4
Я велел Финану сыграть роль безумца — он очень хорошо мог это сделать. Не безумца, которого коснулась луна, а опасного безумца, которого одно неверное слово может ввергнуть в хаос убийств. Финан мог испугать тех, кто плохо его знал. Он был маленьким, жилистым, в его теле таилась напряженная сила, костистое лицо покрывали шрамы. Взгляни на Финана — и увидишь человека, познавшего битвы, рабство и тяжкие лишения; человека, которому больше нечего терять. Я рассчитывал, что это заставит Скирнира обращаться с командой «Сеолфервулфа» с должной осторожностью.
Мало что могло помешать Скирниру просто захватить «Сеолфервулфа» и перебить его команду, кроме возможности потерять своих людей. Вообще-то он потерял бы немногих, но даже потеря двадцати или тридцати человек больно ударила бы по нему. Кроме того, Осферт и Финан преподнесли ему подарок и, насколько было известно Скирниру, готовы были помочь захватить этот подарок. Я не сомневался, что Скирнир захочет завладеть «Сеолфервулфом», но полагал, что он подождет с попыткой захватить корабль до тех пор, пока не получит Скади и не увидит мою смерть. Поэтому я велел Финану напугать его.
Осферт и Финан, едва покинув ручей, повели «Сеолфервулфа» вверх вдоль побережья, а потом, словно не зная, что делать, вышли на веслах в глубь внутреннего моря и там оставили корабль покачиваться на небольших волнах.
— Мы видели, как рыбачьи лодки ринулись прочь, — позже рассказал мне Финан, — и поняли, что они отправились к Зегге.
Скирнир, конечно, услышал о сражении в ручье и знал, что корабль викингов теперь бесцельно скитается. Любопытство заставило его послать на разведку один из своих больших кораблей, хотя сам он и не отправился на нем. Его младший брат поговорил с Финаном и Осфертом и услышал, что они взбунтовались против Утреда Беббанбургского, услышали, что у Утреда есть Скади и что Утред, Скади и маленькая группа людей застряли среди путаницы островков и ручьев.
— Я позволил его брату взойти на борт, — позже рассказал мне Финан, — и показал ему гору кольчуг и оружия. Я сказал, что все это принадлежало вам.
— Итак, он подумал, что мы безоружны?
— Я сказал ему, что у тебя есть маленький меч, но очень маленький.
Грагелд, брат Скирнира, не сосчитал сваленные в кучу кольчуги, даже мечи, копья и топоры. Если бы сосчитал, мог бы заподозрить Финана во лжи, потому что кольчуг и оружия хватило бы лишь на уменьшившуюся команду Финана. Но вместо того, чтобы считать, Грагелд просто поверил рассказу ирландца.
— И тогда, — продолжал Финан, — мы преподнесли ему нашу историю.
История эта началась с правды. Финан рассказал Грагелду, что мы приплыли к Фризским островам, чтобы попытаться ограбить Скирнира, но потом разукрасил правду выдумкой.
— Я сказал, что мы выяснили — золото слишком хорошо охраняется, поэтому настаивали на том, чтобы ты продал Скади ее мужу. Но ты не согласился. Я сказал, что все мы ненавидели суку, а он ответил — правильно делали.
— Грагелду она не нравилась?
— Никому из них она не нравилась, но Скирнир был одержим ею. Его брат думал, что она его заколдовала.
Финан рассказал мне эту историю в доме Скирнира, и я помню, как смотрел на Скади в свете высокого огня, горящего в центральном очаге.
«Она — аглэквиф, — подумал я, — колдунья».
Много лет назад отец Беокка рассказал мне историю из былых времен, из тех далеких дней, когда люди строили из сияющего мрамора, из дней, когда мир еще не стал темным и грязным. В кои-то веки то была история не о Боге и его пророках, а о королеве, убежавшей от своего мужа, потому что влюбилась в другого. Муж собрал огромный флот, чтобы ее вернуть, и, в конце концов, целый город был сожжен и все его жители перебиты, и все это из-за давно умершей аглэквиф.
Поэты говорят, что мы сражаемся за славу, за золото, за имя и за свои дома, но в моей жизни я не реже сражался за женщин. У женщин есть власть. Я часто слышал, как Эльсвит, угрюмая жена Альфреда, негодовавшая, что Уэссекс так и не даровал ей титул королевы, жаловалась, что этот мир — мир мужчин. Может, так оно и есть, но женщины имеют над мужчинами власть. Из-за женщин длинные флоты пересекают соленые моря, из-за женщин горят гордые дома, и из-за женщин хоронят воинов с мечами.
— Ну, конечно, Грагелд хотел, чтобы мы отправились к Скирниру, — сказал Финан, — но мы отказались. Он спросил, чего мы хотим, а мы ответили, что явились за вознаграждением, потому что желаем сделать Осферта королем и для этого нам нужно серебро.
— Он в это поверил?
— А кому нужна причина, чтобы желать серебра? — спросил Финан. Потом пожал плечами. — Он поверил нам, господин, и Осферт был убедителен.
— Когда я рассказал ему свою историю, — горько вставил Осферт, — то поймал себя на том, что и сам в нее верю.
Я засмеялся.
— Ты хочешь быть королем, Осферт?
Он улыбнулся, а когда он улыбался, он так напоминал своего отца, что становилось жутко.
— Нет, господин, — мягко ответил он.
— И я не совсем уверен, что Грагелд знал, кто такой Альфред, — продолжал Финан. — Конечно, ему довольно хорошо известно было имя Альфреда и его монеты, но, похоже, он считал, что Уэссекс где-то очень далеко отсюда. Поэтому я рассказал ему, что это страна, где серебро растет на деревьях, что ее король стар и болен и что Осферт будет новым королем и другом Скирнира.
— Он во все это поверил?
— Должно быть, поверил. Брат Скирнира хотел, чтобы мы явились на Зегге, но я отказался. Я не повел «Сеолфервулфа» через те каналы, господин, потому что корабль оказался бы в ловушке. Поэтому мы подождали снаружи, и Скирнир явился на втором корабле. Он и его брат разместили свои суда слева и справа от нас, и я видел, что они подумывают нас захватить.
Этого я и боялся. Я представил «Сеолфервулфа» с его уменьшившейся командой, зажатого между двумя длинными кораблями, битком набитыми людьми.
— Но мы предвидели это, — радостно сказал Финан, — и подняли на мачту каменный якорь.
Наши каменные якоря представляли собой огромные круглые колеса размером с мельничный жернов, с дырой посередине, и Финан поднял якорь «Сеолфервулфа», используя рею в качестве «журавля». Послание, которое нес этот камень, было достаточно ясным. Если один из кораблей Скирнира нападет, камень будет брошен, канат, удерживающий его, перерубят топором, и камень пробьет днище атакующего судна. Скирнир получит один корабль и потеряет другой. Поэтому он благоразумно отвел свои суда подальше и больше не думал о том, чтобы захватить «Сеолфервулфа».
— Якорный камень был хорошей идеей, — сказал я.
— О, это придумал Осферт, — признался Финан. — И мы приготовили эту штуку даже до того, как они поравнялись с нами.
— И Скирнир поверил истории?
— Он хотел в нее верить, господин, поэтому поверил! Он хотел Скади, господин. Он не видел ничего, кроме Скади, господин, это читалось в его глазах.
— И поэтому вы поплыли, чтобы ее захватить.
— И поэтому мы поплыли, чтобы ее захватить, — с улыбкой повторил Финан.
Три корабля добрались до ручья к тому времени, когда и день, и прилив подошли к концу.
Я знал, что Скирнир не войдет в ручей, пока вода там не станет глубже благодаря утреннему приливу, но все равно выставил часовых. Ночь прошла спокойно.
Мы поспали, хотя казалось, что мы вовсе не спим. Помню, я лежал, думая, что никогда не засну, но сон все-таки пришел. Мне снилась улыбающаяся Гизела, потом в полусне я видел людей со щитами, мечущих копья. Мгновение я лежал на песке, наблюдая за звездами, потягиваясь, чтобы размять руки и ноги.
— Сколько у него человек, господин? — спросил меня Сердик.
Он поворошил костер из плавника, и пламя ярко вспыхнуло. Сердику нельзя было отказать в храбрости, но той ночью его преследовали воспоминания о больших кораблях, идущих к берегу.
— У него две команды, — ответил я.
Я увидел, что проснулся последним и что люди теперь подтягиваются ближе к огню, чтобы послушать меня.
— Две команды, — повторил я. — Поэтому у него не меньше сотни человек, может, сто пятьдесят.
— Иисусе, — сказал Сердик тихо, прикоснувшись к своему кресту.
— Но они — пираты! — громко сказал Ролло.
— Скажи им, — приказал я, довольный, что человек Рагнара понимает, с кем нам предстоит встретиться.
Ролло встал, освещенный пламенем костра.
— Люди Скирнира — как дикие псы, — сказал он. — Они охотятся на тех, что послабей, и никогда — на сильных. Они не сражаются на суше и не знают, что такое «стена щитов». А мы знаем.
— Он называет себя Морским Волком, — сказал я, — но Ролло прав. Он — пес, а не волк. Мы — волки! Мы стояли лицом к лицу с лучшими воинами Дании и Британии и послали их в могилы! Мы — люди «стены щитов», и не успеет солнце подняться к зениту, как Скирнир окажется в могиле!
Не то чтобы мы видели солнце, потому что день начался с серого рассвета. Облака быстро и низко бежали к морю, затеняя болота. С приливом вода поднялась, затопляя края земли, где мы нашли убежище.
Я взобрался на вершину дюны, откуда наблюдал, как три корабля медленно поднимаются по ручью.
Скирнир пользовался приливом, идя на веслах до тех пор, пока его корабль с головой чудовища не оказался на земле, потом подождал, пока прибывающая вода не пронесет его на несколько гребков дальше. Два его корабля и «Сеолфервулф» следовали за ним, и я засмеялся при виде этого. Скирнир, уверенный в своем численном превосходстве и ослепленный возможностью вернуть Скади, ни на минуту не подумал, что позади него находится враг.
И что же видел Скирнир? Он стоял на носу переднего корабля и видел всего пять человек на дюне, и ни один из этих пятерых не носил кольчуги. Он думал, что пришел захватить грязную кучку беглецов, поэтому был исполнен уверенности. И, когда он подошел ближе, я позвал Скади, чтобы та встала рядом со мной.
— Если он тебя захватит, — спросил я, — что будет делать?
— Унизит меня, — сказала она. — Опозорит, а потом убьет.
— И для него это стоит серебра? — спросил я, думая о награде, которую Скирнир предложил за возвращение Скади.
— Гордость дорого стоит, — сказала она.
— Почему бы ему просто не держать тебя как рабыню?
— Из-за этой самой гордости. Однажды он убил рабыню потому, что та его предала. Сперва он отдал ее своим людям, позволил ею насладиться, а потом привязал к столбу и заживо содрал с нее кожу. Он заставил ее мать слушать ее вопли, пока рабыня умирала.
Я вспомнил Эдвульфа, с которого заживо сняли кожу в церкви, но ничего не сказал, наблюдая, как корабль Скирнира подходит все ближе.
Ручей стал слишком узким, чтобы грести, поэтому судно гнали шестами. Прилив медленно поднимался. Когда он приблизится к своей верхней точке, вода станет прибывать быстрей, и тогда Скирнир поймет, что прилив скоро закончится. Но ручей, хотя и узкий, имел более чем достаточную глубину, чтобы по нему пришли корабли.
— Пора облачиться, — сказал я.
Я спустился по дальнему склону дюны, скрывшись из глаз Скирнира, и Осви, мой слуга, помог мне натянуть кольчугу. Вонь кожаной подкладки ударила мне в нос, когда я натягивал ее через голову, но хорошо было почувствовать знакомый вес на плечах.
Осви опоясал меня ремнем и застегнул его.
— Стой позади меня, — сказал я ему.
— Да, господин.
— Если все пойдет не так, мальчик, беги, как заяц. Беги в глубь материка, найди монастырь и попроси там убежища.
— Да, господин.
— Но все будет в порядке.
— Я знаю, господин, — храбро сказал он.
Он был одиннадцатилетним сиротой, которого нашли роющимся в отбросах под террасой моего дома в Лундене. Один из моих людей обвинил его в воровстве и привел ко мне, чтобы я приказал высечь мальчишку, но мне понравился огонь в глазах мальчика. Поэтому я сделал его своим слугой и теперь учил искусству меча. Когда-нибудь, как и мой предыдущий слуга, Ситрик, Осви станет воином.
Я подошел к краю дюны и увидел, что корабль Скирнира прошел мимо нашего вытащенного на берег, брошенного рыбачьего суденышка. Скирнир был уже достаточно близко, чтобы выкрикивать оскорбления, и он заревел на Скади, которая стояла теперь одна на вершине дюны. Он называл ее шлюхой, дерьмом дьявола, и обещал, что она будет кричать, пока не попадет в ад.
— Пора показаться, — сказал я Ролло и поднял свой щит из дерева липы с изображенным на железном умбоне беббанбургским волком.
Ролло держал военный топор. Он поцеловал его лезвие.
— Я скоро накормлю тебя, мой дорогой, — пообещал он топору.
— Они близко! — окликнула Скади с дюны.
Островок, который мы выбрали, имел форму полумесяца; дюна образовывала его середину. Рога полумесяца касались ручья, а между ними лежала болотистая земля.
Поэтому к дюне можно было приблизиться с любого рога, в то время как болото, примерно ста шагов в ширину и пятидесяти в самом глубоком месте, представляло собой значительное препятствие. Люди могли перебраться через болото, но очень медленно.
Рог полумесяца, обращенный к морю, был самым широким — сооруженная природой дорожка, ведущая к острову, но этот путь легко мог перекрыть десяток людей.
Я возглавил двадцать, оставив остальных под командованием Ролло. Их задачей было защищать дальний рог, но они не показывались до тех пор, пока Скирнир не послал людей, чтобы те воспользовались второй дорожкой.
И что же увидел Скирнир? Он увидел «стену щитов». Он увидел людей в шлемах и кольчугах, людей с блестящим оружием, людей, которые не были отчаявшимися беглецами, как он ожидал, а воинами, облаченными для битвы. Должно быть, он понял, что Финан и Осферт солгали ему, но, наверное, подумал, что то была мелкая ложь, касающаяся кольчуг и оружия. И отчаянная надежда вернуть Скади все-таки убедила его поверить в бо́льшую ложь. Может, он подумал, что они просто ошиблись?
И Скирнир все еще был уверен в себе, потому что нас было так мало, а у него было так много людей, хотя при виде «стены щитов» он невольно замешкался.
Когда мы появились, рулевой Скирнира вывел нос переднего корабля на берег, и Скирнир тут же поднял руки, чтобы его люди перестали использовать длинные весла как шесты. Он думал, что тем сумрачным утром ему остается всего лишь броситься на берег и захватить горстку отчаявшихся людей, но наши щиты, оружие и плотная «стена» заставили его пересмотреть свои планы.
Я увидел, что он повернулся и крикнул своим людям, чтобы те снова начали двигать корабль. Он показал вверх по ручью, и стало ясно, что он хочет отвести корабль к дальнему рогу, чтобы можно было нас окружить. Но потом, к моему удивлению, Скирнир спрыгнул с носа судна. Он и еще пятнадцать человек плюхнулись в ручей и вброд вышли на берег, в то время как корабль погнали дальше.
Скирнир со своим маленьким отрядом был теперь примерно в пятидесяти шагах от нас, но вскоре получил подкрепление из команды второго корабля, который быстро приближался.
Я не двинулся с места.
Скирнир не оглядывался, чтобы посмотреть на «Сеолфервулфа». Оглянись он, встревожился бы? «Сеолфервулф» шел последним из трех кораблей, и на его носу было полно людей в кольчугах и шлемах. Я видел черный щит Финана.
— Утред! — закричал Скирнир.
— Я Утред!
— Отдай мне шлюху! — взревел он.
Он был тяжелым человеком с плоским, как камбала, лицом и маленькими глазками. Длинная черная борода наполовину прикрывала его кольчугу.
— Отдай ее мне, и я уйду! А вы сможете продолжать свою несчастную жизнь. Только отдай мне шлюху!
— Я с ней еще не закончил! — крикнул я.
Посмотрел влево и увидел, что личный корабль Скирнира почти добрался до второй дорожки. Через минуту его команда начнет высаживаться на берег. Тем временем второе судно вывели на сушу как раз позади Скирнира, и люди перебирались через борт. На маленьком берегу едва хватило места для тридцати человек, поэтому остальные — еще примерно столько же — ждали на корабле.
«Сеолфервулф» медленно подходил ближе.
— Осви? — тихо окликнул я.
— Господин?
— Немедленно приведи Ролло.
Я почувствовал ликование победы. У меня было семьдесят человек, включая тех, что находились на «Сеолфервулфе», а Скирнир сделал то, чего я от него хотел, — разделил свои силы. Шестьдесят или семьдесят его людей стояли лицом к нам на первой дорожке; некоторые все еще оставались на борту корабля, в то время как остальные ушли к месту другой высадки. И хотя, едва оказавшись на берегу, они смогут атаковать нас сзади, я ожидал, что к тому времени уже стану хозяином острова.
Я услышал, как нос «Сеолфервулфа» стукнулся о лежавшую на берегу лодку, и скомандовал:
— Вперед!
Мы двинулись вперед — воины, уверенные и вышколенные. Мы могли бы напасть так, как сделали это при Феарнхэмме, но я хотел, чтобы страх проделал над людьми Скирнира свою гибельную работу, поэтому мы шли медленно, сомкнув щиты переднего ряда, в то время как люди в заднем ряду били клинками по щитам в такт нашим шагам.
— Убить отребье! — прокричал я, и мои люди подхватили крик:
— Убить отребье, убить отребье!
Мы шли шаг за шагом, медленно и неумолимо, и клинки между нашими щитами сулили смерть.
Наш ряд состоял всего из шести человек, но когда дорога расширилась, Ролло привел своих людей на наш правый фланг. Большинство воинов переднего ряда держали копья, а я — Вздох Змея. Этот меч не был лучшим оружием для работы в тесноте «стены щитов», но я решил, что люди Скирнира не смогут выстоять долго, потому что не привыкли к подобным стычкам. Их воинское умение заключалось во внезапном нападении на едва защищенное судно, в диком убийстве испуганных людей, а сейчас они встретились с воинами меча и копейщиками, а позади них находился Финан.
И теперь Финан атаковал.
Он оставил всего двух мальчиков на «Сеолфервулфе». Прилив все еще наступал, поэтому течение удерживало «Сеолфервулфа» напротив второго из кораблей Скирнира с черепом на носу. Финан повел своих людей через нос этого корабля и между гребцовых скамей. Воины издавали пронзительные вопли, жаждая убийства, и, может быть, на мгновение, всего на мгновение, Скирнир поверил, что они пришли к нему на помощь.
Но потом Финан начал бойню.
И в тот же миг ударили мы.
— Пора! — закричал я, и моя «стена щитов» ринулась вперед. Копья искали врагов, клинки вонзались в плоть, а я вогнал Вздох Змея под щитом и повернул длинный клинок в мягком человеческом животе.
— Убейте их! — взревел я, и Финан эхом повторил мой крик.
Вздох Змея погрузился в плоть фриза.
Потом люди опускали длинные ясеневые древки копий, вытаскивали мечи и брали топоры у тех, кто стоял позади.
Люди Скирнира не сломались, потому что не могли сломаться. Они были заперты в тесном пространстве, и моя атака оттеснила их назад, к носам их темных кораблей, в то время как нападение Финана на одно из судов погнало остатки вражеской команды к носовой площадке.
Мы нажимали, не давая им места, чтобы сражаться, и делали мрачную работу боя в «стене щитов». Сердик был справа от меня и использовал свой топор как крюк, чтобы оттягивать вниз кромку щита того, кто оказывался перед ним. Как только щит опускался, я вонзал Вздох Змея в горло этого человека, а Сердик добивал его сокрушительным ударом топора в лицо, после чего тянулся, чтобы зацепить следующий щит.
Ролло вопил по-датски. Он уронил свой щит и держал топор двумя руками, распевая гимн Тору. Рорик, один из служивших мне датчан, стоял позади меня на коленях и копьем пропарывал ноги фризским пиратам, а когда те падали, мы их убивали.
То была бойня в тесном пространстве.
У нас имелись часы, дни, недели и месяцы, чтобы практиковаться в сражениях такого рода. Неважно, как часто человек стоит в «стене щитов» — он выживет только если упражняется в таком бою, учится ему и практикуется в нем, а у людей Скирнира никогда не было такой тренировки, как у нас. Они были людьми моря, и некоторые из них даже не имели щитов, потому что огромный круглый кусок дерева с железным убмоном — обременительная вещь в сражении на борту корабля, где днище качается под тобой, где скамьи гребцов являются препятствиями. Фризы были ненатасканными и плохо снаряженными, поэтому мы их убивали.
Они были в ужасе. Они не видели наших лиц. Большинство из нас носило шлемы с нащечниками, поэтому враг видел людей металла, с закрытыми металлом лицами. И железо нашего оружия пронзало их, пока мы безжалостно продвигались вперед — облаченные в металл воины за сомкнутыми щитами. Наши клинки не знали пощады до тех пор, пока, тем серым утром, алая кровь не разлилась по соленому от прилива ручью.
Финану выпала более трудная работа, но Финан был прославленным воином, которому жестокое сражение доставляло радость. Он вел своих людей по темному кораблю и вопил, убивая. Он пел песню меча, голосил, кормя свой клинок, а Ролло, по бедра в ручье, наносил топором убийственные удары, отрезая врагу путь к спасению.
Фризы, перейдя от уверенности к выворачивающему кишки страху, начали бросать оружие. Они становились на колени, моля о пощаде, и я выкрикнул приказ своему заднему ряду повернуться и приготовиться встретить людей, которые отвели личное судно Скирнира вверх по ручью, чтобы зайти нам в тыл.
Эти люди появились около дюны как раз тогда, когда бой был закончен. Некоторые из них благоразумно спрыгнули с дальнего борта корабля и побрели по болоту, находившемуся за ним, но большинство из отряда Скирнира погибли или попали в плен.
Одним из пленников был сам Скирнир, которого прижали к борту его второго корабля; у его бороды замер наконечник копья. Сердик нажимал на оружие ровно настолько, чтобы здоровяк стоял неподвижно.
— Убить его, господин?
— Пока нет, — рассеянно сказал я, наблюдая за вновь прибывшим врагом. — Ролло! Держи их на расстоянии.
Ролло построил своих людей «стеной щитов». Он кричал на нерешительных фризов, приглашая их прийти и отведать вкуса крови, которая уже была на его топоре, но они не двигались.
Кто-то завопил. То был фриз, лежащий у края песка; его ноги молотили по мелкой, окрашенной кровью воде. Он был ранен, а теперь рядом с ним на коленях стояла Скади и медленно вгоняла кинжал ему в глаз, так, чтобы клинок дошел до мозга.
— Прекрати! — закричал я.
Человек стонал высоким, жалобным голосом, слизь из его проткнутого глаза текла по окровавленной щеке.
Скади повернулась, чтобы посмотреть на меня; на лице ее читалось дикость сродни жестокости загнанного в угол зверя.
— Я ненавижу их, — сказала она и воткнула кинжал снова, так что раненый завопил и не смог удержать содержимое своего кишечника.
— Ситрик! — прорычал я, и Ситрик шагнул к этому человеку и с силой вогнал меч в его горло, чтобы положить конец его страданиям.
— Я хочу убить их всех! — прошипела мне Скади. Она дрожала. — А его, — показала она на Скирнира, — его в особенности!
— Она безумна, — негромко проговорил Финан. Он спрыгнул на берег рядом со мной и окунул клинок своего меча в воду, чтобы смыть кровь. — Всеблагой Иисусе, она безумна, как сука в течке.
Мои люди в ужасе смотрели на Скади. Убить в битве — это одно, но враг — тоже воин и, побежденный, заслуживает уважения. Я часто убивал, и убийства могли продолжаться еще долго после того, как кончалось сражение, но это жажда крови и страх битвы доводили до неистовства людей, выстоявших в «стене щитов». А когда жажда крови умирала, ее место занимало милосердие.
— Ты ведь не собираешься оставить их в живых, — бросила мне Скади.
— Сердик, — сказал я, не поворачиваясь к нему, — пусть это будет сделано быстро!
Я слышал, но не видел, как умер Скирнир. Наконечник копья был вогнан с такой силой, что пронзил его горло и воткнулся в обшивку корабля.
— Я хотела его убить! — завизжала Скади.
Я не обратил на нее внимания.
Вместо этого я прошел мимо Ролло к непобежденным фризам. То были люди из личной команды Скирнира — около шестидесяти человек. Они молча следили за моим приближением.
Я бросил щит, чтобы они увидели кровь, пятнающую мою кольчугу, полосы крови на маске моего шлема и кровь, запекшуюся на клинке Вздоха Змея. Мой шлем венчала серебряная голова волка, на ремне блестели золотые бляшки, и браслеты на моих руках сияли сквозь кровавую пленку.
Они увидели полководца, а я подошел к ним на десять шагов, чтобы показать, что ничуть не боюсь пиратов.
— Я — Утред Беббанбургский, — проговорил я, — и даю вам шанс. Вы можете жить, а можете умереть.
Позади меня Ролло начал музыку щита. Его люди колотили клинками по липовому дереву в темном ритме, сулившем смерть.
— Мы — датчане и саксы, — сказал я фризам. Мы воины, которые любят сражаться. В наших домах мы поем вечерами о мужчинах, которых убили, о женщинах, которых сделали вдовами, и о детях, которых осиротили. Итак, делайте ваш выбор! Либо подарите мне новую песню, либо сложите оружие.
Они сложили оружие.
Я заставил их снять кольчуги — тех, у кого они имелись, — или кожаные рубашки. Я забрал их сапоги, пояса, доспехи, оружие, и мы погрузили эту добычу на «Сеолфервулфа». А потом сожгли оба длинных корабля Скирнира. Они хорошо горели; огромные столбы пламени поднимались по мачтам под клубящимся черным дымом, поднимавшимся к низким облакам.
Скирнир пришел со ста тридцатью людьми. Мы убили двадцать три, еще шестнадцать тяжело ранили. Один из людей Ролло потерял глаз от выпада копьем, а Эрик, служивший мне сакс, умирал. Он сражался рядом с Финаном, споткнулся о скамью гребца и получил удар топором в спину. Я стоял на песке на коленях рядом с ним и крепко сжимал его руку, в которой была рукоять меча, и обещал, что я дам золота его вдове и выращу его детей так, будто они мои собственные дети. Он слышал меня, хотя не мог отвечать, и я держал его руку до тех пор, пока в его горле не перестало клокотать, и он не перестал дрожать, когда его душа отправилась к долгой темноте.
Мы увезли его труп и похоронили в море. Он был христианином, и Осферт прочел молитву над мертвым Эриком, прежде чем мы опрокинули его в вечность.
Мы взяли с собой еще один труп — труп Скирнира. Его мы раздели догола и повесили на нашем увенчанном головой волка носу, чтобы показать, что мы победили.
Мы толкали «Сеолфервулфа» веслами, как шестами, вниз по ручью во время отлива. Когда ручей расширился, повернули и стали грести, ведя за собой маленькое рыбачье суденышко, которое я бросил близ деревни.
Потом мы вышли в море, и «Сеолфервулф» задрожал на первых небольших волнах. Серые облака, скрывавшие место резни, ветер наконец-то разорвал в клочья, дав водянистому солнечному свету упасть на неспокойное море.
— Ты не должен был оставлять их в живых, — сказала мне Скади.
— Людей Скирнира? — переспросил я. — А зачем их убивать? Они разбиты.
— Все они должны быть мертвы, — мстительно проговорила она. Потом обратила на меня взор, полный безудержной ярости. — Ты оставил в живых двух его братьев! Они должны быть мертвы!
— А я оставил их в живых, — ответил я.
Без Скирнира и его больших судов они были безобидны, но Скади все это видела по-другому.
— Тряпка! — бросила она мне.
Я пристально посмотрел на нее.
— Осторожней, женщина.
Она обиженно замолчала.
Мы везли с собой только одного пленника, капитана личного судна Скирнира. Он был старым человеком, за сорок, и годы, что он провел, щурясь на море, в котором отражалось солнце, превратили его глаза в окруженные морщинами щелки на лице, потемневшем от соли и ветра. Он будет нашим проводником.
— Если мой корабль хотя бы коснется отмели, — сказал я ему, — я позволю Скади убить тебя так, как она того пожелает.
«Сеолфервулф» не коснулся ни одной отмели, пока мы шли к Зегге. Фарватер был запутанным, вводящие в заблуждение метки были расставлены для того, чтобы заманить атакующих на отмели. Но дикий страх пленника перед Скади сделал его бдительным.
Мы появились у цели ранним утром, осторожно прокладывая путь, ведомые трупом, болтающимся на носу.
Брызги дочиста вымыли труп Скирнира, и чайки, чуя его, вопили, кружа в голодном разочаровании вокруг носа судна.
Мужчины и женщины наблюдали, как мы проходим по извилистому каналу, который изгибался между двумя внутренними островами. А потом мы заскользили по закрытым водам, отражавшим заходящее солнце и походившим на дрожащее золото.
Часовые были людьми Скирнира, но они не поплыли на рассвете со своим господином, а теперь увидели наши гордые щиты, развешанные на бортах «Сеолфервулфа», увидели белый труп, болтающийся на веревке, и ни один из них не бросил нам вызов.
На Зегге было меньше народу, чем на внешних островах, потому что именно с Зегге отплыли две побежденные команды, и именно там жило большинство убитых, раненых или оставшихся на мели людей.
На серый деревянный пирс, выдававшийся в море под холмом, что поддерживал дом Скирнира, вышла толпа женщин. Женщины наблюдали за приближением нашего судна, потом некоторые узнали труп — наш трофей, и все они сбежали, таща за руки детей.
Восемь вооруженных человек, одетых в кольчуги, вышли из дома, но, увидев, что моя команда высаживается, демонстративно сложили оружие. Теперь они знали, что их господин мертв, и ни один из них не собирался сражаться за его честь.
Итак, на закате мы подошли к дому на холме Зегге, я уставился вверх, на его черную громаду, и подумал о драконе, спящем на кладе из серебра и золота.
На карнизах дома с высокой крышей были огромные деревянные рога — рога, вздымавшиеся в темнеющее небо, где появились первые колючие звезды.
Я оставил пятнадцать человек охранять корабль, прежде чем взобрался на холм. Было видно, что холм сделан из громадных балок, сложенных длинным конусом, наполненным песком, и что сперва построили маленький конус, над ним — побольше; на вершине последнего конуса стоял палисад. Теперь палисад этот не являлся препятствием, потому что ворота его были распахнуты настежь. В людях Скирнира не осталось желания сражаться. Их господин был мертв.
Дверь дома обрамляла пара гигантских изогнутых костей морского чудовища. Я прошел под костями с обнаженным мечом; справа и слева от меня шли Ролло и Финан.
В главном очаге горел огонь, шипя, как кот. Горящий пла́вник с запекшейся на нем солью всегда издает такие звуки.
Скади шла позади нас, и дожидающиеся нас слуги задрожали при виде нее.
Управляющий Скирнира, пухлый мужчина, низко поклонился мне.
— Где сокровище? — резко спросил я.
Управляющий был слишком испуган, чтобы ответить, и Скади отпихнула меня в сторону.
— Лампы! — крикнула она слугам.
Принесли маленькие тростниковые лампы, и при их слабом свете она повела меня к двери в задней части зала. Дверь открывалась в маленькое квадратное помещение, заваленное шкурами тюленей.
— Здесь он спал, — сказала Скади.
— Над драконом?
— Он сам был драконом, — презрительно бросила Скади. — Он был свиньей и драконом.
Потом она опустилась на колени и отодвинула вонючие шкуры в сторону.
Я позвал пухлого управляющего Скирнира, чтобы тот ей помог.
Финан посмотрел на меня, приподняв в предвкушении бровь, и я не смог удержаться от улыбки.
Чтобы взять Беббанбург, мне нужны были люди. Чтобы штурмовать громадную каменную стену и перерезать воинов моего дяди, мне нужны были люди, а чтобы купить людей, мне требовалось золото. Мне требовалось сокровище, охраняемое драконом, чтобы воплотить свои стародавние мечты, — поэтому я улыбнулся, когда Скади и управляющий оттащили в сторону высокую груду шкур, скрывавших заветное место.
А потом, при свете дымящих ламп, стал виден вход в сокровищницу.
То был люк из темного тяжелого дерева со вставленным в него железным кольцом. Я вспомнил отца Беокку, который много лет назад рассказывал о том, как он посетил монастырь в Суморсэте и как аббат благоговейно показал ему хрустальный сосуд с молоком из груди Девы Марии.
— Я дрожал, Утред, — серьезно сказал Беокка, — я дрожал, как лист на ветру. Я не осмелился взять сосуд, боясь его уронить! Я трясся!
Не думаю, что я трясся в тот момент, но чувствовал такое же благоговение, такое же ощущение, что я нахожусь рядом с чем-то необъятным. Мое будущее лежало под этим люком. Мои надежды, будущее моих сыновей, мои мечты о свободе под северным небом, все это находилось совсем близко.
— Открыть! — приказал я хрипло. — Открыть его!
Ролло и управляющий взялись за кольцо. Люк был плотно подогнан, и им пришлось сильно потянуть, чтобы хоть немного сдвинуть его.
Потом внезапно тяжелый люк распахнулся, и двое мужчин пошатнулись, откинув его в сторону.
Я шагнул вперед и посмотрел вниз.
И начал смеяться.
Там не было дракона. Я никогда не видел драконов, хотя полагал, что они существуют, и слышал, как люди описывают этих ужасных тварей со злобными алыми глазами, с пастью, изрыгающей огонь, с гибкими шеями и потрескивающими крыльями величиной с парус корабля. Они — твари из ночного кошмара, и, хотя я плавал на далекий север, плавал туда, где лед белит небо своим отражением, я никогда не заходил на север достаточно далеко, к морозным землям, где, как говорят, гнездятся драконы.
В яме Скирнира не было никакого дракона, лишь скелет и несколько крыс. Крысы испуганно посмотрели вверх; их крошечные глазки мигали от света наших жалких ламп. Потом зверьки бросились врассыпную, скрывшись в трещинах между досками из вяза, которыми была обшита яма. Две крысы сидели в грудной клетке мертвеца — они скрылись последними, пробравшись меж костей и быстро скользнув в укрытие.
Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел монеты и куски серебра. Сперва я услышал их — они позвякивали под лапками крыс, а потом увидел — тускло мерцающие, высыпавшиеся из кожаных мешков, где их хранили. Гниющие мешки были прогрызены крысами.
— Что это за труп? — спросил я.
— Человека, который пытался украсть сокровище господина Скирнира, господин, — шепотом ответил управляющий.
— Его оставили тут умирать?
— Да, господин. Сперва его ослепили, потом перерезали сухожилия и бросили в яму, чтобы он умер медленной смертью.
Скади улыбнулась.
— Вынесите все оттуда, — велел я Финану, потом подтолкнул управляющего к залу. — Сегодня ночью ты нас накормишь, — приказал я. — Всех нас.
Я вернулся в зал. Там был всего один стол, поэтому большинство людей будут есть на усыпанном тростником полу.
Теперь было темно, единственный свет сочился из большого очага, куда мы подкладывали бревна, выломанные моими людьми из палисада.
Я сидел за столом и наблюдал, как передо мной складывают сокровища Скирнира.
Я засмеялся при виде ямы, и смех мой был презрительным, потому что в слабом свете ламп сокровище выглядело таким ничтожным! Чего я ожидал? Мерцающей груды золота, усеянной драгоценными камнями? Смех мой был озлобленным, потому что сокровище Скирнира на самом деле оказалось убогим. Он хвастался своим богатством, но под этим хвастовством и под его вонючей постелью из шкур скрывалась правда.
Это верно, он не был бедным, но его состояние было таким, какое и следовало ожидать у человека, всего лишь урывавшего крохи серебра у мелких торговцев.
Мои люди наблюдали за столом. Было важно, чтобы они увидели, что именно завоевали, чтобы знали — я не одурачил их при разделе добычи. По большей части они видели серебро, но там было и золото — два ожерелья из скрученной золотой проволоки. Я отложил одно в кучу, предназначенную для Ролло и его людей, а второе оставил для своих соратников. Еще там были деньги, в основном из франкского серебра, но в придачу несколько сакских шиллингов и пригоршня загадочных монет — по ним идет изогнутая надпись, которую никто не может прочесть. Ходят слухи, что монеты эти попадают к нам из огромной империи на востоке.
Потом наверх вытащили четырех серебряных идолов, но самую большую часть сокровища составляли кусочки серебра. Скандинавы не чеканят денег, у них есть только награбленные монеты, поэтому они платят за товары (когда вообще за них платят) кусочками серебра. Викинг добывает серебряный браслет, а если ему бывает нужно за что-нибудь заплатить, рубит браслет на куски, чтобы торговец их взвесил.
Управляющий принес весы, и мы взвесили серебро и монеты. Их оказалось всего чуть больше тридцати фунтов.
Презирать это добро не следовало, мы все вернемся домой богаче. Однако моей доли сокровища едва хватит на то, чтобы нанять одну команду на один военный сезон.
Я глядел на разделенное сокровище, на последнее серебро, все еще лежащее на чаше весов, и понимал, что это не принесет мне Беббанбурга. Это не даст мне армии. На это не купишь исполнение моих грез.
Я почувствовал, что падаю духом, и подумал о смехе Эльфрика. Мой дядя скоро выяснит, что я совершил плавание, захватил добычу и разочаровался в ней. И, как раз когда я думал о том, как дядя будет всем этим наслаждаться, Скади решила заговорить.
— Ты сказал, что отдашь мне половину! — требовательно сказала она.
Мой кулак обрушился на стол так, что вздрогнули горстки серебра.
— Я ничего подобного не говорил! — прорычал я.
— Ты сказал…
Я показал на нее, заставив ее замолчать.
— Хочешь отправиться в эту яму? — спросил я. — Хочешь жить с крысами в подвале для серебра?
Мои люди улыбнулись.
С тех пор, как мы пришли во Фризию, они научились не любить Скади, а в тот момент она начала ненавидеть меня. Я же начал ненавидеть ее еще раньше, когда увидел под ее красотой жестокость. Она была словно меч, обуреваемый духом жадности, словно клинок сияющей красоты, но с сердцем темным, как кровь.
Позже той ночью она снова потребовала свою долю, и я напомнил, что, хотя она просила половину сокровищ мужа, я никогда ей этого не обещал.
— И даже не думай снова меня проклинать, — сказал я, — потому что если ты это сделаешь, женщина, я продам тебя в рабство, но сначала изуродую тебя. Хочешь, чтобы у тебя было покрытое шрамами лицо? Хочешь, чтобы я превратил тебя в уродину? Если нет — тогда придержи свои проклятия при себе.
Не знаю, где она спала той ночью, и мне было на это плевать.
Мы покинули Зегге на рассвете.
Я сжег шесть маленьких судов, которые Скирнир оставил в гавани, но не сжег дом. О нем позаботятся ветер и прилив. Острова появляются и исчезают, каналы изменяются от года к году, и песок перемещается, чтобы создать новые острова. На этих островах люди живут много лет, а потом вздымающийся прилив снова уничтожает землю.
Когда я в следующий раз увидел эти острова, много лет спустя, Зегге полностью исчез, как будто его никогда не существовало.
Мы отправились домой, и нам сопутствовала хорошая погода. Солнце блестело на воде, небо было ясным, воздух холодным.
Только когда мы приблизились к берегу Британии, появились тучи и поднялся ветер. У меня ушло некоторое время, чтобы найти знакомые приметы на берегу, а потом пришлось грести изо всех сил под северным ветром, чтобы найти устье Тинана. Почти совсем стемнело, когда мы ввели «Сеолфервулфа» в реку под разрушенным монастырем. Мы оставили корабль на берегу и на следующий день явились в Дунхолм.
Тогда я еще не знал, что никогда больше не увижу «Сеолфервулфа».
Он был благородным кораблем.
