ГОРДОСТЬ БАСТЫ И ХИТРОСТЬ САЖЕРУКА

Баста непрерывно бранился, пока тащил Мегги через площадь к церкви.

– Прикусишь язык? С каких пор старуха поддаётся на такие штуки? И кто теперь должен вести наглую девчонку в склеп? Баста, кто же ещё? Я здесь вообще кто? Единственная мужская прислуга?

– Склеп?

Мегги думала, что пленники все ещё висят в сетках, но, войдя в церковь, они никого не увидели. Баста торопливо волочил её за собой дальше сквозь строй колонн.

– Да, склеп! – рявкнул он на неё. – Там сложены у нас мертвецы и те, кто скоро ими станет. Вот спуск. Да поживей, у меня есть дела поважнее, чем нянчить дочурку Волшебного Языка.

Спуск, на который он показал, вёл круто вниз, в темноту. Ступеньки были стёртые и разной высоты, так что Мегги на каждом шагу спотыкалась. Внизу было так темно, что Мегги не сразу заметила, что лестница кончилась, и пыталась нащупать ногой следующую ступеньку, когда Баста пинком подтолкнул её вперёд. Она услышала его брань:

– Это ещё что такое? Почему чёртов фонарь опять погас?

Чиркнула спичка, и из мрака возникло лицо Басты.

– Гости к тебе, Сажерук, – насмешливо объявил он, зажигая фонарь. – Дочурка Волшебного Языка хочет с тобой попрощаться. Её отец затащил тебя в этот мир, а дочка позаботится о том, чтобы сегодня вечером ты его покинул. Я бы её сюда не пустил, но Сорока стала уж больно добренькой на старости лет. Похоже, ты нравишься малышке. Интересно чем? Вряд ли красотой лица!

Смех Басты раскатился в сырых стенах мерзким эхом.

Мегги подошла к решётке, за которой стоял Сажерук. Она быстро взглянула на него и перевела взгляд дальше, за его плечо. Служанка Каприкорна сидела на каменном саркофаге. Даже в скудном свете фонаря Басты лицо её можно было узнать. Это было лицо с фотографии Мо. Только волосы стали темнее и улыбка погасла.

Когда Мегги подошла к решётке, её мама подняла голову и смотрела на неё не отрываясь, как будто во всём мире для неё больше ничего не существовало.

– Мортола пустила её сюда? – сказал Сажерук. – Прямо не верится.

– Малышка пригрозила, что прикусит себе язык.

Баста всё ещё стоял на лестнице. Он сжимал в кулаке кроличью лапку, которую носил на шее как амулет.

– Я хотела попросить у тебя прощения. – Мегги обращалась к Сажеруку, но смотрела при этом на мать, которая всё ещё сидела на саркофаге.

– За что? – Сажерук улыбнулся своей странной улыбкой.

– За сегодняшний вечер. За то, что я всё-таки буду читать.

Как рассказать им обоим о плане Фенолио? Ну как?

– Ну ладно, прощения ты попросила, – сказал Баста с нетерпением. – Пойдём, здесь так сыро, что голосок твой совсем охрипнет.

Но Мегги даже не обернулась. Она изо всех сил вцепилась в решётку.

– Нет, – сказала она. – Я хочу побыть ещё. – Может быть, ей придёт наконец что-нибудь в голову, какая-нибудь фраза, не вызывающая подозрений. – Я тут ещё кое-что вычитала, – сказала она Сажеруку. – Оловянного солдатика.

– Правда? – Сажерук снова улыбнулся. Странно, сейчас его улыбка не показалась ей ни загадочной, ни надменной. – Значит, сегодня вечером все наверняка пройдёт отлично, да?

Он пристально посмотрел на неё, и Мегги попыталась глазами сказать ему: «Мы вас спасём! Всё будет не так, как задумал Каприкорн! Честное слово!»

Сажерук внимательно вглядывался в её лицо, стараясь понять. Он вопросительно поднял брови. Потом взглянул на Басту.

– Эй, Баста, как поживает фея? – спросил он. – Она ещё жива или уже не выдержала твоего присутствия и померла?

Мегги глядела, как мать подходит ближе осторожными, робкими шагами, будто ступает по битому стеклу.

– Ещё жива, – недовольно буркнул Баста. – Звенит без конца, так что спать невозможно. Если так будет продолжаться, я попрошу Плосконоса свернуть ей шею. Он это ловко делает с голубями, которые ему всю машину загадили.

Мегги увидела, как мать незаметно достала из кармана платья бумажку и вложила в ладонь Сажеруку.

– За это вам обоим самое малое десять лет счастья не видать, – заверил его Сажерук. – Можешь мне поверить. Уж в феях-то я разбираюсь. Эй, что это у тебя за спиной?

Баста обернулся, как ужаленный. Молниеносным движением Сажерук просунул руку сквозь решётку и вложил записку в ладонь Мегги.

– Чёрт! – выругался Баста. – Только попробуй ещё раз, я тебе… – Он повернулся как раз в тот момент, когда пальцы Мегги сжимались вокруг клочка бумаги. – Смотри-ка, записка!

Мегги изо всех сил сжимала кулак, но Баста без труда разогнул её пальцы. Потом он уставился на крошечные буквы, написанные её матерью.

– А ну, читай! – рявкнул он и ткнул ей в лицо записку.

Мегги отрицательно покачала головой.

– Читай! – Баста угрожающе понизил голос. – Или хочешь получить на морде такой же красивый узор, как у этого твоего дружка?

– Да прочти уж, Мегги, – сказал Сажерук. – Этот подонок и так знает, что я без хорошего вина жить не могу.

– Вина? – Баста расхохотался. – Ты просил девчонку раздобыть тебе вина? А где ж она его возьмёт?

Мегги смотрела на записку. Она запоминала каждое слово, пока не выучила все наизусть. «Девять лет – это очень много. Я каждый год отмечала твой день рождения. Ты ещё красивее, чем я себе представляла».

Она услышала смех Басты.

– Да, это на тебя похоже, Сажерук, – сказал он. – Ты надеешься утопить свой страх в вине. Но для этого тебе сейчас и целой бочки не хватит.

Сажерук пожал плечами.

– Попытка не пытка, – сказал он.

Наверное, при этом у него был слишком довольный вид. Баста нахмурился и пристально посмотрел в испещрённое шрамами лицо.

– С другой стороны, – медленно произнёс он, – ты всегда был хитрой лисой. Не многовато ли тут букв для бутылки вина? Как ты думаешь, милашка? – Он снова сунул записку Мегги под нос. – Ты мне сама её прочтёшь или пойти показать Сороке?

Мегги выхватила записку так быстро, что успела спрятать руку за спину, а Баста ещё смотрел на свои пустые пальцы.

– А ну отдай, маленькая стерва! – зашипел он в ярости. – Давай сюда записку, а то я тебе пальцы вместе с ней отрежу.

Но Мегги отступила на шаг и прижалась спиной к решётке.

– Нет! – крикнула она и одной рукой вцепилась в прутья у себя за спиной, а другой прижала к ним записку.

Сажерук смекнул сразу. Она почувствовала, как он вытянул бумажку из её пальцев.

Баста так ударил её по лицу, что она стукнулась головой о решётку. Кто-то сзади погладил её по волосам. Оглушённая, она обернулась и увидела прямо перед собой лицо матери. «Сейчас он заметит, – подумала она, – сейчас он обо всём догадается». Но Баста смотрел только на Сажерука, который из-за решётки размахивал у него перед носом запиской, как червяком перед голодной птичкой.

– Ну как? – Сажерук отступил на шаг в глубь камеры. – Зайдёшь ко мне или будешь дальше драться с девочкой?

Баста застыл на месте, как ребёнок, которому вдруг ни с того ни с сего дали затрещину. Потом он схватил Мегги за локоть и подтащил к себе. Девочка почувствовала на горле прикосновение чего-то холодного. Она и не видя догадывалась, что это.

Её мать вскрикнула и ухватилась за Сажерука. Но он только выше приподнял записку.

– Я так и знал! – сказал он. – Ты трус, Баста. Легче приставить ребёнку нож к горлу, чем зайти ко мне сюда. Вот если бы с тобой был Плосконос – широкая спина и здоровые кулаки, – тогда другое дело, но его здесь нет. Ну, заходи же, у тебя ведь нож! А я с голыми руками – и мне их, как ты знаешь, всегда было жалко на драки.

Мегги почувствовала, как разжимаются руки Басты. Клинок уже не впивался ей в кожу. Она сглотнула и потрогала горло. Ей казалось, что на руке должна остаться кровь, но крови не было. Баста отпихнул её с такой силой, что девочка покачнулась и упала на сырой каменный пол. Потом он сунул руку в карман и извлёк оттуда связку ключей. От ярости он задыхался, как будто перед этим долго и быстро бежал. Дрожащими пальцами он вставил ключ в замочную скважину.

Сажерук наблюдал за ним с невозмутимым видом. Он кивнул матери Мегги, чтобы она отошла от решётки подальше, и сам отступил на несколько шагов с изяществом танцора. По лицу его нельзя было понять, боится он или нет, только шрамы выступали на коже ярче обычного.

– Это что такое? – сказал он, когда Баста вошёл в камеру, наставив на него нож. – Убери эту штуку. Если ты меня убьёшь, ты испортишь Каприкорну все удовольствие. Вряд ли он тебе это простит.

Да, он боялся. Мегги слышала это по голосу. К тому же он говорил слишком быстро.

– Зачем же убивать? – прошипел Баста, закрывая за собой дверь камеры.

Сажерук отступил к каменному саркофагу.

– А, ты решил добавить мне узоров на лице? – Он говорил тихо, почти шёпотом. Но теперь в его голосе было что-то новое: ненависть, отвращение, ярость. – Не думай, что это будет так же просто, как в прошлый раз, – проговорил он. – Я с тех пор выучился кое-чему полезному.

– Да что ты говоришь? – Баста стоял уже в шаге от него. – Чему бы это? Твоего друга огня здесь нет, так что он тебе не поможет. И даже твоя вонючая куница далеко.

– Я имел в виду слова! – Сажерук прикоснулся к саркофагу. – Я тебе не рассказывал? Феи научили меня насылать проклятие. Они пожалели меня за исполосованное лицо, они знают, как плохо я умею драться. Я тебя проклинаю, Баста! Клянусь костями мертвеца в этом гробу. Бьюсь об заклад, там давно уже лежит не какой-то священник, а один из тех, кто попался вам в руки и исчез, правда?

Баста промолчал, но его молчание было красноречивее всяких слов.

– Ну конечно. Эти старые гробы – отличный тайник. – Сажерук провёл ладонью по треснувшей крышке, словно надеялся теплом руки вернуть мертвеца к жизни. – Его дух будет терзать тебя, Баста. – Сажерук произнёс это, как заклинание. – Он будет на каждом шагу нашёптывать тебе на ухо моё имя…

Мегги видела, как Баста схватился за кроличью лапку.

– Эта штука тебе не поможет! – Сажерук не убирал ладони с саркофага. – Баста, бедняжка! У тебя уже начинается жар? И дрожь в руках и ногах?

Баста замахнулся ножом в его сторону, но Сажерук легко увернулся.

– Отдай мне записку, которую ты дал девчонке! – Баста выкрикнул ему это прямо в лицо, но Сажерук невозмутимо положил записку в брючный карман.

Мегги будто приросла к месту. Краем глаза она видела, как её мама сунула руку в карман платья. Она достала оттуда серый камешек размером чуть больше перепелиного яйца.

Сажерук провёл ладонями по крышке саркофага и выставил их навстречу Басте.

– Потрогать тебя ими? – спросил он. – Что будет, если потрогать гроб, в котором лежит убитый? Скажи-ка. Ты ведь в этих вещах разбираешься.

Он снова отступил в сторону, словно обходя партнёра в танце.

– Я обрежу твои вонючие руки, если ты до меня дотронешься! – прорычал Баста, побагровев от гнева. – Я обрежу тебе пальцы по одному, а потом доберусь и до языка.

Он ещё раз сделал выпад в его сторону, разрезав воздух блестящим клинком, но Сажерук снова увернулся. Он все быстрее танцевал вокруг Басты, изгибался, отступал и снова приближался, но неожиданно сам загнал себя в ловушку этим отчаянным танцем. За ним была только голая стена, справа от него – решётка, а прямо на него шёл Баста.

В этот момент мать Мегги подняла руку. Камешек попал Басте в голову. Он удивлённо обернулся, посмотрел на неё, словно пытаясь вспомнить, кто она такая, и пощупал голову в том месте, откуда сочилась кровь. Мегги не успела заметить, что сделал Сажерук, но только нож Басты вдруг оказался у него в руках. Баста смотрел на знакомый клинок ошарашенно, как будто не мог взять в толк, что тот коварно обратился против своего хозяина.

– Ну как, приятно? – Сажерук медленно подвёл остриё ножа к животу Басты. – Чувствуешь, какое мягкое у тебя тело? Человеческое тело – вещь хрупкая, и заменить его нечем. Как вы там поступаете с кошками и белками? Плосконос обожает про это рассказывать…

– Я не охочусь за белками. – Голос Басты звучал хрипло. Багровый румянец гнева сбежал с его лица.

Страх не бывает румяным. Страх бледен, как лицо мертвеца. – Что ты собираешься делать? – с трудом выговорил он. Он дышал тяжело, словно его душило что-то. – Думаешь, тебе удастся живым уйти из деревни? Они пристрелят тебя раньше, чем ты перейдёшь площадь.

– Ну, это всё же лучше, чем встреча с Призраком, – возразил Сажерук. – Кроме того, все они из рук вон плохо стреляют.

Мать Мегги подошла к нему. Она сделала пальцем движение, будто пишет по воздуху. Сажерук достал из кармана записку и дал ей. Баста следил за бумажкой глазами, как будто хотел взглядом притянуть её к себе. Реза что-то написала на ней и вернула Сажеруку. Он наморщил лоб и стал читать.

– Подождать, пока стемнеет? Нет, я не хочу ждать. Но девочке, может быть, лучше остаться здесь. – Он посмотрел на Мегги. – Ей Каприкорн ничего не сделает. Она ведь его новый Волшебный Язык. А потом придёт её отец и заберёт её. – Сажерук сунул записку обратно в брючный карман и провёл остриём ножа вдоль пуговиц на рубашке Басты – пуговицы лязгали от прикосновения металла. – Иди к лестнице, Реза, – сказал он. – Я закончу здесь это дельце, а потом мы пойдём восвояси через площадь, как обычная влюблённая парочка.

Реза нерешительно открыла дверь камеры. Она вышла из-за решётки и взяла Мегги за руку. Пальцы у неё были холодные и немного шершавые – чужие пальцы, зато лицо было знакомое, хотя на фотографии оно выглядело моложе и не таким озабоченным.

– Реза! Мы не можем взять её с собой! – Сажерук схватил Басту за локоть и прижал его спиной к стене. – Её отец убьёт меня, если её там застрелят. А теперь отвернись и прикрой ей глаза – ты же не хочешь, чтобы она видела…

Нож дрогнул в его руке. Реза с ужасом посмотрела на него и резко помотала головой, но Сажерук притворился, что не замечает её.

– Бей посильнее, Грязнорук! – прошипел Баста, вцепляясь руками в каменную стену позади себя. – Убивать – не такое простое дело. Чтобы делать его хорошо, нужен опыт.

– Чушь! – Сажерук схватил его за куртку и завёл ему под подбородок нож, как сделал Баста с Мо тогда, в церкви. – Каждый дурак может убить. Это так же легко, как бросить книгу в огонь, ударом ноги распахнуть дверь или напугать ребёнка.

Мегги начала бить дрожь – почему, она сама не знала. Мать её шагнула было к решётке, но, увидев окаменевшее лицо Сажерука, замерла на месте. Потом она повернулась, притянула голову Мегги к себе на грудь и крепко обняла её. Её запах напомнил Мегги что-то давно забытое, она прикрыла глаза и попыталась ни о чём не думать: ни о Сажеруке, ни о ноже, ни о побелевшем лице Басты… А потом на несколько страшных мгновений у неё осталось только одно желание – увидеть Басту мёртвым на сыром каменном полу, неподвижным, как сломанная кукла, безобразный, бессмысленный предмет, всегда немного страшный… Нож приблизился вплотную к белой рубашке Басты, как вдруг Сажерук вытянул связку ключей у него из кармана и отступил на шаг.

– Что поделаешь, ты прав: я не умею убивать, – сказал он, пятясь прочь из камеры. – И не стану ради тебя учиться.

По лицу Басты расплылась злорадная улыбка, но Сажерук не обратил на это внимания. Он запер решётку, взял Резу за руку и потянул её к лестнице.

– Пусти её! – сказал он, видя, что она не выпускает Мегги из объятий. – Честное слово, ей ничего не грозит, а взять её с собой мы не можем!

Но Реза только покачала головой, обнимая Мегги за плечи.

– Эй, Сажерук! – крикнул Баста. – Я знал, что ты не ударишь. Отдай мой нож. Тебе от него все равно проку не будет.

Сажерук не слушал его.

– Они убьют тебя, если ты останешься, – сказал он, но руку Резы не выпустил.

– Эй, вы, там наверху! – заорал Баста. – Сюда! Тревога! Узники пытаются сбежать!

Мегги с ужасом посмотрела на Сажерука.

– Что же ты не заткнул ему рот?

– А чем, принцесса? – откликнулся Сажерук. Реза притянула Мегги к себе и погладила по голове.

– Пристрелят, пристрелят, они вас пристрелят! – Баста захлёбывался криком. – Эй-эй-эй! Тревога! – выкрикнул он ещё раз, изо всех сил тряся решётку.

Наверху послышались шаги. Сажерук в последний раз взглянул на Резу. Потом тихонько чертыхнулся, повернулся и бросился наверх по стёртым ступеням.

Звука открываемой наверху двери Мегги не слышала. Все заглушал непрерывный крик Басты. В отчаянии она бросилась к нему, ей хотелось ударить его сквозь решётку прямо в орущую физиономию.

Потом снова послышались шаги, приглушённые крики… Что же им теперь делать? Кто-то торопливо спускался по лестнице. Сажерук? Но из темноты возникло совсем другое лицо – это был Плосконос. За ним со ступенек сбежал ещё один чернокурточник, совсем мальчишка на вид, с круглым безбородым лицом. Однако он тут же наставил ружьё на Мегги и её мать.

– Эй, Баста, как ты попал за решётку? – недоуменно спросил Плосконос.

– Выпусти меня, остолоп чёртов! – заорал на него Баста сквозь прутья решётки. – Сажерук смылся!

– Сажерук! – Плосконос утёр лицо рукавом. – Значит, ты был-таки прав, юнец. Баста, этот малый только что подбежал ко мне и сказал, что видел Огнежора наверху за колонной.

– И ты за ним не погнался? Ты что, действительно такой кретин, как кажешься? – Баста притиснул лицо к решётке, как будто надеялся пролезть сквозь прутья.

– Эй, думай, что говоришь, понял? – Плосконос подошёл к решётке и с явным удовольствием уставился на Басту. – Стало быть, Грязнорук снова тебя положил на обе лопатки. Каприкорну это, боюсь, не понравится.

– Пошли за ним погоню! – рявкнул Баста. – А то скажу Каприкорну, что ты его выпустил.

Плосконос достал из кармана носовой платок и обстоятельно высморкался.

– Да неужели? А кто сидит на его месте за решёткой – я или ты? Далеко ему не уйти. У нас на автостоянке двое часовых, на площади ещё трое, а его лицо ни с чем не спутаешь, уж об этом ты позаботился, правда? – И он засмеялся своим лающим смехом. – Знаешь, я, кажется, начинаю привыкать к этому зрелищу. Ты отлично смотришься за решёткой. Не нагличаешь и не машешь ножом у людей перед носом.

– Да отопрёшь ты, наконец, эту чёртову дверь? – заорал Баста. – Или я должен сперва подкоротить твой уродский нос?

Плосконос скрестил руки.

– Я не могу её отпереть, – заметил он скучливым голосом. – Сажерук захватил ключи с собой. Или ты их где-нибудь тут видишь?

Он вопросительно обернулся к юноше, который всё ещё держал под прицелом Мегги и её мать. Тот отрицательно покачал головой. Плосконос ухмыльнулся во все своё расплющенное лицо.

– Вот, он их тоже не видит. Что ж, придётся сходить к Мортоле. Может быть, у неё есть запасной ключ.

– Прекрати ухмыляться! – крикнул Баста – А то я тебе губы обрежу!

– Да что ты говоришь! Что-то я не вижу твоего ножичка. Неужто Сажерук снова его у тебя увёл? Если так пойдёт дальше, у него скоро соберётся целая коллекция! – Плосконос повернулся к Басте спиной и сказал, указывая на соседнюю камеру: – Запри туда женщину и сторожи её, пока я схожу за ключами. Но сперва я отведу на место малышку Волшебный Язык.

Мегги попыталась отбрыкиваться, когда он потащил её за собой, но Плосконос просто приподнял её и перекинул через плечо.

– А что девчонка тут, собственно говоря, делала? – спросил он. – Каприкорн в курсе?

– Спроси Сороку, – фыркнул Баста.

– Я уж лучше обойдусь, – пробурчал Плосконос, топая с Мегги по ступенькам.

Она успела увидеть, как юноша дулом винтовки заталкивает её мать в другую камеру, а потом перед глазами у неё остались только ступеньки, церковь, пыльная площадь, через которую Плосконос тащил её, как мешок картошки.

– Будем надеяться, что голосок у тебя не такой тоненький, как ты сама, – хмыкнул он, снова ставя её на ноги перед комнатой, где держали их с Фенолио. – А то Призраку нас сегодня вечером получится чахоточный!

Мегги промолчала.

Когда Плосконос отпер дверь, она молча проскользнула мимо Фенолио, залезла на свою кровать и уткнулась лицом в свитер Мо.