Глава шестая
По ночам время тянется медленней. Много лет назад, в детстве, отец спросил нашего священника, отчего так, и отец Беокка, дорогой отец Беокка, прочел об этом проповедь в следующее воскресенье. Солнце, сказал он, это свет христианского бога? и оно быстрое, а луна - это светило, что путешествует сквозь тьму греха. Он объяснял, что все мы ступаем ночью медленнее, потому что не можем видеть, и объявил, что ночь течет медленнее дня, потому что солнце движется в сиянии христианства, а луна идет на ощупь во тьме дьявола. Я мало что понял в этой проповеди, но когда попросил отца Беокку объяснить, он схватил меня за ухо своей искалеченной рукой и велел приналечь на чтение истории о том, как святой Кутберт окрестил стаю тупиков. Но какой бы ни была причина, время и правда по ночам течет медленнее, а тупики и правда летят в небеса, по крайней мере, те тупики, которым посчастливилось встретить Святого Кутберта.
- А селедка на небесах есть? - спрашивал я отца Беокку.
- Не могу такого себе представить.
- А что же тогда едят тупики, если там нет рыбы?
- На небесах никто не ест. Вместо этого мы славим Господа.
- Мы не едим! И просто целую вечность поем гимны?
- Во веки вечные, аминь.
В таком случае, это выглядело скучновато, да и до сих пор кажется мне утомительным, почти таким, как и ожидание в темноте нападения, которое, как я был уверен, должно произойти, но всё никак не начиналось. Стояла тишина, лишь вздыхал ветер в верхушках деревьев и время от времени раздавалось журчание выпускаемых людьми или лошадьми струек. Сначала ухала сова, но потом умолкла.
И в тишине пришли сомнения. Предположим, Эрдвульф предвидел ловушку? Может, он прямо сейчас ведет всадников по темному лесу, чтобы напасть на нас среди деревьев? Я говорил себе, что это невозможно. Собрались густые тучи, так что никто не смог бы проехать по лесу, не спотыкаясь. Я убедил себя, что он скорее передумал, приняв поражение, и я понапрасну заставил своих людей терпеть страх и неудобства.
Мы дрожали. Не от холода, а потому что ночь - это время, когда призраки и духи, эльфы и гномы выходят в Мидгард. Они бесшумно крадутся во тьме. Их можно и не заметить и уж точно их не услышишь, пока они сами не решат объявиться, но они здесь - зло в темноте. Мои люди молчали, преисполненные страха, боясь не Эрдвульфа со своими воинами, а невидимых существ. А со страхом пришли и воспоминания о смерти Рагнара в охваченном жутким пламенем доме.
Я был ребенком, и дрожа вместе с Бридой на холме, наблюдал, как большой дом охватил пожар и он рухнул, и слышал крики умирающих мужчин и женщин. Кьяртан со своими людьми окружили дом и перерезали всех, кто выбегал из огня, всех, кроме молодых женщин, которыми могли попользоваться, одной из них была прекрасная дочь Рагнара, Тайра, ее изнасиловали и опозорили. В конце концов она нашла свое счастье, выйдя замуж за Беокку, она до сих пор жива и теперь монахиня, и я никогда не заговаривал с ней о той ночи огня, когда погибли ее родители. Я любил Рагнара. Он стал моим истинным отцом - датчанин, научивший меня быть мужчиной, он погиб в том пожаре, и я всегда надеялся, что он схватил меч, прежде чем его убили, так что отправился в Вальхаллу и увидел, как я отомстил за него, прирезав Кьяртана на вершине северного холма. В том пожаре погиб и Элдвульф, чье имя так похоже на имя моего нового врага. Элдвульф был кузнецом в Беббанбурге, той крепости, что украл у меня дядя, но сбежал оттуда и стал моим человеком, и именно Элдвульф выковал Вздох Змея на своей огромной наковальне.
Столько смертей. Столько жизней переплела судьба, и теперь мы снова начали этот танец. Смерть Этельреда разожгла чьи-то амбиции, жадность Этельхельма угрожала спокойствию, или, может, это мое упрямство разрушило надежды западных саксов.
- О чем ты думаешь? - спросила меня Этельфлед почти шепотом.
- О том, что нужно найти человека, который унес из Теотанхила Ледяную Злобу, - ответил я столь же тихо.
Она вздохнула, хотя, возможно, это был просто ветер в листве.
- Тебе следует обратиться к Богу, - наконец произнесла она.
Я улыбнулся.
- Ты ведь на самом деле этого не хочешь. Просто должна была это сказать. И вообще, дело не в языческой магии. Отец Кутберт велел мне отыскать меч.
- Иногда я сомневаюсь, что отец Кутберт - добрый христианин.
- Он достойный муж.
- Да.
- Значит, достойный муж может быть плохим христианином?
- Полагаю, что да.
- Значит, недостойный муж может быть хорошим христианином? - спросил я. Она не ответила. - Тогда всё становится понятно про половину епископов. Про Вульфхеда, к примеру.
- Он очень способный человек, - возразила она.
- Но жадный.
- Да, - признала она.
- Жадный до власти, денег и женщин.
Некоторое время она молчала.
- Мы живем в мире искушений, - заговорила она, - и лишь немногие из нас не отмечены перстом дьявола. А больше всего дьявол трудится над божьими людьми. Вульфхед - грешник, но кто из нас не грешен? И думаешь, он не сознает свои ошибки? Не молится, чтобы искупить вину? Он хороший слуга Мерсии. Отправляет закон, хранит казну наполненной и дает мудрые советы.
- А еще сжег мой дом, - мстительно добавил я, - и насколько нам известно, замышляет вместе с Эрдвульфом тебя убить.
Она проигнорировала эти обвинения.
- Есть и много хороших священников, порядочных людей, что кормят голодных, ухаживают за больными и утешают несчастных. И монахини! Так много хороших!
- Я знаю, - ответил я, подумав о Беокке и Пирлиге, Виллибальде и Кутберте, об аббатиссе Хильд, но такие люди редко достигали вершин церковной иерархии. Лишь коварные властолюбцы вроде Вульфхеда получали преимущество. - Епископ Вульфхед, - сказал я, - хочет, чтобы ты исчезла. Хочет сделать королем Мерсии твоего брата.
- И это так уж плохо? - спросила она.
- Да, если они отправят тебя в монастырь.
Она немного поразмыслила.
- В Мерсии уже тридцать лет нет короля. Большую часть этого времени правил Этельред, но лишь потому, что мой отец ему позволил. А теперь, по твоим словам, он мертв. Так кто же будет наследником? Кто будет лучше моего брата?
- Ты.
Она долго не отвечала.
- Ты можешь назвать хоть одного олдермена, который поддержит на троне женщину? - наконец спросила она. - Хоть одного епископа? Аббата? В Уэссексе есть король, и Уэссекс помогал Мерсии выжить все эти тридцать лет, так почему бы странам не объединиться?
- Потому что Мерсия этого не хочет.
- Некоторые не хотят, но большинство хочет. Они хотели бы, чтобы правил мерсиец, но захотят ли они видеть на троне женщину?
- Если это будешь ты. Они тебя любят.
- Некоторые любят, но многие нет. И все посчитают, что женщина-правитель - это противоестественно.
- Противоестественно, - согласился я, - просто смешно! Вы должны ткать шерсть и растить детей, а не править страной. Но всё равно это лучший выбор.
- Или мой брат Эдуард.
- Он не такой воин, как ты.
- Он король, - просто возразила она.
- Значит, ты просто вручишь королевство Эдуарду? Вот, братец, получи Мерсию.
- Нет, - тихо заявила она.
- Нет?
- Почему, как ты думаешь, мы направляемся в Глевекестр? Там состоится собрание витана, должно состояться, и мы позволим им сделать выбор.
- И думаешь, они выберут тебя?
Она помедлила, и я почувствовал, что она улыбается.
- Да, - в конце концов признала она.
Я засмеялся.
- Почему? Ты только что сказала, что ни один мужчина не поддержит женщину в качестве правителя, так с чего им выбирать тебя?
- Потому что ты, может, стар, покалечен, упрям и всех раздражаешь, но они всё равно тебя боятся, так что ты их убедишь.
- Я?
- Да, - подтвердила она, - именно ты.
Я улыбнулся в темноте.
- Тогда давай лучше убедимся, что переживем эту ночь, - предложил я, и именно в этот момент услышал звук стукнувшего по камню на поле к северу от нас копыта, который ни с чем не спутать.
Ожидание закончилось.
Эрдвульф был осторожен. Дверь дома выходила на север, а значит, южная его сторона представляла собой сплошную деревянную стену, и он повел своих людей по полям с юга, чтобы их не заметил стражник, которого я мог бы поставить у двери. Мы услышали звук одного копыта, а потом их стало больше, затем раздалось тихое позвякивание сбруи, и мы задержали дыхание. Ничего не было видно, мы лишь слышали людей и лошадей, находящихся между нами и домом, и вдруг появился свет.
Вспышка света, внезапные языки пламени вдруг появились ближе, чем я ожидал, и я понял, что Эрдвульф зажег ветки, не доходя до дома. Его люди находились не так далеко за деревьями, и внезапный свет заставил меня задуматься, не разглядели ли они нас, но никто из них не оглянулся в сторону спутанных лесных теней. Пламя от первой горящей ветки взметнулось высоко, а потом подпалили еще шесть, от одного пучка соломы поджигая другой. Они подождали, пока все запылают, а потом эти факелы на длинных рукоятях раздали семи всадникам.
- Идите! - отчетливо расслышал я отданный приказ, наблюдая, как все семь всадников с факелами галопом промчались по пастбищу. Они ехали на приличном расстоянии друг от друга, и искры оставляли след за их спинами. Люди Эрдвульфа поехали следом.
Я направил коня к краю леса и там остановился. Мои воины вместе со мной ждали, пока яркие факелы бросят на крышу дома, а люди Эрдвульфа спешатся и вытащат мечи.
- Один из моих предков пересек море, - сказал я, - и захватил скалу, на которой построил Беббанбург.
- Беббанбург? - отозвалась Этельфлед.
Я не ответил. Я смотрел на семь костров, что пока горели слабо. В какой-то момент показалось, что дом не загорится, но потом пламя перешло с мокрого внешнего слоя соломы на плотно слежавшийся внутренний, и как только занялась сухая солома, пламя начало распространяться с ужасающей скоростью. Большая часть людей Эрдвульфа отошла к запертой двери, чтобы устроить там засаду, а значит, они скрылись из нашего поля зрения, хотя некоторые остались верхом, а еще полдюжины стояли с южной стороны дома на случай, если кто-нибудь попытается проломить стену и ускользнуть.
- А какое отношение Беббанбург имеет к нам? - спросила Этельфлед.
- Моего предка звали Айда Несущий Пожар, - ответил я, глядя на полыхающее пламя, а потом глубоко вздохнул. - Сейчас, - крикнул я, вытаскивая Вздох Змея. Меня пронзила боль, но я снова крикнул: - Сейчас!
Эдрик был прав. С Эрдвульфом было не больше тридцати человек, остальные, должно быть, отказались принимать участие в убийстве Этельфлед. А тридцати человек оказалось бы достаточно, если бы мы были внутри. К утру остались бы лишь тлеющие угольки и густой дым, а Эрдвульф стал бы наследником Этельреда, но вместо этого стал моей жертвой, и я пришпорил коня, когда мои воины выскочили из леса и помчались через озаренную пожарищем тьму.
И надежды Эрдвульфа обратились в прах. Всё произошло внезапно и стало просто резнёй. Они ожидали увидеть полусонных и паникующих людей, выбегающих из дверей дома, а вместо этого на них набросились превосходящие числом всадники с копьями, выскочившие из ночи. Мои люди атаковали с обеих сторон дома, устремившись к ожидавшим у дверей воинам, и им некуда было бежать. Мы взмахивали мечами и протыкали их копьями. Я видел, как сын рассек чей-то шлем Вороновым Клювом, видел, как в свете пожара брызнула кровь, видел, как Финан проткнул копьем чей-то живот и оставил оружие торчать в кишках умирающего, вытащив меч, чтобы найти следующую жертву. Гербрухт рубил и рассекал топором шлемы и черепа, постоянно что-то рыча на родном фризском наречии.
Я искал Эрдвульфа. Этельфлед скакала впереди меня, и я крикнул ей, чтобы держалась подальше от схватки. Меня охватила боль. Я развернул коня, чтобы последовать за Этельфлед и отвести ее подальше, и именно в этот момент заметил Эрдвульфа. Он по-прежнему был верхом. Он тоже увидел Этельфлед и помчался к ней вместе с группой воинов, еще оставшихся верхом. Я преградил ему путь. Этельфлед исчезла где-то слева от меня, Эрдвульф находился справа, и я взмахнул Вздохом Змея и полоснул его по ребрам, но удар не рассек кольчугу. Появились другие мои воины, и Эрдвульф дернул поводья и вонзил в бока лошади шпоры.
- За ним! - крикнул я.
Там царил хаос. Всадники пытались развернуться, люди кричали, некоторые пытались сдаться, и всё это в водовороте искр и дыма. В неровном свете сложно было отличить вражеских всадников от своих. Потом я различил мчащегося Эрдвульфа со своими приспешниками и погнался за ними. Пожар был достаточно ярким, чтобы осветить пастбище, отбрасывая длинные черные тени от растущей кочками травы. Некоторые из моих людей последовали за нами, улюлюкая, словно на охоте. Одна из лошадей беглецов споткнулась. Длинные темные волосы седока виднелись из-под шлема. Он оглянулся, заметил, что я нагоняю, и отчаянно вонзил в бока лошади шпоры, а я ткнул Вздохом Змея, целясь острием в основание позвоночника, но меч ударил по высокой луке седла, когда лошадь резко дернулась в сторону. Лошадь опять споткнулась, а седок упал. Я услышал крик. Мой собственный конь шарахнулся в сторону от кувыркающегося жеребца, и я чуть не выпустил из рук Вздох Змея. Мои воины проскакали мимо, из-под копыт их лошадей разлетались комки грязи, но Эрдвульф с оставшимися своими спутниками уже намного нас опередил, растворившись в северном лесу. Я выругался и натянул поводья.
- Хватит! Остановитесь! - услышал я крик Этельфлед и развернулся в сторону горящего дома. Я подумал, что она в беде, но она хотела прекратить резню.
- Больше я не убью ни одного мерсийца! - выкрикнула она. - Хватит!
Выживших согнали в кучу и забрали у них оружие.
Я стоял неподвижно, с охватившей грудь болью и опущенным мечом. Пожар гудел, вся крыша была в огне, наполняя ночь дымом, искрами и кровавыми отсветами. Ко мне подошел Финан.
- Господин? - спросил он с тревогой.
- Меня не задели. Это просто старая рана.
Он отвел мою лошадь обратно, туда, где Этельфлед собрала пленников.
- Эрдвульф ускользнул, - сказал я ей.
- Ему некуда идти, - отозвалась она. - Теперь он изгой.
Балки крыши рухнули, и языки пламени взметнулись выше, усыпав небо яркими искрами. Этельфлед направила лошадь к пленникам, их было четырнадцать и они стояли у амбара. Между домом и амбаром лежало шесть тел.
- Унесите их и закопайте, - приказала Этельфлед. Она взглянула на четырнадцать пленников. - Сколько из вас присягнули на верность Эрдвульфу?
Все кроме одного подняли руки.
- Простой убей их, - пробурчал я.
Она меня проигнорировала.
- Ваш господин теперь изгой. Если выживет, то сбежит в дальние края, к язычникам. Кто из вас желает сопровождать своего господина?
Никто не поднял руку. Они стояли молча и в страхе. Некоторые получили ранения, их головы или плечи кровоточили от порезов мечами, которые нанесли всадники из засады.
- Им нельзя доверять, так что убей их, - сказал я.
- Вы все мерсийцы? - спросила Этельфлед, и все кивнули, кроме того, что не присягал на верность Эрдвульфу. Мерсийцы поглядели на этого человека, и он вздрогнул. - А ты кто таков? - спросила его Этельфлед. Он выжидал. - Говори! - приказала она.
- Гриндвин, госпожа. Из Винтанкестера.
- Западный сакс?
- Да, госпожа.
Я подвел лошадь ближе к Гриндвину. Он был уже в возрасте, может, тридцати или сорока лет, с аккуратно подстриженной бородой, в дорогой кольчуге и с висящим на шее крестом тонкой работы. Кольчуга и крест говорили о человеке, заработавшем за многие годы немало серебра, а не о каком-нибудь искателе приключений, которого бедность погнала на службу Эрдвульфу.
- Кому ты служишь? - спросил я его.
Он снова поколебался.
- Отвечай! - приказала Этельфлед.
Он медлил. Я видел, что он испытывает искушение солгать, но все мерсийцы знали правду, так что он неохотно заговорил.
- Лорду Этельхельму, госпожа, - признался он.
Я язвительно рассмеялся.
- Он послал тебя убедиться в том, что Эрдвульф исполнит его просьбу?
В ответ он кивнул, и я мотнул Финану головой, чтобы отвел Гриндвина в сторонку.
- Береги его, - велел я Финану.
Этельфлед опустила глаза на остальных пленников.
- Мой муж, - сказала она, - дал Эрдвульфу большие привилегии, но Эрдвульф не имел права требовать от вас приносить клятвы в верности ему вместо моего мужа. Он был слугой моего мужа и сам дал ему клятву. Но мой муж мертв, да упокоит Господь его душу, и теперь вы должны хранить верность мне вместо него. Есть ли кто-либо, кто отказывается принести эти клятвы?
Они покачали головами.
- Конечно, они присягнут тебе на верность, - буркнул я, - ублюдки хотят жить. Просто убей их.
Она снова меня проигнорировала, посмотрев на Ситрика, стоявшего у груды захваченного оружия.
- Раздай им мечи, - велела она.
Ситрик взглянул на меня, но я пожал плечами, и он подчинился. Он отнес груду мечей и позволил воинам выбрать свои. Они стояли, держа в руках оружие, по-прежнему неуверенно, гадая, не собираются ли на них напасть, но вместо этого Этельфлед спешилась. Она отдала поводья лошади Ситрику и подошла к четырнадцати воинам.
- Дал ли вам Эрдвульф приказ меня убить? - спросила она.
Они колебались.
- Да, госпожа, - ответил один из старших.
Она засмеялась.
- Значит, вы получили такую возможность.
И она широко раскинула руки.
- Госпожа... - начал я.
- Помолчи! - огрызнулась она, не поворачивая головы. Она глядела на пленников. - Либо убейте меня, либо преклоните колени и присягните в верности.
- Охраняй ее! - рявкнул я сыну.
- Назад! - велела она Утреду, который вытащил Воронов Клюв и двинулся в ее сторону. - Еще дальше! Они мерсийцы. Меня не нужно защищать от мерсийцев.
Она улыбнулась пленникам:
- Кто из вас командует? - спросила она, но никто не ответил. - Тогда кто из вас будет лучшим предводителем?
Они переминались с ноги на ногу, но в конце концов двое или трое подтолкнули вперед самого старшего. Это был тот, который признался, что Эрдвульф намеревался убить Этельфлед. У него было покрытое шрамами лицо, короткая борода и бельмо на глазу. В драке он потерял половину уха, и кровь чернела на волосах и шее.
- Твое имя? - спросила Этельфлед.
- Хоггар, госпожа.
- Тогда с сего момента ты командуешь этими людьми, - объявила она, указав на пленников, - пришли их ко мне одного за другим, чтобы принесли клятвы в верности.
Так она и стояла в одиночестве, освещенная пожарищем, а враги один за одним подходили с мечом в руках, вставали на колени и клялись в верности. И конечно, никто не поднял меч, чтобы ее убить. Я видел их лица, видел, что они были околдованы ею и давали клятвы от чистого сердца. Она умела творить такое с мужчинами. Хоггар последним принес свою клятву, и в его глазах я заметил слезы, когда ее ладони сомкнулись на рукояти его меча, а он произнес слова, связавшие его жизнь с ней. Этельфлед ему улыбнулась и прикоснулась к седым волосам, словно благословляя.
- Спасибо, - сказала она, а потом повернулась к моим воинам. - Эти воины больше не пленники! Теперь это мои люди и ваши товарищи, и они разделят нашу судьбу, и добрую, и худую.
- Но только не этот! - вскричал я, указывая на человека Этельхельма, Гриндвина.
- Не этот, - согласилась Этельфлед, снова прикоснувшись к голове Хоггара. - Перевяжи свои раны, Хоггар, - мягко произнесла она.
А потом вывели на свет пятнадцатого пленника, того длинноволосого всадника, чья лошадь споткнулась передо мной. На нем была длинная кольчуга и шлем с красивой гравировкой, который Эдрик с него стащил.
Это была сестра Эрдвульфа Эдит.
Мы приехали в лагерь Эрдвульфа на заре. Я не рассчитывал найти его там, да его там и не было. Те воины, что отказались сопровождать его ночью, сидели у костров или седлали лошадей. Они запаниковали при нашем появлении, некоторые вскочили в седла, но Финан повел полдюжины человек, чтобы отрезать им путь, и вид обнаженных мечей оказался достаточным, чтобы загнать бегущих обратно к товарищам. Несколько человек были в кольчугах, но никто не выглядел готовым к битве, а все наши воины были верхом, в доспехах и с оружием. Я заметил, как несколько людей Эрдвульфа перекрестились, ожидая, что сейчас начнется резня.
- Хоггар! - резко выкрикнула Этельфлед.
- Госпожа?
- Ты со своими людьми будешь меня сопровождать. Остальные, - она обернулась и пристально посмотрела на меня, - будут ждать здесь.
Она настаивала, что не нуждается в защите от мерсийцев, и в точности так же, как околдовала в ночи Хоггара и его людей, наложила свои чары и на остальное войско Эрдвульфа.
Мне она приказала оставаться в стороне, но я всё равно подъехал поближе, чтобы расслышать ее слова. Священники-близнецы, Цеолнот и Цеолберт, встретившись с ней, уважительно склонились, а потом заявили, что удержали остальных людей Эрдвульфа от участия в ночной атаке.
- Мы сказали им, госпожа, что задуманное - грех, который накажет Господь, - заявил отец Цеолнот. Его беззубый близнец с готовностью кивал в знак согласия.
- А ты сказал им, - громко спросил я, - что не предупредить об этом - тоже грех?
- Мы хотели предупредить тебя, госпожа, - сказал отец Цеолнот, - но они поставили стражу.
Я засмеялся.
- Их было сорок против двух сотен у вас.
Оба священника проигнорировали это замечание.
- Благодарим Господа, что ты жива, госпожа, - прошепелявил Цеолберт.
- Как вы возблагодарили бы Господа, если бы Эрдвульф добился успеха и прикончил леди Этельфлед, - сказал я.
- Хватит! - призвала меня к тишине Этельфлед. Она снова посмотрела на двух священников. - Расскажите мне о муже, - потребовала она.
Оба колебались, переглядываясь, но потом Цеолнот осенил себя крестным знамением.
- Твой муж умер, госпожа.
- Так я и слышала, - произнесла она, и я уловил в ее тоне облегчение от того, что слухи подтвердились. - Я помолюсь за его душу.
- Мы все помолимся, - согласился Цеолберт.
- Он умер мирно, - сообщил другой близнец, - и над ним были совершены все обряды, спокойно и благочестиво.
- Значит, лорд Этельред отправился за своей наградой на небеса, - сказала Этельфлед, а я прыснул от смеха. Она предупреждающе на меня посмотрела, а потом в сопровождении людей, что еще несколько часов назад пытались ее убить, поскакала к остальным мерскийским воинам. То была стража ее мужа, лучшие воины Мерсии, что многие годы являлись ее заклятыми врагами. Хотя я и не мог расслышать, что она им говорит, но видел, как они преклонили перед ней колени. Финан подъехал ко мне, оперевшись на луку седла.
- Они ее любят.
- Да.
- И что теперь?
- Теперь мы сделаем ее правительницей Мерсии.
- Как?
- А ты как думаешь? Убьем всех ублюдков, которые ей мешают.
Финан улыбнулся.
- А, - сказал он, - то есть с помощью убеждения.
- Именно, - согласился я.
Но сначала нам нужно было добраться до Глевекестра, и мы поскакали туда с отрядом из более трех сотен воинов, что еще несколько часов назад сражались друг с другом. Этельфлед приказала поднять свое знамя рядом с флагом мужа. В тех местах, мимо которых мы проезжали, она объявляла, что Мерсией по-прежнему правит ее семья, хотя мы до сих пор не знали, согласятся ли ожидающие в Глевекестре люди с этим заявлением. Я гадал, как Эдуард Уэссекский отнесется к притязаниям сестры. Именно он мог ей помешать, и она подчинилась бы ему, потому что он король.
Ответы на эти вопросы придется подождать, но пока мы ехали, я нашел близнецов-священников, потому что к ним у меня имелись другие вопросы. Они схватились за уздечки, когда я поравнялся с двумя их меринами, и Цеолберт, чей рот я лишил зубов, попытался пришпорить лошадь, но я наклонился и схватил ее под уздцы.
- Вы двое были в Теотанхиле.
- Были, - осторожно подтвердил Цеолнот.
- Великая победа, - добавил его брат, - слава Господу.
- Дарованная всемогущим Господом лорду Этельреду, - закончил Цеолнот, пытаясь меня разозлить.
- Не королю Эдуарду? - спросил я.
- И ему тоже, - поспешно согласился Цеолнот. - Хвала Господу.
Эдит ехала рядом с Цеолнотом под присмотром двух моих людей. Она по-прежнему была в кольчуге, на которой висел яркий серебряный крест. Должно быть, она считала двух священников союзниками, потому что они были такими стойкими приверженцами Этельреда. Она угрюмо поглядела на меня, без сомнений, пытаясь понять, как я намерен с ней поступить, хотя, по правде говоря, у меня не было на сей счет никаких планов.
- Куда, по-твоему, отправился твой брат? - спросил я ее.
- Откуда мне знать, господин? - холодно отозвалась она.
- Ты знаешь, что он объявлен вне закона?
- Полагаю, что так, - отстраненно произнесла она.
- Хочешь к нему присоединиться? - спросил я. - Может, хочешь гнить где-нибудь в долинах Уэльса? Или дрожать от холода в какой-нибудь лачуге у скоттов?
Она поморщилась, но промолчала.
- Леди Эдит, - сказал отец Цеолнот, - может найти приют в святом монастыре.
Я заметил, как ее передернуло, и улыбнулся.
- Возможно, она присоединится к леди Этельфлед? - обратился я к Цеолноту.
- Если того пожелает ее брат, - сурово ответил тот.
- По обычаю, - заявил Цеолберт, - вдова ищет приюта у Господа.
- Но леди Эдит, - я вложил в слово "леди" всё возможное презрение, - не вдова. Она жила во грехе, как и леди Этельфлед.
Цеолнот бросил на меня изумленный взгляд. То, о чем я сказал, было общеизвестно, но он совершенно не ожидал, что я произнесу это вслух.
- Как и я, - добавил я.
- Господь проявляет милость к грешникам, - елейным голосом заметил Цеолнот.
- Особенно к грешникам, - добавил Цеолберт.
- Я это запомню, - заверил я, - когда перестану грешить. Но пока, - обратился я к Цеолноту, - поведай мне, что произошло в конце битвы при Теотанхиле.
Он был озадачен вопросом, но приложил все усилия, чтобы на него ответить.
- Войска короля Эдуарда бросились в погоню за датчанами, - сказал он, - но нас больше заботила рана лорда Этельреда. Мы помогли вынести его с поля битвы, и потому плохо разглядели погоню.
- Но до того, - настаивал я, - вы видели, как я дрался с Кнутом?
- Конечно.
- Конечно, господин, - напомнил я о том, что он не был достаточно учтив.
Он скривился.
- Конечно, господин, - с неохотой повторил он.
- Меня тоже унесли с поля битвы?
- Да, и хвала Господу, ты выжил.
Лживая скотина.
- А Кнут? Что случилось с его телом?
- Его раздели, - сообщил отец Цеолберт, отсутствие зубов придавало речи шепелявость. - И похоронили с остальными датчанами, - он помедлил, а потом заставил себя добавить, - господин.
- А его меч?
Последовало мгновение раздумий, короткий, едва заметный миг, но я его отметил, как и то, что священник отвернулся, произнося эти слова.
- Я не видел его меча, господин.
- Кнут, - сказал я, - был самым устрашающим воином Британии. Его меч зарубил сотни саксов. Это было знаменитое оружие. Кто его забрал?
- Откуда мне знать, господин? - отозвался Цеолнот.
- Возможно, это был кто-то из западных саксов, - туманно признался Цеолберт.
Ублюдки лгали, но я не мог выбить из них правду, других-то способов у меня особо и не было, а скачущая в двадцати шагах позади Этельфлед не одобряла избиение священников.
- Если я обнаружу, что вы мне врете, - сказал я, - то вырву вам проклятые языки.
- Мы не знаем, - твердо заявил Цеолнот.
- Тогда расскажите, что знаете, - велел я.
- Мы уже сказали тебе, господин, ничего!
- О том, кто будет править Мерсией, - закончил я вопрос. - Кто это будет?
- Только не ты! - выплюнул Цеолберт.
- Слушай ты, шелудивая вонючая змея, я не хочу править ни в Мерсии, ни в Уэссексе, ни где-либо еще кроме моего дома в Беббанбурге. Но вы двое поддерживали ее брата, - я кивнул в сторону прислушивающейся к разговору Эдит. - Почему?
Цеолнот поколебался, а потом пожал плечами.
- Лорд Этельред, - сказал он, - не оставил наследника. Нет и ни одного олдермена, который бы стал естественным преемником. Мы обсудили эту проблему с лордом Этельхельмом, и он убедил нас, что Мерсии нужен сильный человек, чтобы защищать ее северные границы, а Эрдвульф - хороший воин.
- Только не прошлой ночью, - заметил я.
Но близнецы не обратили на эти слова внимания.
- И было решено, что он станет править, как наместник короля Эдуарда, - объяснил Цеолнот.
- Так Мерсией будет править Эдуард?
- А кто ж еще, господин? - удивился Цеолберт.
- Мерсийские лорды сохранили бы свои земли и привилегии, - объяснил Цеолнот, - но Эрдвульф командовал бы королевской стражей, как и противостоящей датчанам армией.
- А теперь, когда он сбежал?
Близнецы помедлили, раздумывая.
- Король Эдуард должен править сам, - заявил Цеолнот, - и назначить кого-нибудь командовать мерсийскими войсками.
- Почему бы не свою сестру?
Цеолнот расхохотался.
- Женщину? Командовать воинами? Абсурдная мысль! Задача женщины - подчиняться мужу.
- Святой Павел дал на сей счет совершенно ясные указания, - с готовностью согласился Цеолберт. - Он написал Святому Тимофею, что женщина не должна иметь власть над мужчиной. Писание совершенно четко это разъясняет.
- У Святого Павла были карие глаза? - спросил я.
Цеолнот нахмурился, озадаченный вопросом.
- Мы не знаем, господин, а почему ты спрашиваешь?
- Потому что из него так и сочится дерьмо, - мстительно заявил я.
Эдит засмеялась, почти мгновенно подавив это порыв, а оба близнеца перекрестились.
- Леди Этельфлед должна удалиться в монастырь, - гневно произнес Цеолберт, - и поразмыслить о своих грехах.
Я взглянул на Эдит.
- Вот какое будущее тебя ожидает!
Она снова вздрогнула. Я вонзил в коня шпоры и ускакал. Кто-то знает, где спрятана Ледяная Злоба, подумал я. И я ее найду.
Когда мы добрались до Глевекестра, снова полил дождь. Вода собиралась в лужи на полях, стекала с дороги в забитые камнями канавы и окрашивала каменные римские стены в темный цвет. Мы поскакали к восточным воротам, одетые в кольчуги и шлемы, с щитами в руках и высоко поднятыми копьями. Стражники отступили назад и молча смотрели, как мы проехали под аркой ворот, опустив копья, и с шумом поскакали по длинной улице. Город казался мрачным, возможно, из-за низких темных облаков и воды, лившейся с крытых соломой крыш и смывавшей дорожную грязь в Сэферн. Мы снова опустили копья и знамена, чтобы проехать под аркой ворот дворца, охраняемых тремя воинами, державшими щиты с изображенным на них вставшим на дыбы конем Этельреда. Я придержал своего жеребца и взглянул на самого старшего из троицы.
- Король еще здесь?
- Нет, господин, - покачал он головой, - Король уехал еще вчера.
Я кивнул и пришпорил коня.
- Но королева осталась, господин, - добавил он.
- Королева? - остановился я и обернулся в седле.
- Королева Эльфлед, господин, - он выглядел смущенным.
- У западных саксов нет королев, - ответил я. Эдуард был королем, но Эльфлед, его жена, не носила титула королевы. Так всегда было в Уэссексе. - Ты говоришь о леди Эльфлед?
- Она здесь, господин, - он мотнул головой в сторону самого высокого дома, римского, и я поехал дальше. Значит, дочь Этельхельма здесь? Это означало, что и сам Этельхельм остался в Глевекестре, и конечно, пока я скакал по широкому поросшему травой двору, там было полно людей с его эмблемой в виде застывшего в прыжке оленя на щитах. На других щитах красовался дракон западных саксов.
- Эльфлед здесь, - сказал я Этельфлед, - и возможно, занимает твои покои.
- Покои моего мужа, - поправила она.
Я взглянул на стражу западных саксов, которая взирала на нас молча.
- Они показывают нам, что въехали и не собираются выезжать, - сказал я.
- Но Эдуард уехал?
- Похоже на то.
- Он не хочет, чтобы его вовлекали в этот спор.
- Который нам придется выиграть, - заявил я, - а это значит, что ты переезжаешь в королевские покои.
- Без тебя, - язвительно добавила она.
- Я это знаю! Я могу и на конюшне поспать, но только не ты, - я повернулся и подозвал Рэдвальда, беспокойного воина, многие годы служившего Этельфлед. Он был осторожен, но также верен и надежен.
- Леди Этельфлед поселится в покоях своего мужа, - сказал я ему, - а твои люди будут ее охранять.
- Да, господин.
- А если кто-нибудь попытается помешать ей поселиться в этих покоях, то даю тебе разрешение их прикончить.
Рэдвальд выглядел встревоженным, но Этельфлед пришла ему на помощь.
- Я разделю покои с леди Эльфлед, - резко бросила она, - и не будет никакой резни!
Я снова повернулся к воротам и подозвал стражника, который рассказал мне о том, что Эдуард уехал.
- Эрдвульф вернулся? - спросил я его.
Он кивнул.
- Вчера утром, господин.
- Что он сделал?
- Он приехал в спешке, господин, а через час снова уехал.
- С воинами?
- Восемь или девять, господин. Уехали вместе с ним.
Я отпустил его и подъехал к Эдит.
- Твой брат вчера здесь побывал, остался ненадолго, а потом уехал.
Она перекрестилась.
- Молюсь за его жизнь, - сказала она.
Прошло слишком мало времени, чтобы известия о провалившейся попытке Эрдвульфа убить Этельфлед достигли Глевекестра до того, как он доберется до города, так что никто не подозревал о его предательстве, хотя, без сомнения, все удивились, что он так быстро уехал.
- Зачем он сюда приезжал? - спросил я Эдит.
- А ты как думаешь?
- Так где же он хранил деньги?
- Они были спрятаны в личной часовне лорда Этельреда.
- Отправляйся туда и сообщи мне, если они пропали.
- Конечно, они пропали!
- Я это знаю, и ты это знаешь, но я всё равно хочу убедиться.
- А что потом? - спросила она.
- Потом?
- Что будет со мной?
Я посмотрел на нее и позавидовал Этельреду.
- Ты мне не враг. Можешь присоединиться к брату, если хочешь.
- В Уэльсе?
- Он туда направился?
Она пожала плечами.
- Я не знаю, куда он поехал, но Уэльс ближе всего.
- Просто сообщи мне, пропали ли деньги, - велел я, - а потом можешь ехать.
Ее глаза заблестели, но я не мог сказать, был ли то дождь или слезы. Я соскользнул с седла, содрогнувшись от боли в ребрах, и отправился разузнать, кто правит во дворце Глевекестра.
Мне не пришлось снизойти до ночевки на конюшне, я нашел покои в одном из небольших римских строений. Это был дом с внутренним двориком и единственным входом, над которым был прибит деревянный крест. Нервный управляющий объяснил, что комнаты занимают капелланы Этельреда.
- А сколько у него было капелланов? - спросил я.
- Пять, господин.
- Пять во всем доме? Да тут двадцать могут разместиться!
- И еще их слуги, господин.
- А где же капелланы?
- В церкви, господин. Завтра хоронят лорда Этельреда.
- Теперь лорду Этельреду не нужны капелланы, - заявил я, - так что ублюдки могут выметаться. Поспят на конюшне.
- На конюшне, господин? - нервно спросил управляющий.
- А разве ваш пригвожденный бог не родился на конюшне? - спросил я, а он лишь тупо на меня взирал. - Если конюшня годилась для Иисуса, - сказал я, - то и для проклятых священников тоже сгодится. Но только не для меня.
Мы вышвырнули пожитки священников во двор, а мои люди заняли пустые комнаты. Стиорра с Эльфвинн разделили одну комнату со своими служанками, а Этельстан должен был спать под одной крышей с Финаном и еще полудюжиной воинов. Я позвал паренька в комнату, что занял сам, с низкой кроватью, на которую прилег, потому что боль под ребрами постоянно возвращалась. Я чувствовал, как из раны сочится гной и всякое дерьмо.
- Господин? - беспокойно спросил Этельстан.
- Здесь лорд Этельхельм, - сказал я.
- Я знаю, господин.
- Так скажи мне, чего он от тебя хочет?
- Моей смерти?
- Возможно, - согласился я, - но твой отец этого не хочет. А чего еще?
- Он хочет разлучить нас с тобой, господин.
- Почему?
- Чтобы его внук стал королем.
Я кивнул. Конечно, он знал ответы на мои вопросы, но я хотел воскресить их в его памяти.
- Молодец, - сказал я. - И что он с тобой сделает?
- Пошлет меня в Нейстрию, господин.
- А что случится в Нейстрии?
- Меня убьют или продадут в рабство, господин.
Я закрыл глаза от приступа боли. Выходящие из раны жидкости воняли, как выгребная яма.
- Так как ты должен поступить? - спросил я, открыв глаза, чтобы взглянуть на него.
- Держаться поближе к Финану, господин.
- Ты не сбежишь, - свирепо набросился на него я. - Не будешь искать себе приключений на городских улицах! Не будешь искать подружку! Останешься рядом с Финаном! Понял меня?
- Конечно, господин.
- Ты можешь стать следующим королем Уэссекса, - втолковывал я ему, - но не станешь никем, если умрешь или если тебя запихнут в проклятый монастырь, подтирать зады кучке монахов, так что ты останешься здесь!
- Да, господин.
- И если за тобой пошлет лорд Этельхельм, ты ему не подчинишься. А вместо этого скажешь мне. А теперь иди.
Я закрыл глаза. Проклятая боль, будь она проклята, будь проклята. Мне нужна была Ледяная Злоба.
Она пришла в темноте. Я спал, а Финан или кто-то из слуг принес в комнату высокую церковную свечу. Она чадила, отбрасывая слабый свет на растрескавшуюся и крошащуюся штукатурку стен, а на потолке танцевали странные тени.
Я проснулся от голосов снаружи, один был просящим, а другой сердитым.
- Впустите ее, - приказал я, и дверь отворилась, так что пламя свечи задрожало и запрыгали тени. - Закрой дверь, - велел я.
- Господин... - начал было воин, стоящий на страже.
- Закрой дверь, - повторил я, - она не собирается меня убивать.
Хотя боль была такой, что я бы не возражал, если бы убила.
Эдит неуверенно вошла. Она переоделась в длинное платье из темно-зеленой шерсти, подпоясанное золотистым шнуром и окаймленное широкой полосой вышивки с желтыми и голубыми цветами.
- Разве ты не должна носить траур? - грубо поинтересовался я.
- Я в трауре.
- И?
- Думаешь, мне обрадуются на похоронах? - колко поинтересовалась она.
- А ты думаешь, мне обрадуются? - спросил я и засмеялся, о чём пожалел.
Она с волнением посмотрела на меня.
- Деньги исчезли, - наконец произнесла она.
- Конечно, исчезли, - поморщился я от боли, - Сколько?
- Не знаю. Много.
- Мой кузен был щедр, - язвительно заметил я.
- Да, господин.
- Куда девался этот засранец?
- Сел на корабль, господин.
Я удивленно посмотрел на неё.
- Корабль? У него недостаточно людей, чтобы управлять кораблем.
Она покачала головой.
- Может, и недостаточно. Но Селла дала ему хлеба и ветчины, а он сказал ей, что найдет рыбацкую лодку.
- Селла?
- Служанка на кухне, господин.
- Хорошенькая?
Она кивнула.
- Весьма.
- И твой брат не взял ее с собой?
- Он просил, но она отказалась.
Значит, Эрдвульф уехал, но куда? У него была лишь горстка воинов и куча денег, и ему нужно было где-то укрыться. Рыбацкая лодка имела смысл. Несколько человек Эрдвульфа не смогут грести, ее может нести ветер, но куда? Предложил ли ему Этельхельм приют в Уэссексе? Я в этом сомневался. Эрдвульф был полезен Этельхельму, только если бы смог избавить олдермена от Этельстана, а это ему не удалось, так что он не в Уэссексе и уж точно не в Мерсии.
- Твой брат моряк?
- Нет, господин.
- А его люди?
- Сомневаюсь, господин.
Значит, едва ли они смогут плыть под парусом от Сэферна до Нейстрии на маленькой лодке, так что наверняка направятся в Уэльс или в Ирландию. И если повезет, датский или норвежский корабль увидит их лодку, и Эрдвульфу придет конец.
- Если он не моряк, - сказал я, - и ты его любишь, то лучше молись о хорошей погоде, - произнес я язвительно и решил, что был слишком груб. - Спасибо, что рассказала.
- Спасибо, что меня не убил, - откликнулась она.
- Или не послал тебя помогать Селле на кухне?
- И за это тоже, господин, - скромно согласилась она, а потом сморщила нос от наполнившей комнату вони. - Это от твоей раны? - спросила она, и я кивнул. - Я ощущала тот же запах, когда умер отец, - продолжала она, а потом замолчала, но я ничего не ответил. - Когда в последний раз перевязывали рану? - спросила она.
- Неделю назад или больше. Не помню.
Она резко повернулась и вышла из комнаты. Я закрыл глаза. Почему уехал король Эдуард? Он не был близок с Этельредом, но всё равно казалось странным, что он покинул Глевекестр до похорон. Но он оставил Этельхельма, своего тестя и главного советника, представляющего стоящую за троном Уэссекса власть, и я решил, что Эдуард хотел держаться подальше от того грязного дела, которое задумал Этельхельм - удостовериться, что мерсийская знать назначит Эдуарда правителем Мерсии и побудит Этельфлед удалиться в монастырь. Будь он проклят. Я еще не умер, а пока я жив, я буду бороться за Этельфлед.
Прошло некоторое время. По ночам, заполненным болью, оно тянулось медленно, но потом дверь снова отворилась и вернулась Эдит. Она несла чашу и куски ткани.
- Я не хочу, чтобы ты чистила рану, - рявкнул я.
- Я делала это для отца, - объяснила она, а потом встала на колени у кровати и откинула шкуры. Она поморщилась от запаха.
- Когда умер твой отец? - спросил я.
- После битвы при Фирнхамме, господин.
- После?
- Его ранили в живот, господин, и он протянул пять недель.
- То было почти двадцать лет назад.
- Мне было семь, господин, но он не позволял никому другому за собой ухаживать.
- Даже твоей матери?
- Она тогда уже умерла, господин.
Я почувствовал, как ее пальцы расстегивают ремень у меня на поясе. Она была аккуратной. Стянула с меня тунику, оторвав ее от прилипшего гноя.
- Ее нужно чистить каждый день, господин, - неодобрительно вымолвила она.
- Я был занят, - сказал я, чуть не добавив, что был занят тем, что пытался помешать гнусным намерениям ее братца. - Как звали твоего отца? - спросил я вместо этого.
- Годвин Годвинсон, господин.
- Я его помню, - отозвался я. Я и правда помнил этого худого воина с длинными усами.
- Он всегда говорил, что ты величайший воин Британии, господин.
- Должно быть, эта точка зрения пришлась по душе лорду Этельреду.
Она приложила к ране кусок ткани. Она подогрела воду, и это прикосновение было на удивление успокаивающим. Эдит держала ткань, пока она впитывала засохшую на ране смесь.
- Лорд Этельред тебе завидовал.
- Он меня ненавидел.
- И это тоже.
- Завидовал?
- Он знал, что ты настоящий воин. Называл тебя дикарем. Говорил, что ты как собака, что бросается на быка. Ничего не боишься, потому что ничего не соображаешь.
Я улыбнулся.
- Может, он и прав.
- Он был неплохим человеком.
- Думаю, что да.
- Всё потому что ты был любовником его жены. Мы выбираем стороны, господин, и иногда верность не дает нам возможности выбирать точку зрения.
Она бросила первый кусок ткани на пол и приложила к моим ребрам второй. Тепло, казалось, растворило боль.
- Ты его любила, - сказал я.
- Он любил меня.
- И высоко вознес твоего брата.
Она кивнула. При свете свечи ее лицо казалось суровым, лишь губы были мягкими.
- Он высоко вознес моего брата, - повторила она, - а Эрдвульф - умный воин.
- Умный?
- Он знает, когда драться, а когда нет. Он знает, как обмануть врага.
- Но не дерется в первом ряду, - презрительно заметил я.
- Не каждый человек на это способен, господин, но разве ты назовешь воинов во втором ряду трусами?
Я проигнорировал этот вопрос.
- И твой брат собирался убить меня и леди Этельфлед.
- Да, - подтвердила она, - собирался.
Я улыбнулся этому честному признанию.
- Так лорд Этельред оставил тебе деньги?
Она взглянула на меня, первый раз отведя глаза от раны.
- Как мне сказали, его последняя воля зависит от того, женится ли мой брат на леди Эльфвинн.
- То есть у тебя нет ни пенни?
- У меня есть украшения, что мне подарил лорд Этельред.
- И надолго ли их хватит?
- На год, может, на два, - уныло ответила она.
- Но по завещанию ты ничего не получишь.
- Если только леди Этельфлед не проявит щедрость.
- С какой стати ей это делать? - спросил я. - Зачем ей давать деньги женщине, что спала с ее мужем?
- Ей незачем, - спокойно ответила Эдит, - но ты бы мог.
- Я?
- Да, господин.
Я слегка вздрогнул, когда она начала начисто вытирать рану.
- С какой стати мне давать тебе денег? - хрипло спросил я. - Потому что ты шлюха?
- Так меня называют.
- А ты шлюха?
- Надеюсь, что нет, - ровным голосом произнесла она, - но думаю, что ты дашь мне денег по иной причине.
- По какой же?
- Потому что я знаю, что случилось с мечом Кнута, господин.
Я бы расцеловал ее, и когда она закончила чистить рану, я так и сделал.
