Эпилог

Никто из наших не умер. Странно, но факт. Доказали на своей шкуре: «все, что нас не убивает, делает сильнее». Хотя Саша недавно вспомнил, что один чувак там все же преставился. Имени его мы не знаем, но обстоятельства хорошо известны. Одна из русских копенских тусовок, встречая очередной Новый год, украсила елку косяками. В один из косяков забили сто крон вместо стафа. Типа на удачу. Стокроновый косяк достался именно этому чуваку. Через неделю он, по неизвестной причине, бросился под поезд. Ну, что тут скажешь – удача!

Алекса я не видела и не слышала много лет. Пока не полюбила того самого, единственного, с которым потерялась. Но был какой-то груз на душе. Я даже думала, что меня сглазили. Типа, я сама себя сглазила. Нужно было сделать что-то такое, очень важное, чтобы все изменить. И я решила развестись. Действительно, почему же я не сделала этого сразу? Я нашла Алекса в «Одноклассниках» и выяснила, что он прошел все стадии наркоманского финиша: сидел, лечился, слез, жил с бойфрендом, искал себя и, наконец, нашел русско-ураинскую подругу с маленьким черным ребенком. И работает теперь на социальном телевидении оператором. Опыт порносъемок пригодился. Социальное телевидение берет на работу людей с особенностями. А другие люди, с другими особенностями, курируют процесс, помогают им реализовать идеи. По-моему, очень круто. Алекс участвовал в многочисленных движухах бывших наркоманов и на одном из конгрессов познакомился с русской девушкой Машей из «Врачей без границ». У них случилась лавстори. Машу я знала. И она, выяснив, что Алекс – мой бывший, помогла нам связаться. Алекс не очень хотел разводиться, однако простые человеческие доводы о чувствах возымели успех. Он обещал оформить документы, если я оплачу весь процесс. Около ста долларов. Принципиальная позиция, я помню. Вскоре он приехал в Москву по своим делам – заматеревший, крупный мужчина. Невероятно холеный и немного пластиковый, как все иностранцы. На нем была дорогущая рубаха в турецкий огурец. И все зубы – вставные. Красивые такие, белые. Единственное наследие наркоманского прошлого. Везунчик, что ни говори. Ни СПИДа, ни гепатита, ни передоза… Он рассказывал мне о своих нелицеприятных приключениях и держал за локоток. Мы ходили в московский парк аттракционов и стреляли там в тире. Алекс обнимал меня сзади, когда я целилась. На минутку я даже засомневалась… Он сходил со мной в датское консульство, где мы подали документы. Когда я взяла в руки свидетельство о разводе, то почувствовала – все! Кончилась моя черная полоса. Я сполна расплатилась за свое легкомыслие. Или самонадеянность. Или что-то еще.

Паша и раньше просил меня: «Напиши книгу про нас. Про нас всех. Мы же классные! Вот умрем – никто не узнает, что с нами было! Пусть это все будет недаром!» У Паши трое детей. У Саши – двое. У меня – один. Прошли годы, мы выросли, переросли весь этот подростковый токсикоз. А потом все начали умирать, но не мы. Родители и старшие братья, друзья и любовники. А мы все коптим. Воистину, Punks not dead. Как сказала Ирка: «Панки, они никуда не исчезают. Просто со временем куда-то… деваются. Понимаешь где собака зарыта?»

Многие знакомые, вспоминая 90е, говорят: «Как мы не умерли!?» Меня больше удивляет другое – как мы остались людьми!? Пронесли как-то сквозь… Научились любить и доверять. Завели семьи и родили детей. Но я решила написать о том, какие мы были классные, чтобы не даром… Чтобы они не наступали на те же грабли. Теперь это должно быть, как минимум, не интересно: ведь это больше не терра инкогнита, а вполне себе исследованный тупик.

И, что еще? Да, мир я так и не покорила. Но космос – точно наш!

1 апреля 2015 год