Глава 20
А дальше было такое…
Сплетение губ, сплетение душ и сплетение тел…
Это был настоящий, смелый, откровенный секс, который только может быть между женщиной и мужчиной. Я даже не сомневалась в том, что этот мужчина подарен мне господом богом за все мои страдания, не хотелось даже думать, что раньше он был с кем-то, кроме меня.
Спустя какое-то время, отдышавшись, Сашка задал совсем неожиданный вопрос:
– У тебя паспорт с собой?
– Какой, заграничный?
– Российский.
– Российского нет, только заграничный?
– Не пойдет. В загс нужно российский. Дадим взятку, нас зарегистрируют побыстрее. А где российский?
– У матери.
– А мать где?
– Часа четыре от Москвы ехать.
– Завтра поедем.
Я приподнялась и внимательно посмотрела на Сашку.
– Ты это серьезно?
Нежно поцеловав меня в щеку, он засмеялся и слегка потрепал меня за ухо:
– Ну не дождались мы с тобой официальной брачной ночи, что теперь поделаешь… Дело молодое, горячее…
– Хватит издеваться над бедной девушкой.
– Так уж и бедной?
– Бедной, как церковная крыса. У меня нет ничего. Кроме тысячи долларов.
– О! Так, оказывается, ты у нас еще и богатая, ненаглядная ты моя тысяча!
Мы лежали, уставившись в потолок, и наслаждались тем, что находимся рядом друг с другом.
– Ольга, а ты когда планируешь Динку из Штатов привезти? – спросил Сашка.
– Что?
– Ни что, а кого! Я спрашиваю, ты когда Динку из Штатов привезешь? Когда разговор заходит о дочери, ты начинаешь как-то странно себя вести. Ты за нее очень переживаешь?
– Очень!
– Я вижу. И какого черта ты ее у родственников оставила? Нужно было брать ее с собой и всё. Может, мы переговоры закажем?
– С кем? – опешила я.
– Ну, с твоими родственниками…
– Зачем?
– Спросим, как там Динка, все ли у нее нормально.
Быстро поднявшись, я села и замотала головой.
– Нет. Нет, нет…
– Что нет-то?
– Не надо никуда звонить. Ради бога, не надо. Зачем лишний раз людей беспокоить…
– Как это беспокоить? Это твой ребенок, а ты стесняешься родственников беспокоить. Да мы их звонками забомбим, а как только все утрясется, поедем и заберем свою дочь.
От этих слов мне стало совсем дурно. Хотелось кричать о своей беде, поведать Сашке, что произошло и что творится у меня на душе, но я знала, что этим я только оттолкну его от себя, не вызову ничего, кроме гадливости и отвращения. Если бы он знал, что собрался жениться на женщине, пытавшейся продать собственного ребенка, он бы выкинул меня из своей кровати и послал так далеко, что я вряд ли смогла бы вернуться.
Я взяла Сашу за руку и забормотала, словно во сне:
– Потом позвоним, Сашенька, не сейчас, потом.
– Как скажешь…
Он зевнул и сказал уже совсем сонно:
– Ты, главное, не переживай. Все уладится. Жалко, конечно, что ты нашу дочку не сфотографировала, так бы хоть фотка была. На стол бы поставили.
– Говорят, раньше трех месяцев фотографировать нельзя.
– Это почему?
– Сглазить можно. Вот после трех месяцев, пожалуйста.
– Ну нельзя, так нельзя. Я думаю, что, когда нашей дочке будет три месяца, она уже будет рядом с нами.
– Конечно, будет.
Он мгновенно заснул и громко захрапел. А я так и сидела, поджав ноги, напуганная и подавленная. Странный все-таки этот Сашка. Переживает за приемную дочь так, как не каждый отец переживает за свою собственную. Собрался жениться потому, что ценит и держит мужское слово. Настоящий мужик! Умеет подарить женщине сказку. И эта сказка могла бы быть с хорошим концом. Могла бы, если бы моя доченька была рядом…
За этот крохотный комочек я была готова биться головой о стену, захлебнуться собственной кровью.
Встав с кровати, я закуталась в махровый халат и стала нервно ходить по комнате. Говорят, что в жизни бывают черная и белая полосы. Мол, сначала идет черная, а ее сменяет белая. Сначала мы сталкиваемся с превратностями судьбы, сносим все невзгоды, а затем в жизни наступает приятное и такое долгожданное спокойствие.
Только у меня все происходит не по-человечески, словно полосы слились воедино и черная поглотила белую. Я не хотела, я просто могла потерять Сашку. Значит, я никогда не смогу рассказать ему правду. Может быть, это трусость, страх перед тем, что из-за этой чудовищной правды мы расстанемся навсегда. Но как я смогу выйти за него замуж и жить в постоянном вранье, обманывая и его, и себя? Как я могу нести груз потери любимой дочери совсем одна? Как?!
Я вышла из комнаты в длинный темный коридор. На кухне сидела старушка соседка и чистила картошку. Увидев меня, она спросила:
– А муж где?
– Спит.
– А тебе что не спится?
– Сна нет.
– Что ж сразу не сказала, что ты Сашкина жена?
– Я и сама об этом узнала только сегодня, – задумчиво произнесла я и устало спросила: – А что бы от этого изменилось?
– Ничего. Просто я пустила тебя как гостью, а так бы как хозяйку.
– Да какая разница! – Я немного помолчала. – Баба Глаша, а у тебя есть что-нибудь выпить?
– Выпить?
– Ну да. Плохо мне, баба Глаша. Ты даже не представляешь, как мне плохо.
– Ну если только самогонка… Я ее сама делала. Иногда приторговываю.
– Давай самогонку.
Старушка полезла в шкаф и извлекла литровый пузырь самогона.
– Сколько тебе налить? Стакан, полстакана?
– Ставь бутылку, – еле слышно сказала я и поймала на себе удивленный взгляд бабы Глаши.
– Что так много-то? Так можно и на тот свет отправиться!
– А я и хочу отправиться на тот свет. Сколько стоит?
– Что?
– Самогонка.
– Да иди ты подальше со своими деньгами. Ты же Сашкина жена, а Саша мой любимый сосед. Он мне всегда по дому помогает. Попросишь гвоздь забить, без проблем… Дверь смазать, тоже без проблем. Только ты много не пей. Уж больно она ядреная. Ты ж совсем молодая. У тебя вся жизнь впереди.
– У меня вся жизнь позади, – глухо бросила я и, прихватив бутыль, направилась к себе в комнату.
В коридоре мое внимание привлекла медицинская аптечка, висевшая над холодильником. Открыв аптечку, я обнаружила начатую пачку реланиума. Взяв ее, я вошла в комнату и села на пол. Пачка реланиума и литр самогона… Хватит ли? Конечно, хватит!
Я высыпала на ладонь все таблетки и одним махом проглотила. Наверное, моей дочери уже нет в живых и ее крохотным органам нашли применение… Будет лучше, если я отправлюсь следом за ней. Сердце учащенно забилось, стало трудно дышать. Открыв бутыль, я сделала глоток и почувствовала невыносимое жжение – внутренности буквально разрывало. Я вытерпела эту боль, потому что та, которая терзала мою душу, была намного острее и намного глубже.
Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь, и показалась голова бабы Глаши. Она испуганно смотрела на меня и моргала.
– Ты что хотела, баба Глаша? – раздраженно спросила я.
– А ты чего сидишь на полу, одна, с бутылкой в руках?
– А с кем я, по-твоему, должна сидеть?
– Может, мужа разбудить?
– Нечего его будить. Пусть спит. Мужики вообще не любят, когда их будят.
– А ты что задумала?
– Ничего.
– Может, пойдем на кухню? Я картошку сварила. Нельзя пить без закуски, желудок сожжешь.
– Не нужна мне твоя закуска.
– Тогда хоть водички возьми. Нужно запивать.
– Сама пей свою водичку.
– Может, тебе выговориться надо? Пошли на кухню, я тебя выслушаю. А хочешь, завтра сходим в церковь? Исповедуешься, причастишься.
– Я не крещеная.
– Ты только не сиди одна, пошли на кухню.
Я почувствовала, что меня окончательно повело, перед глазами забегали чертики.
– Баба Глаша, если тебе не трудно, смойся, пожалуйста. – Я облегченно вздохнула, когда голова старухи скрылась за дверью.
Глотнув еще самогона, я уже не чувствовала жжения, только невесомость, легкость во всем теле. Я включила допотопный приемник на полную катушку и, обняв полупустую бутылку, принялась пританцовывать. Халат распахнулся, волосы разлетались в разные стороны.
Сашка поднял голову и сонно посмотрел на меня. Я послала ему воздушный поцелуй и заорала, стараясь перекричать громкую музыку:
– Привет, муженек! Ты что так долго спишь?! Может, немного потанцуешь?! А еще лучше, подойди к окну. Выпрями спину! Я хочу посмотреть на твое тело!
Сашка вскочил с кровати и выключил приемник.
– Ты что врубила-то? Уже поздно, люди спят…
– А мне плевать на людей!
– Не плюй, тебе придется среди них жить. – Увидев, что я вновь пью из бутылки, Сашка изменился в лице и выхватил ее из моих рук. – Самогон.
– Самогон! – весело крикнула я и вновь почувствовала страшное головокружение.
– Ты где его взяла?
– На бороде.
– Все понятно, баба Глаша удружила. Старая калоша!
Он заметил на полу пустую пачку из-под реланиума, поднял ее и побледнел как мел, на его лбу выступили капельки пота.
– А это ты где раздобыла?
– В аптечке.
– В какой еще аптечке?
– В коридоре.
– Это соседкина аптечка.
– Вот я у нее и одолжила.
– Она видела?
– Нет.
– Старая сука! Я же ей говорил, чтобы она хранила свои лекарства у себя в комнате! Говорил! И ты выпила всю пачку?
– Выпила.
– Ты совсем рехнулась?!
– Может быть!
У меня начал заплетаться язык, я, раздвинув ноги, громко захохотала.
– Давай, муженек, угощайся! – выкрикнула я, чувствуя, что силы оставляют меня.
Сашка ударил кулаком о пол и яростно прошипел:
– Зачем? Зачем ты это сделала?! Ты же понимаешь, что можешь умереть?!
– Муженек! Не нужно кричать. Сначала соседям мешала громкая музыка, а теперь им мешает твой громкий голос! Ты же сам сказал, что на них не нужно плевать, потому что нам придется с ними жить. Ну, что сидишь как не родной? Муж ты мне или кто? Говорят, что жена должна быть недотрогой на людях, а в постели распутной женщиной. Представь, что я профессионалка. Хочешь, я сделаю тебе такое, что закачаешься?!
Сашка не обратил внимания на мои слова и, подняв с пола, закинул на плечо, словно мешок.
– Эй! Эй! Куда ты меня понес, сукин ты сын?!
– Не ори, – прорычал Сашка, неся меня в ванную.
Он включил ледяную воду и засунул меня под душ. Я попыталась заорать и выскочить обратно, но он держал меня так крепко, что просто не было сил вырваться.
– Я заболею и умру от воспаления легких! – орала я.
– От воспаления легких не умрешь, а вот от самогонки с реланиумом можешь скопытиться.
– У меня будет переохлаждение!
– Ни хрена. Переохлаждение – не отравление!
В дверях показалась перепуганная баба Глаша.
– Саша, может, я смогу помочь? – проскрипела она, словно несмазанная дверь.
– Помочь?
– Ну да. Помочь.
– Спасибо, баба Глаша, чем могла, ты уже помогла.
– Да я хотела как лучше…
– Лучше не бывает! Чуть было девку не угробила!
– Да кто ж ее гробил? Она сама себя гробила.
– Ладно, баба Глаша, я с тобой после поговорю. Я тебе за такие дела точно по барабану настучу. Сколько раз говорил, чтобы даже запаха твоей вонючей самогонки в доме не было? И чтобы ты свои психотропные таблетки по всей квартире не разбрасывала?
– Да они у меня в аптечке лежали…
– Хреново, значит, лежали, если ими девушка отравилась.
– Так нечего было туда лезть.
– Ладно, баба Глаша, иди спать. Я с тобой утром поговорю. По-настоящему, по-мужски! А сейчас уйди, пока я тебе хорошенький щелбан не дал!
Сашка вытащил меня из-под душа и поставил на колени перед унитазом. Я принялась грязно ругаться, но это не произвело должного впечатления.
Он взял литровую банку с теплой водой и бросил щепотку мараганцовки.
– Пей!
– Что?
– Что слышала. Пей, я сказал!
– Зачем?
– Пей, а то сдохнешь!
– Я хочу сдохнуть…
– Я тебе сейчас так сдохну, что мало не покажется! Пей, дура бестолковая!
Я стала пить.
– Сдохнуть она решила, – приговаривал Сашка. – Ты должна ради ребенка жить! У тебя дочь, двинутая ты баба!
Я попыталась поставить банку на пол, но Сашка не позволил мне этого сделать.
– Пей до конца!
– Я не смогу.
– Сможешь.
Выпив целую банку марганцовки, я почувствовала мощный приступ тошноты и жалобно посмотрела на Сашку.
– Тебе нужно прочистить желудок, – сказал он.
– Как?
– Засунь два пальца в рот.
– Я не смогу.
Сашка не выдержал, схватил за спутанные волосы и откинул мою голову.
– Ты сама сунешь пальцы в рот или мне это сделать?
– Оставь меня…
Тошнота отступила, я хотела только одного – лечь рядом с унитазом и уснуть. Может, это и есть медленная смерть, когда ты ничего не хочешь, ничего, кроме того, чтобы лечь и заснуть?
– Какой, к черту, сон? Он будет вечным!
– Ну и пусть…
– Ты что, совсем дура? Если сейчас уснешь, то уже никогда не проснешься!
– Это так здорово… – Мой язык заплетался, каждое слово давалось с огромным трудом.
– Что здорово?
– Уснуть и никогда не проснуться. Это легкая смерть. Легкая и такая приятная.
– Не смей думать о смерти!
Сашка все-таки заставил меня засунуть пальцы в рот. Повиснув на унитазе, я почувствовала, как полилось все, что находилось в моем желудке. Меня рвало долго, наконец в унитазе появились капельки желчи. Когда все закончилось, я села и попыталась восстановить прерывистое дыхание.
– Жива? – спросил Сашка.
– Вроде да.
– Полегчало?
– Угу. – Я вытерла ладонью рот.
– Дышать тяжело?
– Да так, средней паршивости.
Сашка накинул мне на плечи халат и подошел к крану, чтобы ополоснуть вспотевшее лицо. Я сидела в любимой позе, поджав ноги под себя, и чувствовала, что постепенно прихожу в нормальное состояние. Но это было лишь мгновение. Я упала на холодный кафельный пол и зарыдала.
Сашка закутал меня в махровый халат и понес в комнату. У дверей своей комнаты стояла напутанная баба Глаша и с тревогой смотрела на нас.
– Иди спать, баба Глаша. Опасность миновала, – сказал Сашка и посадил меня на диван. – Ну все, успокойся, самое страшное позади.
Я постаралась улыбнуться. Сашка сбегал на кухню и принес большую кружку крепкого чая.
– Выпей, будет легче, вот увидишь.
– Легче?
– Ну конечно. Чай всегда помогает.
– Думаю, мне уже никогда не будет легче, – вздохнула я и сделала несколько глотков.
– Меня беспокоит твоя душа. – Сашка нервно заходил по комнате. – Знаешь, тогда в лесу ты была совсем другая.
– Откуда тебе знать? Ты видел меня всего несколько минут.
– Все равно. Первое впечатление очень верное. Ты была собранная, уверенная в себе, отчаянная, готовая пожертвовать своей жизнью ради жизни совершенно незнакомого человека. Сейчас с тобой что-то творится, а я не могу понять что. Мне кажется, у тебя с психикой не в порядке.
– Ты не ошибся.
– И давно?
– Нет. С тех пор как я полюбила свою дочь.
– А когда ты ее полюбила?
– Когда она родилась. Ну что, теперь ты не захочешь жениться на больной женщине?
– Я этого не сказал. Кстати, я знаю, что делать.
– И что?
– Как можно скорее забрать нашу дочь.
– Господи, если бы все было именно так, как ты говоришь. Если бы… – Помолчав несколько секунд, я обдала Сашку ледяным взглядом: – Моя дочь умерла.
– Как?
– Малышка умерла сразу, как только родилась.
– Но ведь ты сказала, что оставила ее у родственников?
– Я не хотела тебя расстраивать. И себя лишний раз…
Сашка сел рядом на диван и склонил мою голову к себе на колени:
– Бедная ты моя девочка! Господи, сколько тебе всего пришлось пережить… Но что тут поделаешь? Нужно держаться.
Я прошептала:
– Я не знаю, что мне делать!
– Я знаю. У нас еще будет ребенок. Верь мне, моя хорошая.
Александр ласково гладил меня по волосам, а я погружалась в тяжелый, но уже не страшный сон. Его руки дарили мне надежду…
