Глава 18

Посмотрев на лежащего на полу мужчину, я закрыла лицо руками и принялась мысленно убеждать себя в том, что я должна была это сделать, потому что в противном случае я бы не смогла отсюда выбраться. Я понимала, что не должна даже интересоваться тем, жив ли этот мужчина или умер. Даже если он жив, то я все равно не смогу ему помочь, потому что сейчас у меня появился шанс подумать о себе. Выбежав за ограду дома, я съежилась от холода и пошла вдоль леса по грязной проселочной дороге. Дождь становился все сильнее. Я шла босиком прямо по лужам. Для того чтобы отвлечься и не обращать внимания на холод, дождь и окончательно замерзшие босые ноги, я стала петь какие-то незатейливые песенки и думать о своей несчастной судьбе. В моей жизни было достаточно мужчин, некоторых из них обидела я, некоторые обидели меня. Наверно, сейчас я расплачивалась за свои грехи, которых стало так много, что в небесной канцелярии посчитали, что мне пора платить по счетам. Ко мне отнеслись с такой строгостью, потому что я не хотела и не умела раскаяться.

Я всегда боялась любви, потому что мне казалось, что любовь делает меня слабой и безвольной. Я боялась душевной боли, страданий и одиночества. Я позволяла себя любить, но никогда не открывала до конца свою душу и всю свою жизнь боялась потерять эту проклятую независимость. Я НИКОГДА НЕ БЫЛА ЛИДЕРОМ, НО И НИКОГДА НЕ ПОДЧИНЯЛАСЬ ТОЛПЕ. Из-за своей импульсивности и излишнего упрямства я наделала слишком много ошибок. Меня всегда привлекали люди, которые были или подлецами, или непредсказуемыми и неблагонадежными типами, и именно из-за этого я часто попадала в малоприятные ситуации. Я и сама не знала, как это получалось: то ли я подсознательно выбирала этих людей, то ли эти люди выбирали меня. Так же вышло и с Лешкой. С самого первого дня нашего знакомства Лешка морально давил на меня, желая видеть меня такой, какой бы ему хотелось. Я умею идти на компромиссы, и я позволила ему почувствовать, что я подчиняюсь его воле. Между нами всегда была борьба: Лешка спешил продемонстрировать мне свою силу и превосходство, а я тут же старалась их подавить. Я хотела более ровных и спокойных отношений, но мы оба, наверное, были на них не способны.

Дождь становился все сильней и сильней. Почувствовав, что мои ноги окончательно онемели от холода, я села под ближайшее ко мне дерево и стала растирать мокрые, ничего не чувствующие ноги. Я смотрела на дождь, дрожала от холода и думала о том, в какую же глушь меня занесло. Дорога вела непонятно куда, а поблизости не было ни одного строения. Когда я услышала звук подъезжающей машины, мне показалось, что я уже не смогу встать, так как мои ноги совершенно меня не слушались. И все же я смогла подняться и на негнущихся ногах, как на ходулях, подошла к дороге. Убедившись в том, что показавшаяся вдали машина принадлежит не Олегу, решила, что хуже мне уже не будет, выскочила на дорогу и стала размахивать руками.

Машина успела притормозить, но я не удержалась на ногах и, упав прямо на капот, закричала:

— Мне нужно в Москву! Пожалуйста! В Москву!

При этом я пыталась сквозь тонированные стекла разглядеть, кто же именно сидит за рулем автомобиля. Как только дверь машины открылась, я вновь закричала:

— В Москву! — и взглянула на вышедшего из машины мужчину.

— Тебе что, девка, жить надоело?!

Тем временем я пристально разглядывала мужчину, сразу заметив в его глазах ярко выраженное недоумение. Я не сомневалась в том, что я видела этого человека где-то раньше, но только не могла вспомнить где.

— Снеговик, а что ты тут бродишь в лесу раздетая?

Прищурив глаза, я задумалась на мгновение и прошептала:

— Стае.

Мужчина внешне заметно изменился — это был совсем другой Стае. На этот раз он был лысым, без усов, а его глаза поменяли свой цвет.

— Где твои волосы? — трясясь от холода, спросила я его и тут же сама ответила: — Это был парик!

— Снеговик, а ты что тут делаешь?

— Погулять вышла.

— Что? — опешил Стае.

— Я же тебе сказала, проветриться вышла.

— А почему босиком? Ты же ноги отморозишь.

— А что ты обо мне так заботишься? Тебе какая разница? Раньше надо было обо мне заботиться, а не подсыпать мне клофелин в воду.

— Ты сбежала, что ли?

— Я же тебе сказала, что я погулять вышла.

— Иди в машину ноги греть, дура! Ты же без ног останешься!

Вместо этого я слезла с капота, попробовала бежать, но тут же села в лужу, поджала под себя уже ничего не чувствующие ноги и завыла от боли и холода. Стае подошел ко мне вплотную и со словами:

— Куда ты собралась бежать, дура? — за шкирку потащил меня к машине.

Я не сопротивлялась, потому что мне казалось, что я уже теряю сознание. Говорят, когда человек замерзает, его просто клонит в сон. Посадив меня на пол рядом с задним сиденьем, Стае вытащил из кармана носовой платок, вытер руки и брезгливо сказал, словно собаке:

— Сиди внизу. Не вздумай лезть наверх, а то сиденье запачкаешь.

Последняя фраза впечатлила меня настолько, что я не придумала ничего более умного, как в знак согласия гавкнуть. Жаль, что у меня не было хвоста, а то я бы обязательно им замотала.

— Дура ты, — фыркнул Стае и сел за руль.

— Печку включи на полную мощность!

Стае включил печку и произнес задумчивым голосом:

— Послушай, Снеговик, я смотрю — ты всегда в крайности бросаешься. Тебя прямо заносит из стороны в сторону. То напиваешься до чертиков, то босиком по холодным лужам ходишь. Если бы я тебе не встретился, ты бы тут загнулась. Между прочим, когда ноги отморозишь, то их ампутируют.

— Сплюнь!

— Я тебе говорю как есть.

— Но я же ими не по снегу ходила.

— Да какая разница!

— Стае, отвези меня в Москву.

— Отвезу, — буркнул он, и машина тронулась.

— Ты издеваешься? Ты везешь меня обратно к Олегу!

— Ты хоть знаешь, где ты и где Москва находится?

— Я знаю, что я не на Сахалине. Я ближе. Стае, пожалуйста, отвези меня в Москву. Скажешь Олегу, что я тебе не попадалась.

— Да мне проще тебя убить, чем обмануть своего друга.

Как только Стае подъехал к воротам дома и посигналил, я слегка приподнялась и с испугом принялась наблюдать за его дальнейшими действиями.

— Где охранник, спит, что ли?

Видимо, вместе с этим вопросом в его голове возник другой, и он развернулся в мою сторону.

— Послушай, а где охранник? Как тебе удалось сбежать?

— Там нет никого, — буркнула я.

— Что значит, нет никого? Что, дом вообще не охраняется?

— Нет. Олег уехал, а охранник в больницу отправился.

— Вот дела! А что с ним?

— Аппендицит.

— А Олег об этом знает?

— Конечно.

— Теперь понятно, почему ты сбежала. Хозяин в Москве, охранник в больнице. Соблазн сбежать взял вверх. Ладно, пошли. Придется пока мне тебя поохранять. Прыгай в горячую ванну, а я буду ждать Олега. Только давай без глупостей, я предупреждаю сразу, что со мной лучше не шутить. Я этого не люблю.

— А что будет, когда приедет Олег?

— Ему решать, что делать с тобой, с такой беглянкой. Пошли в дом. Сейчас я сам открою ворота.

Как только ничего не подозревающий Стае вышел из машины и стал открывать ворота, я быстро перебралась на место водителя и, включив мотор, сдала назад, а потом резко развернув машину, быстро поехала по проселочной дороге. Не веря своему счастью, я посмотрела на бежавшего за мной Стаса, и из моей груди вырвались странные звуки: смех вперемешку с громкими рыданиями. Я вдруг подумала о том, что там, наверху, решили, что меня еще рано списывать со счетов и что у меня еще есть шанс раскаяться в своих грехах и все исправить. Если я доберусь до Москвы, я стану другой, я смогу доказать, что никого не убивала, что моя совесть чиста. Правда, я ударила охранника бутылкой по голове, но ведь это была вынужденная мера, и меня, разумеется, оправдают.

Я мечтала доехать до Москвы и посмотреть в глаза Лешке. Больше всего на свете мне хотелось заглянуть ему в лицо и проверить, отведет он свой взгляд или нет.

Дождь никак не хотел прекращаться и шел все сильнее и сильнее. Я давила на газ, дрожала от лихорадки и выла от боли в замерзших ногах. Увидев, что навстречу мне едет та самая машина, на которой сегодня утром уехал Олег, я растерялась, но тут же поняла, что на столь узкой дороге нам вдвоем не разъехаться. Как только ехавшая мне навстречу машина остановилась, из нее выскочил мужчина с оружием в руках, тот самый, который привозил Олегу конверт с заданием. Нетрудно было догадаться, что Стае уже позвонил по мобильному телефону Олегу и сообщил ему о том, что я сбежала на машине. Мне ничего не оставалось, кроме как остановиться, потому что идти напролом было бессмысленно: слишком узкая дорога, предназначенная лишь для одной машины, а кругом лес. Заблокировав двери автомобиля, я увидела, что следом за мужчиной из машины выскочил Олег, и услышала, как он крикнул:

— Игорь, только не убивай ее! Она нужна мне живая.

Положив голову на руль, я закрыла глаза и взвыла от того, что я так и не смогла посмотреть в глаза Лешке. В окна машины стучали, мне что-то кричали и обещали меня убить. Я держала голову на руле и думала о том, что все кончено, что у меня больше ни на что нет сил. Я уже успела забыть, что такое душевное спокойствие, потому что моя душа уже давно потеряла покой. Я понимала, что это конец и что продолжения уже не может быть. Я отдавала себе отчет в том, что у меня уже никогда не будет новой жизни, что я никогда не научусь уважать свое прошлое. Я никогда не смогу больше говорить о любви, у меня не будет новых, захватывающих романов. Я никогда не смогу стать идеальной женщиной, и на моем пути больше никогда не встретятся галантные Дон Жуаны. Я уже никогда не вспомню, что значит изнывать от боли, плакать оттого, что чувства охладели, или, наоборот, бежать к кому-то на свидание. Никогда не быть мне романтичной, влюбленной и сентиментальной. Видимо, моя миссия на этом свете закончилась, и у меня даже не осталось времени разобраться в самой себе.

Подняв голову, я посмотрела на стоящих возле меня мужчин и, увидев Олега, стучащего по окну пистолетом, устало произнесла:

— Ну, что ты смотришь? Стреляй.