Часть вторая

В великолепном замке над средиземноморской гаванью в Неаполе король Ферранте выбрал для ухода в мир иной самый холодный день года.

Ему уже давно нездоровилось. Живот округлился вовсе не из-за еды, и опухоль так сильно давила на кишечник, что он тратил неприлично много времени в попытках его опорожнить. Чем меньше у него получалось что-то из себя выдавить, тем больше крови из него сочилось. Доктора хором убеждали короля в том, что скоро все пройдет, надо только исправно принимать их снадобья. Когда всю нижнюю часть его тела стали пронзать дикие боли, они пришли в смятение, о чем-то спорили и начали говорить уклончиво. Если бы у Ферранте еще оставались силы, он вздернул бы их за предательство – оно ему мерещилось везде, даже в малейшей ошибке, – но нынче он был слишком занят, вглядываясь в лицо смерти.

Такое случалось с ним и раньше. Еще молодым он едва выжил после ножевого удара, нанесенного подосланным убийцей, и сохранил свой трон, несмотря на беспорядки и мятежи. Он был суровым правителем и часто рисковал жизнью. Те, кто осмеливался восстать против него, умирали страшной смертью, а верные ему люди постоянно подвергались подозрениям и становились жертвами жестоких капризов. Его правление было грубым, а сам он пользовался дурной славой, невольно поощряя окружающих следовать своему примеру. Те, кто взялся бы писать историю, могли смело сказать, что династия Арагонов, испанцев по происхождению, не смогла противиться моральному упадку Италии и заслужила все, к чему в итоге пришла.

Услышав новости, Буркард с необычной для него поэтичностью сказал:

– Король Неаполя умер во тьме, без креста и покинутый Богом.

Когда прибыл гонец, Александр обедал вместе с гостями. Он сразу поспешно спровадил их. Душу короля Ферранте спасать было уже поздно, а вот кризис, который неминуемо последует за его смертью, очень волновал папу. Менее чем через неделю Ватикан заполнится дипломатами и шпионами, но пока он может держать все в секрете, по крайней мере, еще несколько часов. Вот она, одна из великих привилегий папства.

– Никому меня не беспокоить, понял?

Молодой слуга беззвучно ходил по огромной спальне, наполняя кувшины вином и подбрасывая в огонь дрова. Он набросил на плечи хозяина зимнюю накидку из соболиного меха, опустился на колени, поцеловал ноги понтифика и вышел. Как личная тень папы, он должен был оставаться незаметным. К тому моменту, как дверь за ним закрылась, Александр уже пребывал в глубокой задумчивости.

Пусть ему предстояло принять вызов будущего, он черпал силы из того же источника, что и в прошлом. Тонкая игра на взаимоотношениях Милана и Неаполя до сих пор разворачивалась идеально. Эти два государства враждовали задолго до его папства, выставляя вместо фигур на доску членов собственных семей. Зачем рисковать армией, если можно рискнуть сыном или дочкой? Когда пять лет назад Ферранте выдал свою внучку за молодого наследника Сфорца, у него были все основания полагать, что однажды она станет герцогиней. Он вел переговоры без участия Людовико Сфорцы, дяди мальчишки и одновременно его опекуна, который незаконно захватил власть и подбивал Францию заявить о своих правах на Неаполь, чтобы навсегда разделаться с Ферранте.

И Александр извлекал максимальную выгоду из сложившейся ситуации. Он держался в стороне от конфликта, представляя себя спасителем Италии, и в то же время использовал в своих целях страх Неаполя перед французской интервенцией. Секрет, как и во многих других случаях, состоял в том, чтобы в каждый следующий момент исходить – скорее инстинктивно, чем сознательно – из реального положения дел, а не из прогнозов. Этот подход оказался особенно плодотворным после помолвки Джоффре с внучкой Ферранте. Однако новости о смерти короля полностью изменили правила игры. Ведь помимо наследника (сына, который всю свою жизнь дожидался смерти отца), имелся еще и пустой трон.

Александр зевнул и потянулся, разминая затекшее от долгого сидения тело. Пустой трон. Удача повернулась к нему лицом. Вот он, удобный случай. Никто не мог предвидеть такого поворота. Если король Франции на самом деле хочет захватить Неаполь, теперь для этого самое время. С его армией не справится никто, даже папа римский.

Разве что… Он снова с удовольствием потянулся и услышал, как в плече что-то хрустнуло. Наконец-то можно расслабиться. Падение одного означает подъем другого. Ведь смерть Ферранте дает ему, Александру, на руки неожиданно удачные карты для ведения переговоров. Неаполь уже давно представляет собой независимое государство, но, по исторической случайности, находится под папским сюзеренитетом. Чтобы его правитель был признан христианским миром, он должен быть официально одобрен папой. Другими словами, благословение Александра VI теперь выставлялось на продажу. То, что Италии сулило проблемы, для семьи Борджиа открывало приятные перспективы.

На губы Александра легла улыбка. В очаге громко затрещали и выпустили на прощание вспышку искр прогоревшие поленья. Он наблюдал за тем, как огонь подбирается к еще не тронутым толстым веткам, ищет в них изъян, чтобы запустить свои обжигающие язычки в самую сердцевину. А завладев ею, уже не отпустит.

– Ваше святейшество, я пришла сказать, что дочь ваша несчастна. Она блуждает как неприкаянная по дворцу и едва находит в себе силы посвятить полчаса вышивке. Кажется, любое дело дается ей с трудом.

Александр озадаченно нахмурился. Мысли его переключились с высокой политики на семейные неурядицы. Порой совсем не остается времени на молитву!

– В чем дело? Что ее печалит?

– Ах, боже мой! – Адриана позволила себе слегка закатить глаза. Несомненно, она уважала его как папу и главу семьи, но он был всего лишь мужчиной… – Могу ли я говорить откровенно?

– Я бы удивился, если бы ты лукавила, Адриана, – сказал он мягко.

– Лукреция замужем, но без мужа. На свадьбе она была в центре внимания, предмет всеобщего обожания и поклонения, а теперь сидит одна в доме и ждет мужчину, который, как мне – и ей – кажется, отнюдь не спешит к ней вернуться.

– Да, понимаю. В таком случае ты будешь рада услышать, что мы сейчас ведем переговоры с герцогом Пезаро, и он уже вызван обратно в Рим, чтобы воссоединиться со своей семьей и приступить к исполнению супружеских обязанностей.

– Ох… – Адриана, которая готовилась разразиться длинной речью, опешила. – Я… рада. Не думала, что вы догадались о происходящем.

– Ладно. – Он небрежно махнул рукой, будто отказываясь ставить это себе в заслугу. Ах, как хотел бы Александр потомить капризного герцога немного дольше, ведь Лукреции нет еще и пятнадцати, а он хорошо наслышан о бесхребетности своего зятя. Но в текущей политической обстановке семью Сфорца лучше умаслить, по крайней мере, пока ситуация не изменится. Кардинал Сфорца ясно дал понять, что если консумация брака будет и дальше откладываться, это расценят как серьезное оскорбление.

Между строк письма, написанного в исключительно вежливом тоне, Александр предельно просто сообщил зятю: если тот хочет получить приданое, ему придется приехать и забрать его.

– Скажи мне, дитя, как бы ты отнеслась к возвращению мужа? – мягко спросил Александр Лукрецию.

– Джованни? Я… не знаю.

– Почему? Он тебе не нравится?

– Нравится… Впрочем, я очень мало знаю его, – смутилась она. Ее отец был так занят в эти дни, что его визит стал неожиданностью для них обоих. – Мне кажется, ему не нравлюсь я.

– Не может такого быть! Уверен, он ужасно по тебе скучает.

– Папа, нет нужды меня утешать. Я помню, с каким нетерпением он ждал возможности уехать.

– Его отъезд никак с тобой не связан. Его позвали домой неотложные дела – ноша принца тяжела. А теперь он жаждет вернуться.

– Это его решение или твое?

Он открыл было рот, собираясь соврать, но простота и искренность вопроса смутили его.

– Что ж… решение было моим, дорогая Лукреция. Случается, обстоятельства сильнее нас.

Она кивнула, будто именно эти слова и ожидала услышать.

– А где он будет жить по приезде?

– Если хочешь, он станет жить с тобой в этом дворце. – Александр помолчал. Лучше бы этот разговор вела Адриана, все-таки он касается чисто женских дел… – Ты понимаешь, о чем я говорю, дитя? Вы станете мужем и женой.

– Да, конечно, я понимаю. – Она покраснела и опустила глаза. – Выходит, я стану настоящей герцогиней Пезаро. Означает ли это, что я поеду туда?

– В Пезаро? Да, возможно. Ты хочешь?

– Не знаю. Я никогда не покидала Рима. Возможно. Да… думаю, я хотела бы.

Малышка Лукреция, совсем еще дитя. Он и не предполагал, что потеряет ее так скоро.

– В таком случае, уверен, мы можем это устроить. – Александр легонько ущипнул ее за щеку. Политика так сильно захватила его, что теперь он мог лишь изредка наслаждаться общением с семьей. Что ж, раз этот вопрос решен… – А пока обустраивай дом и стань такой женой, которой гордился бы любой мужчина.

– Лучшей женой, чем Хуан мужем? – озорно спросила она.

– Ах, этот твой брат! – фыркнул Александр. – Если бы мои волосы давно не поседели, вчера вечером это бы несомненно произошло.

Еще до того, как пришли новости из Неаполя, послание из Испании привело Александра в настоящую ярость, он рвал и метал у себя в кабинете: Хуан, несмотря на все его советы, шлялся ночью по борделям, пока новоиспеченная жена послушно дожидалась его в постели. Гневные письма Александра обжигали сумку гонца. Но он простил ему все, узнав, что жена Хуана уже беременна. Внук! Да как быстро! Ах, какой же огромный потенциал у его сыновей!

Александр улыбнулся:

– Тебе придется поспешить, чтобы догнать его, моя дорогая, – и он раскрыл навстречу дочери свои объятья.

На этот раз не было ни приемов, ни званых обедов, ни послов, а самое главное – не было свадебной церемонии в окружении ближайших родственников, готовых проводить молодоженов чуть ли не до самого брачного ложа. Они доведут дело до конца без лишних глаз. Может, именно от этой мысли уверенности у выезжающего из Пезаро Джованни Сфорцы прибавилось. Он по-прежнему ничего не знал о закулисных политических махинациях. По его мнению, дела у Милана шли хорошо. Джованни просто хотел получить то, к чему стремился. Доехал он быстро, и на его лице сияла улыбка, отчего он выглядел почти привлекательным. Он, Джованни Сфорца, тоже добьется положения в Риме. И к утру станет гораздо богаче, чем сейчас. Он поцеловал жену и подарил ей гирлянду из пряных трав и зимних ягод, собранных накануне в саду герцогского дворца.

– Еще рано для цветов, – сказал он. – Но когда вы приедете в Пезаро, красота ваша затмит любой цветник.

Лукреция, с трудом сдерживая нервный смех, сделала легкий реверанс.

– Милорд, добро пожаловать в ваш дом.

Той ночью Адриана, перед тем как лечь спать, несколько раз прошлась мимо запертой двери спальни супругов. Звуки, доносившиеся оттуда, показались ей обнадеживающими. Она не была циничной или слишком старой и хорошо помнила свою первую брачную ночь. Подготовка, вот что здесь играет главную роль. Заменяя Лукреции, по сути, родную мать, Адриана поговорила с ней напрямую. Никакого кокетства, ужимок и церемоний. Лукреция поблагодарила ее и любезно улыбнулась, будто и без нее все знала. Что ж, да будет так. Перед тем как уйти, Адриана внезапно захотела сказать ей больше, сказать то, что она когда-то хотела услышать и не услышала от собственной матери: «Не волнуйся. Все не так страшно, просто соединение тел. Да, ты больше никогда не будешь прежней. Но и не очень-то изменишься. То, что кажется тебе сейчас странным и даже неприятным, скоро превратится в обычное дело. Ну или почти в обычное. Некоторые мужчины поистине ненасытны, а вот женщины, бывает, не понимают, к чему вообще этим заниматься». По правде говоря, именно к таким женщинам и относилась она сама. Однако Адриана ничего такого не сказала и покинула комнату.

Утром, когда Джованни ускакал на охоту, она пошла повидать свою племянницу и застала ее в постели. Лукреция выглядела почти счастливой.

– Ну что, моя дорогая? Теперь вы муж и жена.

– Я… да… да, – ответила она. – Мы муж и жена.

И в наступившей тишине ни одной из них не пришло в голову более ни слова.

Действительно, с того дня между ними что-то поменялось. Отныне при встрече они улыбались друг другу. Он мог за обедом накрыть рукой ее руку и даже погладить по щеке. Она заливалась краской, но глаза ее сияли, а сидя за игрой, они теперь болтали и смеялись. Приходил портной снять с Джованни мерки. Он поговорил с виноделом о заказе вина из домашних виноградников и связался со своим бывшим шурином в Мантуе по поводу покупки арабского жеребца. Теперь у него тоже водились деньги.

Когда он отправился на аудиенцию к папе, то был одет с иголочки. Александр, которому отчаянно хотелось верить, что он поступил во благо дочери, позволил себе выразить восхищение.

– Добро пожаловать в нашу семью.

Джованни пал на колени и поцеловал кольцо рыбака.

– Всегда к вашим услугам.

«Приходится надеяться, учитывая размер приданого», – подумал про себя папа, жестом позволяя ему подняться.

Все это время Чезаре не появлялся. В день приезда Джованни он уехал на охоту в Субьяко, а вернувшись, предпочел встретиться с отцом, а не с сестрой. Когда они в конце концов увиделись на свадьбе одной из римских семей, он опоздал и сидел за другим столом. Лукреция сама подошла к нему, шумно приветствовала, обняла и расцеловала.

– Где ты был все это время?

Чезаре крепко прижал ее к себе, затем отпустил, задержав в своих руках ее ладонь.

– Как ты, сестренка?

– Я… великолепно, – сказала она, а потом добавила с напускной строгостью: – Ты избегал меня…

Он пожал плечами.

– Я был занят делами церкви… – Он посмотрел в дальний конец зала, где сидел погруженный в беседу Джованни. – Так, значит, теперь ты по-настоящему замужем?

– Да.

Он снова посмотрел на ее мужа. Будто почувствовав на себе этот взгляд, Джованни обернулся, и глаза их встретились. Ни один не улыбнулся.

– И… он ничем не огорчает тебя? – снова обратился брат к Лукреции.

– Нет, – она потупила взор. Его рука все еще удерживала ее, и она не могла отойти. – Все идет своим чередом. Тебе не о чем беспокоиться. – Лукреция осторожно высвободила руку и широко улыбнулась. – Может быть, сядешь с нами?

– Позже. Мне надо обсудить здесь кое-какие дела.

В другом конце зала за этой встречей наблюдала Адриана. На протяжении вот уже десяти лет она всю себя отдавала заботе о детях своего кузена. Но Чезаре всегда оставался для нее загадкой. Еще ребенком он был себе на уме. Казалось, его ничто и никто не волнует. За исключением сестры. С ней он всегда вел себя по-особому.

– Чезаре, – сказала ему Адриана после ужина, – тебе не нужно волноваться насчет Лукреции. Ты ведь знаешь, я всегда присмотрю за ней.

– Да? Так же, как ты присмотрела за собственным сыном?