Гам здесь и видит все прекрасно, хотя все представляется ему в более или менее интенсивных оттенках зеленого цвета. Он в замечательных очках ночного видения (куплены на распродаже израильского армейского имущества меньше чем за четыреста долларов) и направил инфракрасный луч фонарика на затянутую сеткой клетку, перед которой сидит. Сидит он на краешке стула с прямой спинкой, напряжен, наблюдает за насекомым, взбирающимся на зеленое растение. Юное имаго только что выбралось из кокона, упрятанного во влажный земляной пол клетки. Оно осторожно взбирается по крепкому стеблю паслена, отыскивая местечко, где можно расправить влажные неокрепшие крылья, все еще плотно сложенные на спине. Вот оно находит горизонтальную веточку.

Мистер Гам закидывает назад голову, иначе ему не видно. Мало-помалу крылья наполняются воздухом и живыми соками. Но они пока еще сложены над спинкой насекомого.

Проходит два часа. Мистер Гам почти неподвижен. Он то включает, то выключает инфракрасный фонарик: ему хочется испытать удивление, увидев, как идет процесс преображения насекомого. Чтобы убить время, он водит лучом фонаря по комнате, высвечивая огромные аквариумы, полные растительного дубильного раствора. На специальных формах и растяжках в аквариумы погружены его последние приобретения — стоят, словно обломки классических статуй под зелеными водами моря. Луч фонаря скользит по оцинкованному рабочему столу с металлическим подголовником и стоком, по подъемному устройству над столом. У стены — длинные промышленные раковины-ванны. Сквозь светофильтры все видится зеленым, призрачным в луче инфракрасного света. Трепет крыльев, фосфоресцирующее свечение, словно хвосты крохотных комет: ночные бабочки в свободном полете в темной комнате.

Он переводит луч фонаря на клетку — самое время. Крылья огромного насекомого расправлены над спинкой, скрывая и искажая характерные отметины. Но вот бабочка опускает крылья, словно плащом окутывая тело, и знаменитый узор ясно виден. Человеческий череп, чудесным образом изображенный на мохнатых чешуйках, смотрит оттуда дырами глазниц. Черные дыры под затененным куполом черепа, над широкими скулами. Под скулами темная полоса, словно кляп, закрывший рот, сразу над нижней челюстью. Череп опирается на пятно, формой напоминающее верхнюю часть человеческого таза.

Череп над тазовыми костями, изображенный на спине ночной бабочки по капризу природы.

Мистер Гам ощущает необычайное удовольствие и легкость. Он наклоняется к клетке и дует, чтобы теплый воздух коснулся бабочки. Она приподнимает заостренный хоботок и издает сердитый резкий звук.

Мистер Гам тихонько выходит в помещение с тайником, освещая себе путь фонариком. Он дышит открытым ртом, чтобы дыхание не было слишком громким. Он вовсе не желает, чтобы шум из колодца нарушил его прекрасное настроение. Линзы его очков на выступающих тубусах похожи на выдвинутые вперед глаза краба. Мистер Гам понимает, что выглядит не слишком привлекательно в этих очках, но в них так весело играть в подвальные игры, он с их помощью провел в темном подвале немало приятных часов.

Он наклоняется и освещает колодец только ему видимым светом.

Материал лежит на боку, свернувшись улиткой. Кажется, спит. Туалетное ведро стоит рядом. На этот раз дура не оборвала веревку, по-глупому пытаясь взобраться по гладким стенам. Во сне она накрыла лицо углом матраса и сосет палец.

Разглядывая Кэтрин, водя фонариком взад и вперед по ее телу, мистер Гам готовит себя к решению очень важных проблем.

Человеческая кожа дьявольски трудна для обработки, если к ней предъявлять такие высокие требования, как у мистера Гама. Нужно принять принципиальные решения, и первое из них — где вшить молнию.

Он скользит лучом вдоль спины Кэтрин. В нормальных условиях он поместил бы застежку на спине, но тогда как ему натянуть это на себя в одиночку? Это ведь совсем не тот случай, когда можно попросить кого-нибудь помочь, хотя мысль об этом ужасно увлекательна. Он знает такие места, такие компании, где его труды вызвали бы восхищение… яхты, на которых он мог бы покрасоваться… Но с этим надо подождать. Надо делать такие вещи, с которыми можно сладить в одиночку. Резать перед по центру — просто святотатство, эту мысль он сразу же выбросил из головы.

Мистер Гам не может судить о качестве кожи Кэтрин в инфракрасном луче, но ему кажется — она похудела. По-видимому, она как раз сидела на диете, когда попала к нему.

По опыту он знал, что нужно выждать дня четыре, а то и неделю, прежде чем снимать кожу. Быстрая потеря веса делает кожу не так плотно натянутой, ее тогда легче снять. Вдобавок голодание лишает материал сил, и управляться с ним тогда много легче. Он становится более покладистым. А некоторые впадают в тупую покорность. В то же время надо их все-таки как-то подкармливать, чтобы избежать приступов отчаяния и истерик, а то еще кожа может оказаться попорченной.

Материал явно потерял в весе. На этот раз ему попался совершенно особый, очень существенный для его планов материал, терпения не хватит долго ждать. Да и незачем. Завтра днем он займется этим. Или завтра вечером. В крайнем случае — послезавтра. Скоро.