Глава VI
Из записной книжки Васи Морковкина
Все вещества состоят из молекул, молекулы — из атомов. Атом — значит неделимый. Так считалось в древности. На самом деле атом состоит из множества разных частиц. Их называют элементарными. Я знаю.
Я знаю, почему образуются искры, когда снимаешь с себя свитер — при трении возникает электрический заряд. Правда, я не совсем еще представляю, как громадная синусоида, изображенная в учебнике физики, укладывается в электрическом проводе, по-моему, горбы ее обязательно должны высовываться наружу, — но и это в скором времени дойдет до меня. Я знаю, как устроены автомобиль и мотоцикл. Люблю копаться в разных механических и электрических игрушках. Мама мечтает устроить меня в физико-математическую школу. Она говорит, что у меня склонности к физике и к технике.
Я действительно разбираюсь кое в чем. Знаю, например, на каком принципе работают пылесос и холодильник. Но у меня никак не укладывается в голове, что маленький кусочек сахара может превратиться в огромный куб величиной с дом. Командир сказал, что физическая суть здесь не столь важна, сколько нравственная, моральная сторона дела. Эти слова я слышал и раньше. Но я смутно представляю их смысл. Надо будет поглядеть в папином семнадцатитомном словаре русского языка. Он всегда, если какое слово непонятно ему, заглядывает в этот словарь.
В общем, этот вопрос я должен выяснить…
Делая эту запись, Вася все время посматривал на зеленую лужайку. Он не терял надежды, что пожарники вернутся. Но они не возвращались.
Вася тяжело вздохнул и побрел вдоль берега.
Он шел до тех пор, пока не наткнулся на мостки, уходящие в воду. (На таких мостках, как объяснил ему потом автор, деревенские женщины полощут белье.) На краю мостков, свесив в воду конец хвоста, сидел Волк.
«Я сначала очень испугался, — рассказывал Вася. — Волка я представлял себе злым, свирепым зверем. Я думал, он бросится на меня, и съест, и косточек не оставит. Но оказалось, что он совсем не такой».
Вася набрался храбрости и подошел к Волку.
— Здравствуйте! — громко, для того чтобы подбодрить себя, сказал он.
— Разговаривай тише! — прошептал Волк. — Всю рыбу перепугаешь!
— Вы не скажете, куда делись пожарники, которые были на берегу? — как можно тише спросил Вася.
— Пожарников я тут не видал, — ответил Волк. — Я ловлю рыбу, а ты отвлекаешь меня.
Волк с грустью поглядел на него. «Такой у него взгляд был, — рассказывал Вася Морковкин, — мне даже как-то не по себе стало».
За городом, во дворе телестудии, мы ждали автобус.
Была поздняя осень. Падал мелкий снежок, мороз пощипывал уши.
Вдруг из-за угла появилась большая собака с белым, грязноватым воротничком на груди. Это был очень старый пес. Он медленно ковылял на трех лапах. Передняя была у него перебита, и он держал ее на весу.
Обогнув заглохшую цветочную клумбу в центре двора, пес сел на подернувшийся ледком асфальт, продолжая держать на весу перебитую лапу.
Чувствовалось, что бежит он издалека, устал. Дыхание морозным паром вырывалось из его открытого рта.
По всей вероятности, это был бродячий, бездомный пес, и мы понимали, что бежать ему некуда, кроме как с глаз людских. Пес, похоже, и сам об этом догадывался. Было во всем его виде нечто такое, что бывает у людей: когда тяжело на душе и некуда идти, придумываешь себе любое занятие.
Не тоска, а какая-то отрешенность, напряженное сосредоточие на некой цели были в его взгляде. Словно ему хотелось убедить нас, людей, в том, что он вовсе не бездомный пес, кто-то его ждет и что только ради этого бежит он, превозмогая боль.
Передохнув (он сидел даже меньше, чем нужно было для того, чтобы отдохнуть), пес снялся с места и поковылял мимо свинченной и сваренной из железных труб телевизионной вышки к бетонной ограде, возле которой торчали сухие кустики полыни и где, наверное, была дыра…
Вася набрал большую охапку хвороста и двинулся обратно. Березовый светлый лес между тем начал переходить в пихтовый, темный.
«Опять начинает твориться что-то неладное», — обеспокоился Вася и прибавил шаг. В просвете между деревьями засинела река. «Ну и хорошо, — обрадовался он, — а то начало казаться, что я опять сбился с дороги».
В это время на берегу появилась компания длинноволосых юнцов с электрогитарами и магнитофонами.
Вероятно, они приехали на том поезде, который пробежал между Васей и пожарниками. На юнцах были грязные мятые джинсы со множеством ярких заплат.
Заплаты были пришиты нарочно.
Юнцы располагались на лужайке, извлекая из саквояжей бутылки с красным вином и консервные банки.
Бренчали электрогитары, хрипели магнитофоны.
«Надо сказать им, чтоб они вели себя потише», — подумал Вася, сваливая хворост на землю.
— Извините, — сказал Вася, — но на дороге и лужайке остались следы…
— Эти следы оставило авто-мото-вело-фото, — сказал Волк. — Сегодня Луговая суббота. Вот все и едут к нам сюда, на лоно природы. С электрогитарами да магнитофонами. Такой грохот поднимут, что хоть беги из лесу. Ну и следы остаются — битое стекло да консервные банки. В прошлый раз я так рассадил лапу осколком стекла, что насилу зализал рану.
«Который раз я слышу про авто-мото-вело-фото», подумал Вася Морковкин и спросил:
— А что это такое авто-мото-вело-фото?
— Не могу знать, — ответил Волк. — Мне известно только, что когда оно убежит за болото и съест тонну кирпичей, то взорвется.
Наступило молчание. Волк сидел неподвижно. Вася рассматривал его хвост, погруженный в темную, с радужными нефтяными пятнами воду.
