Глава 10
Я не знала, что именно руководило мной в тот момент, когда я стреляла. Желание защитить себя, свой дом или страх перед Сергеем, у которого, по словам Люськи, такие жестокие глаза, что ежу понятно: такому убить – раз плюнуть. Сергей представлял для меня самую большую угрозу. Самую большую из всех многочисленных родственников… А еще он был очень похож на Вадима… Вадим тщательно готовил мою смерть, а я… я просто защищалась. Я всего лишь защищалась… от себя, от прошлого, от настоящего, от Вадима и от Сергея…
Когда тело Сергея рухнуло на пол, я прижалась к стене, обняла ружье и громко заголосила:
– Я защищала свою частную собственность… Ничего страшного не произошло. Я просто защищала свою частную собственность… – говорила я каким-то чужим голосом и слушала, как стучит мое сердце. – Вадим хотел убить меня, а я хотела убить его сына… Так хотела убить или все же убила?!
Я сделала шаг вперед, и в тот момент, когда Сергей поднял голову и посмотрел на меня ничего не понимающими глазами, выстрелила еще раз…
– Таня, ты что наделала?! – Я оглянулась и увидела, что по лестнице спускается побледневшая, вернее, позеленевшая Люська. – Тебя ж только из тюрьмы вытащили, так ты опять туда лезешь!!! Что ты наделала?!
– Я просто охраняла свой дом…
– Какой свой дом?! Дай сюда ружье!!!
Вне себя от ярости Люська подбежала ко мне и попыталась выхватить у меня ружье.
– Отдай его немедленно!
– Зачем?
– Затем, что я знала, что будет беда! Я это знала! Я это предвидела! Говорят же, что если в доме на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит! Дай ружье, я сказала!
– Не дам. – В моем голосе уже не было даже и следа прежней уверенности. Я кусала губы до крови, но по-прежнему не выпускала ружье из рук.
– Зачем оно тебе нужно? Ты что, будешь стрелять еще?
– Буду.
– В кого?!
– В родственников Вадима, если они, конечно, пожалуют в мой дом.
Покрутив пальцем у виска, Люська бросилась к лежащему на полу Сергею. Я по-прежнему стояла как вкопанная и крепко, до пронзительной боли в подушечках пальцев, сжимала ружье.
– Слава Богу, живой, – донесся до моего сознания ее голос.
– Он точно живой?
– Точно. Один выстрел пришелся в бедро, а другой в ногу. К счастью, ты не задела жизненно важных органов.
– Ты думаешь, к счастью?! А что мне теперь с ним делать? Если бы я его убила, то суд бы обязательно меня оправдал. Я бы сказала, что мне пришлось выстрелить в целях самообороны. Мол, ко мне в дом забрался грабитель. Я понятия не имела, что это сын Вадима. Наверное, это ужасно – грабить в доме собственного отца…
– Не говори ерунды. Никакой суд тебя бы не оправдал. Ты живешь в России, а не в какой-нибудь там Америке. В каждой стране свое отношение к частной собственности. В нашей стране ты виноват, даже если всего лишь взял в руки оружие. А ты не просто взяла в руки оружие. Ты выстрелила!
– А какого черта он залез ко мне в дом?! Я его предупреждала! Я их всех предупреждала! Ничего, это хороший урок. Я думаю, что теперь другим родственникам неповадно будет!
Люська села на колени и аккуратно подняла голову Сергея. Тот открыл глаза буквально на несколько секунд, посмотрел вокруг пустым взглядом и закрыл их опять.
– Парень, ты давай держись. Сейчас я все сделаю.
Люська работала врачом в частной клинике и считалась высококвалифицированным специалистом. Посетители клиники мечтали попасть на прием именно к ней и всегда баловали ее различными подарками в виде коробки конфет, бутылки шампанского или расписной жестяной банки дорогого заграничного печенья. Люська никогда не отказывалась даже от пачки чая и с радостью тащила все подарки домой, на радость своему благоверному, закоренелому тунеядцу Петьке, который удобно устроился на шее своей трудолюбивой жены и пил из нее все жизненные соки, исправно потчуя ее байками насчет того, что когда-нибудь и на его улице будет праздник и он устроится на высокооплачиваемую работу. Придет время, и его жене не придется вкалывать как проклятой, бежать из частной клиники в обычную, районную, а в перерывах между этой беготней заскакивать по различным адресам и исполнять функции медсестры: ставить капельницы и делать уколы.
– Ты не задела жизненно важных органов, но он теряет кровь. Что ты стоишь, как человек с ружьем?! Ему нужно срочно обработать раны и сделать перевязку. Быстро неси аптечку!
– А может быть, вызовем «скорую»? – окончательно растерялась я.
– Подожди, пока попробуем управиться собственными силами. Следом за «скорой» приедет милицейская машина с решетками на окнах. Увезут не только Сергея, но и тебя тоже. Что ты стоишь, дура?! Я у тебя врач или не врач?!
– Врач… и очень хороший.
– Так тащи эту гребаную аптечку и все, что у тебя есть. Ты же человека едва не убила, наследница хренова!
Последние слова на меня очень даже подействовали. Я наконец выпустила ружье из рук, поставила его к стене и бросилась со всех ног за аптечкой. Пока Люська пыхтела, обрабатывая и перевязывая раны, я смотрела то на Сергея, то на стоявшее у стены ружье. Я не верила. Я просто не верила в то, что это сделала я.
Когда все было готово, мы взяли Сергея за руки и за ноги и перенесли на кровать. Отдышавшись, я посмотрела на серьезную вспотевшую Люську и жалобно спросила:
– Люськ, а он не умрет?
– Если больше стрелять не будешь, то не умрет.
– А ты уверена, что не нужно вызывать «скорую»?
– Я же тебе уже сказала, что мы постараемся справиться собственными силами. Сейчас мне придется уехать, ты пока с ним посидишь. Закажи мне такси туда и обратно. Пусть оно меня ждет. Я доеду до станции «Скорой помощи», побуду там ровно пятнадцать минут и вернусь.
– А что ты будешь делать на станции «Скорой помощи»?
– Капельницы возьму, шприцы, лекарства. Без них сейчас как без рук.
– А ты там кого-то знаешь?
– Знаю. Там сегодня девчонки знакомые дежурят. Только обязательно меня дождись и не делай никаких глупостей. Давай звони, а то уж ночь. Пока я вернусь…
Я быстро заказала такси и, как только оно подъехало к дому, сунула Люське деньги – расплатиться с шофером. Как только я осталась одна, я вновь взяла ружье и пошла в ту комнату, где лежал тот, кто в недобрый для себя час переступил порог отцовского дома. Сергей словно услышал, что я вошла в комнату, и тут же открыл глаза. Я села в кресло напротив, поставила рядом с собой ружье и посмотрела на пришедшего в сознание Сергея испуганным взглядом.
– Ты живой?
– Живой, – с трудом прохрипел тот.
– А я, между прочим, не хотела тебя убивать. Сам напросился. Тебе больно?
– Больно…
Я заглянула в глаза Сергея. В них больше не было злости, ненависти и презрения. В них были только страх и боль, которая, по всей вероятности, разлилась по всему его организму.
– Я в тебя стрелять не собиралась. Я вообще не знаю, зачем ты забрался в мой дом.
Видимо, Сергей хотел возмутиться, но у него на это не было сил. Он хотел слегка приподняться, но так и не смог.
Я указала ему на ружье и жестом посоветовала не делать этого.
– Безбашенная ты баба… Ох, безбашенная…
– Что?
– Я говорю, что башню у тебя, видимо, еще в детстве снесло. С головой просто беда. Лучше бы ты меня убила… – последнюю фразу Сергей повторил несколько раз.
Я напряглась, сжалась в комок и тихо спросила:
– Почему?
– Потому что если я выкарабкаюсь и оклемаюсь, то я убью тебя сам. Одному из нас не жить. Или ты убиваешь меня, или я убиваю тебя.
– Ты предлагаешь мне тебя добить?
– Как хочешь.
– Тебе все равно?!
– Мне не все равно… Но я тебе сказал… Если я останусь жив, то ты умрешь.
Сергей сказал это как-то подавленно, наверное, потому, что ему было очень больно и он не мог придать своему голосу подобающую суровость.
– Разве тебе мало того, что я тебя ранила?
– Мало. Ты стреляла в меня из охотничьего ружья, точно так же, как стреляют в дичь во время охоты. Так что вот тебе совет бывалого охотника: если ты стреляешь в дичь, то постарайся обязательно ее убить. Нельзя просто ранить свою добычу, и все.
– Почему?
– Потому что это только приводит ее в бешенство.
Я слегка дернулась, поправила глубокий вырез на ночной рубашке и ощутила, как меня бросило в жар.
– Тебе что, жить надоело?!
– Это тебе надоело, если ты меня ранила.
Я нервно застучала пальцами по деревянным ручкам кресла и принялась рассуждать вслух.
– Я и сама не знаю, зачем мне тебя выхаживать. Какой с этого прок?! Шлепнуть бы тебя на месте – и дело с концом! Сейчас я как последняя дура тебя выхожу, а ты – в благодарность – сдашь меня в милицию. Короче, если я тебе помогаю, то, значит, я сама себе рою могилу.
– С чего ты решила, что я сдам тебя в милицию?
– А что, нет?
– Я же тебе сказал, что, как только ты меня выходишь, я сразу тебя убью. Только учти, я стреляю без промаха.
Не выдержав, я подскочила с кресла и, уперев руки в боки, стала нервно ходить по комнате.
– Ты такой же идиот, как и твой отец! Даже намного хуже!!! Что тот самодур, что этот! Яблоко от яблони недалеко падает. Вы оба лезете на рожон! Твой папаша непонятно какого черта хотел меня убить! Совершенно непонятно! И ты, вместо того чтобы немного остудить мой пыл и попытаться все уладить, лезешь на рожон! Думаешь, у меня не хватит духу тебя добить?! Хватит, еще как хватит! Я сейчас возьму ружье и выстрелю тебе прямо в черепушку. Ее не забинтуешь, пластырем не заклеишь. А затем я закопаю тебя в саду и разобью на твоей могилке красивую клумбу. Цветы будут превосходно расти, с таким-то удобрением. И никто не догадается, что я тебя убила, потому что никто не знает о том, что ты был в этом доме. А Люська будет молчать, как-никак подруга. Она никогда не пойдет против меня.
Когда я закончила свою речь, вновь схватила ружье и, подойдя к лежащему на кровати обессиленному Сергею, ткнула двустволкой его в грудь.
– Ты думаешь, я шучу?!
В этот момент бледный Сергей слегка приподнял голову и… посмотрел не на ружье. Он уставился на чересчур открытый вырез на моей ночной рубашке.
– Ты куда смотришь?
Я наклонила голову и увидела, что у меня почти оголилась одна грудь.
– На твои сиськи.
– А чего ты на них смотришь?!
– А того, что они у тебя классные.
– Ты что, женской груди, что ли, не видел?
– Такой – нет.
– Придурок, я тебя собираюсь добить, а ты смотришь на мою грудь!!!
В этот момент Сергей, видимо, не справился с болью, которую он стойко терпел, и резко откинул голову на подушку. Его лицо стало зеленовато-бледным, а глаза… глаза просто остекленели. Они стали тупо смотреть вдаль, в одну точку, и мне даже показалось, что все, что в них было живое, просто умерло. Невольно вздрогнув, я моментально убрала ружье с его груди и истерично спросила:
– Послушай, ты живой?!
Мужчина не ответил и по-прежнему лежал не шелохнувшись. Поставив ружье к стене, я попыталась потрясти Сергея за плечи, но и это не помогло.
– Эй, ты что, умер, что ли?! Послушай, ты подай хоть какой-нибудь признак жизни! Я тебя только лечить начала, а ты умирать собрался. Люська сказала, что ты не должен умереть, что у тебя ни один жизненно важный орган не задет. Будь другом, посмотри на меня, пожалуйста. Я тебя умоляю. Ну скажи, скажи, что ты хочешь… Хочешь, я тебе свою грудь покажу? Ты только скажи, что ты этого хочешь… Ты только не умирай.
Не придумав ничего лучшего, я быстро развязала шнурок на вырезе моей ночной рубашки до самого конца и буквально вывалила свою грудь наружу. Мужчина по-прежнему не реагировал ни на меня, ни на мою грудь. Он лежал, словно мумия, смотрел в одну точку, и мне показалось, что он не дышал.
Почувствовав, как на моих глазах выступили слезы, я тихонько всхлипнула и, с трудом сдерживая рыдания, произнесла:
– Неужели ты умер?! Послушай, так нечестно. Я тебя не убивала, ты сам умер. Я, наоборот, хотела тебя вылечить и поднять на ноги.
Откинув простыню по пояс, я положила свою голову на грудь Сергея и попыталась услышать, бьется у него сердце или нет. Как ни странно, сердце у Сергея билось. Выходит, он жив. Получается, что он просто потерял сознание. Прислонившись к нему своей обнаженной грудью, я отчетливо услышала удары его сердца и облегченно вздохнула. В этот момент мужчина взял меня за голову, притянул к себе, а затем схватил за мою обнаженную грудь. Сомкнув руки на моей груди, он буквально взял ее в тиски и жадно поцеловал меня в губы. Его губы были чересчур властными и какими-то грубыми. Мне даже показалось, что он перестал меня целовать и начал покусывать, стараясь укусить мою губу как можно сильнее. А самое главное, что в этих жестоких поцелуях не было ни любви, ни страсти. В них было что-то животное, злобное, грубое, садистское и до неприличия жестокое. Собрав все мыслимые и немыслимые силы, я принялась сопротивляться и вырваться. Мужчина озверел еще больше и, переместив руки с моей груди на мою шею, попытался меня задушить. У меня все поплыло перед глазами, и мне стало просто катастрофически не хватать воздуха. Я поняла, что еще немного, и я точно отправлюсь на тот свет. Я захрипела и, собрав жалкие остатки сил, принялась бороться за жизнь. Видимо, мужчина очень ослаб и просто физически не смог меня удержать. Как только я вырвалась, тут же отлетела к стене, судорожно затрясла головой, попыталась восстановить дыхание и быстро спрятала свою грудь, завязав шнуровку по самое горло. Затем тяжело задышала и проговорила, захлебываясь словами:
– Тебе что, жить надоело?! Дурак!
Я затряслась, как в лихорадке, сердце застучало, словно паровой молот. Превозмогая боль, Сергей рассмеялся и сверкнул в мою сторону недобрым взглядом. Я чуть было не заплакала от обиды, но прекрасно понимала, что мои слезы означали бы не что иное, как поражение. А я… Я не привыкла терпеть поражение, потому что я очень сильная. Бог мой, иногда я сама себе поражалась, какая же я сильная. Даже когда жизнь пинала меня под зад коленом, я никогда не отворачивалась, я всегда смотрела ей прямо в глаза, вызывающе смеялась и делала все так, как считала нужным.
– Ты чуть меня не задушил, – проговорила я, слегка отдышавшись.
– Если бы я сейчас не был таким обессиленным, я бы тебя задушил.
– Дурак, ну и чего бы ты добился?! Тебя бы посадили в тюрьму. Пока бы ты терпеливо мотал свой срок, остальные родственники растащили бы это гребаное наследство по кирпичику и ты бы просто остался ни с чем.
– Я готов оставить это наследство кому угодно, но только не такой аферистке, как ты. Скажи правду, ведь ты вышла замуж не за моего отца, а за его деньги?!
– Я вышла замуж за твоего отца, потому что он мне это предложил.
– Получается, что ты с удовольствием принимаешь все предложения, которые тебе делают посторонние мужчины.
– Не все, а только избранные. От твоего отца я приняла сразу.
– Но ведь ты его не любила?!
– Ну и что?! По-твоему, браки совершаются только по любви?! Бред! Конечно, я не была в него влюблена так безумно и страстно, как пишут в книгах… но я по-своему его любила. По-своему…
Сергей посмотрел на меня взглядом, полным чудовищного презрения. Я с трудом выдержала этот взгляд и постаралась привести все свои чувства и мысли в порядок.
– Не нужно на меня так смотреть… На меня это не действует. Если ты думаешь, что сделаешь своим взглядом во мне дырку, то ошибаешься.
– Лучше бы ты меня убила, – как-то устало сказал Сергей и закрыл глаза.
Я вновь села в кресло, на всякий случай обняла ружье и терпеливо принялась ждать Люську. Когда у дома послышался шум подъезжающей машины, я взяла ружье и стремительно направилась к выходу. Люська не заставила себя ждать и появилась в дверях буквально через несколько секунд, как только у дома остановилась машина. Переступив порог, она окинула меня перепуганным взглядом и быстро скинула туфли.
– А, это ты…
– А ты еще кого-то ждешь? – При тусклом освещении Люська выглядела намного старше, и мне даже показалось, что на ее лице появились первые, но уже достаточно глубокие морщинки.
– Да бог его знает. Мне кажется, что этот дом полон привидений. Кажется, что пойду по коридору, а из какой-нибудь комнаты появится силуэт бывшей жены Вадима с пистолетом в руках.
– А мне кажется, что у тебя началась мания преследования.
– Не знаю, как там насчет мании преследования, но одного родственничка мне все же пришлось хлопнуть, и не где-нибудь, а в собственном доме.
– Как он?
– Пройди, посмотришь. Просит, чтобы я его добила.
– Не говори ерунды. У него просто агония.
– Не знаю, агония это или нет, но он постоянно говорит мне различные гадости и угрожает.
– А ты как хотела? Выстрелить в человека, и чтобы после этого он распинался перед тобой в благодарностях?! – Люська взяла с пола увесистый пакет, который привезла с собой, и смерила меня ничего не понимающим взглядом:
– Ты что, в туалет, что ли, тоже с ружьем ходишь?!
– В туалет тоже.
– Еще скажи, что ты спать с ним ляжешь.
– Если потребуется, и спать лягу.
Как только Люська прошла в комнату, я быстро закрыла входную дверь на все замки и запоры и последовала за подругой.
– Ты все взяла?
– Все.
Как только мы подошли к кровати, на которой лежал Сергей, я почувствовала, как глухо застучало мое сердце. Сев на краешек кровати, Люська слегка потрепала раненого по щеке, и тот тут же открыл глаза.
– Эй, парень, ты живой?
– Живой, – прохрипел бледный как полотно Сергей.
– Ты, пожалуйста, возьми себя в руки. С тобой не произошло ничего страшного. Понимаешь, ничего! Все хорошо. Все нормально. Все очень даже хорошо.
Сергей как-то недобро усмехнулся и процедил сквозь зубы:
– Еще скажи, что все замечательно.
– Все просто замечательно, – нисколько не смутилась Люська. – Ты можешь мне смело довериться: я врач, и, говорят, неплохой. Я смогу тебя поднять за считанные дни, только ты должен мне помогать. Ты должен прислушиваться к своему организму и говорить мне обо всем, что ты чувствуешь в данный момент, где у тебя жжет, саднит, ноет…
Люська встала с кровати и со словами: «Сейчас вымою руки и буду ставить капельницу», вышла из комнаты.
Я стояла напротив кровати и смотрела в упор на Сергея. Наши взгляды пересеклись, и мы не могли оторвать друг от друга своих сверлящих глаз.
– Она и вправду врач? – недоверчиво спросил Сергей. – А то сейчас вкапает чего-нибудь не того.
– Она очень хороший врач с огромным опытом. Несколько лет назад она хирургом работала. Столько людей с того света вытащила. Ей многие жизнью обязаны. У нее это от Бога. Так что не переживай. Все, что она сделает, она сделает в лучшем виде. Если надо будет, что-нибудь подштопает или, наоборот, подрежет. Правда, сейчас она как хирург уже не практикует. Там нервы знаешь какие надо иметь… Как канаты… А она женщина слабая, чересчур эмоциональная, впечатлительная. И потом, ей мало платили. В наше время многие вынуждены из-за этого бросать любимое дело: кушать-то хочется. Ведь она работала в обычной городской больнице, а там, как известно, платят копейки. А тут место подвернулось хлебное, в частной клинике. Вот Люська и переквалифицировалась в терапевта, поменяла, так сказать, дислокацию. Ей семью кормить надо. У нее муж вообще работать не желает, захребетник хренов.
Видимо, мои слова в чем-то подействовали на мужчину, потому что в его взгляде появилось что-то наподобие теплоты. Наверное, он решил, что Люське можно довериться и дать свою руку для капельницы.
– Если у тебя такая положительная подруга, то я вообще не пойму, что у вас может быть общего?! Что вас связывает? Добропорядочная, замужняя женщина и стерва… Как вы вообще нашли друг друга?
– Мы с детского сада дружим, и, представь, ни разу не ссорились. Ни разу. А еще говорят, что женской дружбы не бывает. Чушь собачья. В этой жизни все бывает. То есть абсолютно.
– Я вообще не представляю, как можно дружить с таким чудовищем, как ты!
– Сам ты чудовище!
В этот момент в комнату вошла Люська, подкатила к кровати журнальный столик и стала вынимать из своего пакета всевозможные докторские причиндалы.
– Ты сейчас что будешь делать? – поинтересовалась я у своей подруги.
– Капельницу буду ставить.
– Думаешь, надо?
– Думаю, что надо.
– А может, перебьется?
Люська слегка вскинула голову и достала из пакета несколько одноразовых капельниц.
– Таня, я что-то не пойму, мы его выхаживаем или нет?
– Выхаживаем, – с запинкой пробормотала я.
– Что-то я не чувствую уверенности в твоем голосе.
– Не чувствуешь уверенности… – Я замолчала, не зная, что же мне на это ответить.
Люська почувствовала мою слабину и сделала такую серьезную мину, какую только смогла.
– Таня, послушай, ты ранила человека, и если ты решила его спасти, то предоставь это мне. В конце концов, я врач и прекрасно знаю, что делать. Так что, пожалуйста, сядь и не мешай. Мне надо сделать несколько уколов и поставить капельницу.
– Пожалуйста. – Я села в угол и стала смотреть, как моя подруга колдует с медицинскими прибамбасами.
– Спасибо. – Воодушевленная Люська принялась за свое любимое дело и стала что-то совсем тихо напевать себе под нос.
Я внимательно наблюдала за действиями своей подруги и понимала, что с каждой минутой мне становится все тяжелее и тяжелее сидеть на месте. Люська буквально лезла вон из кожи и с присущим ей энтузиазмом спасала жизнь человеку, который впоследствии должен будет меня убить. Можно даже сказать, что она собственной грудью вскармливала самого настоящего зверя. Не выдержав, я спихнула ружье на пол, бросилась к комоду, достала из него чистый листок и ручку, и когда Люська уже протирала вену и примеряла к ней тоненькую иголочку, подбежав к кровати, гаркнула что было мочи:
– Прекратить!!!
Испуганная Люська выронила из рук иголку и широко разинула рот.
– Тань, ты чего?
– А того, что ты его сейчас на ноги поднимешь, а он встанет на эти самые ноги и сразу в милицию побежит!
Положив листок и ручку на грудь Сергея, я сделала каменное выражение лица и произнесла совершенно спокойным голосом:
– Сереж, ты жить хочешь?!
– Хочу. Только дурак не хочет жить.
– Если хочешь, значит, будешь жить. Ты же сам прекрасно знаешь о том, что если в этой жизни чего-то сильно захотеть, то все обязательно получится. Сейчас я помогу тебе подняться или поверну тебя на бок, для того чтобы ты смог написать мне бумагу.
– Какую бумагу?
– Напишешь, мол, я, такой-то такой-то, к такой-то такой-то никаких претензий не имею и ни в чем ее не обвиняю… а мои огнестрельные ранения нанесли мне мои пьяные товарищи во время совместной охоты на медведя. Напишешь?!
– Зачем тебе это надо?! – Лицо Сергея исказилось недоброй улыбкой.
– Для собственного успокоения, так сказать.
– Для собственного успокоения я скажу тебе, что я не пойду заявлять на тебя в милицию. Так что не нужно писать никаких бумаг… – Сергей выдержал небольшую паузу и произнес все тем же усталым голосом: – Я никогда не пойду заявлять на тебя в милицию. Я даю тебе слово мужчины. Тебя устраивает этот ответ?!
– Почему ты думаешь, что я могу тебе верить?!
– Ты можешь мне верить, потому что я никогда не бросаю слов на ветер и уж если что обещаю, то обещание свое сдержу. Я уже тебе говорил одну вещь, но, должно быть, ты пропустила мои слова мимо ушей. Поэтому для бестолковых повторяю: если я, дай Бог, встану на ноги, я не побегу заявлять на тебя в милицию, я просто тебя убью…
При этом Сергей, превозмогая боль, дерзко поднял голову и посмотрел мне в глаза. Меня слегка затрясло, и я не смогла придумать ничего более умного, чем перенести ответственность за сложившуюся ситуацию на Люськины плечи. Я посмотрела на нее беспомощным взглядом и непонимающе развела руками.
– Люська, ты слышала? Ты слышала?!
– Слышала.
– И что ты об этом думаешь?!
– Я врач и выполняю свой профессиональный долг.
– Ты не только врач, но ты и моя подруга. Ты должна знать, что сейчас ты не только исполняешь свой врачебный долг, но и лечишь врага. А между прочим, потом этот вылеченный тобой враг лишит жизни твою лучшую и единственную подругу!.
Отойдя от кровати, я подошла к небольшому бару, достала бутылку виски и, плеснув себе немного в стакан, выпила все содержимое залпом.
– Ты, Люська, у меня прямо как не от мира сего… Жалеешь этого гада, потому что ты врач, а он твой пациент. Для тебя главное врачебный долг, а все остальное второстепенно. Даже моя жизнь. Мужа ты столько лет жалеешь только потому, что он твой законный супруг. Кормишь его черт знает сколько лет, в постели ублажаешь, каждое утро на бензин даешь и сырники жаришь, и даже если он за полночь приходит и от него женскими духами за версту разит, ты встречаешь его с улыбкой и делаешь вид, что ничего не происходит… Как же можно, ведь он твой муж… А то, что он по бабам гуляет, это ерунда… Все мужики гуляют, и от этого никуда не денешься. Самое главное, что он от семьи не уходит и что у тебя семья, а семья, как известно, это святое… И не важно, какая она, семья… Главное, что она есть и все кругом видят, что ты не одна… Это самое главное…
Я замолчала, увидела, что в Люськиных глазах появились слезы, и поняла, что перегнула палку.
– Люсь, ладно, не обижайся. Ты же знаешь, что я тебе только добра желаю. Просто пока тебя не было, он мне столько всего наговорил, ты даже не представляешь. Ты слышала, что он меня убьет?!
– Ну, слышала…
– И что ты думаешь по этому поводу?!
– То, что сейчас он сам не ведает, что творит. Ты должна понять, что сейчас перед тобой лежит не здоровый человек, а больной. Разве больной человек может рассуждать, как здоровый?!
– Ты хочешь сказать, чтобы я относилась к нему, как к больному?!
– Ну понятное дело, что не как к здоровому…
После Люськиных слов я почувствовала себя вконец разбитой и подумала, что я, наверное, делаю что-то не так.
– Люсь, делай, как знаешь… Просто ты не только о нем думай, но и обо мне тоже.
– Я всегда о тебе думаю. Если бы было иначе, меня бы просто здесь не было. Хочешь, я тебе тоже капельницу поставлю? Чтобы ты немного полежала, успокоилась?
В этот момент на столике в конце комнаты зазвонил телефон. Я вздрогнула, схватила ружье и, не раздумывая ни минуты, бросилась к аппарату.
– Тань, какого черта ты взяла в руки ружье?! Это всего лишь навсего телефон…
Услышав Люськины слова, я остановилась на полпути и попыталась понять их значение.
– Это всего лишь навсего телефон, – повторила я и положила ружье на соседнее кресло. – Это всего лишь навсего телефон…
Схватив трубку, я потрогала свой пылающий лоб и возбужденно произнесла:
– Слушаю…
– Доброй ночи, – послышался на том конце провода знакомый мужской голос.
– Доброй ночи, – машинально повторила я заезженную фразу и попыталась понять, с кем имею честь разговаривать.
– Ты еще не спишь?
– Нет.
– Я так и думал. Как тут заснешь, когда голова раскалывается от разных мыслей…
– Простите, а вы кто?
– Не думал, что ты меня так быстро забудешь…
– Я не забыла. Просто я была бы вам очень признательна, если бы вы представились.
– Татьяна, мы с тобой уже давно перешли на ты… Я тот человек, который вытащил тебя из тюрьмы.
– Гера?!
– Он самый, собственной персоной…
