Глава 38
Раздвоение моей личности. Московская гетера. Нелегкий выбор. Запой. Пустой чемодан. Гоп-компания. Начало новой драмы.

В Москве была движуха. Но мы не могли сориентироваться, разобраться, что к чему. Как будто всем здесь было и без нас очень неплохо. Я вытащила Женю пару раз в город, но он неожиданно потерялся на фоне столицы. Стал какой-то заурядный. Стал какой-то неинтересный. Он засел у меня дома и стал читать. И курить. А я летала на помеле. Я встретилась с Сашей. Но кроме укола совести ничего не ощутила. Как будто с ним нас больше ничего не связывало. И наша встреча прошла без неожиданностей. Саша нервничал, петушился и готов был бороться. А я думала про себя, что бороться нужно было раньше. Но мне было тяжело расстаться с ним. Я хотела видеться, встречаться, гулять по Москве, но не хотелось трахаться. Дома сидел Женя, с которым хотелось трахаться, но не хотелось гулять по Москве. Я ездила туда-сюда. Саша требовал от меня принять решение. Я глупо хихикала и ничего не могла поделать. Мы ехали в вагоне метро, громко стучали колеса. Он рисовал мне на листке бумаги свое разбитое сердце. Я рисовала ему свое целое, но кривое. Одна половина – Саша, другая – Женя. Саша вызвал Женю на разговор. Попросил меня не участвовать. Я спросила: «Морды будете бить?» Саша ответил: «Может быть». Я подумала, что обоим это будет полезно. Они встретились, но ни к чему не пришли. Никто не хотел обидеться и уйти первый. А я не могла принять решение, у меня не хватало данных и я ждала. Ждать было неприятно, потому что я чувствовала себя сукой. Которая всем делает больно. Мне это не нравилось. Я искала выход, советовалась со взрослыми тетками и подругами. Но они только радовались почему-то. И никто не хотел понять, что нет в этом никакой доблести. И что это может быть тяжело. Одна подруга сказала, что я смотрю на вещи не с той стороны. «Если не можешь изменить что-то вокруг себя, поменяй свой взгляд на проблему», – сказала она и дала мне адрес «одной мудрой женщины». Тогда было нашествие на Москву разных колдунов и экстрасенсов, знахарей и гипнотизеров. Я позвонила и аккуратно поинтересовалась: «Почем?» «Бесплатно», – сказала мудрая женщина. И я поехала, полная любопытства. Женщина жила в типовом доме, на девятом этаже в обычной квартире. В подъезде пахло кошкой, Она открыла мне обычную дверь в дурацком шелковом халате на голое тело. Пахло сандаловыми благовониями и играла дурацкая музыка. Она была довольно молодая и некрасивая. Она спросила, зачем я пришла. Я, сбиваясь, изложила проблему:

– У меня два парня, я обоих люблю и выбрать не могу.

– А зачем выбирать? – спросила мудрая женщина.

– Нууу, они меня просят об этом. Им плохо!

– Ну, а тебе? Тебе должно быть хорошо?

– Нет, мне тоже плохо, если им плохо, тем более сразу обоим!

– О-хо-хо… – расстроилась мудрая женщина.

И начала мне рассказывать о женской мудрости. О гетерах и любовницах, которые умеют сделать счастливыми сразу несколько мужчин… И что этому можно научиться в их школе гетер. Дорого, но перспективно. Я выслушала ее до конца. И сказала:

– Нет. Это мне не интересно. Я не хочу тратить свою жизнь на мужчин. Тем более, на нескольких. Я хочу быть сама счастлива. Я хочу школу жен. Нет у вас такой?

– Ну, – разочаровалась во мне гетера, – это довольно банально…

Но меня вполне устроил бы один мужчина. Только как же его выбрать? Однажды вечером, выходя из ванной, я обернулась, чтобы не поскользнуться на мокром кафеле, и неожиданно увидела любящее Женино лицо. Он стоял в дверях, протягивая мне развернутое полотенце. И я вскипела. «Везде ты! Куда ни повернись – ты! У меня нет ни секунды личного пространства! Ты без меня – ничто!» Это была правда. Ростовский мальчик после иммиграции, без профессии и работы, без связей и без амбиций. Ему была нужна только я. Мне нужен был весь мир. У него не было шансов. Я дала ему три дня – уехать куда угодно. И поехала к Саше на дачу. И первый раз в жизни упала в запой. Крайняя мера. Сашина дача была прямо в черте города – окнами на двенадцатиэтажку. Бревенчатые пол-избы и участок, заросший крапивой. Раскладушка и колченогий стол. Несколько дней я жила там. Молча пила водку и утром косила заросли крапивы. Обычной косой, как у смерти. Водка выходила с потом. И оставалось недоумение: как жить? Для того, чтобы остаться здесь, в Москве, мне нужно было «пристроится». Нужны были связи, знакомства, движение. Женя не смог бы помочь мне в этом никак. Он уехал через три дня, как и обещал. Он был честный и принципиальный человек. А я вскоре ушла и от Саши, искренне предложив ему дружбу, чуть «Эврика!» не вскрикнула. Вернулась в пустую квартиру и загрустила. Особенно расстраивал пустой чемодан посредине комнаты. И я плакала, когда его видела.

Вскоре позвонила подруга и позвала развлечься. В «Зеленый театр Стаса Намина» в парке Горького. Там обычно проходили угарные рок-концерты. Подруга не была близкой, поэтому я немного удивилась. Она сказала, что у нее новый чувак, очень крутой. Зовут Горлум. Он – музыкальный продюсер. Он пригласил ее на концерт и попросил взять подругу. И тут она вспомнила обо мне. «Странно», – подумала я. Я никогда в жизни не ездила прицепом. Но сейчас мне именно это и было нужно – новые люди, чтобы забыть обо всем. И я поехала. Даже не особо наряжаясь: маленькое черное платье (единственное), сверху – грубый свитер со швами наружу (единственный) и туфли на босу ногу. Я молчала всю дорогу. И, кажется, обескуражила новых знакомых, убираясь всем предложенным – без всякой меры. Компания была борзая. Все – парни с местности. С нами был сын известного советского актера и сын известного советского режиссера. За рулем был странный чувак – худой нервный интеллигент. Философ и мажор. Сильно нетрезвый. Горлум косил на меня голубым глазом и недоверчиво подкалывал, протягивая флягу. Приехали и сели на опушке небольшого поля «а-ля газон», недалеко от входа в ангар для концертов. Я держалась в стороне, смотрела на всех и берегла свой пирожок. Как вдруг издалека, через поле, заметила чью-то фигуру. Фигура медленно и неуклонно приближалась, но не теряла своей привлекательности. Я как будто попала в кино и наблюдала первую сцену будущей драмы. И уже не могла отвести взгляд. Он был в военных штанах, высоких зашнурованных ботинках и черной обтягивающей майке в сеточку. Тогда эту х-ню многие носили: это было брутально и слегка пидерастично. Модный «падонский гламур». На нем были солнечные очки как у Терминатора, и через сеточку на майке виднелись густо залитые на обе руки, грудь и бока татуировки. Он подошел прямо ко мне и представился: «Сева». «Лола», – сказала я севшим голосом. «Курить будешь?» – «Да». «Молодец», – засмеялся он. И последующие два часа мы непрерывно разговаривали, передавая друг другу негаснущую лучину. Все было ясно как белый день. Это была любовь с первого взгляда. Вернее, бескомпромиссная, безапелляционная, животная страсть. Он был туп, как любой альфа-самец, самоуверен и напорист. Обходителен и груб. Настоящий «физрук» Нагиева с лицом Ивэна МакГрегора. Позже, когда мы стали жить вместе, он сказал: «Я думал, ты – модная, а ты просто сумасшедшая». А я подумала про себя: «А я думала – ты сумасшедший. А ты просто модный». Мы разочаровали друг друга сразу же, но расстаться не смогли. Случилась какая-то химическая реакция, и наши два организма сплавились воедино. Он был героиновый. С хорошим стажем. Но меня это больше не пугало. Я уже все знала. Все видела. Ко всему была готова. Меня смешили его взгляды и ужасали привычки, но устраивать сцены было бессмысленно. Я не питала никаких иллюзий. Кажется, за это он меня и полюбил. Мне от него нужен был только секс. К этому быстро прибавились деньги и наркотики. Тотальная зависимость. Но это не значило, что я буду тихой и благодарной. Я была надменной и резкой. Каждое утро я собирала вещи, чтобы уйти от него. Навсегда. И каждый вечер возвращалась. Я влипла на два года. Это был чудовищный попадос. Спустя всего пару дней после двух виртуозно разбитых сердец. Жизнь отомстила мне за двух хороших мальчиков. Она прислала мне одного, но очень плохого. Но это – уже другая история: вторая половина девяностых, Москва, музыка, тусовки, работа журналистом в модных журналах и все остальное. Со всеми вытекающими. Все предыдущие истории становятся детским утренником по сравнению с последующими пятью годами в Москве.