Глава 18
— Девушка, вы забыли букет, — окликнул меня незнакомый мужской голос, когда я была уже у выхода из самолета. Я слегка вздрогнула и резко остановилась.
— Что?
— Вы забыли букет.
— Какой букет? — Я обернулась и увидела молодого человека, держащего в руках растрепанный букет Льва. — Это ваш?
— Мой.
— Так возьмите.
— Простите, но он мне не нужен…
— Вы уверены? Такой красивый букет..
— Он мне не нужен, — повторила я, с отвращением взглянув на цветы.
— Ну как хотите.
Мужчина удивленно пожал плечами и положил букет в кресло.
— Может, бортпроводникам пригодится.
Может быть, — быстро проговорила я и, сделав глубокий вдох, ступила на трап. Я не помнила, как этот злосчастный букет оказался со мной в самолете.
Нас доставили в зал прилета. У меня не было багажа. Я шла налегке, словно я прилетела не из Штатов, из ближайшего городка. Я села в автобус и отправилась на поиски улицы, название которой знала точно так же, как знала свои пять пальцев. Улица Академика Скрябина… В Штатах я тысячу раз представляла себе эту самую улицу. Временами она казалась мне просторной, красочной со множеством цветных флагов, гирлянд, с цветочными клумбами.
Каково же было мое удивление, когда я увидела, что улица ничем не отличается от других. Такая же серая, будничная. Это не укладывалось в голове. Такое красивое название…
Я нашла нужный дом, в страшном возбуждении подошла к квартире. Я очень долго готовилась к этому, мечтала, бредила этим, а теперь оказалось, что я совершенно не знаю, что делать. Зачем я разыскиваю этого человека? Почему еще совсем недавно называла его папкой? Какой он теперь папка, если у меня больше нет дочери… Господи, а ведь отчество у моей дочери было бы Александровна. Красивое, величественное…
У обитой черным дерматином двери я слегка прокашлялась и постаралась унять дрожь в коленях. В принципе эта встреча меня ни к чему не обязывает. Я просто хочу знать о судьбе человека, которому спасала жизнь, рискуя своей собственной. Мысленно перекрестившись, я зажмурилась и нажала на звонок. Только бы открыли дверь… Только бы открыли… Даже если скажут, что Саша погиб, я смогу справиться с этой информацией, потому что в последнее время научилась справляться со всем. Каково же было мое удивление, когда вместо молодого интересного мужчины дверь открыла убогая и настолько древняя старушка, невольно подумалось — неужели в таком возрасте люди еще живут и передвигаются по нашей грешной земле!
Старушка оглядела меня с ног до головы и остановила свой взгляд на моем бледном, измученном лице.
— Вам кого? — скрипучим дряхлым голосом спросила она.
— Простите, что я вас побеспокоила, но я разыскиваю мужчину па имени Саша. Я приехала издалека, из Соединенных Штатов Америки. Мы с Сашей там познакомились. Он оставил мне свой адрес и просил обязательно к нему заехать. Только вот я не знаю, вернулся он или нет…
Старушка по-прежнему осматривала меня с ног до головы, на ее лице читалось недоверие. Конечно, тут и дураку понятно, что я совершенно не похожа на женщину, которое всего несколько часов назад вернулась из Соединенных Штатов Америки. Старое, грязное, видавшее виды платье… Спутанные волосы, красные глаза с множеством мелких, полопавшихся сосудов… Я напоминала кого угодно, только не женщину, вернувшуюся из-за границы.
— А Саши нет, — наконец ответила старушка: — Может, вы ошиблись? Саша никогда не был в Соединенных Штатах Америки.
— Как же не был? Был.
Старушка помолчала несколько секунд.
— А может, и был. Бог его разберет. Он молодой, сумбурный. За ним разве уследишь!
— Конечно, был, я не могла ошибиться. Скажите, а когда он будет?
— Не знаю. Он мне не докладывает. Целыми днями где-то пропадает.
Я почувствовала, как земля уходит из-под моих ног. Я не знала, что мне делать дальше, куда идти. Все-таки у меня в душе теплилась надежда: здесь на улице Академика Скрябина меня ждет что-то родное, теплое… А теперь? Я была готова сесть у этой двери прямо на холодный пол и сидеть так до прихода человека, с которым мне было просто необходимо встретиться. Пусть это были бы целые сутки, двое, трое, пусть даже больше. Какая разница. В конце концов, мне вообще некуда идти. Не могу же я в таком виде приехать к матери. Как я посмотрю ей в глаза. Конечно, нет. Правда, у меня есть ключи от той квартиры, которую снимала Галина, но ехать туда равносильно самоубийству.
Хотя, если честно признаться, меня убили уже давно. Просто выстрелили в самое сердце, прострелили и душу. Я вообще удивляюсь, как я еще двигаюсь, думаю… Внутри меня уже ничего не осталось, есть лишь тонкая оболочка, готовая порваться в любой момент.
Старушка словно уловила мои скорбные мысли и пришла мне на помощь:
— Ну если вы и в самом деле приехали издалека и вам некуда идти, вы можете подождать Сашу в его комнате. Она открыта.
— Правда? — Я не могла поверить тому, что услышала, и на всякий случай сделала шаг вперед.
— Заходите. Я уже не в том возрасте, чтобы шутить. Думаю, он не будет меня ругать, чего я вас впустила.
— Конечно, не будет. А вы его бабушка?
— Нет. Я его соседка.
Соседка?. — Соседка. Тут квартира коммунальная. Саша свою комнату на ключ никогда не закрывает. Да и не только он, но я тоже. Если бы мы друг другу не доверяли, мы бы никогда не ужились в одной квартире. Посмотришь на других и диву даешься: живут в одной квартире, а готовы друг другу глотки пораздирать. А мы и не враги, и не друзья. Мы просто соседи. Так и должно быть.
Я хотела было разуться, но старушка пресекла мои действия, покачав головой:
— Не разувайся, у нас ходят в обуви. Если захочешь разуться, разуешься в комнате Саши. Здесь полы холодные и грязные.
Как только передо мной распахнулась дверь Сашиной комнаты, я сморщилась, почувствовав едкий запах сигаретного дыма. Никогда в жизни я не видела такое количество пепельниц и лежащих в них окурков. Создавалось впечатление, что в этой комнате собиралось около десятка здоровенных мужиков, которые играли в карты и курили до одурения.
— Хочешь, приляг на диван, с дороги все-таки, — старушка уже в который раз оглядела меня с ног до головы.
Оставшись в комнате одна, я подошла к окну и открыла его настежь. От потока свежего воздуха я почувствовала себя значительно лучше. Посидев несколько минут на подоконнике, прилегла на диван и тут же провалилась в глубокий сон. Странно, но мне вообще ничего не приснилось. Ничего.
Я проснулась оттого, что почувствовала, как на меня кто-то пристально смотрит. Я слегка приподнялась и протерла сонные глаза. Передо мной на корточках сидел мужчина, тот самый, которого я видела всего один-единственный раз в жизни, но о котором я думала каждый день, хотя и не верила в реальность встречи. Они заглянул мне в глаза.
— Здравствуйте! — испуганно воскликнула я.
— Привет.
— Вы меня помните?
Мужчина улыбнулся и кивнул головой:
— Помню. Только раньше ты выглядела намного лучше.
— Лучше?
— Ну, не лучше, а опрятнее, что ли…
— Да, это может быть. Я сейчас, наверно, скверно выгляжу.
— Скверно. Но это дело поправимое. Если тебя немного почистить, помыть, потереть мочалкой, будешь даже ничего! И вообще, называй меня на «ты». Мы же с тобой все ж не чужие люди.
— А вы меня и вправду узнали?
— Я же сказал не вы, а ты.
— Ты меня и вправду узнал?
— Узнал, а что ж тебя не узнать-то! Ты меня с того света вытащила.
Я слегка засмущалась и. покраснела:
— Ну, допустим, я вас с того света не вытаскивала. Просто приняла в вас какое-то участие.
— Ты приняла самое активное участие. Мужчина замолчал и посмотрел на мой живот.
— А его нет.
— Кого?
«Кого; кого»! Твоего живота. Я тебя пузатой запомнил. Правда, чувствовал себя та» паршиво, что вообще должен был ничего не запоминать, но твое пузо у меня прочно в памяти засело. Такое большое, круглое. Только не такое, как арбуз, а какой-то грушевидной формы.
— Было дело, — вздохнула я.
— Девчонка?
— Девчонка, — с трудом выдавила я и почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Как назвала-то?
— Дина.
— Красивое имя, но редкое.
— Это в честь подруги.
— Наверно, близкая у тебя подруга, если ты в честь нее дочь назвала?
Саша взял меня за руку и стал нежно перебирать мои пальцы.
— Так что, близкая у тебя подруга? — повторил он свой вопрос.
— Я знала ее совсем мало, — задумчиво сказала я. — Можно знать человека всю жизнь, и он всегда будет далеким, а можно знать человека совсем короткий срок — и он становится близким. Вот так и с Диной. Мы знали друг друга считанные часы и стали очень близки. Наверно, это оттого, что мы попали в одни и те же условия и нами руководила одна и та же идея. Моя подруга умерла.
— Умерла?!
— Она умерла. При родах. Она пережила большой стресс, а еще у нее было больное сердце.
— Выходит, ты нашу дочку в честь подруги назвала?
— Выходит, так, — тихо ответила я и почувствовала, как мне стало тепло в тот момент, когда Саша сказал «наша».
— А разве можно называть детей в честь умерших людей?
— А почему бы и нет?
— Я где-то слышал, что это не очень хорошая примета.
— Ерунда. А как же внуков и внучек называют в честь покойных дедушек и бабушек? Это же сплошь и рядом.
— Тебе виднее. Ты же у нас мамочка, — ласково улыбнулся Саша, продолжая гладить по-прежнему мою руку. — А какое ты ей дала отчество?
— Какое ты мне сказал, — смутилась я.
— А какое я тебе сказал?
— Ну, сам знаешь…
— А если не знаю.
— Александровна, — нерешительно сказала я.
— Вот это ты правильно сделала. Вот это умница!
Саша наклонился и поцеловал меня. Возбуждение охватило все мое тело. Его губы показались мне родными, самыми близкими на свете. А самое главное, что они были мужскими… Такими сильными и такими ненасытными. Как только Саша отстранился, я поджала ноги под себя и откинулась на спинку дивана Я сидела, словно мумия, не шевелясь, смотрела на Александра и ждала того страшного вопроса, которого боялась больше всего. Этот вопрос нельзя перенести ни на завтра, ни на послезавтра. Я знала, если Саша его задаст, я еще глубже почувствую собственное ничтожество.
— А ты что без дочери-то? У родителей оставила? Она не болеет?
— Что?!
— Я говорю, дочка где? Как она себя чувствует? Обещаешь, что ты мне ее сегодня покажешь?
— Показать?! Дочку?!
— Ну да, что ты так перепугалась? Послушай, как хоть тебя зовут? Мы с тобой ведь познакомиться так и не успели. Обстоятельства не те были. Как тебя зовут-то?
— Ольга.
— А меня Саша.
— Я это поняла, как только вы предложили отчество моей дочери. Вернее, ты предложил.
— Точно! Послушай, а ты чего так в лице изменилась, когда я тебя про дочь спросил?
— Ничего я не изменилась, — мой голос предательски дрожал. — Просто моя дочь осталась в Штатах…
Так ты туда, оказывается, рожать ездила! Побоялась, что малышка не перенесет перелет? Наверно, у тебя там близкие родственники, чужим не оставишь.. А зря ты побоялась везти ее. Сейчас «звезды» едут рожать в Штаты, и ничего, все с детьми возвращаются.
— Если бы я была «звездой», я бы тоже вернулась с ребенком, — проговорила я, словцо в бреду, и почувствовала, что меня опять начало лихорадить.
— Почему?
— Потому что у «звезд» полно денег, а у простых смертных их нет.
— Тебе что, ребенку на билет не хватило, что ли?
Я предпочла промолчать, потому что этот разговор мог привести меня к новой истерике.
— Ну ладно, можешь не отвечать. Но знай, я как глава семейства долго этого не потерплю. Ребенок должен быть с родителями. Это все ерунда, когда говорят, что ребенок до трех месяцев только спит и вообще не узнает окружающих. Он тебя запомнил с тою самого момента, как появился на свет. Ты только представь, он же сейчас тоскует.
Эти слова ранили меня в самое сердце, и я тихонько всхлипнула.
— Прости, я совсем не хотел тебя обидеть, — виновато сказал Александр. — Пусть наш ребенок поживет у твоих родственников столько, сколько нужно, а когда придет время, мы его заберем. Я ни на чем не буду настаивать.
Я пришла в замешательство. Если этот человек так откровенно надо мной издевается, те это очень жестоко, а если он говорит искренне, то тогда я полная идиотка и ничего не смыслю в жизни.
— Саша, ты надо мной смеешься?
С волнением и страхом ждала ответа.
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Мне так кажется…
— Когда кажется, нужно креститься!
— Я не крещеная.
— А зря…
— Я просто не успела, но это не значит, что я не верю в Бога. Я очень сильно верю и ему всегда найдется место в моей душе.
— Тогда тебе нужно окреститься. Самое главное, что ты уже к этому пришла.
— Я обязательно это сделаю. Обязательнее обещаю.
В его глазах забегали маленькие лукавые чертики.
— А ну-ка встань! — звонко скомандовал он и взмахом руки приказал мне подняться.
— Что?
— Встань!
Я медленно встала и опустила руки по швам, словно оловянный солдатик.
— Не сутулься.
— Что?
— Ну что ты сгорбилась? Я хочу, чтобы ты расправила плечи и выкатила свою красивую грудь вперед.
— А разве я сгорбилась?
— Еще как! Представь, что ты манекенщица, что ты идешь по подиуму и на тебя смотрят десятки мужчин.
— Да какая с меня манекенщица, — тихо промямлила я и опустила глаза.
— Ну я же не говорю, чтобы ты ею была. Я хочу, чтобы ты себя ею представила.
Я выпрямилась и выпятила грудь. И сама не знаю, почему я так безвольно подчиняюсь этому мужчине, но я почувствовала, что мне хочется ему понравиться.
— А теперь подойди к окну.
— Зачем?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— А ты не даешь на них ответов.
— Подойди к окну.
Я стояла как вкопанная.
— Пожалуйста…
— Я подошла к окну и вновь расправила плечи. Вот так замечательно.
— Что дальше? — В моем голосе появились нотки, полные вызова, и я поняла, что уже смогла принять правила его игры.
— Постой вот так немного.
— Зачем?
— Я хочу тобой полюбоваться!
— Чем тут любоваться… Я сейчас так выгляжу… Без слез не глянешь.
Ты выглядишь просто потрясающе! Особенно когда твой силуэт вырисовывается на фоне окна. Знаешь, еще сегодня, до того как встретиться с тобой, я чувствовал себя ужасно усталым, выжатым как лимон. У меня начался кризис среднего возраста.
— А что это такое?
— Ты и вправду не знаешь, что такое кризис среднего возраста?
— Нет.
— Ну ты даешь!
— Я слышала это выражение, но никогда не задумывалась над его смыслом.
Это такое состояние души, когда понимаешь, что молодость ушла и никогда не вернется, что лучшие годы остались позади.. Что ты никогда не наденешь рваные джинсы, не пойдешь на дискотеку и не пощупаешь какую-нибудь старлетку в медленном танце, что не будет первых робких поцелуев, ночных звезд и клятвенных обещаний вечной и нерушимой любви. Все осталось в прошлом и уже никогда не вернется. Мы стали старше, мудрее, а проще говоря, мы медленно, но верно начинаем стареть. Мы перестали чему-либо удивляться, мы все знаем и нас уже ничем не удивишь. А так хочется отмочить какой-нибудь сумасшедший поступок на глазах у всех, бросить вызов, почувствовать себя молодым, незрелым пацаном. Хочется слушать те песни, которые слушает современная молодежь, смотреть те же фильмы, что смотрят они, но, увы, у нашего поколения свои вкусы и свои привычки. Они отличаются от тех, которыми живет новое поколение. Это не значит, что я ощущаю себя дедом, нет. Но я точно знаю, что я не молод. Уже не могу не спать несколько ночей подряд, бутылками пить портвейн и вести тот разгульный образ жизни, который я вел раньше. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю.
— У тебя бывает такое?
— Нет. Я воспринимаю вещи такими, какие они есть.
— И в тебе не появляется протест?
— По этому поводу нет.
— Странно, а я думал, что эта болезнь поражает всех или уж во всяком случае многих.
— Нет, меня она обошла стороной. Послушай, а мне долго так стоять?
— Постой еще. Тебе же нетрудно…
— Да в общем-то нет.
— Прогнись немного!
Саша был возбужден и не сводил с меня глаз.
— Ну Зачем?
— Неужели тебе не нравится, когда тобой любуется мужчина? Почему ты такая закомплексованная?
— И вовсе не закомплексованная.
— Ты знаешь, что я ощущаю, когда на тебя смотрю?
— Что?
— Спокойствие.
— Спокойствие?!
— А почему тебя это так удивляет?
— Мне кажется, что сейчас ты очень возбужден.
— Нет, я спокоен. Ты не представляешь какое это для меня странное чувство. Я никогда не испытывал его раньше. А еще я испытываю наслаждение. Наслаждение от того, что любуюсь тобой. И это не простые слова, поверь У тебя очень красивая фигура.
— Красивая?! Да я еще не отошла после родов.
— Ты прекрасно от них отошла. Я даже могу представить тебя под этим бесформенным платьем. У тебя потрясающее тело. Такое красивое, такое упругое.
— Да у меня после родов живот висит, как у енота. Нужно качать пресс.
— Не выдумывай. Ничего тебе не нужно качать. Мне кажется, что ты самое настоящее волшебство, и я смотрю на тебя как зачарованный.
Я смутилась и почувствовала себя очень скверно.
— Скажешь тоже. Может быть, ты собрался на мне жениться?
Конечно, я это уже давно решил. Ты забыла, что я тебе обещал? Я всегда держу свое слово. У нас же ребенок! Ему нужна семья. Я сам рос в неполной семье и прекрасно знаю что это такое. Поэтому я думаю, ты должен принять мое предложение.
— Надо же! Ты его уже сделал?
— А ты не поняла?
— Нет. Я думала, предложения делают как-то не так.
— А как?
— Ну более торжественно, что ли…
— Ты хочешь сказать, что я сделал это буднично-обыденно?
— Ну что-то вроде того.
— Подожди, торжество впереди. Сейчас только небольшая прелюдия. Конечно, я боюсь, что ты можешь мне отказать. Я знаю, ты меня не любишь… и, честно говоря, боюсь услышать отказ.
— Можно подумать, что ты меня любишь, — раздраженно проворчала я.
Саша сделал вид, что не слышал моих слов:
— Ты обязательно меня полюбишь. Нужно только немного времени. Совсем немного. Постепенно ты привыкнешь ко мне, и все встанет на свои места. Тем более, нас связывает ребенок. Ты только посмотри, как ты прекрасна.
Саша подошел ко мне совсем близко, его рука скользнула по моей талии. Я молча смотрела в его глаза и не знала, как мне вести себя дальше. Когда он медленно поднял руку и осторожно коснулся моей груди, я отвесила ему капитальную пощечину и прокричала:
— Хватит! Я не хочу, чтобы ты испытывал на мне свои дурацкие трюки! Не для того я тащила тебя волоком на девятом месяце беременности. А может, ты наркоту употребляешь? Точно. Как же я сразу не догадалась?! Скажи правду, ты сейчас под кайфом?! Конечно! Потому и несешь этот бред!
