Глава 6
После отхода русских войск к реке Сан генерал Август фон Макензен вынужден был приостановить наступление почти на неделю с целью укрепления тыла и переброски тяжелой артиллерии на новые позиции. Проведя все необходимые мероприятия, командующий Одиннадцатой германской армией, состоящей из двенадцати корпусов и нескольких отдельных частей, возобновил наступление. 2 июня войска Макензена взяли Перемышль и овладели средним течением Сана. В низовьях же этой реки успех сопутствовал русской армии.
Успешно действовали и части, прикрывавшие Львов. В боях 7 – 15 июня австрийские войска попытались форсировать Днестр и охватить Львов, но были отброшены к городу Стрыю, понеся огромные потери.
Однако это не привело к кардинальному изменению обстановки. Армии Макензена удалось сбить русские войска с рубежа, открывавшего дорогу на Львов. В результате части генерала Алексеева 9 июня оставили этот стратегически важный город.
Командующий Одиннадцатой германской армией провел перегруппировку, направил все свои корпуса на север. С 13 по 16 июня шли ожесточенные бои на самом укрепленном рубеже русских войск: река Танев – Рава-Русская. Изрядно измотав противника, наши части по приказу оставили рубеж и отошли в северном направлении. Они прибегли к тактике контратак, которые имели успех и затормозили продвижение немцев. Макензен вновь был вынужден останавливать войска. Его армия была усилена тремя новыми дивизиями.
Русские войска отступили из Галиции на рубеж Холм – Владимир-Волынский.
22 июня в городе Седлец, который расположен в долине реки Ливец, притока Буга, состоялось расширенное совещание русского командования, на котором было принято решение беречь живую силу, дабы выиграть время в целях развертывания военной промышленности в тылу страны. Без крайней необходимости в бои не вступать, проводить организованное, постепенное отступление на новые рубежи.
Сразу после совещания Северо-Западному фронту была передана Третья армия генерала от инфантерии Леонида Вильгельмовича Леша. Теперь их там стало семь.
Осуществив Горлицкий прорыв, немецкое командование приступило к реализации второго этапа кампании и нанесло удар из Восточной Пруссии. 30 июня в районе Прасныша перешла в наступление Двенадцатая германская армия генерала от артиллерии Макса фон Гальвица. Против нее стояли две русские: Первая, генерала от кавалерии Александра Ивановича Литвинова, и Двенадцатая, генерала от инфантерии Алексея Евграфовича Чурина. При этом германские войска имели преимущество и в численности личного состава, и в вооружении, особенно в артиллерии. На одно русское орудие приходилось почти четыре немецких.
После артподготовки и мощной атаки германцы завладели главной полосой обороны, но на этом успех был исчерпан. Замысел Гинденбурга и Макензена провалился. Противник не смог уничтожить русские армии.
За шесть дней упорных боев немцы не достигли даже реки Нарев. Стойкость и героизм русских офицеров и солдат заставили генерала Гальвица прекратить наступление. Он начал подтягивать тылы и резервы, проводить перегруппировку для организации нового наступления. Мужество бойцов Первой и Двенадцатой армий полностью сорвало план германского штаба по окружению русских войск.
2 июля вновь начала наступление армия Макензена. После тяжелых боев русские части, исполняя приказ командования, отошли на рубеж Ивангород – Люблин – Холм. Не желая прямого столкновения, Макензен 9-го числа отдал приказ войскам переправиться через реку Вислу севернее Ивангорода.
Кстати, просьба не перепутать. Упомянутый Ивангород находится в Польше, возле Демблина. Русский город с тем же названием стоит на реке Нарве.
Русская армия провела серию удачных контрударов, нанесла германцам и австрийцам значительный урон. Однако, опять-таки во исполнение приказа, войска не стояли насмерть и продолжали постепенный отход. 22 июля были оставлены Варшава и Ивангород. Отступление проводилось организованно. В окружение попала только крепость Новогеоргиевск, куда не успел дойти приказ командующего фронтом.
Генерал Алексеев просчитал замысел Гинденбурга и Макензена провести охват русских войск со стороны реки Неман. Он своевременно усилил Виленское направление.
В связи с начавшимся наступлением германцев со стороны Нарева русское Верховное командование отдало приказ войскам об отходе на линию обороны Осовец – Влодава. Планировалось и дальнейшее отступление.
В таких условиях дальнейшее сопротивление крепости Осовец теряло значение. Ее гарнизон, тяжелая артиллерия и арсенал представляли огромную ценность для армии. Посему великий князь Николай Николаевич отдал приказ готовить крепость к эвакуации.
С 4 по 8 августа включительно гарнизон и приданные ему части вывозили из Осовца имущество и боеприпасы. Укрепления были подготовлены к подрыву, разработан план эвакуации.
В ночь с 8 на 9 августа из Осовца вывезли все вооружение, а потом гарнизон начал покидать крепость. Шел дождь. Солдаты тащили на себе пушки, саперы закладывали взрывчатку в форты и казематы.
Командующий крепостью генерал-майор Бржозовский покинул пустой Осовец последним. Он прошел полверсты, оказался на позиции саперной группы и лично осуществил подрыв. Осовец, продержавшийся полгода, взлетел на воздух.
13 августа была проведена эвакуация из Брест-Литовска. Чуть позже русские войска с боями оставили Гродно.
В течение лета 1915 года Россия потеряла Галицию, Литву, Польшу. Но стратегический план Гинденбурга, предусматривавший полный разгром русской армии, не удался.
Неудачи на фронте стали сильным ударом для царя. С началом войны он редко спал больше шести часов в сутки.
В один из поздних вечеров, когда пришло сообщение о том, что русские войска оставили Польшу, Николай Александрович сидел в своем кабинете, глядел на карту и тяжело переживал происходящее.
В комнату неожиданно вошла императрица Александра Федоровна.
Она шагнула к мужу, обняла его за плечи и спросила:
– Какие мысли беспокоят тебя, Ники?
– О чем может думать император государства, ведущего войну?
– На фронте все так плохо?
– Поражение нашей армии приобретает катастрофический масштаб, что угрожает существованию страны. Сможем ли мы изменить обстановку и остановить врага, или нам придется, как в восемьсот двенадцатом году, отойти далеко в глубину страны? Неужели принесенные жертвы были напрасны?
Александра Федоровна присела в кресло.
– Мне кажется, ты сильно усложняешь ситуацию, Ники. У России большие возможности, боеспособная армия, практически неограниченные ресурсы. Такое государство не может быть порабощено.
– Все это верно, дорогая Аликс. Но глубина страданий от войны, отправка мужчин на фронт, постоянные сборы денег и продовольствия для армии подрывают нашу мощь. Увы, без этого нельзя. Мобилизация ведет к неминуемой нехватке рабочих рук в сельских районах. В городах растет стоимость жизни. Сбои в работе железных дорог не позволяют вовремя подвозить продовольствие. Налицо и значительный приток беженцев. В народе говорят о предательстве, саботаже. Люди полны самых мрачных ожиданий.
– Русское общественное мнение, Ники, весьма переменчиво и склонно к преувеличению. Как в печали, так и в радости. Победы вызывают в народе восторг и патриотический подъем, поражения тут же рождают панику, необоснованные обвинения, поиск надуманного врага. Такова Россия, Ники. Я всегда говорила, что ты сам должен возглавить русскую армию. Ты в первые месяцы войны придерживался той же мысли, но поддался уговорам министров и жалел об этом. Я же все видела и сейчас замечаю.
– Да, Аликс, мне тяжело быть вдали от войск. Здесь я словно в какой-то прострации, постепенно теряю решимость и волю. Повсеместно распространяются нелепые слухи, и, что печально, люди им верят. На фронте же у всех одна идея – победить любой ценой. Несмотря на потери, отступления, солдаты и офицеры не сомневаются в полной победе. Это я почувствовал во время поездки на фронт. Там люди дерутся и умирают за свою страну. Я тоже хочу быть среди них, а не во дворце. С другой стороны, у меня нет веских причин для отстранения от командования великого князя Николая Николаевича. В первый год войны он доказал свою преданность монархии, продемонстрировал характер и волю. Такой человек не способен на предательство.
– Я не была бы столь категорична. Да, авторитет великого князя растет, несмотря ни на что. Но в этом-то и кроется опасность.
– О чем ты говоришь, Аликс?
– О том, дорогой, что великий князь способен погубить тебя. Имея неограниченное влияние в войсках, ему совершенно не сложно довести дело и до дворцового переворота. Я уверена, что Николай желает занять трон. До меня тоже доходят сплетни об этом. Многие говорят о заговоре, цель которого – чуть ли не насильственное заточение меня в монастырь, естественно, во время твоего отсутствия.
– Это полная чушь. Кто передает тебе подобные слухи? Впрочем, можешь не отвечать. Это, конечно же, Анна Вырубова, которая боготворит Распутина. Не он ли вкладывает в ее уста эти грязные домыслы? И потом, почему ты стала вмешиваться в политику?
– Мое единственное желание, Ники, быть полезной тебе. Теперь насчет Григория. Вспомни, как он спасал нашего Алешу, когда ученые врачи считали, что сделать ничего нельзя!
Николай резко встал:
– Господи, Распутин, Распутин, Распутин! Да, он спаситель сына, да, ему удается то, что за гранью восприятия, но ты уже отождествляешь его со всем русским народом. Я благодарен старцу за его заботу о сыне, но не кажется ли тебе, Аликс, что Григорий начал влезать в дела, совершенно его не касающиеся?
Александра Федоровна вздохнула:
– Вот, Ники, и тебя настроили против Распутина.
– Никто не настраивал меня, и Григория я не прогонял. Он живет в хорошей квартире, по-моему, даже со своей дочерью. Я не препятствую вашему общению. Ты считаешь его посланником Божьим, чудотворцем – сколько угодно. Но к делам государственным я его не допущу!
– Хорошо, – согласилась Александра Федоровна, видя раздраженность мужа. – Оставим старца в покое. Ты говорил, что у тебя нет причин сместить великого князя Николая. А разве во время тяжких испытаний, войны, в которой решается судьба государства, массы русского народа должен вести к победе не царь, а какой-то другой человек? Разве не царь является для русского мужика символом единства, величия и славы страны, главой государства? Великий князь Николай затмил собой образ помазанника Божьего. Скажи, пожалуйста, за какие такие заслуги он представляется спасителем России? За то, что армия, находящаяся под его командованием, терпит одно поражение за другим?
Николай возразил:
– Но он добивался и крупных успехов.
– Вот именно что добивался, когда вся ситуация способствовала этому, война только начиналась, и Вильгельм не держал на русском фронте значительных сил. А стоило кайзеру изменить стратегию, и куда делись наши успехи? Вот ты смотрел на карту. На Польшу. Она была русской, а сейчас чья? Чья Галиция? Где те успехи первого года войны?
Государь внимательно посмотрел на супругу:
– Ты стала неплохо разбираться в военном деле, Аликс. Откуда это? Насколько я знаю, в университете этому не учат.
– Этому учит жизнь, Ники. Сейчас, когда Россия переживает сильнейший кризис, ты просто обязан стать во главе армии.
Если бы этот разговор состоялся месяц назад, то Николай отклонил бы предложение жены. Но теперь, когда немцы захватили Польшу и продвигались по русской земле, колебаться он просто не имел права. Вовсе не Александра Федоровна сыграла тут главную роль. Государь сам принял решение возглавить русскую армию. Но Николай Александрович не желал обидеть горячо любимую супругу, видел ее переживания и искреннее желание помочь мужу. В тот вечер он сделал вид, что поддался на уговоры.
Николай улыбнулся и сказал:
– Ты права, Аликс, настало время мне встать во главе армии. Я принимаю это решение.
Александра Федоровна обняла мужа:
– Ты настоящий государь великой державы.
– Благодарю, Аликс. Ступай!
– А ты?
– Мне еще поработать надо.
– Но уже так поздно, дорогой!
– Я недолго.
– Буду ждать тебя.
Николай поцеловал супругу.
Как только императрица вышла, он достал из коробки папиросу, закурил. Решение принято: царь встает во главе своей армии. Но как обосновать отстранение от должности великого князя Николая? То обстоятельство, что он будет снят в период поражений русской армии, как бы является признанием его ответственности за эти неудачи, хотя винить в этом великого князя никак нельзя.
Произошло то, что и должно было. Вильгельм, взбешенный отказом России заключить сепаратный мир или хотя бы перемирие, бросил на восток значительные силы, дабы наказать строптивого родственника.
Однако в обществе сложится мнение, что император отстранил Николая Николаевича от командования, наказывая его за промахи, допущенные в управлении войсками. Ситуация несправедливая и оскорбительная для великого князя.
Но и оставить Николая Николаевича без должности тоже никак нельзя. Слишком уж велик его престиж в армии. Это надо учитывать.
Остается одно решение, пожалуй, самое удобное – назначить Николая Николаевича генерал-губернатором Кавказа и командующим войсками, противостоящими Турции. Так государь и решил.
20 августа 1915 года в Царском Селе по указанию императора был собран Совет министров. Никто, даже глава правительства, не знал, по каким вопросам государь созывает совещание.
На повестке дня оказался один пункт. Николай объявил о своем решении освободить от занимаемой должности великого князя Николая Николаевича и взять Верховное командование армией в свои руки.
Данная новость шокировала всех без исключения министров. Они начали уговаривать государя изменить решение, говорили, что оно может иметь серьезные последствия для общего положения страны.
Министры напоминали царю о его многочисленных обязанностях, не связанных с армией, убеждали Николая Александровича не брать на себя дополнительную нагрузку. Находясь большую часть времени не в столице, а в ставке, почти в пятистах верстах от Петрограда, император не сможет осуществлять эффективное управление государством.
Немаловажным доводом являлось и то обстоятельство, что царю не стоит становиться во главе войск в столь критический момент. Ведь в случае новых поражений резкой критике, исходящей из всех слоев общества, подвергнется уже не великий князь, а сам государь, что неминуемо грозит подрывом его авторитета и власти в целом.
Однако Николай отверг все доводы, просьбы, попытки убеждения. Он не изменил своего решения, вечером 22 августа попрощался с семьей и с немногочисленной свитой отбыл в город Могилев, куда в то время была переведена ставка. На следующий день Николай подписал приказ, которым объявлял войскам о своем решении лично возглавить их.
Великий князь Николай Николаевич покинул ставку и отправился на Кавказ вместе с генералом Янушкевичем, который был отстранен от исполнения обязанностей начальника Генерального штаба. Эту должность занял генерал Алексеев. Данное назначение вызвало удовлетворение в среде военных.
Во Франции и Англии решение российского императора было воспринято не без удивления и опаски. Но союзники расценили этот поступок как подтверждение незыблемости обязательств России по отношению к Антанте. В английской и французской прессе выражалась надежда, что решение царя поднимет дух русского войска и поспособствует победе в войне.
Мнения в русской печати поначалу резко разделились, но затем одна за другой последовали восторженные статьи.
Присутствие государя действительно подняло боевой дух армии. Это решение царя воспринималось как проявление его личного мужества и безграничной веры в свой народ.
Через несколько дней ситуация на фронте резко изменилась к худшему.
После взятия 9 августа крепости Ковно немецкое командование перенесло направление главного удара севернее Вильно, в район города Свенцяны.
Десятая германская армия генерала Германа фон Эйхгорна перешла в наступление. Она имела задачу обойти Вильно с севера и окружить части Десятой русской армии генерала от инфантерии Евгения Александровича Радкевича.
Русское командование усилило этот участок фронта тремя корпусами, что способствовало удержанию района Вильно. До начала сентября шли встречные бои, в ходе которых немцы понесли большие потери.
Германское командование, потерпевшее неудачу, изменило план дальнейших действий, усилило резервами свою Десятую армию. 27 августа немцы опять начали наступление на город Свенцяны, ударили в место соприкосновения Пятой и Десятой русских армий.
На следующий день немцам удалось пробить русскую оборону севернее Вилькомира. В прорыв была брошена немецкая кавалерия, которая оттеснила русскую и пошла по тылам.
1 сентября германские части заняли Вилейку и вплотную подошли к Молодечно. Передовые разъезды устремились к Минску.
Но германская конница, лишенная поддержки пехоты и артиллерии, в конце концов выдохлась. 3 сентября она была остановлена частями вновь сформированной Второй русской армии генерала от инфантерии Владимира Васильевича Смирнова. Он не только остановил, но и разгромил немецкие кавалерийские части, отбросил их к озеру Нарочь.
К 19 сентября фронт стабилизировался на линии Нарочь – Тернополь.
Покровский продолжал находиться в Петрограде. Сколько он ни связывался с полковником Григорьевым, пытаясь добиться аудиенции, в ответ слышал одно и то же: «Император не может вас принять».
Вот и сегодня утром князь вновь позвонил Григорьеву, намереваясь просить отправки на фронт, на что требовалось разрешение государя. Ведь обязанности командира группы офицеров по особым поручениям императора Николай с него не снял.
Однако и на этот раз Покровский получил отрицательный ответ. Его просьба была отклонена. Ему предписывалось находиться в столице до особого распоряжения.
Князь не находил себе места. Он узнал о решении царя вступить в командование армией из прессы. Григорьев и на этот счет не дал никаких разъяснений.
Впрочем, Покровский и не рассчитывал на них. Он просто не понимал, почему государь фактически отказался от услуг группы порученцев, но не отпускает его на фронт. В том, что решения Николай принимает лично, никаких сомнений не было. Полковник Григорьев не решился бы говорить от имени императора.
А тут еще графиня Долгова продолжала свои интриги. Князь ни разу не встречался с этой женщиной, но по городу ползли слухи о его интимной связи с графиней.
Дошло до того, что претензии выставил ее муж. Он обвинил Покровского во всех смертных грехах, но быстро умерил пыл, когда князь предложил ему дуэль, прямо как в старые добрые времена.
Покровский тосковал, он вынужден был вести одинокую жизнь обычного мещанина. Чтобы как-то развеяться, он стал по утрам совершать долгие пешие прогулки, облачаясь в гражданское платье. Надевать военную форму в сложившейся ситуации князь считал неуместным.
Вот и сегодня, в тихий солнечный день, он, как всегда, вышел из дома и направился к набережной. Князь шел, стараясь ни о чем не думать, но проклятые мысли не давали покоя.
Почему все-таки император вдруг так изменил отношение к нему? Только из-за того, что он немного вышел из рамок тайных переговоров с бароном фон Вейсе? Но тот действительно высказал интересное предложение, с которым государю следовало хотя бы ознакомиться. Или в охлаждении отношений сыграло роль что-то иное? Ответов на эти вопросы у Покровского не было.
День выдался теплым, после ночного дождя дышалось легко. А настроение – хоть стреляйся. Так он шел по набережной, не замечая никого.
И вдруг за его спиной неожиданно раздался немного хриплый и очень знакомый голос:
– Князь?
Покровский резко обернулся.
Перед ним, улыбаясь и покашливая, стоял поручик Дольский.
– Граф? Вы?
– Я, господин генерал-майор. Сразу и не узнал вас в штатском.
Покровский не мог скрыть радости:
– Граф, дорогой, откуда вы взялись?
– Оттуда, Алексей Евгеньевич, куда вы послали меня.
– Черт побери, я совсем растерялся. Конечно же, с фронта, но вы бледны, и у вас кашель. Вы были ранены? Простудились? Где воевали? Как попали в столицу? Хотя нет, не отвечайте. Точнее, не здесь. Идемте ко мне, там обо всем и поговорим, если, конечно, вы не спешите куда-то в другое место.
– Я никуда не спешу, князь.
– Тогда ко мне. Здесь недалеко.
– Да, я помню, где вы живете, – сказал поручик и вновь улыбнулся.
– Я в полной растерянности, а радость переполняет. Отсюда и смятение.
– Вам надо успокоиться. У меня для вас хорошие новости.
– Да? И какие?
– Вы успокойтесь. Давайте пройдем к вам, там и поговорим, как вы предложили только что.
– Да, конечно. Эх, граф, если бы вы знали, как я рад видеть вас!
– Я тоже рад, Алексей Евгеньевич. – Поручик закашлялся.
Покровский наклонился к нему:
– Вам плохо, Алексей Юрьевич? Нужна помощь?
– Нет-нет, князь, это сейчас пройдет. Простите меня.
– О чем вы говорите, поручик? Да, кстати, вы давно в столице?
– Третий день.
– А до этого? Но обо всем дома. У меня сейчас горничная – прелесть. Деревенская девушка, но такая чистюля, а какие пельмени готовит и борщ! Ничего подобного ни в одном ресторане не найти. Идемте. Или извозчика нанять?
– Ни к чему, мне полезно быть на свежем воздухе.
– Хорошо, тогда пойдемте пешком.
Князя Покровского и гостя встретил денщик генерал-майора Степан Рубейко и спросил, какие будут распоряжения.
Князь повернулся к поручику:
– Для начала обед, граф?
– Благодарю, рано. Я привык обедать после двух.
– Ну и хорошо. Ты, Степан, передай Лиде, чтобы приготовила обед на двоих и накрыла стол в два часа, а прямо сейчас принесла в кабинет фрукты. Мы пройдем туда. Там нам будет удобнее.
Молодая скромная девушка принесла в вазе яблоки, груши, сливы.
– Выпьем коньяка, граф? За встречу.
– Вообще-то мне нельзя, Алексей Евгеньевич, но как не выпить за такую встречу? Лучше бы водочки.
– Найдется и она. – Покровский достал из шкафа початую бутылку водки и две рюмки.
Офицеры выпили. Поручик вновь закашлялся.
– Объясните, граф, что с вами?
– Это результат отравления газами.
– Вы служили в крепости Осовец?
– Так точно, как и было приказано вами.
– Сейчас об Осовце очень много говорят. Часто появляются статьи о героизме ее гарнизона. Однако находятся людишки, которые пытаются представить оборону Осовца как совершенно бесполезное дело. Расскажите, что там было на самом деле.
Дольский поудобнее устроился в кресле.
– Если вас это так интересует, извольте. Я прибыл в крепость как раз перед третьим штурмом. В день представления и получения назначения командиром одной из рот германские войска начали общее наступление. Моя рота входила в полк, занимавший передовую позицию. Немцы сосредоточили против Осовца около полутора десятков батальонов, примерно тридцать тяжелых осадных пушек и несколько десятков полевых батарей. Наша артиллерия часто сосредотачивала огонь по обнаруженным вражеским орудиям, действовала очень грамотно. Некоторые пушки стояли в бетонированных укрытиях и, естественно, не имели возможности маневрировать. Остальные же постоянно меняли позиции, и это путало противника. Начальник гарнизона вселял в солдат уверенность в несокрушимости крепости. Он часто бывал на позициях. Я еще не освоился в должности, даже не познакомился со всем личным составом, как немцы начали активные действия. Работали они стандартно: мощная артподготовка, затем попытка штурма. На нас играло то обстоятельство, что по мере выравнивания фронта, его смещения, немцам приходилось вести главным образом лобовые атаки, которые не без труда, но успешно отбивал гарнизон. В том числе солдаты и офицеры моей роты. Всем было ясно, что если бы немцам удалось прорваться к крепости, то русские части вынуждены были бы отступать по узкому коридору, при постоянных ударах не только во фланг, но и в тыл. Учитывая усталость войск, недостаток боеприпасов, а где-то и их полное отсутствие, забитость тыла всевозможными обозами, подобное положение могло стать роковым для наших двух армий. Это как минимум. Поэтому гарнизон стоял насмерть. Во втором бою я получил легкое ранение руки. Слава богу, пуля прошла навылет, не задев кость, и после перевязки я смог продолжить руководство подразделением. Не буду утомлять вас, князь, скажу лишь то, что все потуги германцев захватить крепость заканчивались неудачей. Тогда, оценив обстановку, германское командование решило пойти на варварский шаг: попытаться взять Осовец газовой атакой.
Покровский кивнул:
– Я читал об этом в прессе, но не мог понять, почему гарнизон не воспользовался специальными масками.
– Воспользовался. Но они, эти самые маски, которые имелись в ротах, оказались совершенно непригодными для защиты от газов. Да, возможность такой атаки предусматривалась, особенно когда разведка донесла о размещении на позициях противника нескольких тысяч баллонов с газами, но все предпринятые меры защиты оказались недейственными. Я не сказал, что части гарнизона находились на позициях не постоянно. В дневное время большие силы отводились в тыл на отдых, в самой же крепости оставалось незначительное количество войск. Передовая позиция, именуемая Сосненской, держались ночью тринадцатью ротами, днем – девятью. У противника в первой линии было около десяти батальонов, во второй – три. 24 июля перед рассветом один батальон полка, как и всегда, отошел в Заречный форт. На позиции осталось девять рот, среди них и моя. Отлично помню холодное утро, северный ветер. Ровно в 4 часа утра, как только начало светать, туман постепенно стал принимать темно-зеленый окрас, сначала в отдельных местах, затем повсеместно. Нам стало ясно, что немцы применили газы. Буквально минут за пять ядовитое облако хлора накрыло передние окопы Сосненской позиции, а затем и крепости. Солдаты и офицеры пытались спрятаться от этой зеленой смерти, но где? Маски не помогали, гимнастерки, которыми обмывали лица, тоже. Повсюду хрип. Я почувствовал удушье, содрогался от кашля. Мне казалось, что легкие рванутся на части. Я упал, но заставил себя, уж не знаю какой силой, подняться и отдать команду «к бою». Рядом такой же поручик с окровавленным лицом хрипел, гнал всех на позиции. Солдаты поднимались. От кашля винтовки прыгали в их руках, но эти отравленные люди, мои бойцы, продержались до подхода подкрепления. Ветер немного изменился и начал относить газ в сторону. В районе крепости он был довольно разреженным. Но на позиции много бойцов погибло сразу же, на них страшно было смотреть. Не знаю, как я еще командовал. Часть бойцов двинулась к крепости. Всех мучила жажда. Солдаты, которые пошли назад, спускались к источникам воды. Но в низинах газ не выдувался ветром, и концентрация его там была выше. Желая утолить жажду, люди находили у воды смерть. В полуобморочном состоянии я прошел по траншее к пулеметчикам. Там, на высоте, газа было гораздо меньше. Расчеты оказались способны вести бой. Но сам я уже терял сознание. Помню, что немцы, видимо, решили, что гарнизон полностью выведен из строя, и пошли в атаку. Их было очень много. Ударил пулемет, и я провалился в черную бездну… – Поручик вновь закашлялся.
Покровский смотрел на него с сожалением, в то же время испытывал гордость за своего подчиненного.
Откашлявшись и выпив воды, Дольский продолжил:
– Очнулся я в лазарете. Потом меня переправили в госпиталь, уже в тыл. Там я узнал, что оставшиеся в живых солдаты тринадцатой роты полка, отравленные, окровавленные, содрогавшиеся от безудержного кашля, без гимнастерок встали и пошли вперед. Эта неожиданная и страшная контратака мертвецов сначала повергла немцев в ужас. Они отступили, но вскоре пришли в себя и вновь двинулись на крепость. По ним открыла огонь почти вся наша артиллерия. Попытка германцев обойти деревню Белогронды была пресечена силами Ливенского полка. К тому же немцы сами сильно пострадали от газов, повернувшихся в их сторону. Наша пехота перешла в наступление и выбила германцев с занятых позиций. Большую роль в сражении сыграла крепостная артиллерия. Она заставила немцев отойти и с тех позиций, где они, казалось бы, закрепились прочно. Все это рассказывали мне офицеры гарнизона, меньше меня пострадавшие от газа. А позже, когда я более-менее пришел в себя, мне удалось встретить пленного немецкого офицера. Он рассказал, что перед штурмом все германцы, от старших офицеров до рядовых бойцов, были уверены в том, что на этот раз для нас не должно быть спасения. Противник не сомневался, что после газовой атаки войдет в крепость беспрепятственно. Его обозы стояли, готовые для движения вперед. Были созданы специальные похоронные команды. Поэтому яростное сопротивление, атака мертвецов, открытие нашей артиллерией ураганного огня и стремительное нападение свежих сил произвели на германцев шокирующее впечатление. Они не понимали, как солдаты и офицеры, отравленные газом, могли держать оборону. Отсюда и огромные потери немцев, и их неспособность довести штурм до победного завершения. Правда, надо отметить, что и мы потеряли очень много людей, в основном погибшими от газа. Но крепость выстояла, князь, несмотря ни на что, вопреки всему. Она держалась до тех пор, пока командование не признало дальнейшее ее использование бесполезным. Вы наверняка знаете, что Осовец был организованно эвакуирован и подорван. Немцы за полгода так и не смогли взять крепость.
Покровский кивнул:
– Да, граф, мне это известно. К сожалению, из газет. – Генерал-майор налил себе рюмку водки, тут же опрокинул ее в себя, а закусывать не стал.
– А как тут вы, Алексей Евгеньевич? – поинтересовался Дольский.
Князь помрачнел:
– А у меня, граф, штатская жизнь.
– Как? Разве вы не при государе?
– Нет, Алексей Юрьевич. Император больше не нуждается в моих услугах. По крайней мере, так мне дают понять. Я и здесь, в столице, не мог попасть к нему на аудиенцию, хотя раньше это было не сложно, а сейчас, когда он принял командование и находится в Могилеве, тем более. Я просился на фронт – не пустили. Если бы вы знали, сколь тяжело мое нынешнее положение. Кто я? Зачем? Для чего живу?
– Оставьте, Алексей Евгеньевич. Вы же сильный человек. Уверен, пройдет какое-то время и все встанет на свои места. Это для меня служба кончена, списали подчистую. А я ведь без армии не смогу.
Покровский улыбнулся:
– Странный разговор у нас, Алексей. Успокаиваем друг друга. Ничего ни для кого не закончено. Ни для меня, ни для вас. Списали, говорите? Так медики исходили из вашего состояния на момент комиссии. Кстати, что по поводу здоровья говорят врачи?
– Легкие повреждены, вылечить их практически невозможно. От кашля надо принимать пилюли, которых мне выписали целую кучу. Так что жизни мне осталось лет пять в лучшем случае. Я не делаю из этого трагедии. Мне повезло, кто-то умер в страшных муках на позиции, на койке в лазарете, в госпитале. А у меня еще есть время. Обидно, что просьбу оставить на службе даже не рассматривали. А ведь я еще могу приносить пользу.
– Конечно, можете, граф, и о пяти годах даже не думайте. В комиссии врачи только по названию, диплому, а на самом деле обычные чинуши. Посадили их туда, вот они и отписываются. Скажите, разве вас серьезно обследовали?
– Нет. Слушали, чем-то постукивали по груди, расспрашивали, как, где, сколько мог получить газа, терял ли сознание, сильно ли мучит кашель.
– Вот видите. Чисто формальный подход. Да и понять этих чинуш можно. Ведь через комиссию ежедневно сколько людей проходит?
– Вы правы, много.
– Мы здесь, в Петрограде, организуем вам полное обследование. Решение об увольнении вас – всего лишь бумага. Вы, Алексей, так и будете состоять в штате подчиненной мне группы, если, конечно, таковую не распустит государь. В этом случае я добьюсь вашего восстановления, и мы вместе отправимся на фронт. Война одним, даже двумя годами не закончится. Но я верю, что государь еще вспомнит о нас. Иначе я уже получил бы назначение в войска.
Дольский откашлялся и спросил:
– Скажите, князь, охлаждение ваших отношений с государем – результат того особого поручения, которое вы выполняли вместе с капитаном Фроловым?
– Думаю, да. Но могу и ошибаться.
– А как чувствует себя в столице подпоручик Кириллин? Или он тоже уже на фронте?
– Нет, здесь, в Петрограде. Кстати, хорошо, что вы напомнили о нем. Теперь я знаю, к кому обратиться по поводу вашего здоровья.
– И к кому же?
– К Распутину!
– К кому? – удивился поручик.
– К Григорию Распутину. Конечно, это не исключает полноценного медицинского обследования. Но я имел возможность убедиться в неординарных лекарских способностях так называемого старца. Произошло это в связи с болезнью Елизаветы Ступиной, невесты Сергея.
– Нельзя ли, Алексей Евгеньевич, подробнее? Вы и Распутин? Это в высочайшей степени интересно.
Покровский поднялся, прошелся по кабинету.
– Ну, скажем, не я и Распутин, а Елизавета и Распутин, даже Кириллин и Распутин. Но раз интересно, извольте. – Князь рассказал историю с болезнью Елизаветы.
Выслушав ее, поручик спросил:
– И что, после вмешательства Распутина Лиза пошла на поправку?
– Да. Сейчас она здорова.
– Хм! Значит, правду говорят о чудесной силе Распутина?
– Я лично был свидетелем этого. Вспомните, что только он каким-то образом умудряется лечить наследника престола.
– Об этом я слышал. Так вы предлагаете обратиться к Распутину?
– Почему бы и нет? Хуже-то не будет. Если, конечно, вы согласитесь.
– Я согласен.
– Тогда после обеда и поедем. Адрес мне известен. Представляю, как удивится Распутин, увидев меня.
– Нет, Алексей Евгеньевич, если ехать, то немедленно.
– Понимаю. Хорошо. – Покровский вызвал денщика: – Степан! Нам нужен извозчик.
– Сейчас будет, ваше превосходительство. Они недалече гуртуются.
– Давай, одна нога здесь, другая там.
– Слушаюсь!
Через полчаса пролетка остановилась у знакомых ворот. Калитка была открыта, неподалеку болтался человек в штатском, но явно имеющий отношение к охранному отделению. Дворника не было.
Покровский с Дольским прошли к подъезду, знакомому князю, поднялись на второй этаж. Покровский постучал.
Дверь ему открыла молодая девушка в скромном платье.
– Добрый день! – поздоровался князь. – Извините, но мне нужен Григорий Ефимович. Я князь Покровский.
– Здравствуйте. К сожалению, отец не сможет принять вас, ему нездоровится.
– Настолько, что он не может уделить нам пару минут?
Из квартиры донеслось:
– Кто там, Маша?
Девушка обернулась:
– Князь Покровский с офицером, папенька.
– Пусть войдут.
Девушка отошла в сторону.
– Так вы дочь Распутина? – спросил Покровский.
– Да, старшая, Мария.
– Помогаете отцу?
– Вы проходите, пожалуйста.
Мария Распутина явно не привыкла отвечать на вопросы, касающиеся лично ее.
Офицеры застали старца в гостиной, куда он вышел из спальни в нижнем белье, взлохмаченный, босой.
– Приветствую тебя, князь. Не ожидал еще раз встретиться. Но… – Он замолчал, взглянул на Дольского, подошел к нему вплотную, взял за голову: – С фронта недавно?
– Да.
– Германских газов отведал сверх меры?
– А есть ли эта мера?
– И то правда, нет. – Распутин прожигал поручика огненным взглядом. – Страшишься умереть, да? Можешь не отвечать. Это тебе не страшно. Самая жуть – медленно гнить в постели, так?
– Да уж, я предпочел бы умереть на поле брани.
– Тогда не страшись. От болезни легочной не помрешь. В постели гнить не будешь. А подлечиться надо. К докторам не ходи, без толку. Лекарства пропишут, да не нужны они, одно лечат, другому вредят. А возьми ты две горсти сухой травы зверобой, кипятком залей и завари как чай обычный. Процеди, добавь кашицу из листьев столетника, меда, белого вина в равных долях смеси и отвара. Поставь все в холодное место, можно в воду, которую следует менять, и так продержи недели две. Потом пей. Поначалу немного и каждый час. Почувствуешь облегчение – хлебай побольше и через три часа. Так месяц. Будет нужда, после перерыва в две недели повтори лечение. Но обычно даже у тяжелых пациентов через месяц наступает облегчение. Запомнил?
– Не все, – признался Дольский.
Распутин позвал дочь:
– Маша! Поди сюда.
Девушка вошла в гостиную.
– Запиши поручику рецепт снадобья из зверобоя от легочной болезни. Да укажи, как принимать следует.
– Хорошо. Подождите, пожалуйста.
Мария ушла.
Покровский сказал:
– Воспитанная и образованная у тебя дочь.
– А как иначе при таком отце? – Распутин рассмеялся, но только губами.
В глазах его отражалась боль. Видно было, что он действительно страдал, но держался, умел владеть собой.
– Это верно, – заметил князь.
Распутин перестал смеяться и проговорил:
– Мучаешься, что государь отлучил тебя от дел? А что я говорил? Будет такое время.
– Но ты говорил и то, что он вновь позовет.
– Да. До того осталось недолго. То, что я после сказал, помнишь?
– Конечно.
– Помни. Пойду я прилягу, нехорошо мне. Видишь как, князь, получается, других лечу, себе же помочь не в силах. Но полно, встану на ноги. Я крепкий.
– Деньги возьмешь? – спросил Покровский.
Не оборачиваясь, Распутин ответил:
– Знаешь, куда отдать их. Прощай, князь. – Он скрылся в спальне.
Мария вынесла рецепт. Офицеры покинули квартиру старца.
На улице Дольский сказал:
– А он, я имею в виду Распутина, действительно человек необычный. Вроде просто говорит, а слова проникают в душу, порождают какую-то внутреннюю силу.
Покровский кивнул:
– Согласен, граф. Старец говорит то, что ты хочешь от него услышать.
– Но откуда он знает, кто и что желает?
– В этом-то и загадка его личности. Теперь вы имеете рецепт. Я уверен, что снадобье Распутина поправит ваше здоровье. Теперь, наверное, можно и отобедать?
В то самое время, в конце августа 1915 года, когда император объявил себя Верховным главнокомандующим, в швейцарской деревне Циммервальд собрались представители левых партий европейских государств, в том числе России, Германии, Франции, Италии. На конференции обсуждался вопрос о борьбе пролетариата за мир. Ее левое крыло во главе с Владимиром Лениным призывало рабочих превратить «империалистическую войну в войну гражданскую» с целью захвата власти.
Но большинство делегатов было настроено не столь радикально. Им больше импонировал манифест, написанный Львом Троцким. В нем подвергались осуждению все социалисты, работающие в правительствах воюющих стран и голосовавшие за военные бюджеты. Манифест призывал пролетариев начать борьбу за мир «без аннексий и контрибуций».
Данный документ быстро распространился по всей Европе. Несмотря на его запрет во всех воюющих странах, он дал сильный толчок революционному движению.
В Государственной думе представители кадетов и прогрессистов начали сближение с левыми октябристами, земцами и группой центра. Их общая программа требовала амнистии всех делегатов Думы, понесших наказание за политические преступления. К ним примкнули даже некоторые члены Государственного совета, требовавшие отставки правительства.
Николай Второй отнесся к этому с решительным протестом. Он поручил председателю Совета министров Ивану Логгиновичу Горемыкину объявить перерыв в работе Думы. Это распоряжение по сути дела, было ответом на требование депутатов о передаче власти так называемым общественным деятелям.
В результате 3 сентября думская сессия была прервана. Революционно настроенные депутаты устроили скандал. Оппозиция избрала делегацию к царю, но он и не подумал принять ее.
В ответ на провокационные действия законодателей император провел в ставке заседание Совета министров, на котором отчетливо выразил свою волю – посвятить все силы ведению войны. Министры, которые настаивали на уступках, были уволены. В отставку ушли А. Д. Самарин, исполнявший обязанности обер-прокурора синода, князь Н. Б. Щербатов, с июня месяца занимавший должности министра внутренних дел и главнокомандующего отдельным корпусом жандармов. Вскоре за ними последовали главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин и П. А. Харитонов – государственный контролер, статс-секретарь.
В то время как в тылу велась борьба за «министерство доверия», на Юго-Западном фронте русские войска добились крупного успеха у Тернополя.
В отличие от жителей столиц солдаты и офицеры считали, что именно государь должен стоять во главе не только армии, но и всей русской жизни.
Естественно, что обстановка в стране в большой степени зависела от событий на фронте. Когда он установился, миллионы беженцев были размещены в тылу, нормализовалось железнодорожное сообщение, в государстве наступило успокоение.
В спешном порядке начала развиваться военная промышленность, строились новые заводы, переоборудовались старые. С союзниками, преимущественно США и Англией, было достигнуто соглашение, касающееся оплаты крупных военных заказов, размещенных там.
Императрица Александра Федоровна была самым близким государю человеком, только ее Николай посвящал в свои планы. Она полностью разделяла взгляды супруга, и он всегда мог на нее положиться. Поэтому примерно раз в месяц Николай приезжал на несколько дней из ставки в Царское Село.
После того как армии удалось избежать разгрома, то есть в начале октября 1915 года, Николай отправился к семье. В Царском Селе он настоял на том, чтобы на фронт вместе с ним отправился и цесаревич Алексей.
Александра Федоровна знала, как тяжело муж переносит одиночество. В один из самых трудных моментов своей жизни он оказался оторванным от семьи, которая являлась главным его утешением. Она подчинилась этому решению, понимала, каким счастьем было для императора присутствие рядом сына. В то же время она глубоко переживала приближающуюся разлуку.
Никуда не делась и неизлечимая болезнь цесаревича. Его родители жили с такой бедой все эти годы, но смириться с ней не могли.
2 октября царский поезд отбыл в Могилев. Государя и наследника провожала царица с великими княжнами.
На следующий день император остановился в Риге, где устроил смотр войскам. Перед ним прошли части, которые вели тяжелые бои в Галиции и Карпатах. Это был первый случай, когда государь проводил смотр войскам в своей новой роли. Теперь солдаты и офицеры видели в Николае Александровиче не только императора, но и своего Верховного главнокомандующего.
После парада государь разговаривал с солдатами, которые рассказывали ему о тяжелых сражениях. Внимательно слушал их и Алексей Николаевич.
Присутствие цесаревича вызвало у солдат неподдельный интерес. Самое большое впечатление произвело на них то, что он был в форме рядового, такой же, в какой и они сами.
Вернувшись в Могилев, где находилась ставка Верховного главнокомандующего, государь поселился в доме губернатора. В его распоряжение был отдан первый этаж, две большие комнаты – рабочий кабинет и спальня. Царь и наследник престола спали на обычных солдатских кроватях.
Государыня ежедневно присылала мужу подробные письма, в которых шла речь и о работе правительства. Увольнение ряда чиновников, готовых пойти на соглашение с думскими краснобаями, придало ему совсем иной характер.
Министром путей сообщения был назначен Александр Федорович Трепов, отличавшийся весьма консервативными взглядами. Министром внутренних дел стал Алексей Николаевич Хвостов, председатель правой фракции в Думе. Государь планировал поставить его на это место еще в 1911 году, после убийства Столыпина. Должность обер-прокурора синода занял Александр Николаевич Волжин, не принимавший активного участия в политической жизни. Министром земледелия император сделал члена Государственного совета, умеренного либерала Александра Николаевича Наумова. Государственным контролером был назначен Николай Николаевич Покровский.
Перерыв в работе Думы затянулся до января 1916 года.
Как только русская армия стабилизировала фронт, германо-австрийские войска нанесли удар по Сербии. В Болгарии тогда находилось у власти правительство Родославова, ориентировавшегося на Австрию. Оно вело переговоры и с союзниками по Антанте, добивалось уступки Македонии, доставшейся Сербии в результате Балканских войн.
Но и царь Болгарии Фердинанд Первый из Саксен-Кобург-Готской династии, и Родославов принимали решения не на основе обещаний воюющих сторон. Они исходили из реального положения дел на фронтах. Ослабление России открыло для них дополнительные возможности.
Как только императору стало известно о приготовлении Болгарии к наступлению на Сербию, он поручил правительству оказать дополнительный нажим на Фердинанда, однако ничего из этого не вышло. Поэтому в октябре Россия порвала с Болгарией дипломатические отношения. В тот же день австро-германская армия повела наступление на Сербию.
Государь распорядился сосредоточить в Бессарабии несколько корпусов, но Румыния, подвергшаяся давлению Берлина, отказалась пропускать русские войска.
Император с тяжелым сердцем подписал манифест об объявлении войны Болгарии, поскольку был уверен, что большинство жителей этой славянской православной страны по-прежнему дружественно относится к России.
Высадка союзных войск в Салониках оказалась запоздалой. Сербия была захвачена противником. Ее армия по горным тропам отступала через Албанию к морю.
В декабре русские войска, дабы отвлечь австрийцев от сербского фронта, попытались провести наступление в районе Тернополя, но эти попытки не принесли никаких результатов. Уже на следующий день операция была остановлена.
Тогда же государь объявил о намерении проинспектировать гвардейские полки, что стояли на границе Галиции. В день отъезда у цесаревича, простудившегося накануне, внезапно пошла носом кровь. Наставник Алексея Пьер Жельяр вызвал профессора Федорова, но тот оказался бессильным помочь наследнику престола. Несмотря на это, император приказал следовать в Галицию.
Ночью цесаревичу стало хуже, поднялась температура. Профессор Федоров разбудил царя и убедил его вернуться в Могилев, где можно было обеспечить Алексею надлежащий уход.
По пути в ставку состояние наследника стало столь серьезным, что Николай принял решение везти сына в Царское Село. Он заехал в Генеральный штаб, поговорил там с генералом Алексеевым и прибыл на вокзал.
Царский поезд отправился тут же. Поездка была тяжелой и тревожной, состояние Алексея ухудшалось. Император был вынужден останавливать поезд, дабы просто переодеть больного. Алексея поддерживали в постели, сам он сидеть не мог, несколько раз терял сознание.
Императрицу оповестили об обострении болезни сына еще из Могилева. Естественно, она тут же призвала к себе Григория Распутина. На ночь старец уединился в пустой спальне Алексея.
Царь впал в отчаяние, ожидал скорбной развязки. Но к утру Алексею вдруг стало намного легче, кровотечение уменьшилось.
Поезд в 7 часов утра прибыл в Царское Село. На перроне его встречали императрица, полная тревоги, великие княжны и Распутин.
С повышенными предосторожностями больного наследника перенесли во дворец. Там его осмотрели доктора, после них – Распутин. Он увидел рубец на месте разрыва сосуда, не сказал ни слова, покинул дворец и уехал в Петроград.
Николай Александрович и Александра Федоровна отпустили прислугу и остались с Алексеем. Когда тот спокойно уснул, они перешли в кабинет государя.
– Ты не представляешь, Ники, что я пережила, узнав о новом приступе.
– Представляю, Аликс. Мое состояние было ничем не лучше твоего. До сих пор перед глазами стоит наш сын, весь в кровавых повязках. Он с болью и страхом смотрит на меня, на его щеках слезы. Когда профессор Федоров не смог остановить кровотечение, я подумал, что это конец. Сердце разрывалось на части, но что я мог сделать?
– Хорошо, что ты вовремя сообщил об обострении болезни. Наш друг приехал тут же, как только я сообщила ему об этом. Он всю ночь молился в спальне Алексея.
– А утром сыну стало лучше, кровотечение остановилось, – проговорил Николай.
– Григорий в очередной раз спас нашего сына.
– Вновь Распутин!
– Ты говоришь так, словно не веришь мне. Может быть, ты видел, как профессор, сопровождавший Алексея, сумел остановить кровотечение?
– Нет, Федоров был бессилен, и Алексей умирал.
– Так почему ты упоминаешь имя старца так, будто он твой враг?
– Ты ошибаешься, Аликс. Я никогда не считал Распутина врагом. Согласен, что только благодаря его чудесным способностям болезнь уже в который раз удается усмирить.
– Но ты даже не поблагодарил его.
– Он быстро уехал и, как мне показалось, не особо хотел говорить со мной.
– Григорий чувствует, что тебя настроили против него. Он убедился в том, что Алексею ничто не грозит, и уехал.
Император прошелся по кабинету, повернулся к жене:
– Аликс, позвони ему, передай… ты знаешь, что надо сказать.
– Почему бы тебе не сделать это самому?
– Будет лучше, если отблагодаришь старца ты, а заодно передашь искреннюю признательность и от меня.
– Почему ты считаешь, что так будет лучше?
Государь смущенно улыбнулся и ответил:
– Мне, Аликс, неудобно.
Александра Федоровна понимала мужа с полуслова.
– Хорошо, Ники, я сама позвоню Григорию. А тебе надо отдохнуть после страшной бессонной ночи.
– Всего несколько часов.
– У тебя дела и здесь?
– Конечно, я же в первую очередь император, глава государства. Дела у меня всегда найдутся.
– Хорошо, хоть несколько часов. Ванна и завтрак готовы.
– Да, Аликс.
Царица вышла, а император вызвал к себе полковника Григорьева и спросил:
– Князь Покровский в Петрограде?
– Так точно. Я передал ему ваш запрет покидать столицу, и он остался в Петрограде, хотя и недоволен подобным положением дел.
– Иного от него ожидать невозможно. Свяжитесь с князем, передайте, что завтра в одиннадцать я жду его. Подготовьте приказ об отзыве офицеров группы Покровского с фронта. Им следует в течение недели прибыть в Могилев. Свободны, полковник. Оповестите всех: до пятнадцати часов меня не беспокоить.
– Слушаюсь!
На следующий день Покровский ровно в 11 часов вошел в рабочий кабинет императора:
– Разрешите, ваше величество?
– Проходите, князь.
– Ваше величество, генерал-майор Покровский по вашему распоряжению прибыл.
Николай улыбнулся:
– Ну, не надо так официально, Алексей Евгеньевич. Давайте сразу договоримся не обсуждать вопрос о том, почему вы довольно длительное время находились в состоянии безделья. Я понимаю, все это очень интересует, но… не будем.
– Да, государь.
Император прошелся по кабинету, взял коробку с папиросами, но не закурил, положил обратно и проговорил:
– Приняв на себя командование войсками, я тем самым поставил на кон, если говорить языком игрока, ни много ни мало, а корону Российской империи, лишил противника надежды на примирение. Теперь в Берлине и Вене знают наверняка, что Россия будет поддерживать союзников до конца и всякие попытки навязать сепаратные переговоры бессмысленны. Мне известно, что Вильгельм, весьма недовольный этим, поставил перед своим Генеральным штабом задачу всеми возможными способами подорвать мой престиж и попытаться добиться моего свержения с трона. К сожалению, Германия имеет в России разветвленную разведывательную и агентурную сеть. Она и должна распространять слухи о переговорах о сепаратном мире, якобы имевших место. Вильгельм, вопреки логике, наверняка попробует предать гласности информацию о ваших встречах с бароном Вейсе. Вас не пытались расспрашивать о тайных поездках к острову Херсен?
– А кто мог это делать?
– Да те же самые представители прессы.
– Нет, ваше величество. Никто ни из прессы, ни из общества, в котором я, кстати, бываю очень редко, ни о чем подобном меня не расспрашивал.
– Это хорошо. Но, ввиду новых обстоятельств, интерес к вам может проявиться в любое время. Впрочем, этого времени у лиц, желающих заполучить секретную информацию, не так уж и много.
– Извините, государь, что вы имеете в виду?
– Я принял решение возобновить работу вашей группы и отдал распоряжение об отзыве ваших офицеров с фронтов. Кстати, вам известна их судьба?
– Только двоих. Подпоручик Кириллин оставался в Петрограде. Поручик граф Дольский недавно вернулся из Осовца.
– Он участвовал в героической обороне крепости?
– На третьем, финальном ее этапе. Военно-медицинская комиссия списала поручика с действительной службы, так как он получил сильное отравление газами.
– Газовые атаки!.. Вильгельм перешел все границы дозволенного. Это на него очень похоже. Он планировал развязать себе руки на востоке, чтобы сосредоточиться на западе, а после оккупации Франции бросить все силы на Россию. Ему и перемирие, о котором вел речь Вейсе, было нужно исключительно для этих целей. Поэтому я и счел невозможным продолжение диалога с ним.
– Однако Вильгельм вполне может поднять революционные массы в России. Тут достоверная информация не нужна, достаточно слухов.
– Со слухами разберемся, лишь бы не раскрылась ваша встреча с Вейсе. Но это не то, о чем я хотел с вами поговорить. Вскоре я намерен вернуться в ставку, к сожалению, без цесаревича, которому необходим уход. Вам следует поехать со мной. В Могилеве к этому времени, я надеюсь, соберется вся ваша группа, за исключением графа Дольского, получившего отравление.
– Прошу прощения, государь, я хотел просить вас оставить графа на службе.
– Но он же серьезно болен!
– Да, болен, но жив. Кстати, лишь потому, что еще нужен своему государству. Нельзя лишить его возможности продолжать службу. Он не станет прозябать в столице, застрелится. Я же нагружать его на фронте особо не буду. Впрочем, для того чтобы утверждать это, мне надо знать задачу, которую предстоит решать группе.
Николай все же не выдержал, достал папиросу из коробки и закурил.
– Приняв на себя командование русской армией, я неоднократно выезжал в войска, – сказал он. – Побывал в Ровно, объехал Галицию, посетил Ревель. В общем, находился в армии. Впечатления от поездок у меня сложились самые благоприятные. Я собственными глазами видел, в каком состоянии находятся наши части, что за настроение царит среди офицеров и солдат. Но согласитесь, абсолютно объективных результатов от этих поездок ожидать нельзя. Естественно, к приезду государя в войсках готовятся заранее, что-то выставляют напоказ, что-то скрывают. Да и долгое отсутствие в ставке не улучшает управление всеми вооруженными силами. Генеральный штаб справляется со своими обязанностями, но последнее решение в любом случае остается за мной, Верховным главнокомандующим. Иногда мне приходится принимать его с некоторым опозданием. Поэтому наряду с моими инспекциями целесообразна будет и оценка ситуации в подразделениях и частях регулярной армии вами лично и вашими офицерами. Особенно последними. Никто не станет устраивать фарс перед капитаном или поручиком, даже имеющим статус офицера по особым поручениям при императоре.
Покровский утвердительно кивнул:
– С этим невозможно не согласиться, ваше величество.
– Вот и хорошо. Конкретно определимся в Могилеве.
Покровский вернулся в Петроград. Вскоре он вместе с поручиком Дольским, восстановленным на службе, и подпоручиком Кириллиным отбыл в Могилев, где уже собрались все остальные его офицеры.
Дабы покончить с интригами, развернутыми германскими агентами, Николай при инспектировании войск обратился к армии и народу с заявлением. Он подтвердил клятву, данную в 1914 году, еще раз заверил всех в том, что не пойдет ни на какое сепаратное соглашение с Германией и Австрией, останется верным союзническому долгу.
В переговорах России с союзниками поднимались вопросы взаимодействия и согласованности проведения боевых операций, военного снабжения, кредитов на закупку недостающих запасов. Франция добивалась, чтобы российский император ежемесячно присылал на Западный театр военных действий не менее одного пехотного корпуса. Николай считал такие требования чрезмерными, но помощь оказывал, направлял во Францию по несколько полков.
Офицеры группы Покровского практически постоянно находились в войсках. Николай тоже регулярно выезжал в части. Новый год он встретил в Могилеве.
С началом 1916 года активизировала свои действия Кавказская армия, которой командовал генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич. Османская империя намеревалась вернуть все территории, утерянные в предыдущих войнах с Россией.
Общая обстановка складывалась неблагоприятно. Кавказская армия могла рассчитывать лишь на свои собственные силы, тогда как турки к весне должны были получить крупное подкрепление в составе двух корпусов, одержавших победы над англо-французскими войсками. В результате турецкая армия практически удвоила бы свой количественный состав.
Дабы опередить противника, генерал Юденич принял решение не дожидаться его усиления, перейти в наступление, несмотря на начавшиеся холода, и разгромить Третью турецкую армию Махмуда-Киамиля-паши. Юденич запросил у императора разрешения на проведение наступательной операции, взял на себя всю ответственность за ее исход.
Николай Второй дал согласие. Этому способствовали и разведывательные данные, в которых сообщалось о том, что Махмуд-Киамиль-паша выехал в Стамбул, а его немецкий начальник штаба находился в отпуске в Германии. Временное командование Третьей турецкой армией принял Абдул-Керим-паша, неудачно действовавший летом 1915 года.
Генерал Юденич назначил наступление на самые холодные дни, когда противник меньше всего мог этого ожидать. Турки готовились к зимовке, войска Юденича – к штурму крепости Эрзерум.
29 января в 8 часов утра войска Юденича подошли к крепости и начали массированную артиллерийскую подготовку. После обстрела русские отряды пошли на штурм. Юденич отдал приказ атаковать противника круглые сутки, безостановочно, невзирая на мороз и метель. Сам он с небольшим отрядом охраны находился на передовой.
Турецкий гарнизон сопротивлялся отчаянно. Русские войска несли потери, но постоянные атаки привели к тому, что утром 3 февраля над крепостью поднялся белый флаг. Как оказалось, турки в ходе штурма потеряли около двадцати тысяч человек. Более трехсот орудий перешло к русским войскам.
Овладев Эрзерумом, армия Юденича продолжила наступление и продвинулась в глубину турецкой территории почти на сто верст. Были созданы условия для взятия второй крепости – порта Трапезунд.
Николай высоко оценил талант Юденича как полководца. По представлению главнокомандующего Кавказским фронтом великого князя Николая Николаевича, занимавшегося в основном гражданскими делами, генерал от инфантерии Николай Юденич был награжден орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия второй степени. Николай Николаевич Юденич был пятым и последним кавалером этой награды.
Взятие Эрзерума произвело сильнейшее впечатление во всем мире и вынудило Турцию перебрасывать против Кавказской армии подкрепления со всех фронтов. Благодаря успешным действиям войск Юденича Оттоманская империя прекратила боевые действия, направленные на Суэцкий канал. Эрзерумская операция, закончившаяся полной победой русских, полностью расстроила управление остатками Третьей турецкой армии.
Сообщение об успехе на Кавказском фронте император получил в Царском Селе. Он прибыл туда, чтобы лично присутствовать на открытии сессии Государственной думы. Взятие Эрзерума вызвало всеобщее ликование в России. Это была очень важная победа.
Из Царского Села царь выехал в Петроград. Встречал его председатель Думы Родзянко. В Екатерининском зале Таврического дворца государь обратился к депутатам с речью, в которой выразил уверенность в том, что в трагические дни, переживаемые Россией, все фракции Думы объединятся и будут работать исключительно на благо государства.
Вечером того же дня Николай присутствовал на заседании Государственного совета, который также возобновил свою работу.
Ближе к ночи он вернулся в Царское Село, а следующим утром отбыл в ставку, так как 21 февраля немцы начали наступление на Верден в Лотарингии.
Это сражение стало одним из крупнейших и самых кровопролитных во всей Первой мировой войне.
Германия не располагала дополнительными силами для проведения наступления на широком фронте, поэтому сосредоточилась на действиях против Верденского укрепленного района, который прикрывал путь к Парижу. Для защиты Вердена французы держали в этом районе крупные силы. Очевидно, что немецкое командование недооценило мощь обороны противника. Оно планировало прорвать ее в короткий срок, традиционно использовав свой главный козырь – тяжелую артиллерию.
Наступление на Верден проводила Пятая германская армия генерала Эриха фон Фалькенхайна в составе шести корпусов. Оно началось 21 февраля массированной артподготовкой.
В первый день немцы продвинулись на два километра и заняли передовую позицию французов. Далее действия велись по стандартной схеме: днем работала артиллерия, разрушала позиции, вечером пехота занимала их.
Французы проявили беспечность, не выставили боевое охранение у форта Дуомон. 25-го числа немцы без боя заняли его. Сложилась реальная угроза падения Вердена.
Франция обратилась к России с просьбой нанести по немцам отвлекающий удар. Николай принял решение помочь французам и провести в марте наступательную операцию. Генералу Алексею Ермолаевичу Эверту была поставлена задача нанести по германским войскам сильный удар, сосредоточив для этого как можно больше сил.
3 марта был отдан приказ на наступление. После массированного артиллерийского обстрела, который продолжался двое суток, русская пехота пошла вперед. Наша Вторая армия южнее озера Нарочь вступила в боевое столкновение с частями Десятой германской.
Ожесточенные атаки русских войск едва не завершились успешным прорывом обороны противника. Но германцы успели перебросить к району значительные дополнительные силы и остановили наступление Эверта. В ходе Нарочской операции обе стороны понесли серьезные потери.
Это наступление вынудило германское командование на две недели прекратить атаки под Верденом.
План совместных действий армий государств Антанты предусматривал наступление союзников на всех фронтах.
1 апреля 1916 года в Могилеве состоялся Военный совет, на котором было принято решение о завершении подготовки к наступлению в середине мая. Продвижение вперед предусматривалось на всех фронтах. По данным разведки, соотношение сил складывалось в пользу России. Севернее Полесья наши войска имели почти двукратное превосходство в личном составе.
Главный удар планировалось нанести войсками генерала Эверта на Вильно. Ему передавалась значительная часть резервов и, что особенно важно, тяжелой артиллерии. Со стороны Двинска на Вильно должен был ударить генерал А. Н. Куропаткин. Юго-Западный фронт генерала Брусилова наносил вспомогательные удары во фланг германским войскам, в направлении на Ковель.
В ставке опасались перехода германской армии в наступление в случае поражения французов под Верденом. Однако разведка выяснила, что немцы предусматривали проведение крупной операции на Восточном фронте летом 1916 года. Австрийское же командование вообще считало наступление русской армии в Полесье невозможным без ее дополнительного усиления.
Австрия сосредоточилась на боевых действиях на итальянском фронте. Войска эрцгерцога Евгения должны были осуществить прорыв обороны противника в Трентино, дальнейшее продвижение в Венецианскую долину и блокирование основной группировки итальянских войск в районе реки Изонцо.
Для проведения наступления его главный организатор, австрийский генерал Конрад фон Гетцендорф, затребовал у Германии восемь дивизий. Но прагматичные немцы не особо верили в успех. Они отказали Конраду в поддержке.
Но Гетцендорф был настолько уверен в победе, что решил обойтись без помощи немцев. По его настоянию к Трентино начали перебрасываться австро-венгерские части с сербского и Восточного фронтов. К маю там были сосредоточены армии генералов Кевесса фон Кевессгаза и Данкля под общим руководством эрцгерцога Австрийского.
Переброска этих войск не являлась секретом для итальянского командования. Но итальянский генерал Кадорна не верил в то, что Австрия перебросит войска с российского фронта, так как те находились под постоянными ударами в Галиции. Возможно, именно поэтому главное внимание Верховное итальянское командование сосредоточило на Изонцо, где готовилось новое наступление.
15 мая мощная австро-венгерская группировка начала действовать на итальянском фронте. Массированная артиллерийская подготовка снесла оборонительные сооружения итальянцев. Австрийской пехоте с ходу удалось захватить передовую линию. Итальянская армия вынуждена была отступить.
Генерал Кадорна понял всю опасность сложившейся обстановки и через Францию обратился к России с просьбой начать наступление в Галиции раньше намеченного срока. Пока в Могилеве принималось решение, австро-венгерские войска продолжили наступление, имея ближайшей целью захват высоты, господствующей над всей долиной реки Брента. Итальянской армии грозил полный разгром.
Ответом России на просьбу Италии стало решение назначить наступление Юго-Западного фронта на 4 июня, тогда как основной удар планировался неделей позже.
Алексей Алексеевич Брусилов решил, что каждая из четырех его армий должна провести прорыв на том участке, который выберет для нее командующий армией. Это лишало противника возможности своевременно перебрасывать резервы.
Главный удар планировался на Луцк и Ковель. Его должна была осуществить сильная Восьмая армия генерал-майора Каледина. Вспомогательные операции проводили Одиннадцатая армия В. В. Сахарова, Седьмая Д. Б. Щербачева и Девятая П. А. Лечицкого.
Перед наступлением русские войска имели преимущество перед противником в личном составе и легкой артиллерии, но значительно уступали в тяжелой. Перед началом операции генерал Брусилов приказал провести тщательную разведку.
Войска противника имели на южном фланге эшелонированную оборону из трех рубежей. Перед окопами тянулись линии проволочных заграждений, участки местности были заминированы. Командование противника считало, что такую оборону армиям Юго-Западного фронта не прорвать. Поэтому наступление войск Брусилова стало для врага полной неожиданностью.
Массированная артиллерийская подготовка началась в 3 часа утра 22 мая и длилась до 9 часов 24-го числа. В результате был разрушен весь первый рубеж австро-германской обороны и уничтожена часть вражеской артиллерии. Войска Брусилова перешли в наступление и проломили передовые позиции противника.
Большого успеха во время Брусиловского прорыва добилась Восьмая армия генерала Каледина, которая заняла Луцк. Она разгромила Четвертую австрийскую армию.
Одиннадцатая и Седьмая армии также прорвали фронт, но были остановлены контрударами противника.
Девятая армия генерала Лечицкого во встречном сражении разгромила Седьмую армию эрцгерцога и 18 июня взяла сильно укрепленный город Черновцы. Тем самым оборона всего южного фланга врага была взломана. Преследуя противника, Девятая армия заняла Буковину.
Угроза взятия Восьмой русской армией Ковеля заставила германское командование перебросить туда две свои дивизии в дополнение к паре австрийских.
16 июня противник начал контрнаступление против войск Восьмой армии, но был разгромлен и отброшен за реку Стырь.
В то же время генерал Эверт отложил наступление своих частей, так как необходимо было произвести их перегруппировку.
Обстановка менялась так часто, что Брусилов иной раз не мог определиться, наступать ли ему здесь и сейчас или обороняться. Ситуацию прояснил император. Он поставил Брусилову конкретную задачу: прежний план не менять, наступать на Ковель, навстречу Эверту. В качестве усиления генерал получил два корпуса и Третью армию.
4 июля Юго-Западный фронт возобновил наступление. Оборона германцев опять была прорвана. На ковельском направлении русским войскам удалось захватить несколько небольших городов, выйти к реке Стоход и захватить плацдармы на левом берегу. Немцы отошли в Полесье.
Но продолжать наступление Брусилов не мог, так как противник подтянул новые силы и занял выгодные оборонительные позиции.
На барановичском направлении наше наступление было отбито немцами. Севернее до 9 июля наступательных действий не велось, что позволило германскому командованию начать переброску войск против Брусилова.
26 июля ставка приказала Юго-Западному фронту продолжить атакующие действия по нанесению главного удара. После артподготовки 28 июля на прорыв пошла ударная группировка в составе Третьей, Восьмой и Особой армий. Последняя из них была только что сформирована. Ею командовал генерал Владимир Михайлович Безобразов.
Задача оставалась прежней – овладеть Ковелем. Одиннадцатая армия пошла на Броды и Львов, Седьмая – на городок Монастыриска, Девятая повернула на север и двинулась на Станислав, ныне Ивано-Франковск.
На участке наступления ударной группировки противник оказал отчаянное сопротивление. Но русские армии вышли к реке Стоход не только в нижнем ее течении, как ранее, но и в верхнем.
В центре Одиннадцатая и Седьмая армии разгромили противника и прорвали фронт. Дабы сдержать русское наступление, австро-германское командование бросило в Галицию все, что было возможно, даже две турецкие дивизии. Но новые соединения вводились в дело не одновременно. Русские войска громили и их.
Противник не выдержал удара и начал отступление. Одиннадцатая армия овладела городом Броды и подошла ко Львову. Седьмая армия взяла города Галич и Монастыриска. Девятая армия генерала Лечицкого заняла Буковину, овладела городом Станислав.
К концу августа 1916 года, ввиду усталости русских войск и потерь, наступление было остановлено.
В результате Брусиловского прорыва наши войска продвинулись вперед на расстояние до ста двадцати верст. Армии генерала Брусилова заняли почти всю Волынь, Буковину и часть Галиции. Противник потерял более полутора миллионов человек. Трофеями русских войск стало более пятисот восьмидесяти орудий, почти тысяча восемьсот пулеметов, около четырехсот пятидесяти минометов.
Наши потери составили около полумиллиона солдат и офицеров.
Для исправления ситуации страны так называемого Четверного союза – Германия, Австро-Венгрия, Османская империя и Болгария – перебросили с Западного фронта более тридцати дивизий, что облегчило положение англичан и французов на Сомме и спасло итальянскую армию от разгрома. Румыния приняла решение вступить в войну на стороне Антанты.
Главным итогом Брусиловского прорыва был окончательный переход стратегической инициативы от Четверного союза к его противникам.
Вступление в войну Румынии оказалось неудачным. Ее армия подверглась нападению австро-венгерских войск с севера, запада и со стороны Болгарии.
Русское командование попыталось помочь Бухаресту, но слишком уж велики были расстояния. Румынские войска находились на крайнем левом фланге большого фронта. От русских частей их отделяли Карпаты. Дороги были практически разрушены. Государь не мог позволить себе ослабить фронт и все же выслал в Румынию подкрепление.
Однако румынская армия отступила под натиском противника. В итоге это закончилось практически полной оккупацией страны.
Поражение Румынии произвело крайне негативное впечатление на государя и на русское общество в целом. Ответственность за него была возложена на министра иностранных дел С. Д. Сазонова.
Следует отметить, что в начале 1916 года император сместил с должности председателя Совета министров И. Л. Горемыкина и назначил на это место Бориса Владимировича Штюрмера. Он являлся талантливым организатором и администратором, но правительство под его началом допустило ряд серьезных просчетов.
Действия нового премьера вызвали такое же неприятие, как и его имя. По национальности Штюрмер являлся немцем, хотя и давно обрусевшим. В высшем свете преобладало мнение, что он держится у власти благодаря влиянию Григория Распутина. Некоторые обвиняли Штюрмера в прогерманских настроениях и в желании добиться заключения сепаратного мира. Государь компрометировал себя, оставляя Штюрмера главой правительства, однако не торопился с принятием решения по смене премьера.
В начале ноября император несколько дней провел в Царском Селе, вернулся в Могилев и оттуда направился в Киев, навестить мать. Два дня он провел с ней и ближайшими родственниками.
Они убеждали царя принять самые радикальные меры для исправления ситуации, сложившейся в правительстве. Николай серьезно отнесся к их словам.
12 ноября государь вернулся в ставку и через несколько дней издал указ о снятии Штюрмера с поста премьера. Новым председателем правительства был назначен Александр Федорович Трепов, известный как сторонник умеренных реформ.
Однако интриги при дворе на этом не закончились. Как уже отмечалось выше, немецкое правительство и лично кайзер Вильгельм считали, что Германия никогда не сможет победить Россию, пока та будет объединена вокруг своего государя.
Поэтому Берлин перешел к реализации идеи спровоцировать в России революцию, которая привела бы к падению монархии. После этого наша страна погрузилась бы в хаос.
Организовать провокации непосредственно против императора немцы не могли, поэтому перенесли усилия на дискредитацию императрицы. Эта подлая кампания была отлично спланирована и начала приносить результаты. Провокаторы понимали, какую пользу можно извлечь из того факта, что Александра Федоровна по происхождению германская принцесса. Они выставляли ее предательницей. Это стало мощным оружием в руках врагов династии.
Враги государя весьма успешно использовали близость Распутина к августейшей семье. Естественно, они не вели речи о том, что Распутин являлся спасителем наследника и занимался его здоровьем. Страну наводнили слухи о влиянии старца на государя при принятии самых важных решений. Мол, Распутин при этом опирался на императрицу.
Николай прекрасно осознавал, откуда дует ветер, и во всем старался поддерживать свою жену. Александра Федоровна отвечала ему взаимностью.
К осени 1916 года тяготы войны ощутило на себе уже все население России. Мобилизация вывела из мирной жизни более пятнадцати миллионов мужчин, еще около трех трудилось в тылу на оборонных предприятиях. В сельской местности явно не хватало рабочих рук.
В целях восполнения боевых потерь правительство пошло на призыв в Средней Азии. Прежде там была обещана свобода от воинской повинности.
В июле 1916 года это привело к массовым восстаниям в Туркестане, где пришлось вводить военное положение. Тамошним генерал-губернатором был назначен А. Н. Куропаткин. В результате в некоторых районах призыв был отменен.
Продовольствия в стране было еще достаточно. Армия и население не испытывали в нем недостатка. Однако цены росли. Обыватели боялись, что зимой может настать голод. Правительство старалось развеять эти страхи, но со слухами, как известно, бороться чрезвычайно трудно.
Вояж за границу предприняла парламентская делегация под председательством Александра Дмитриевича Протопопова. Кроме встречи с представителями Англии и Франции, у него состоялся частный разговор с советником германского посольства в Швеции Варбургом.
Об этом Протопопов доложил Сазонову по возвращении. Информация была достаточно интересной, и министр иностранных дел устроил встречу Протопопова с государем. Главным в словах Варбурга было то, что основная, возможно, единственная надежда на успешное продолжение войны для Германии – это как можно большие разногласия между Россией и Англией. Николай внимательно присмотрелся к Протопопову и вскоре предложил ему должность министра иностранных дел.
Уже во время летней кампании 1916 года армия имела удовлетворительное снабжение оружием и боеприпасами. К концу года производство военной продукции намного увеличилось. Выпуск винтовок против 1914 года удвоился. Пулеметов теперь делалось в шесть с лишним раз больше, снарядов для разных видов орудий – от десяти до шестнадцати раз. Вчетверо было увеличено число тяжелых орудий, которых так не хватало на фронтах.
Кроме этого, с конца 1915 года Россия начала получать оружие и боеприпасы из-за границы. Их число с каждым месяцем только росло. Если в 1915 году из-за рубежа было поставлено около миллиона артиллерийских снарядов, то в 1916 году – уже восемь.
В целях обеспечения беспрепятственного и масштабного ввоза иностранной военной продукции строились новые железные дороги, прокладывались рокадные пути сообщения. За время войны была завершена Амурская железная дорога, создана Мурманская длиной в тысячу верст.
В области внешней политики Россия добилась от союзников окончательного признания своих прав на Константинополь и проливы Босфор и Дарданеллы.
Однако война вызывала и упаднические настроения. Это объяснимо. Страна несла огромные потери убитыми, ранеными, покалеченными, пропавшими без вести. Какие еще настроения могли быть в семьях, которых коснулась такая трагедия?
К тому же не бездействовали и революционные партии. В рабочей и студенческой среде все громче звучали голоса о том, что Россия ведет империалистическую войну, которую необходимо прекратить.
В общем, страна продолжала болеть войной.
