Глава 10

Увидев Юльку, я с облегчением вздохнула. Она сидела на кровати с загипсованной ногой, тугой повязкой на теле и что-то рисовала.

— Привет! Ты что это расселась? Тебе кто разрешил? Ну-ка, быстро ложись!

Юлька улыбнулась и застенчиво сказала:

— А я подолгу и не сижу. Всего десять минут, а то голова начинает сильно болеть, хоть криком кричи.

— Болит потому, что тебе надо лежать.

Я забрала у Юльки альбом и силой ее уложила. Затем посмотрела на рисунок и тут же вспомнила о том, что говорил Гарик. На рисунке было изображено сердце, которое сжимала изящная женская ручка.

— Юлька, ну что у тебя за рисунки такие идиотские!

— Ничего и не идиотские, — обиделась она.

— Нет чтобы пейзажи рисовать, натюрморты.

— Это — для обычных художников, которые видят этот мир в розовых красках. Представляю, как муторно рисовать натюрморт, — сдохнуть можно!

— А гробы и кровь рисовать не муторно?!

— Это мои мысли. Я рисую то, о чем думаю.

— Мне очень жаль, что тебя посещают такие страшные мысли. А почему ты постоянно рисуешь одно и то же?

— Мне хочется сделать это сердце еще более несчастным, чтобы любому было понятно, как ему больно. Я хочу, чтобы человек, глядя на рисунок, прочувствовал эту боль…

— Сердцу не может быть больно, оно же неживое.

— Как это — неживое?

— Вернее, живое, но оно неотделимо от человеческого организма. Оно умирает сразу — как только его вытаскивают из груди.

— Так-то оно так, но дело в том, что мое сердце, нарисованное на этом рисунке, не умерло, а по-прежнему бьется. Оно не хочет умирать и борется за жизнь. Ты только посмотри, как оно пульсирует, как вздулись все вены!

— Да ну тебя, Юлька, просто ты какая-то странная стала после этой аварии. Раньше ты никогда даже карандаш в руках не держала.

— Мне нравится то, что я делаю…

— Бог с тобой, нравится так нравится, только меня не загружай этой ерундой. Тебе Гарик рассказал, что Бульдог пропал?

— Нет.

— Так вот, Бульдог испарился.

— Как?

— Обыкновенно. Мы были в лесу. В нас кинули гранату. Я очнулась — а Бульдога до сих пор нет.

— Я этому особо и не удивляюсь.

— Почему?

— Потому что, скорее всего, гранату кинул кто-то из знакомых Бульдога.

— Бред! Гранату кинули в нас обоих!

— А как вы очутились в лесу?

— Сначала уснула я. Затем Бульдог. Я проснулась и пошла в туалет. В лесу стоял джип. Бульдог пошел следом меня искать, а дальше все произошло так быстро…

— Тебе не кажется, что в твоих отношениях с Бульдогом слишком много совпадений и случайностей… Бульдог уснул именно там, где стоял джип. Странно, почему он не уснул в другом месте?

— Откуда он мог знать, что я захочу в туалет?

— Тебе необязательно было идти в туалет. Когда Магомет не идет к горе, гора сама идет к Магомету. Если бы ты осталась в машине, то люди из джипа пришли бы к тебе сами. Кстати, тебе не показалось странным, что, когда ты открыла дверь машины и хлопнула ею, Бульдог не проснулся, а проснулся он лишь тогда, когда ты уже ушла?

— Не знаю, Юлька, ничего не знаю. Давай быстрее выздоравливай, а то мне совсем туго без тебя.

— Ты влюбилась в Бульдога?

— Вряд ли, но я бы не хотела думать о нем плохо. В тот вечер, когда тебе перерезали тормозные шланги, он получил пулю, которая предназначалась мне.

— Как это случилось?

— В меня стреляли, а он закрыл меня своим телом. Его стриптизершу в тот вечер убили. Послушай, а ты что почувствовала, когда села в машину?

— Ничего особенного. Села, поехала, набрала приличную скорость, затем мне понадобилось надавить на тормоза, и я с ужасом поняла, что их просто нет. А дальше все произошло так быстро — ничего не помню.

— Мне только непонятно, почему твой Витенька так срочно тебя вызвал?

— Я не хочу о нем говорить.

— Мне он объяснил, что просто хотел позвать тебя домой, чтобы ты не шаталась по подозрительным заведениям. Я думаю, что на убийство он не способен. Скорее всего, тормозные шланги в твоей машине перерезал тот же человек, что убил Стаса, стриптизершу и хотел попасть в меня.

— Стаса тоже убили?!

— Да.

— Чупа, но кто?

— Ходят слухи, что с нами хочет расправиться Шах.

— Если так, то почему ты ничего не предпринимаешь?

— Сейчас Гарик должен с ним договориться о встрече.

— А чего с ним встречаться — нужно воевать, и все.

— Объявить войну нетрудно, но я должна быть уверена в том, что это и в самом деле орудуют люди Шаха.

— Чупа, встречаться с ним довольно опасно. Это очень рискованно.

— Если бы ты видела моих новых телохранителей, то поняла бы, что с ними ничего не страшно.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то я просто обязана с ним встретиться.

— Я буду за тебя молиться.

— Молись, — улыбнулась я. — Разве таким грешницам, как ты, можно молиться?!

— Молиться может каждый, при этом необязательно быть ревностным христианином или ангелочком.

— Может, и так. Давай выздоравливай. Мне без тебя тяжко. Кстати, а ты после больницы — куда?

— К тебе. Если ты, конечно, пустишь.

— Пущу, места много, — засмеялась я. — Послушай, ну а что ты собралась делать со своими мужчинами?

— Ничего.

— Как, совсем ничего?

— Совсем ничего.

— Мне кажется, что в первую очередь надо развестись с Витькой, чтобы он от тебя отцепился.

— Мне это не нужно. Если ему нужно, то пусть он и разводится. Мне больше замуж не выходить.

— Не зарекайся.

— А я и не зарекаюсь. Я просто больше никогда и никому не хочу быть обязанной, даже себе.

— Похоже, что тебя после аварии на чувства отрубило.

— Ты права. Самое страшное — это не ошибиться в любви, а ошибиться в ее отсутствии. Мне кажется, что я знаю про любовь все. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Стараюсь понять.

— Мне больше неинтересно. Я познала все. Любовь не так многогранна, как все стараются ее представить. Она только с виду разная, а в принципе совершенно одинаковая. Я сыта ею по горло. Пусть ею наслаждаются те, кто еще не вкусил этого ядовитого зелья.

Неожиданно дверь открылась — и на пороге появился Витька, Юлькин муж. В руках он держал букет цветов и большой пакет с фруктами. Увидев меня, он немного помялся, но все же вошел в палату. Следом за ним появились мои телохранители и хором спросили:

— Чупа, его выставить?

— Пусть заходит. Это, если так можно выразиться, родственник.

Витька сиротливо опустился на краешек кровати, положив цветы и фрукты на тумбочку. Я встала и направилась к выходу.

— Ты куда? — спросила Юлька. — Нет уж, так дело не пойдет. Я с этим молодым человеком оставаться не хочу.

— Этот «молодой человек», между прочим, твой муж.

— Может быть, но это не дает ему права сидеть на моей койке.

— Юлька, что ты от меня хочешь? — вздохнув, спросила я.

— Я хочу, чтобы он ушел.

— Так скажи ему это сама.

Юлька посмотрела на Витьку и зло произнесла:

— Пошел вон отсюда!

— Как ты со мной обращаешься — я же твой муж.

— Ты в этом уверен?

— Успокойся, это пройдет. Твое нынешнее настроение связано с операцией… — промямлил Витька.

— Я не знаю, с чем связано мое настроение, но уж точно оно больше никогда в жизни не будет связано с тобой.

— Ты хочешь сказать, что больше не будешь со мной жить?

— Конечно.

— И куда ты собираешься пойти после больницы?

— Пока к Чупе. А квартирку, которую нам купила твоя матушка, начну ремонтировать. Мне не нравятся шелковые обои. Я хочу отделать стены декоративной штукатуркой.

— Ты что, собираешься делить квартиру, которую мне подарила моя мать?

— Зачем делить? Она подарила ее не тебе, а нам обоим в день свадьбы. Придется тебе собрать вещички и переехать к матери. Я думаю, ее молодой муж не будет возражать. Можешь найти себе очередную дуру и притащить ее в свою чудную семейку. А я буду жить в нашей квартире.

— Ну ты и хамка!

— Не груби. Я же не прошу тебя выписаться. Это наша общая квартира. Просто жить под одной крышей с тобой я больше не желаю.

— Ты что, меня уже разлюбила?

— Знаешь, какой вопрос я часто задаю себе в последнее время?

— Какой?

— А любила ли я тебя вообще?

— Ты хочешь сказать, что ты меня никогда не любила?

— Я не помню. Я помню лишь то, что мне нравилось заниматься с тобой сексом. Мне нравилось, что ты из обеспеченной семьи и что ты коренной петербуржец. Но вот наступил момент — и я поняла, что больше мне вообще ничего, что связано с тобой, не нравится. Мне надоело все то, что когда-то нравилось.

— Мне казалось, что чувства постоянны…

— Может быть, но их нужно постоянно подпитывать.

— Ты хочешь сказать, что я тебя плохо подпитывал?! По-моему, я вообще тебе никогда и ни в чем не отказывал.

— В материальном плане — да, хотя, может быть, не настолько, насколько мне бы хотелось, а вот в духовном… Мои чувства истощились, если они, конечно, были.

Витька встал, покраснел как рак и тяжело задышал. Заикаясь, он спросил:

— Ты точно решила, что больше не будешь со мной жить?

— Точно.

— Но я так и не понял — почему.

— Потому что не хочу.

— Странно, раньше ты хотела.

— Раньше все было совсем по-другому. Раньше я не умела рисовать.

— А сейчас ты рисуешь? — растерянно спросил Витька.

— Рисую, и мне это нравится даже больше, чем заниматься сексом.

— Ну и пошла ты на хрен, дура! — заорал Витька. — Тебя в сумасшедший дом надо! Ты после аварии умом тронулась! Я себе таких, как ты, еще целую кучу найду!

— Ищи, — спокойно ответила Юлька.

— Духовности ей не хватает! А ты хоть знаешь, что такое духовность?!

— Представляю.

— В материальном плане ей мало! Так найди того, кто даст тебе больше!

— Зачем? Я никогда и никого не ищу. Меня сами находят.

— Дрянь! Ненавижу, сука! И зачем я на тебе женился?!

— Не знаю. Мне казалось, что ты сам этого хотел.

— Знаешь ты кто?!

— Догадываюсь. Можешь вслух не произносить.

— Ты бесчувственная, безмозглая, ненормальная дура! Сиди и рисуй свои бестолковые рисуночки!

— Именно это я и делаю каждый день, только насчет того, что они бестолковые, ты не прав. Мне кажется, что в любом рисунке есть смысл.

Я стояла у двери и наблюдала за этой дикой ссорой.

В сущности, я особо не переживала за подругу, так как Юлька была спокойна, как танк. Она ничуть не нервничала и совсем не страдала. Витька же, напротив, рвал и метал, не находя себе места! Похоже, что с Юлькой и в самом деле произошло что-то странное. Месяц назад она бы билась в жуткой истерике, мучаясь от того, что не может разобраться в собственных чувствах. А сейчас передо мной была абсолютно уверенная в себе девушка, прекрасно знающая, что она хочет. Неужели и в самом деле на нее так сильно подействовала клиническая смерть?!

— Тварь! Какая же ты тварь! — не мог успокоиться Витька.

— Если тебя не затруднит, закрой дверь с другой стороны и ругайся сколько тебе влезет.

— Хорошо, я закрою дверь, но закрою ее навсегда!

— Я была бы тебе очень признательна, — улыбнулась Юлька.

Витька еще больше побелел. Его ноздри раздулись и задрожали. Отодвинув меня в сторону, он бросил на Юльку злобный взгляд и выскочил в коридор.

— Все? — спросила я у Юльки.

— Все. Вот и все, Чупа. Вот и все. Выйду из больницы и обязательно отделаю стены декоративной штукатуркой.

— Отделаешь, конечно. Смотрю я на тебя, подруга, и думаю: ведь тебя совершенно не узнать. Я не ошибусь, если скажу, что ссора с Витькой на тебя никак не подействовала. В данную минуту он думает о тебе, а ты о штукатурке.

— Это была не ссора. Когда люди ссорятся, то обычно мирятся. А это — последняя точка в выяснении отношений.

— Тебе виднее. Ладно, мне пора. Давай поправляйся. Я скоро приеду опять.

— Приезжай. Я посплю, а то так сильно голова разболелась.

Я вышла из палаты и в коридоре столкнулась с главным врачом клиники.

— Здравствуйте, — улыбнулся он. — Ну как, вы довольны состоянием вашей подруги? Дела идут на поправку.

— Это радует. Меня только очень сильно пугают ее странности.

— Какие именно?

— Она не узнает или просто не хочет узнавать своего мужа.

— Это не так страшно, — засмеялся доктор.

— В ней появилась какая-то холодность и потом это потрясающее спокойствие. Понимаете, она всегда была очень импульсивной и эмоциональной, а теперь от этого даже следа не осталось.

— Я думаю, что со временем она станет прежней.

— Честно говоря, они особо и не нужны. Если Юля будет такой холодной всегда, то жить ей будет намного легче.

— Это точно.

— У нее, кажется, разболелась голова.

— Так и должно быть, к сожалению, мигрень станет ее постоянной спутницей. Иногда ей будет настолько плохо, что придется отлежаться пару дней, прежде чем вновь приступить к своим делам.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Будем надеяться на лучшее. А насчет отношений с мужем — не переживайте, может, оно и к лучшему. Есть одна хорошая фраза: «Человек никогда не может испытать чрезмерного счастья в семье». Хорошо сказано, правда? Думаю, ваша подруга не будет отрицать этого.

— Может быть. По крайней мере, в этих словах что-то есть.

— И старайтесь не забивать себе голову ее странностями. Странно было бы то, если бы у нее их не было. Врачи копались в ее мозгах, и этим все объясняется. Тем более что ваша подруга прошла через клиническую смерть.

— Да, но эти бестолковые рисунки…

— Не удивляйтесь. Я не удивлюсь, если спустя какое-то время она начнет писать книги или петь.

Попрощавшись с врачом, я подошла к своим охранникам и села в машину.

— Ну что, куда теперь? — поинтересовался водитель.

— Теперь не мешало бы перекусить.

— Где именно?

— Можно направиться в мой ресторан «Каштан». Там прекрасная кухня. Так как он принадлежит нашей группировке, то уж лучше пообедать в родных стенах. — Посмотрев на своих ребят, я поинтересовалась: — Вам когда-нибудь доводилось там бывать?

— Нет, — ответил Славик.

— Мы много про него слышали, но сами не были. Нашим знакомым понравилось, — добавил Толик.

— А я очень люблю этот ресторанчик. Интерьер — средневековый замок. Это одно из самых престижных заведений Петербурга.

Мы зашли в просторный зал с массивной мебелью из красного канадского дуба и сели за столик. По бокам Славик и Толик, а напротив меня приятный молодой водитель.

— Здесь готовят по рецептам традиционной британской кухни. Фирменное блюдо — запеченная баранья нога с мятной подливкой и соусом кумберленд, говорят, такую любил король Ричард Первый. Можно попробовать бедро быка — филе молодого бычка с луком, печеным картофелем и жареными молодыми ростками сои. А еще мне нравится «Ладлоу Сейж» — рулет из свиной корейки, фаршированный яблочным пюре с шалфеем.

Мои мальчики улыбнулись и подозвали официанта. Нам подали заказ, мы с удовольствием накинулись на еду и распили бутылочку красного французского вина.

— Ну как? — спросила я ребят.

— Пальчики оближешь!

— То-то. В этом заведении умеют готовить. Хорошая кухня должна быть дорогой. Человеку без денег здесь делать нечего. Без денег можно сидеть в «Макдоналдсе». Фу, никогда не любила булки.

В зале звучала спокойная музыка. Посетители с удовольствием наслаждались великолепной едой. Я смотрела на них и вдруг почувствовала, как меня бросило в жар. Мне даже показалось, что еще совсем чуть-чуть — и дыхание полностью остановится. Сердце забилось с сумасшедшей скоростью, дико застучало в висках. Какое-то странное предчувствие беды — словно я вновь очутилась в Гатчинском дворце. Вне всякого сомнения, что-то должно произойти. В глазах потемнело. Я уже почти не сомневалась в том, что кто-то в меня целится. Где-то в зале сидит киллер. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что нужно срочно спасаться, а то может быть поздно…

Эта удивительная способность предчувствовать беду досталась мне от моей прабабки. Она слыла колдуньей и жила в убогой деревне под Хабаровском. Народ ее боялся и старался обходить стороной. Она могла предсказывать события и за версту чуяла беду. Один раз бабка сказала, что вскоре будет страшное наводнение, смерч и ураган. Никто из местных жителей не придал этим словам особого значения, мол, какое наводнение — сушь на дворе стоит! Бабка честно пыталась уберечь людей от несчастья, но никто так и не прислушался к ее предостережениям. Спустя две недели над их деревней действительно пронесся смерч, вода в реке вышла из берегов и всю деревню затопило водой по самые крыши. Смерч унес несколько жизней, а уж дома пострадали у всех. Когда все закончилось, местные жители решили, что эту беду наколдовала моя бабка. Они выжили бабку из деревни, и ей на старости лет пришлось поменять место жительства.

В другой деревне бабка посмотрела на одну молоденькую девчушку из соседнего дома и сказала, что очень скоро та забеременеет от знакомого паренька, с которым часто бегает на опушку собирать грибы. Только ребеночек будет мертвым. Родители этой девушки накинулись на бабку с кулаками, с пеной у рта утверждая, что их дочь самая непорочная и чистая в округе. Прошло некоторое время — и у соседской девчушки животик заметно округлился. Все зашептались и восприняли это как должное. Схватки начались ровно в семь месяцев. Мальчик родился с физическими отклонениями и мертвый. Оказывается, он умер примерно с неделю назад, прямо в утробе матери. Естественно, что у девушки началось заражение, и врачам пришлось изрядно попотеть, спасая ее жизнь. После этого мою бабку выгнали уже из этой деревни. Так она и скиталась по различным деревням, пока однажды ночью не умерла от переизбытка адреналина, или разрыва сердца, как говорят в народе. Что она там увидела в ту ночь — до сих пор остается загадкой, но кто-то очень сильно ее напугал. Она умерла с открытым ртом и широко открытыми глазами, в которых застыл дикий ужас. По деревне ходили невероятные слухи. Одни говорили, что она увидела дьявола, пришедшего ее забрать. Другие — что она не в силах была перенести лика смерти. Я тоже была уверена, что бабка видела смерть и очень сильно ее испугалась. Но после того как Юлька сказала, что смерть красивая, я стала в этом сомневаться. Значит, это было что-то другое… Так вот, я не знаю, как там насчет предсказания событий, но предчувствовать беду я умею. Спасибо бабке — передала талант по наследству. Мои телохранители с удовольствием уплетали вкусную еду и о чем-то оживленно беседовали. Слышать и понимать, о чем они говорят, я уже не могла. Мне стало так муторно и безумно захотелось жить…

Не обращая на окружающих никакого внимания, я скинула туфли и стала медленно заползать под стол.

— Чупа, ты что? — донеслось до моих ушей, но мне было все равно. Язык мой онемел, скулы свело. Я хотела напрячься, чтобы открыть рот и рассказать об опасности, но звуки застревали где-то в горле.

Когда в зал влетели двое людей в черных масках, я уже сидела под столом, обхватив ноги руками, и ничего не соображала. До моих ушей, как сквозь вату, донеслись отзвуки автоматной очереди. Где-то разбилась посуда.

Кто-то кричал, кто-то бегал по залу. Затем все стихло. Я встала на колени и с трудом выползла из-под стола. То, что я увидела, повергло меня в шок. Толик полулежал на стуле с откинутой назад головой. Из его уха текла кровь. Руки безжизненно свесились. В горле зияла огромная рана величиной с куриное яйцо. Славик уткнулся головой в разбитую, изрешеченную пулями посуду. Его затылок был ярко-красного цвета. Водитель упал со стула и лежал на полу. Он пострадал больше всех. На его лице нельзя было отличить глаз от носа. Сплошное страшное кровавое месиво. Неподалеку лежала молоденькая официантка в белом накрахмаленном переднике. Рядом валялся поднос с горой разбитой посуды. За соседним столиком истошно кричал ребенок, но его даже не пытались успокоить. Оставшиеся в живых посетители медленно выползали из-под столов, испуганно озираясь по сторонам.

Если в каком-либо дорогом ресторане происходит пальба, то, прежде чем вызвать милицию, у крышевых спрашивают, нужно ли это делать. Иногда действительно обращаются за помощью в органы, а иногда оставляют это на уровне внутренних разборок. Поэтому через пару минут ко мне подбежал администратор и услужливо помог подняться.

— Лана Владимировна, с вами все в порядке?

— Вроде бы да…

— Я позвонил Гарику. Он сейчас будет. Даже не знаю, как все это произошло. Милицию нужно вызывать?

— Вызывайте, только когда я отсюда уеду, а впрочем, лучше обойтись.

— Мы даже ничего не успели сделать. Эти двое забежали в ресторан и в упор застрелили трех наших охранников. Затем они кинулись в зал и устроили там пальбу. После чего выскочили из ресторана и моментально скрылись. Ребята сказали, что они сели в «жигули» и, проехав пару кварталов, исчезли. «Жигули» найдены пустыми. По всей вероятности, налетчиков не удастся задержать.

— Естественно. Так вот: за то, что перебили моих людей, ты уволен!

— Как?

— Вот так! Уволен ты, твой зам, директор и вся эта бестолковая служба охраны. Когда я приезжаю на обед, то из зала полагается выгонять всех посетителей и никого не пускать!

— Лана Владимировна, но кто бы мог подумать?!

— В том-то и дело, что людей чаще всего убивают в те моменты, когда они меньше всего об этом думают.

Входная дверь распахнулась — и в зал влетел запыхавшийся Гарик. Он потрогал меня за руку, словно не верил, что я жива.

— Чупа, ты в порядке?

— В порядке. Пацанов убили…

— Я вижу…

— Мне очень жаль…

— Мне тоже.

— Гарик, скажи этому балбесу, чтобы срочно разогнал всех посетителей. Милицию, пожалуй, лучше не вызывать. Бедный народ здесь не обедает, а богатый связываться с милицией не будет. Поэтому надо предупредить всех о молчании и выпроводить из ресторана…

Не успела я договорить, как администратор бросился выполнять мое поручение.

— Не хочет быть уволенным, — ухмыльнулась я.

Гарик прижал меня к себе:

— Чупа, даже не верится, что ты живая…

— А ты что, меня уже похоронил?

— Я бы с ума сошел, если бы это случилось.

Я убрала его руки и откинула назад прядь волос, упавшую на лицо.

— Не надо, — произнесла я шепотом и посмотрела на убитых пацанов. — Совсем молодые. Смотри, Толик так быстро почернел.

Гарик подошел к лежащей на полу официантке и взял ее за руку.

— Сонька.

— Ты ее знал?

— Да, когда-то мы жили вместе. Давным-давно.

— Она была твоей женой? — удивилась я.

— Нет. Просто подругой. Банальная история. Я застал ее с другим и выгнал. С тех пор прошло очень много времени. Я всегда о ней помнил и думал, какой же будет наша следующая встреча? Я даже предположить не мог, что она окажется именно такой.

— Но ты же часто обедал в нашем ресторане? Как же так получилось, что ты с ней не встречался?

— Я видел ее один раз мельком и поэтому приходил только в те смены, когда она не дежурила.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, не хотелось ворошить старые раны. Она осталась точно такой же. Молодой и красивой. Годы никак не отразились на ее внешности. Даже мертвая она по-прежнему красивая.

— Если ты ее так любил, то зачем выгнал?

— Но ведь она трахалась в моей квартире с моим приятелем!

— Но ведь ты же ее любил?

— Но это еще не значит, что я должен был ее простить.

— А как ты поступил со своим приятелем?

— Мне дали за него небольшой срок. В то время я был горяч и молод.

— Ты его убил?

— Конечно, а разве могло быть по-другому?

— А она приезжала к тебе в тюрьму?

— Я же тебе сказал, что я ее выгнал. Если я выгоняю близкого человека, то никогда не принимаю его обратно. Я так и не научился прощать.

Гарик сел на корточки. Развязав фартук, он накрыл им лицо официантки, затем взял ее руку в свою и покрутил бриллиантовое колечко, красовавшееся на пальце.

— До сих пор носит, — улыбнулся он.

— Что?

— Это кольцо я подарил ей в тот день, когда сделал предложение. А ровно через три дня она трахалась в нашей постели и в нашем доме с моим лучшим другом…

Я оставила Гарика предаваться воспоминаниям и подошла к окну. Странная все-таки жизнь… Из окна видна детская площадка, на которой копошатся радостные малыши. Молодые мамы собрались кучкой, курят и обсуждают своих мужей. Жизнь идет чередом, как будто ничего и не было… Не было этих страшных, нелепых смертей, переполоха в ресторане. Об этом переполохе не узнает никто. Ни милиция, ни пресса, ни телевидение. Потому что я так хочу. Это навсегда останется в моей памяти и в памяти тех людей, которые здесь были. Есть железный закон: состоятельный человек никогда не будет связываться с милицией. Даже если он окажется свидетелем какого-либо преступления, из него клещами не вытянешь рассказа о случившемся, особенно когда происходят какие-либо криминальные разборки, потому что он хочет жить и иметь те деньги, которые нажил. Как он может помогать органам, если он сидит в дорогом ресторане и ест обед за двести долларов?! Вот и то, что сегодня произошло, не выйдет за пределы этих стен. А трупы? Их всегда можно переложить на чужую территорию и уж только потом привлечь милицию.

Я вздрогнула оттого, что Гарик положил руку на мое плечо.

— Чупа, ты что?

— Не знаю. — Я достала платок и вытерла слезы.

— Никогда не видел, как ты плачешь.

— Так смотри.

— Ты что, Чупа, успокойся.

— Уйди, ради всего святого. Дай выплакаться.

— Но ведь ты, даже когда Фому хоронила, не плакала.

— А с чего бы я еще по Фоме рыдала?! Ты знаешь, что я его на дух не переносила!

— Зачем же ты тогда замуж за него выскочила?

— Я никогда и ни за кого не выскакиваю! Ты, наверное, хотел сказать — вышла.

— Вышла, — растерянно повторил Гарик.

— Когда я выходила за него замуж, он не был наркоманом.

— Чупа, но ведь сейчас каждый второй, чуть ли не каждый первый, увлекается кокаином и героином!

— Пусть увлекаются. Только я не потерплю, чтобы наркотиками увлекались близкие мне люди. И вообще, это не твоего ума дело!

— Извини.

— Убери руку с моего плеча!

Гарик убрал руку и отошел. Я обернулась и увидела, что в зал подтягиваются мои ребята.

— Что делать? Пацаны приехали, — вновь подошел Гарик.

— Надо позвонить родственникам погибших и сказать, что мальчики были расстреляны прямо в машине. Назови место подальше от этого ресторана. Организуй шикарные похороны. Деньги возьмешь из общака.

— А в плане политики?

— Что именно?

— Я договорился о встрече с Шахом.

— Ты все-таки думаешь, что это был Шах? Вернее, от него?

— Я просто уверен. Стреляли в тебя в нашем ресторане. Шах уже давно положил глаз именно на этот ресторан. Только странно, почему всех пацанов убили, а на тебе даже царапины нет?

— Потому что я залезла под стол раньше времени.

— Как? — выпучил глаза Гарик.

— А вот так. Просто я умею чувствовать, когда меня собираются убить. Не знаю, как это объяснить, но у меня развита интуиция, которая помогает мне предчувствовать беду.

— Тогда почему ты не предупредила об опасности других?

— Как ты смеешь задавать мне такие вопросы?

— Прости.

— Я что-то не поняла. Ты меня в чем-то подозреваешь?!

— Да ты что такое говоришь…

— Смотри мне!

Я подошла к ребятам и постаралась улыбнуться.

— Чупа, для нас очень важно, что ты осталась жива.

— Нам жаль, что произошла такая трагедия..

— Мы готовы убить любого, кто это сделал…

Все эти реплики сыпались одна за другой, и я решила, что пора их прекратить.

— Тихо! Я рада, что осталась жива, что осталась с вами и мы будем делать наше общее дело. Наших мальчиков мы похороним достойно. Пусть враги знают, как дороги нам наши люди и как мы чтим их память. Я не хочу искать обидчиков и вести с кем-либо переговоры. С сегодняшнего дня мы приводим наши силы в полную боевую готовность и начинаем войну против Шаха. Каждый из вас должен убить хотя бы по одному человеку из группировки Шаха. Вознаграждение за труп — три тысячи долларов. Кто не сможет совершить убийство, будет должен три тысячи мне. У каждого члена шаховской группировки на кисти руки есть небольшая наколка в форме короны и надпись: «Wax». Мне нужно принести кисть с этой наколкой — тогда убийство будет зачтено. Никого не щадить. Тот, кто сможет убить самого Шаха, будет отмечен особо.

Мои мальчики заметно оживились и возбужденно заговорили. А я тем временем повернулась к Гарику и произнесла:

— Уволить все руководство ресторана и службу безопасности. В кратчайшие сроки набрать новый штат сотрудников и приступить к работе. Решай сам — кому ты поручишь это сделать.

— Я бы хотел это сделать сам.

— Ну делай. А почему сам?

— Потому что сегодня ты чуть не погибла. Я бы хотел сам проконтролировать подбор персонала и побеседовать с будущими охранниками, чтобы подобный инцидент никогда не повторился.

— Тебе виднее. — Я вновь посмотрела на мальчиков. — Вопросы есть?

— Все ясно, — послышалось в ответ.

— Тогда за работу.

— Чупа, ты опять осталась без телохранителей, — грустно заметил Гарик.

— Я все больше и больше начинаю понимать, что вполне могу обойтись и без них. Мои телохранители не умеют предчувствовать беду.

— А ты умеешь?

— Умею.

— И все же я настаиваю на том, чтобы приставить к тебе хотя бы одного охранника.

— Валяй. Я поехала домой.

— Давай я тебя отвезу.

— У тебя здесь куча дел.

— С делами разберутся пацаны. Я отвезу и вернусь обратно.

— Как хочешь, — безразлично ответила я и направилась к машине. Гарик сел за руль, и машина тронулась с места.

— На дачу?

— Нет, на городскую квартиру.

— Чупа, но это опасно. На даче полно охраны, а здесь ты будешь одна.

— В том-то и дело, что я хочу побыть одна…

— Хорошо. Тебе надо выспаться. Я решу вопрос с телохранителем и сразу его привезу.

Я промолчала… Доехав до дома, Гарик вылез из машины и открыл мне дверь. Я выбралась и направилась к подъезду.

— Чупа, может, я с тобой?

— Не надо. Езжай в ресторан. Ты старший, а там слишком много дел.

— Тогда я хотя бы доведу тебя до квартиры.

— Я же сказала, что хочу побыть одна. Я буду ждать, когда ты найдешь мне профессионального телохранителя.

— Как найду — сразу привезу.

— Валяй, только, ради бога, не привози какую-нибудь шелупонь. Найди что-нибудь стоящее — типа Бульдога.

— Обижаешь. Толик со Славиком были классными профессионалами — просто они еще не успели себя проявить.

Я подошла к подъезду и взялась за ручку двери.

— Позвони, как освободишься, — сказала я Гарику.

— Конечно! Сейчас разберусь с делами. Затем найду тебе телохранителя — и сразу позвоню.

— Было бы здорово, если бы ты нашел Бульдога, — улыбнулась я.

Гарик вздрогнул и тихо спросил:

— Чупа, ты в порядке?

— В порядке, не переживай.

— Может, все-таки на дачу?

— Я хочу побыть одна.

Я толкнула дверь и зашла в подъезд.