Драматичный для России 1917 год начался с Февральской революции. Революция была с восторгом принята петербургской общественностью, в том числе еврейской. На нее возлагались надежды. Ее воспринимали как «чудесное освобождение», ссылаясь на то, что календарно она удивительным образом совпала с ветхозаветным еврейским праздником Пурим, который в Библии трактовался как праздник освобождения. Напомним, что праздник Пурим был установлен в память об избавлении евреев от Амана, жестокого правителя, грозившего истреблением всех иудеев. Понятно, что Романовы ассоциировались с ветхозаветным Аманом. Февральскую революцию называли еще и «Революционной Пасхой». Говорили о ней как об «историческом» чуде. Причем, в повседневной речи слово «историческое» чаще всего заменяли словом «Божье». Напомним, что еврейская Пасха празднуется в память Исхода евреев из Египта и расценивается так же, как освобождение. Еврейское название праздника Пасхи – Песах – в переводе означает «проходящий мимо». Оно связано с событием, когда Бог убил в Египте всех первенцев, кроме иудейских, жилище которых он различил по условному знаку, и прошел мимо.

Впрочем, революционный восторг длился недолго. Октябрьский переворот, совершенный большевиками, и начавшийся вслед за ним красный террор, перевернувший сознание российских граждан, на значительную, особенно думающую часть из них, подействовал отрезвляюще. Среди наиболее дальновидных и трезвомыслящих оказались старейшие члены еврейской общины, умудренные многовековым опытом жизни евреев в рассеянии среди иноверцев. Во главе переворота стояли Владимир Ленин и Лев Троцкий. В этом смысле, несмотря на многочисленные публичные декларации большевистского интернационализма, еврейское происхождение и того, и другого не могло не сказаться на дальнейшей судьбе всего еврейского народа.

Хорошо известно, что после «победы социалистической революции» антисемитизм в Петрограде усилился. В первую очередь старались подчеркнуть массовое участие евреев в революции. Правда, на эту тему еще с революции 1905–1907 годов ходили анекдоты в виде сообщений с мест, якобы опубликованных в газетах: «Варшава. Расстреляно 11 анархистов. Из них 15 евреев». Тем не менее в 1917 году штаб революции, разместившийся в Смольном, называли «Центрожид», по аналогии с Центральным Комитетом Балтийского флота Центробалтом. В уголовном мире появилась новая блатная татуировка: ОРВЕА, которая расшифровывалась: «Октябрьская Революция – Величайшая Еврейская Авантюра». А появление буквенного обозначения Российской Советской Федеративной Социалистической Республики – РСФСР – объяснялось тем, что так, мол, было легче читать: слева направо – русскому Ленину, каковым в то время считали Владимира Ильича, а справа налево – очевидному еврею Троцкому. Известно, что даже более или менее осведомленный Максим Горький, борясь с антисемитизмом в послереволюционной России и выступая против тех, кто обвинял всех евреев «за грехи двух или семерых большевиков», вполне искренне заблуждаясь, называл Ленина «чистокровным русским». Хотел того Горький или нет, но даже в его словах можно уловить намек на сложность и запутанность ситуации. Более откровенным и прямолинейным оказался еврейский историк и общественный деятель, один из создателей научной истории еврейского народа Семен Дубнов, который на еврейском митинге 9 июня 1917 года, обращаясь к своим единоверцам, сказал: «Из нашей среды вышло несколько демагогов, присоединившихся к героям улицы и пророкам захвата. Они выступают под русскими псевдонимами, стыдясь своего происхождения, но скорее псевдонимами являются их еврейские имена. В нашем народе они корней не имеют».

И это правда. Как это ни удивительно, послереволюционному антисемитизму во многом способствовали сами титулованные евреи. Так, например, объективно антисемитом вполне можно считать Л. Д. Троцкого, хотя он сам искренне верил в обратное. Однажды, если верить фольклору, к нему пришли видные представители петроградской еврейской общины. Они прямо заявили, что проведением так называемого красного террора, в котором он принимает активное участие, он как еврей наносит непоправимый вред собратьям по вере. Не зря, говорили они, в Петрограде на каждом шагу можно услышать один из самых популярных куплетов того времени:

Если верить фольклору, Троцкий на это ответил: «Я не еврей, я – интернационалист».

Причем, надо отметить, что ни поставщик чая Высоцкий, ни сахарозаводчик Бродский не были абсолютными монополистами в своей сфере коммерческой деятельности. Да и Россия в то время была не под Троцким, а под Лениным, считавшимся, как мы уже говорили, русским. Но по старой как мир антисемитской традиции в сознании обывателя евреем считается любой носитель отрицательных качеств, кем бы он ни был на самом деле. Например, этнический поляк террорист Игнатий Гриневицкий, бросивший бомбу в Александра II, в официальном правительственном докладе описывался как «типичный русский с круглым полным лицом и широким носом», а некоторые петербургские газеты, в том числе небезызвестное «Новое время», с издевкой писали о Гриневицком как о «человеке восточного типа с крючковатым носом». Фольклору известен пролетарский лозунг горячих предоктябрьских дней 1917 года: «Долой еврея Керенского, да здравствует товарищ Троцкий». Когда надо, и русский Керенский становился евреем. К сожалению, евреи ответили гораздо позже пословицей, которую Троцкий уже не мог услышать: «Революцию делали Троцкие, а расплачиваются Бронштейны».

В контексте нашего исследования еврейской темы петербургского городского фольклора эта пословица требует особого рассмотрения.

С формальной точки зрения происхождение Александра Федоровича Керенского не вызывает сомнений. С отцовской стороны его предки происходят из среды русского провинциального духовенства. Дед Керенского Михаил Иванович служил священником в селе Керенки Пензенской губернии. От названия этого села и происходит фамилия Керенских. Отец Керенского женился на Надежде Адлер – дочери начальника топографического бюро Казанского военного округа. По отцовской линии Н. Адлер была дворянкой русско-немецкого происхождения, а по материнской – внучкой крепостного крестьянина, который еще до отмены крепостного права сумел выкупиться на волю и впоследствии стал богатым московским купцом.

Однако, как утверждает свободная энциклопедия Википедия, слухи о еврейском происхождении Керенского по материнской линии периодически возникали в антисемитских кругах как в предреволюционный период, так и в годы Гражданской войны и в эмиграции. Особенно популярна была версия, что «Керенский, сын австрийской еврейки Адлер, бывшей замужем в первом браке за евреем Кирбисом, до крещения носившим имя Арона. Овдовев, его мать вышла второй раз замуж за учителя Керенского». Петербургская черносотенная правомонархическая газета «Гроза», издававшаяся с перерывами с 1 октября 1909 года по ноябрь 1917 года как «ежедневная литературно-политическая и общественная» газета национально-патриотической направленности, переиначив фамилию Кирбиса, писала о «жиде Куливере», ставшем во главе государства. Позднее в той же газете утверждалось, что некая Куливер, овдовев, вышла замуж за учителя Керенского, который усыновил и крестил пасынка, получившего фамилию отчима.

Насколько широкое распространение приобрели эти слухи, можно судить по дневниковой записи историка Г. А. Князева: «Про Керенского распускают самые дикие слухи. И еврей-то перекрещенный он, и пьянствует в Зимнем дворце, валяясь на кровати Александра III /хотя Александр III и не жил в этом дворце/, и развелся со своей женой, женясь на артистке Тиме, и свадьба их была в дворцовой церкви, причем над ними держали те самые венцы, которые употреблялись при царском венчании. И эти дикости повторяют всюду, и даже интеллигенты. Сегодня я слышал эти мерзости еще от людей очень правого оттенка, а на улице от заведомого большевика-рабочего слышал такую оброненную им фразу: „Это только жиду Керенскому под стать так трусить“».

 

Александр Федорович Керенский

 

Понятно, что все эти слухи не соответствуют действительности, но исключить их из истории петербургской мифологии невозможно. Тем более что и сам Керенский давал к этому многочисленные поводы. Он активно отстаивал права евреев на конституционное равноправие, категорически выступал против еврейских погромов, решительно противодействовал антисемитизму и посвятил делу Бейлиса статью, опубликованную в журнале «Северные записки».

Присяжный поверенный Александр Федорович Керенский впервые появился на политической арене Петербурга в качестве депутата 4-й Государственной думы от Саратова. Его заметили. А в 1913 году, после резкого выступления в адрес Польши, за ним закрепилась репутация крупного политического деятеля. Этому способствовал и едва не разразившийся в Думе скандал. Один из депутатов вызвал Керенского за это антипольское выступление на дуэль, но тот вызова не принял, так как был принципиальным противником дуэлей, за что целый ряд политических партий и отдельные общественные деятели выразили ему свое особое уважение. С марта 1917 года Керенский входил в состав Временного правительства, а с 8 июля того же года стал его председателем.

С этого момента судьба Керенского пришла в тесное соприкосновение с судьбой другого политического деятеля той эпохи, лидера большевиков В. И. Ленина, идеологическому и пропагандистскому натиску которого Керенский должен был противостоять по должности. Впервые линии их жизней пересеклись заочно. Отец Керенского преподавал в той же гимназии, где учился будущий вождь русского бунта. У них было много общего. Они были земляками, оба – юристы по образованию, оба мечтали о смене политического и общественного строя в России, но пути к этому видели по-разному. Конституционный демократ Керенский, даже подписав указ об аресте лидера большевиков, не смог обеспечить исполнение этого указа, в то время как вождь мирового пролетариата Ленин вообще никогда не останавливался перед выбором средств для уничтожения своих противников.

Чего только не говорили о председателе Временного правительства среди дезертировавших с фронта солдат и полуграмотных мужиков, поверивших обещаниям ленинских комиссаров! О нем сочиняли пословицы: «Керенский плут, моряков впрягал в хомут, в Питере бывал, на полу спал, как бы не упал», придумывали прозвища, самым мягким из которых было «Херенский», распевали частушки:

Одним из первых распоряжений Временного правительства Керенского было освобождение из тюрем двадцати тысяч уголовников, которых тут же прозвали «Птенцами Керенского». Оказавшиеся на свободе, эти «птенцы» превратились в коршунов, наводивших панический ужас на законопослушных обывателей. Даже многие годы спустя ленинградцы помнили этих уголовников по стандартной угрозе, сохранившейся в городском фольклоре: «Жалко, не попался ты мне в семнадцатом году!» А женщин 1-го Петроградского батальона, в октябре 1917 года посланных по распоряжению Временного правительства на защиту Зимнего дворца, прозвали: «Суки Керенского».

 

А. Ф. Керенский на улицах Петрограда в 1917 году

 

Между тем сам Александр Федорович был о себе исключительно высокого мнения. На публике старался появляться с рукой, заложенной за обшлаг сюртука. Говорят, этот наполеоновский жест появился у него после того, как, ежедневно здороваясь с тысячами людей, однажды он повредил кисть и решил использовать это «счастливое» обстоятельство в своих целях. А после того, как в Петрограде родилась легенда, что председатель Временного правительства Александр Керенский заказал обеденный сервиз с монограммой «Александр IV», за ним надолго закрепилось это царское прозвище. Четвертым в народе он числился после императора Александра III.

Одновременно в Петрограде распространились легенды о том, что, перебравшись в Зимний дворец, Керенский полюбил спать на кровати императрицы. Его прозвали «Мадам Керенский» или «Александра Федоровна». Помните, у беспощадного Владимира Маяковского в поэме «Хорошо!»:

Маяковский не был одинок в желании изменить гендерный статус Керенского. «Дедушка русской революции» Георгий Валентинович Плеханов окрестил его: «Сара Бернар из Царевококшайска», совместив в одной безжалостной метафоре ослепительную на тот момент политическую славу Александра Федоровича с его якобы провинциальным происхождением. До 1919 года Царевококшайском назывался город Йошкар-Ола. Есть и другие довольно любопытные свидетельства о бытовавшем в народе женском прозвище Керенского. Вот, например, 22 октября 1917 года группа петроградских футуристов под руководством Велимира Хлебникова выпустила манифест, в котором фамилия председателя Временного правительства дана в женском роде: «Считать Временное правительство временно несуществующим, а главнонасекомствующую А. Ф. Керенскую находящейся под строгим арестом».

На долгие годы сохранилась легенда, сделавшая Керенского в глазах победившего пролетариата жалким трусом, предателем, в самый ответственный момент покинувшим своих товарищей. Суть легенды сводилась к тому, что вместо незамедлительного принятия решительных мер по спасению страны от большевиков Керенский бежал, переодевшись в женское платье. Или, как утверждает современный детский школьный фольклор, убегая из Петрограда, «Керенский превратился в женщину».

Частушки на эту пикантную тему распространялись в Петрограде с бешеной скоростью:

Эта, как оказалось впоследствии, насквозь лживая легенда пережила самого Керенского, умершего в эмиграции в 1970 году. На самом деле, о чем пишет сам Керенский, он всего лишь «решил прорваться через все большевистские заставы и лично встретить» подходившие, как ему казалось, верные Временному правительству войска. И далее: «Вся привычная внешность моих ежедневных выездов была соблюдена до мелочей. Сел я, как всегда, на свое место – на правой стороне заднего сиденья в своем полувоенном костюме, к которому так привыкло население и войска».

Однако легенда оказалось исключительно живучей. Скорее всего, причиной ее возникновения стали многочисленные предвиденные и непредвиденные обстоятельства, в народном сознании слившиеся в одно целое. Во-первых, в охране Зимнего дворца стоял женский батальон, о котором мы уже знаем. Во-вторых, из Гатчины Керенский действительно вынужден был бежать с британской визой на британском судне, переодевшись то ли в форму британских матросов, то ли сербских солдат. И, наконец, в-третьих, фольклору известна легенда, скорее, похожая на анекдот, причем придуманный в более позднюю эпоху. Согласно этой легенде, или, если хотите, анекдоту, когда в октябре 1917 года толпа разгоряченных солдат и матросов ворвалась в Зимний дворец, Керенского там уже не было. Он действительно уехал в Гатчину.

Здесь следует сделать одно немаловажное отступление об этой легенде-анекдоте. В то время в Зимнем дворце размещался военный госпиталь. Он был организован в царской резиденции еще в самом начале Первой мировой войны. Известно, что в дни Февральской революции вооруженные солдаты выпытывали у медсестер, где они спрятали царских министров. Их искали под кроватями, в баках с грязным бельем и даже в спальнях самих медсестер. То же самое произошло и в октябре 1917 года. В одном из залов дворца стояли больничные койки с солдатами, раненными в головы. Целые ряды постанывающих забинтованных голов. Революционным матросам это показалось подозрительным. А не скрывается ли среди них хитрый Керенский? Недолго думая, они начали срывать бинты с несчастных раненых солдат. Поднялся страшный крик, в котором с трудом можно было разобрать только одно: «Он еще вчера переоделся медсестрой и сбежал». Видимо, и среди раненых такая молва бытовала. Остается добавить, что уже 28 октября госпиталь в Зимнем дворце вообще закрыли, а раненых начали перевозить в другие лазареты города.

Еще по одной известной нам легенде, Керенский накануне большевистского восстания спокойно покинул Зимний дворец, воспользовавшись одним из подземных ходов, который будто бы вел в дом Военного ведомства на Адмиралтейском проспекте. Там его ожидал управляющий делами Временного правительства В. Д. Набоков. Оттуда будто бы Керенский и уехал в Гатчину, надеясь привести войска для усмирения взбунтовавшегося народа.

Так или иначе, но, как иронически утверждает городской фольклор, «Прораб Керенский досрочно сдал Зимний дворец к ноябрьским праздникам».

Этот пассаж требует объяснения. Вплотную к государственному перевороту 1917 года Петербург приблизился в начале октября, когда скрывавшийся после драматических июльских событий сначала в Разливе, а затем в Финляндии Ленин вернулся в Петроград. С этого момента начинается деятельная подготовка большевиков к вооруженному восстанию. К концу октября разногласия по поводу времени начала восстания среди заговорщиков прекращаются. Точку в споре единомышленников поставила знаменитая фраза: «Вчера было рано, завтра будет поздно». Правда, если верить фольклору, Ленину, как это нам внушали в течение семидесяти лет, она не принадлежит. Согласно городской мифологии, эту фразу уже потом придумал английский писатель Джон Рид, ставший свидетелем тех событий и описавший их в своей широко известной книге с эффектным названием «Десять дней, которые потрясли мир». А что же Ленин? У фольклора на этот счет есть свой ответ: Некоторые большевики хотели сделать Октябрьскую революцию летом под предлогом того, что в это время года юнкера всегда уходили в отпуск. Но Ленин с ними не согласился. Он сказал: «Раз Октябрьская – значит осенью. А праздник будет ноябрьский».

Никто в мире так и не понял этой изощренной большевистской логики. В одном из современных анекдотов разговаривают два младших научных сотрудника. Русский и американец. «Послушай, Вась, что такое социализм?» – «Понимаешь, Джон… Это когда октябрьские праздники справляют в ноябре. И так всё».

Между тем Керенский прожил долгую жизнь. Оказавшись за границей, остановился в Париже, где ему какой-то французский пэр подарил старинный перстень, возраст которого исчислялся чуть ли не двумя тысячами лет. Перстень овеян древними легендами, согласно которым, его обладатели кончали жизнь самоубийством. Керенский посмеивался, каждый раз намекая на свой почтенный возраст. Умер он в нью-йоркской клинике в возрасте 89 лет. Последние два месяца отказывался от пищи. Врачи пытались вводить питательный раствор через капельницу, но он с маниакальной настойчивостью вырывал иглу из вены. Так что смерть бывшего председателя Временного правительства с полным основанием можно считать самоубийством.

Революцию Керенский так и не принял. За несколько лет до смерти будто бы связался с советским правительством с просьбой посетить родину. Ему поставили единственное условие: признать революцию. Керенский отказался.

О собственной роли в событиях 1917 года говорил он сам в одном из интервью. На вопрос корреспондента: «Можно ли было избежать победы большевиков в 1917 году?», – бывший первый Председатель правительства свободной России Александр Федорович Керенский ответил: «Можно было. Однако для этого надо было расстрелять одного чело века.» – «Ленина?» – «Нет, Керенского».

 

Но вернемся к Льву Давидовичу Троцкому. Его подлинная фамилия Бронштейн. Троцкий – революционный псевдоним. О том, как появился этот знаменитый псевдоним, сохранилась легенда. Однажды он попал в тюрьму, где надзирателем оказался однофамилец. Надзиратель Бронштейн был человеком исключительно жестоким и крайне грубым. Его все боялись и ненавидели. В тюрьме в основном сидели политические, товарищи по борьбе, и Лев Давидович Бронштейн решил, что по выходе на свободу они унесут с собой память о ненавистном надзирателе, фамилия которого будет ассоциироваться с ним. Тогда он будто бы и решил взять себе партийный псевдоним – Троцкий. По другой версии той же легенды, его покорил надзиратель Троцкий, который своим спокойствием и властностью крепко держал в узде всех заключенных.

Троцкий был одним из крупнейших политических деятелей революционной России XX столетия, наиболее яркой фигурой первых лет советской власти. Он был активным участником Октябрьской революции 1917 года, руководил Петроградским советом, возглавлял наркомат иностранных дел, занимал другие важнейшие государственные должности. Троцкий внес значительный вклад в создание Красной армии и в организацию обороны страны в Гражданскую войну. О том, какой популярностью пользовался Троцкий, говорят его прозвища: «Красный Лев», «Лев революции», «Красный фельдмаршал». Частушки, героем которых становился Троцкий, отражают все сферы деятельности этого незаурядного и неоднозначного человека:

До сих пор во всем мире главенствующая роль Троцкого в октябрьских событиях 1917 года не подвергается ни малейшему сомнению. Вот как ее описывают иностранные студенты, обучающиеся в русских вузах: «Троцкий гарцевал на белом коне по Иорданской лестнице. За ним бежали большевистские войска. Они хотели арестовать Керенского и набить карманы яйцами Фаберже». Напомним, что Иорданская лестница – это парадная лестница Зимнего дворца, по которой на Крещение спускался крестный ход из Большой церкви Зимнего дворца, чтобы через Иорданский подъезд выйти на Дворцовую набережную Невы, где у Иорданской проруби проходил обряд водосвятия. По одной из революционных легенд, 25 октября 1917 года по этой лестнице большевики ворвались в Зимний дворец, хотя на самом деле они проникли во дворец через неприметный боковой вход.

Впрочем, Троцкий играл ведущую роль не только в октябрьских, но и в послеоктябрьских событиях. Так, наряду с Лениным и Зиновьевым, он был инициатором и организатором реквизиции церковных ценностей «в пользу революции». Вот как расшифровывались в фольклоре фамилии этих трех крупнейших деятелей революции, превращенные в обыкновенные аббревиатуры, которыми они в целях секретности якобы пользовались в телеграммах друг другу: ТРОЦКИЙ – Ленину: «ТРудное Ограбление Церквей Кончено. Исчезаю. Исчезаю». ЗИНОВЬЕВ – Троцкому: «Зачем Исчезать. Нужно Ограбить Все, Если Возможно». ЛЕНИН – Троцкому: «Лева, Если Награбил, Исчезай Немедленно».

Высокой была популярность Троцкого и в партийных кругах. Судя по фольклору тех времен, она значительно превосходила репутацию Сталина. «Лучше быть в хвосте у льва, чем в заднице у сапожника», – говаривали умудренные опытом старые большевики, за что, кстати, потом расплачивались ссылками, тюрьмами, жизнями. Напомним, что «Сапожник» – одно из многочисленных и далеко не лицеприятных прозвищ Сталина.

 

Лев Давидович Троцкий

 

Во внутрипартийных дискуссиях Троцкий был непримирим, всегда имел собственное мнение, за что в конце концов был подвергнут острой критике, исключен из партии и выслан сначала в Алма-Ату, а в 1929 году – за границу. С легкой руки Сталина у Троцкого появились новые прозвища: «Иудушка Троцкий» и «Демон революции». В его облике, поведении, да и в биографии и в самом деле было нечто мистическое, потустороннее. Достаточно напомнить, что родился Троцкий в тот же день календаря, в который спустя 38 лет свершится большевистский октябрьский переворот – 25 октября /7 ноября/, и в один год – 1879-й – со своим будущим непримиримым соперником, Иосифом Сталиным.

Между тем в провинциальной России 1930-х годов большинство крестьян слыхом не слыхивали о Троцком, тем более не имели никакого представления о нюансах внутрипартийной борьбы. И никак не могли понять, за что их арестовывали. А арестовывали только за то, что путали труднопроизносимую фамилию с не менее трудным названием своей профессии и называли себя «Трактистами», то есть трактористами. Антонов-Овсеенко вспоминает, как на пересылках и в лагерях на вопрос, за что сидишь, эти бедолаги заученно отвечали: «Трактист я».

В 1939 году, живя в изгнании, Троцкий основал 4-й Интернационал, что в Советском Союзе было расценено как покушение на завоевания Октябрьской революции и дискредитацию большевистской партии. Троцкий превратился в опаснейшего врага партии и государства. В 1940 году в результате террористической акции, организованной и успешно проведенной тайными сотрудниками НКВД, Троцкий был убит ледорубом в личном кабинете, в собственном доме в Мексике.

Странным образом современный американский фольклор связал именем Троцкого две страны – латиноамериканскую Мексику и евроазиатскую Россию. Известно, что американцы настоятельно рекомендуют своим гражданам не пить за границей сырую воду. Это, утверждают они, может привести к серьезным желудочно-кишечным заболеваниям. Учитывая их, выходцев из Европы, многовековой опыт взаимоотношений с Мексикой, этому можно поверить. Пятьсот лет назад испанский конкистадор Кортес в ответ на гостеприимство короля ацтеков Монтесумы заключил его в тюрьму и таким образом завоевал Мексику. С тех пор разнообразные желудочные проблемы, с которыми сталкиваются туристы, непривычные к мексиканской кухне и тамошней сырой воде, американцы называют «местью Монтесумы». Этот опыт американский фольклор, как всякий фольклор, чуткий к сопоставлениям, ассоциациям и аналогиям, перенес на Россию. И не только потому, что русскую сырую воду, качество которой вызывает серьезные опасения за состояние американских желудков, они называют «Местью Троцкого», убитого в Мексике по указанию из Москвы, но еще и потому, что начальные буквы фамилии Льва Давидовича Троцкого «trots» по-английски означают «понос».

Троцкий был пламенным и талантливым оратором. На его выступления собирались тысячи слушателей. Однако к тому, что он говорил, относились с известным недоверием и подозрительностью. В 1920-х годах среди пролетарского населения советской России было широко распространено крылатое выражение «Свистит, как Троцкий». Впрочем, оно не вполне точно отражало подлинное отношение слушателей к ораторам, подобным Троцкому. В арсенале городского фольклора имеется другой вариант этого выражения, где слово «свистит» заменено более точным, хотя и вульгарным синонимом. Кстати, в Большом словаре русского жаргона фамилии Троцкий соответствует синоним «Болтун». Понятно, что к многочисленным однофамильцам того самого, конкретного Троцкого этот синоним никакого отношения не имеет.

В Петербурге с Троцким связана любопытная легенда, которая витает над одним из крупнейших универмагов города – Домом ленинградской торговли, или ДЛТ, как его привычно называют петербуржцы. История этого торгового заведения восходит к 1909 году, когда на Большой Конюшенной улице, 21–23, по проекту архитектора Э. Ф. Вирриха было построено здание для магазина Гвардейского экономического общества. В дореволюционном Петербурге его хорошо знали по обиходному названию «Гвардейская экономка». Выпускники военных училищ и офицеры гвардейских полков пользовались здесь некоторыми преимуществами.

В 1927 году в этом здании открывается универмаг ДЛК, или Дом ленинградской кооперации. Аббревиатура ДЛТ появилась в 1965 году, когда на базе нескольких магазинов по продаже промышленных товаров была организована разветвленная торговая фирма «Дом ленинградской торговли».

Между тем интригующая аббревиатура, легко сходящая за известные инициалы Льва Давидовича Троцкого, породила множество ассоциаций. Появилась легенда о том, что в середине 1920-х годов строгие ревнители русского языка вряд ли могли допустить такую лингвистическую небрежность. Уж если и называть таким образом торговое заведение, то уж никак не Дом ленинградской торговли /ДЛТ/, а Ленинградский дом торговли /ЛДТ/. Но, как назло, Лев Давидович Троцкий объявляется врагом народа и изгоняется из священных рядов большевистской партии. И если оставить безупречно правильную аббревиатуру ЛДТ, то не станет ли это невольным памятником опальному члену ЦК ВКП/б/, да еще в недавнем прошлом и председателю Петросовета? За это можно и поплатиться. И тогда, в тех непростых условиях идеологической борьбы, якобы и пошли на дешевый трюк, поступившись общепринятой логикой и обыкновенными правилами грамотного письма.

Есть в Петербурге и еще одно курьезное напоминание о Троцком. Это памятник Михаилу Ивановичу Калинину, открытый 20 ноября 1955 года на площади перед кинотеатром «Гигант». Скульптурный облик «всесоюзного старосты», как официально называли Калинина в советских средствах массовой информации, запечатленный в бронзе скульптором М. Г. Манизером, вполне соответствовал мифологическому образу этого человека, сложившемуся в народе. Его знали как крупного государственного деятеля, доброго и отзывчивого по характеру, но который решительно никакого серьезного значения в коридорах партийной власти не имел. Поэтому и фольклорные характеристики памятника так диаметрально противоположны. Его называют одновременно «Дедушка Калинин» и «Чучело старого козла».

Памятник Калинину был практически первым монументом, установленным в Ленинграде после смерти Сталина и последовавшего затем разоблачения культа его личности. Это было время, когда в обществе впервые предпринимались попытки переоценить прошлое, взглянуть на него по-другому. На этом фоне рождались самые невероятные и фантастические легенды. Говорили и о том, что памятник Калинину на самом деле – скрытый памятник Троцкому, невинно оклеветанному и жестоко уничтоженному Сталиным. И как бы это ни выглядело неправдоподобно, что-то общее в облике Троцкого и Калинина, изображенного скульптором, уловить можно.

 

Если с этническим происхождением Троцкого все ясно, о Ленине сказать это было нельзя. Образ Ленина, искаженный и доведенный стараниями партийных функционеров до глянцевой плакатной безликости, может быть, как никакой другой, нуждается в особом, дополнительном взгляде, ракурсе, который многие десятилетия был не просто предосудительным, но зачастую и далеко не безопасным.

Так, например, костью в горле большевиков стояла национальность вождя всемирного пролетариата. Примириться с тем, что его кровь являла собой гремучую смесь, включавшую в себя кровь нескольких национальностей, в том числе калмыцкую, чувашскую, немецкую, шведскую, советские интернационалисты просто не могли. А уж говорить о капле еврейской крови в его священных жилах было вообще запрещено. По стране ходили легенды о жертвах собственной любознательности – людях, которые позволили себе не только изучение, но и обнародование результатов исследований генеалогии Ленина. Говорили, что за это серьезно поплатилась Мариэтта Шагинян во время работы над художественной биографией вождя. Кажется, только у фольклора на этот счет не было сомнений. Встречается на том свете Карл Маркс с Лениным. «Вы какой национальности, Владимир Ильич?» – «Я русский». – «Да, да, конечно. А я немецкий». Да, уж! – добавим мы в свою очередь. «Русский», «немецкий» – какая разница, главное, что не «еврейский», а наш:

Знал бы Карл Маркс, что сон разума может породить и не таких чудовищ. В 1920-х годах в Югославии вышла книга откровенно антисемитского содержания, в которой утверждалось, что на самом деле было два Ленина. Один из них, сын каторжника, был усыновлен Ильей Николаевичем Ульяновым. Он вырос и стал агентом сразу двух охранок – русской и прусской. И когда неожиданно в 1912 году умер в Берлине, то был заменен другим агентом, необыкновенно на него похожим. Понятно, что все они были евреи.

Фольклор, связанный с еврейским происхождением Владимира Ильича Ленина, начинается с легенды о рождении его старшего брата Александра, который в 1886 году стал членом террористической фракции «Народной воли» и считается одним из активных участников подготовки покушения на императора Александра III. В связи с этим Александр Ульянов был арестован, судим, приговорен к смертной казни и повешен во внутренней тюрьме Шлиссельбургской крепости вместе с четырьмя другими участниками подготовки покушения.

 

Владимир Ильич Ульянов (Ленин)

 

Александр Ульянов стал героем петербургского городского фольклора благодаря одной из самых нетрадиционных фольклорных версий случившейся Октябрьской революции. Оказывается, его брат, Владимир Ильич Ленин, якобы задумал и осуществил революцию как месть Романовым за казненного Александра. Довольно последовательная и стройная легенда представляла собой сентиментальную историю о том, как мать Ленина, Мария Бланк, по происхождению еврейка, приняла крещение. Ее родителями были: врач-физиотерапевт Александр Дмитриевич Бланк, по разным и довольно противоречивым данным русского, еврейского, или немецкого происхождения, и его жена Анна Иоганновна Гроссшопф. Обряд крещения был совершен в 1835 году в церкви Святого Спиридония Тримифунтского в Петербурге, в Главном Адмиралтействе.

 

Мария Александровна Бланк (Ульянова)

 

Став фрейлиной великой княгини, жены будущего императора Александра III, хорошенькая Мария Бланк завела роман с наследником престола и вскоре забеременела. Во избежание скандала ее срочно отправили к родителям и «сразу выдали замуж за скромного учителя Илью Ульянова, пообещав ему рост по службе». Мария благополучно родила сына, назвав его Александром. Будто бы в честь биологического отца.

 

Александр Ильич Ульянов

 

Далее события, как и положено в легенде, развивались с легендарной скоростью. Александр, будучи студентом, узнал семейную тайну и поклялся отомстить за поруганную честь матери. Он примкнул к студенческой террористической организации и взялся бросить бомбу в царя, которым к тому времени стал его отец. В качестве участника подготовки этого покушения Александр Ульянов был судим и приговорен к смерти. Накануне казни к нему приехала мать. Перед посещением сына, согласно легенде, она встретилась с императором, который будто бы согласился простить «своего сына», если тот покается. Как мы знаем, Александр Ульянов каяться отказался и был казнен.

После этого Ленину будто бы ничего не оставалось, как мстить не только за мать, но уже и за брата.

Впрочем, если верить еще одной, столь же невероятной легенде, отцом Александра Ульянова был не император Александр III, а известный террорист Дмитрий Каракозов. Как известно, Каракозов был учеником Ильи Николаевича Ульянова. Их семьи жили в одном доме, и роман Каракозова с Марией Александровной Ульяновой в то время ни для кого не был секретом. Мальчик родился за четыре дня до выстрела Каракозова в Александра II. По рассказам современников, Илья Николаевич Ульянов его не только не любил, но даже не признавал своим сыном. Александр родился шестипалым, а это в народе считалось дьявольской метой. Кроме того, в результате падения с обрыва он стал горбатым. Есть свидетельства того, что и мать его не жаловала, и будто бы именно она однажды в порыве ненависти, сама «случайно обронила его с крутого берега». Все это не могло не сказаться на характере мальчика. В нем родились два противоположных чувства: ненависть к одному предполагаемому отцу и восхищение «подвигом» другого, впрочем, тоже предполагаемого. Такая раздвоенность и привела его к террору.

В 1922 году память о революционере-народовольце Александре Ильиче Ульянове была увековечена. Траурная улица, что проходит вблизи Охтинского кладбища, была переименована в улицу Ульянова. В 1987 году это название было уточнено. Ульяновых было много, и, дабы ни у кого не было сомнений в выборе имени для улицы, она стала называться улицей Александра Ульянова.

Между тем и увековечение памяти брата Александра Ульянова, вождя революции Владимира Ульянова / Ленина/ началось еще при его жизни. Имя Ленина присваивалось улицам и площадям, городам и местечкам, заводам и фабрикам. Но монументальные памятники ему в количестве, не поддающемся подсчету, появились только после его смерти. В одном только Петрограде, а затем в Ленинграде, их было более ста. Однако отношение к ним ленинградцев, если судить по городскому фольклору, было далеко не однозначным, если не сказать, однозначно негативным. Фольклор монументы Владимиру Ильичу не жаловал.

 

Памятник В. И. Ленину у Финляндского вокзала. 1950-е годы

 

Первым в Ленинграде был установлен памятник у Финляндского вокзала. Это произошло вскоре после смерти вождя революции, в 1924 году. Первоначально памятник воздвигли в непосредственной близости к южному фасаду Финляндского вокзала, в память о прибытии Ленина в Петроград в апреле 1917 года. В 1930 году от памятника к Неве была проложена аллея, а в 1945 году памятник перенесли на 180 метров ближе к набережной и установили на более высокий фундамент. Вокруг памятника был разбит сквер.

Памятник представляет собой ставшую с тех пор традиционной фигуру пламенного оратора с призывно вытянутой вперед рукой, выступающего с башни стилизованного броневика, – этакий запоминающийся зримый образ революции.

Монумент, созданный по проекту скульптора С. А. Евсеева и архитектора В. А. Щуко, стал объектом городского мифотворчества почти сразу после его открытия. Ленинградцы вспомнили, как после открытия, еще до революции, на Знаменской площади перед Московским вокзалом памятника Александру III, горожане, отправлявшиеся к поезду, любили крикнуть кучеру: «К пугалу!» Теперь же, после появления памятника Ленину у Финляндского вокзала, питерские извозчики, лукаво подмигивая, уточняли: «К какому, вашество? К Московскому аль к Финляндскому?» «Пугалом» в петербургском городском фольклоре называли и того, и другого.

Среди первых анекдотов о памятнике Ленину у Финляндского вокзала записан этакий образчик сравнительного анализа философствующего обывателя: «Вот как правители обустраиваются и государством управляют: Петр сидит на коне, за спиной у него Исаакиевский собор как оплот православия, с одной стороны Адмиралтейство, корабли строить, с миром торговать, с другой – Сенат и Синод, государством управлять, а рукой он указывает на Университет и Академию наук – вот куда нужно стремиться. А Ленин влез на броневик, с одной стороны у него райком партии и тюрьма „Кресты“, – неугодных сажать, с другой Артиллерийская академия, обороняться, за спиной – вокзал, чтобы, если что, сбежать, а указывает он на Большой дом – „все там будете!“» Пожалуй, главная мысль всего этого монолога: Ленин указывает в сторону, противоположную той, куда указывает Петр I.

Но особенное внимание фольклора памятник приобрел позже, когда непосредственная реакция на Октябрьскую революцию сменилась на опосредованную, когда революцию стали воспринимать либо через сомнительные достижения советской власти, либо через ее пропагандистские символы. Монументальная скульптура в этом смысле представляла собой бесценный материал. Памятники вождю революции остракизму стали подвергаться в первую очередь, поскольку они были, что называется, у всех на виду.

Особо отметим букву «р», которую «не произносит» герой этой рифмованной загадки. Картавость среди антисемитов всегда считалась одним из главных признаков принадлежности к еврейской нации. Не потому ли среди других прозвищ Ленина достойное место занимает «Картавый».

В словаре лагерно-блатного жаргона, которым нельзя пренебрегать уже потому, что внутренняя свобода и раскованность в тюрьмах и лагерях позволяли их обитателям говорить то, о чем могли только подумать, боясь произнести вслух, по другую сторону колючей проволоки, памятник Ленину у Финляндского вокзала в Ленинграде занимал далеко не последнее место. Так, произнести подчеркнуто патриотическую речь в красном уголке называлось: «Трекнуть с броневичка», а сам памятник имел несколько прозвищ: «Трекало на броневичке», «Пугало», «Финбанское чучело», «Экспонат с клешней», «Лысый камень», «Ленин, торгующий пиджачком». Помните старый анекдот о Дзержинском, который обращается к Ленину? «„Владимир Ильич, где вы такую жилеточку достали?“ Ленин закладывает большой палец левой руки за пуговицу: „Эту?“ Затем резко выбрасывает правую руку вперед и вверх: „Там!“» Именно таким запечатлел скульптор «трибуна революции» у Финляндского вокзала.

Не повезло и памятнику Ленину у Смольного. Его открытие состоялось 6 ноября 1927 года, накануне празднования 10-й годовщины революции. Авторы памятника – скульптор В. В. Козлов и архитекторы В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейх. В советской иерархии памятников «вождю всемирного пролетариата» этот монумент признан одним из лучших. Он стал канонизированным эталоном всех последующих памятников вождю. Его авторское повторение можно увидеть во многих городах Советского Союза. Может быть, благодаря этому Ленин с характерно вытянутой рукой оказался удобной мишенью для остроумных зубоскалов и рисковых пересмешников. С тех пор о многочисленных памятниках подобного рода стали говорить: «Сам не видит, а нам кажет», или «Мы все там будем».

 

Памятник В. И. Ленину у Смольного

 

Пригодился памятник Ленину и в эпоху пресловутой борьбы большевиков с пьянством и алкоголизмом, когда безымянные авторы знаменитой серии анекдотов «Армянское радио спросили …» умело пародировали методы войны с ветряными мельницами: «Куда указывает рука Ленина на памятнике у Смольного?» – «На одиннадцать часов – время открытия винно-водочных магазинов». И действительно, попробуйте мысленно наложить силуэт памятника на огромный часовой циферблат, и рука вождя революции укажет точно на 11 часов, когда, согласно мудрым указаниям ЦК КПСС, широко распахивались гостеприимные двери всех винно-водочных торговых точек.

В 1912–1913 годах на Кабинетной улице, 10 /ныне улица Правды/ по проекту начальника архитектурной дистанции Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги А. Г. Голубкова было построено здание Железнодорожного клуба. В советское время здесь находился Дом культуры работников пищевой промышленности, прозванный в Ленинграде «Ватрушкой», «Лепёшкой» или «Хлебопёшкой».

В 1937 году перед главным входом в Дом культуры по проекту скульптора С. Д. Меркурова был установлен трехметровый бетонный памятник Ленину. Несмотря на свои размеры и грубую фактуру материала, на самом деле Ленин выглядел маленьким и толстеньким человечком, еле-еле взобравшимся на невысокий пьедестал. Настоящий пищевик, говорили о нем ленинградцы. И монумент получил прозвище: «Тимоха» или «Памятник Пищевикову». В начале 1990-х годов он был демонтирован.

 

Памятник В. И. Ленину на Московской площади

 

Последний из монументов В. И. Ленину, воздвигнутых в годы советской власти в Ленинграде, находится на Московском проспекте, на одноименной площади, в створе Ленинского проспекта. Памятник установлен в 1970 году к 100-летию со дня рождения «вождя мирового пролетариата». Проект памятника исполнил скульптор М. К. Аникушин. Едва ли не сразу художественные достоинства монумента фольклор подверг традиционному критическому анализу, на который, конечно же, не в последнюю очередь повлияло общее отношение народа к идеологу и практику большевистского террора. Памятник называют одновременно и «Большое чучело», и «Балерина», и даже «Умирающий Ленин», по ассоциации с хореографической миниатюрой «Умирающий лебедь» на музыку Сен-Санса. И действительно, если смотреть на монумент из окон движущегося транспорта, Ленин очень напоминает старательного танцора, выполняющего замысловатое па. Говорят, впервые это заметил один ленинградский актер, известный в богемных кругах острослов и балагур. Проезжая однажды мимо памятника с группой туристов, он воскликнул: «Сен-Санс. Умирающий лебедь». С тех пор в городском фольклоре выстроился довольно длинный образный ряд: «Ленин в исполнении Махмуда Эсамбаева», «Ленин, танцующий лезгинку», «Па-де-де из балета „Апрельские тезисы“».

В повседневном фольклоре обитателей Средней Рогатки памятник Ленину на Московской площади вообще начисто лишен какой-либо идеологической окраски. Он просто стал обыкновенным ориентиром. Место встречи у его пьедестала называется «Под кепочкой» или «Под рукой», а продовольственный магазин на противоположной стороне Московского проспекта имеет, соответственно, точный и узнаваемый адрес: «Магазин, куда Ленин кепкой указывает».

Долгое время существовал в Ленинграде и первый топонимический памятник Ленину. В 1925 году, к годовщине со дня его смерти, Большой Казачий переулок, в котором Владимир Ильич жил чуть более одного года, был переименован в переулок Ильича, по отчеству вождя революции. Так любили называть Владимира Ильича его ближайшие соратники, старые большевики. Однако, несмотря на высокий идеологический статус, приданный переулку, его социальная репутация оставляла желать много лучшего. В переулке находятся известные в городе «Центральные» бани Егорова, которые снискали в народе недобрую славу. Их называют «Казачьими», хотя чаще всего предпочитают другое название: «Казачьи шлюхи». Да и репутация самого переулка в советские времена была сомнительной. О нем говаривали: «В переулок Ильича не ходи без кирпича».

В 1993 году переулку возвращено одно из его первоначальных имен. Он вновь стал Большим Казачьим.

Особо надо отметить своеобразную память о Владимире Ильиче Ленине, оставленную в городском фольклоре в связи с празднованием его 100-летнего юбилея в апреле 1970 года. К юбилею начали готовиться задолго. Празднование должно было превратиться во всемирное торжество ленинских идей и стать доказательством незыблемости коммунистической идеологии. Производственные подарки, творческие достижения, личные успехи – все должно было быть положено на алтарь всеобщего торжества.

Однако уже на этапе предварительной подготовки к празднику в народе началось внутреннее сопротивление, которое по мере приближения к юбилею все более и более возрастало. Первой реакцией ленинградского городского фольклора стало превратившееся в анекдот восклицание: «То пятидесятилетие Октября, то столетие со дня рождения Ленина – остоюбилеело!» Затем как из рога изобилия посыпались анекдоты о «юбилейных подарках».

Парфюмерная фабрика «Северное сияние» в розницу и комплектами начала выпуск подарочных изделий: одеколоны «Дух Ильича» и «Запах Ильича», духи «Ленин в Разливе», мыло «По ленинским местам», пудра «Прах Ильича».

Текстильная фабрика выбросила в продажу бюстгальтеры «Горки ленинские».

Ленинградский ликеро-водочный завод выпустил юбилейную водку в трех вариантах: «Ленин в Разливе», «Запах Ильича» и «Ленин в бальзаме».

Местные птицефермы продавали «Яйца Ильича».

Мебельная фабрика освоила производство трехспальной кровати для молодоженов под названием «Ленин с нами».

Фабрика «Гознак» наладила производство туалетной бумаги «По ленинским местам».

Петродворцовый часовой завод заполнил прилавки магазинов новыми ходиками с дополнительным механическим заводом. Каждый час из циферблата выезжает Ленин на броневичке и произносит: «Товагищи! Габочая и кгестьянская геволюция, о необходимости котогой все вгемя говогили большевики… ку-ку!»

Фабрика резино-технических изделий «Красный треугольник» подарила покупателям юбилейные презервативы. Один из них, в память о Ленине, представлял собой надувной бюстик Ильича и назывался «Ленин в тебе и во мне». Второй был посвящен верной и незабвенной подруге Ленина Надежде Константиновне Крупской – «Надень-ка!».

Приберег к юбилею подарок и Ленсовет. Специальным постановлением он переименовал фонтан «Самсон» в Петродворце в фонтан «Струя Ильича».

И, наконец, туристическое бюро «Спутник» объявило всесоюзный конкурс «Кто лучше знает биографию Ленина». Главный приз – путевка по Сибири с заездом в Шушенское, на три года.

Все это свидетельствовало о неизбежном и, как оказалось, ожидаемом начале конца эпохи «победившего социализма».

 

Практически сразу после революции, в декабре 1917 года, не без непосредственного участия Ленина, председателем Петроградского совета был назначен видный деятель революционного движения России Григорий Евсеевич Зиновьев. Несмотря на то что среди товарищей по партии он имел прозвище «Зиновьев-паника» и слыл человеком «жестоким, мстительным, но трусливым», считался одним из организаторов обороны Петрограда от войск генерала Юденича, хотя на самом деле непосредственная заслуга в отражении этих войск принадлежит Льву Троцкому.

С мая 1918 по февраль 1919 года после переезда центральных, партийных и советских органов из Петрограда в Москву в РСФСР было создано так называемое областное объединение Советов. В его состав вошли территории Петроградской, Псковской, Новгородской, Олонецкой, Вологодской, Архангельской, Северо-Двинской и Череповецкой губерний. Центр «Северной коммуны находился в Петрограде, в штабе революции – Смольном.

Председателем СНК Союза коммун Северной области, в просторечии «Начальником Северной коммуны», был назначен Зиновьев. Настоящие имя и фамилия Зиновьева – Овсей-Герш Ааронович Радомысльский, фамилия матери – Апфельбаум. Григорий Евсеевич родился в Елисаветграде, в состоятельной еврейской семье владельца молочной фермы Аарона Радомысльского. Получил домашнее образование под руководством отца.

 

Григорий Евсеевич Зиновьев на митинге по поводу открытия памятника Володарскому на бульваре Профсоюзов в 1919 году

 

Подчиненным импонировала самостоятельность и независимость их начальника от Москвы. Однако в народе Зиновьев слыл обыкновенным чиновником, не лишенным партийного чванства и высокомерия. Многие хорошо помнили, каким «худым как жердь» приехал он из эмиграции и как «откормился и ожирел в голодные годы революции». В Петрограде в связи с этим обстоятельством он даже имел уничижительное прозвище: «Ромовая бабка». Сотрудница Коминтерна А. Куусинен в своей книге «Господь низвергает своих ангелов» вспоминает: «Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитер, с людьми груб и неотесан… Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчиненным был излишне требователен, с начальством – подхалим».

 

Григорий Евсеевич Зиновьев в 1936 году

 

Зиновьев был личным другом Ленина, однако не раз находился в оппозиции к нему, не боясь откровенно высказываться против, как ему казалось, авантюрной политики партии большевиков. Так, в октябре 1917 года Зиновьев вместе с Каменевым резко выступил против курса большевиков на вооруженное восстание. А когда петроградские рабочие призвали в ответ на убийства М. С. Урицкого, В. Володарского, а также покушения на Ленина начать «красный террор», Зиновьев отказался. Зиновьев выступал против решения В. И. Ленина перенести столицу Советской России в Москву. Его не раз исключали из партии, но затем восстанавливали. Несколько раз он был осужден как царским, так и советским режимом.

В 1936 году Зиновьев был репрессирован по сфабрикованному делу так называемого «Троцкистско-зиновьевского террористического центра» и приговорен к расстрелу. Его обвинили в измене делу партии большевиков и приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Говорят, вызванный на казнь, он потерял всякое самообладание и отчаянно взывал к Сталину, в которого продолжал верить. По воспоминаниям, «перед казнью униженно молил о пощаде, целовал сапоги своим палачам, а затем от страха вообще не смог идти». Но в последний момент, будто бы рассказывал самому Сталину один из сотрудников НКВД, присутствовавший при казни, кстати, тоже еврей по происхождению, Зиновьев воздел руки и произнес еврейское традиционное молитвенное обращение: «Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый».

На многие десятилетия Зиновьев был вычеркнут из списка выдающихся деятелей коммунистической партии и советского государства. А уж о том, что он был личным другом Ленина и вместе с ним летом 1917 года скрывался от Временного правительства в Разливе, упоминать было просто опасно. Кроме язвительных анекдотов, никаких иных «свидетельств» не было. Вот только два из них. Сразу после свадьбы Надежда Константиновна спрашивает Владимира Ильича: «И где мы, Володя, проведем медовый месяц?» – «В Разливе, Наденька, в шалаше. Только для конспирации со мной поедешь не ты, а товарищ Зиновьев». И второй анекдот, появившийся после выхода на экраны совместного польско-советского фильма «Ленин в Польше», снятого в 1965 году режиссером Сергеем Юткевичем. На выставке висит картина «Ленин в Польше». На картине шалаш, из которого торчат две пары ног – мужские и женские. «Это шалаш в Разливе, – объясняет гид, – ноги принадлежат Дзержинскому и Крупской…» – «А где же Ленин?» – «Ленин в Польше».