Глава 5
В 1915 году германское командование изменило стратегию ведения войны. Оно решило на время приостановить активные боевые действия на Западном фронте и сосредоточиться на решении задач в противостоянии с Россией.
Началом осуществления нового плана стала зимняя военная операция Десятой и Восьмой германских армий в Восточной Пруссии против Десятой русской. Ею командовал генерал от инфантерии Фаддей Васильевич Сиверс. Германцы планировали ударить по флангам, окружить русские части и уничтожить их.
Разведка не сообщила генералу Сиверсу о появлении в его районе новых сил противника. Он готовился к сражению с Восьмой германской армией, которая 7 февраля перешла в наступление по направлению на город Августов.
На следующий день по русским войскам нанесла удар Десятая армия генерала Эйхгорна. Но окружить противника германцам не удалось. Четыре пехотных дивизии ослабленного состава в ходе ожесточенных боев в лесах между Августовом и Гродно сковали действия девяти немецких.
Двукратное численное превосходство германских соединений, разумеется, сыграло свою роль. Эйхгорн выиграл сражение, но благодаря героизму русских солдат и офицеров его наступление застопорилось более чем на неделю. Это позволило генералу Сиверсу отвести основные силы армии на рубеж Ковно – Осовец.
В это же время объединенные австро-германские войска начали наступление в Карпатах. Их главный удар был направлен на Буковину, где находилась самая уязвимая полоса русского фронта. В северной части Карпат, ближе к Кракову, фронт практически не сдвинулся, а вот на юге немцам удалось захватить часть Буковины с Черновцами.
9 марта после четырехмесячной осады пала австрийская крепость Перемышль на реке Сан. Русские взяли около ста двадцати тысяч пленных.
Эта громкая победа вновь вызвала по всей России подъем патриотических настроений. В городах проходили манифестации.
Восточная Галиция была разделена на губернии. Тамошним генерал-губернатором стал граф Г. А. Бобринский. Он повел усиленную борьбу с теми представителями местного населения, которые придерживались ориентации на Австрию.
В феврале немецкие войска предприняли вторую попытку штурма крепости Осовец, прикрывавшей ближайший, самый удобный путь на Белосток, а оттуда на Вильно, Гродно, Минск и Брест в тылы русских войск. Эта крепость третьего класса располагалась на берегах реки Бобры в окружении болот. Но с тыла к ней подходили железнодорожная ветка и несколько грунтовых дорог, что позволяло снабжать Осовец бесперебойно в течение всего года.
В задачу гарнизона входило удержание позиций на какое-то время, по некоторым источникам, всего на сорок восемь часов, то есть на двое суток. Осовец же стоял целых шесть месяцев, закрывая противнику проход в русские тылы.
Во время второго штурма германцы применили тяжелую артиллерию. Но гарнизон держался. Более того, ответным огнем русских батарей было уничтожено несколько осадных орудий, в том числе и две «Больших Берты» калибром четыреста двадцать два миллиметра.
Второй штурм не принес успеха. Германское командование вынуждено было на данном участке фронта перейти к позиционным действиям.
В начале апреля положение на всем фронте складывалось вполне благоприятно. Русские войска контролировали более двух третей территории Галиции и Буковины, хребты Карпат на значительном протяжении.
Оттуда открывался путь к Венгрии. В русской ставке считали, что вторжение в эту страну приведет к ее отделению от Австрии и, как результат, к крушению империи Габсбургов.
Фронт в Польше более четырех месяцев стоял неподвижно. Попытки дальнейшего наступления германских войск были отбиты под Праснышем.
На севере русские войска находились у самой границы Восточной Пруссии. В начале марта они провели успешные наступления на города Мемель и Тоурогген.
В начале апреля генерал-майор Покровский, уже разуверившийся в своей надобности императору, был неожиданно вызван в Царское Село.
Ровно в десять часов он вошел в рабочий кабинет императора.
Николай встретил князя приветливо, как и обычно, но было в нем что-то такое, чего раньше Покровский не замечал. Какие-то мысли явно не давали покоя монарху, который умел управлять эмоциями.
– Представляю, Алексей Евгеньевич, какие чувства вы испытываете ко мне. Я обещал, что вы будете сопровождать меня в поездках на фронт, и вновь забыл о своих особых порученцах почти на полгода, не так ли?
– Никак нет.
Николай улыбнулся:
– Так, князь, так! И на фронт не пустил, и в столице оставил не у дел. Когда надобность в инспекциях отпала, признаюсь, была мысль послать вашу группу на один из фронтов.
– Почему же вы не сделали это?
– Наверное, потому, что где-то подсознательно понимал, что вы пригодитесь здесь. Так оно и вышло.
– Что-то произошло?
– Да. Но вы не стойте, присаживайтесь. На меня не смотрите, я насиделся за рабочим столом.
Покровский устроился на диване.
Император продолжил:
– Хочу сразу предупредить, князь, разговор наш строго конфиденциальный. О нем не должен знать никто, за исключением тех лиц, которым вы доверяете, как самому себе, если без них вам в дальнейшем не обойтись.
– Как я понимаю, мне предстоит выполнить не самое обычное поручение?
– Да, но по порядку. Два дня назад мне было доставлено тайное письмо германского кайзера.
Покровский не смог скрыть удивления:
– Вы имеете в виду Вильгельма?
– А вы знаете другого кайзера? – с улыбкой осведомился император.
– Извините, сморозил глупость.
– Ничего. Да, я получил тайное послание Вильгельма Второго, в котором он предлагает обсудить вопросы наших дальнейших взаимоотношений. Не только личных, которые прекратились по известным причинам, но и государственных. В нынешнем положении встречаться мы не можем ни открыто, ни тайно. Поэтому кайзер предложил общение через доверенных лиц, настаивая на соблюдении секретности переговоров. Я долго думал, что бы это все значило, надо ли мне принять предложение, и решил, что стоит. Хотя бы для того, чтобы узнать, почему вдруг глава враждебной державы пошел на подобный шаг. Очевидно, что для выполнения этой миссии я не могу привлечь ни сотрудников дипломатического ведомства, ни даже людей из моего ближайшего окружения. Они все на виду. У меня нет уверенности в том, что тайная миссия останется таковой. Вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю, ваше величество.
– Поэтому я решил доверить ее вам!
– Благодарю за доверие. Можете не сомневаться, секретная информация на сторону не уйдет.
– А я и не сомневаюсь, иначе не выбрал бы вас. Но давайте к делу. Вильгельм предложил направить на встречу, как я уже говорил, наших доверенных лиц. С немецкой стороны это барон Генрих фон Вейсе. В Берлине кайзер представлял его мне. Барон не занимает каких-либо ответственных должностей, но очень близок Вильгельму. С моей стороны на встречу отправитесь вы и один из ваших офицеров. Кто конкретно, определите сами. Вейсе прекрасно говорит по-русски, но будет нелишним, чтобы тот офицер, которого вы выберете, в совершенстве владел бы немецким. У вас есть такой?
– Так точно. Да и я тоже владею немецким.
– Ну и хорошо. Встреча запланирована на завтра, в пятнадцать часов, у острова Херсен в нейтральных водах. Почему в море? Не знаю. Это пожелание кайзера. Исходя из вышесказанного, вам и вашему офицеру сегодня вечером следует убыть в Петергоф. Там у пристани вас встретит капитан-лейтенант Слепцов. Он же будет управлять катером, в экипаж которого входят еще моторист и матрос. Катер и доставит вас к острову в назначенное время. Туда же подойдет немецкая яхта «Юрген». Вы перейдете на нее и встретитесь с бароном. После возвращения сразу же ко мне!
– Даже если это будет поздним вечером?
– До двадцати двух. Если позже, то подъезжайте утром, к десяти часам, но обязательно уведомите полковника Григорьева о возвращении.
– Извините, но кто такой полковник Григорьев?
– Вы не знаете? Впрочем, он во дворце недавно. Павел Владимирович Григорьев сейчас исполняет обязанности помощника начальника охраны резиденции. Он доставляет мне почту и ведет дела по приему заявлений от лиц, желающих встречи со мной. Полковник знает о вашей миссии. Естественно, только в той части, в которой должен. Никакой конкретики, лишь то, что я отправляю вас в войска с особым заданием. Кстати, выехать на встречу вы должны в штатском, как и офицер, сопровождающий вас. Вопросы ко мне есть, Алексей Евгеньевич?
– По заданию нет, есть просьба, даже скорее предложение.
– Слушаю.
– Если на ближайшее время использование всей группы не планируется, то я считаю целесообразным направить свободных офицеров в войска.
– Что ж, не имею ничего против. Пусть отправляются в ставку, где получат назначения.
– Но в нужный момент я должен иметь возможность отозвать их.
– Разве это сложно? Вечером должен подъехать великий князь Николай Николаевич. Я передам ему вашу просьбу. Но думаю, что одного человека надо оставить в Петрограде. Для связи. Неизвестно, что задумал Вильгельм и что будут представлять собой переговоры. Возможно, они затянутся либо информацию по ним вы лично физически не сможете передать мне. На этот случай и пригодится офицер секретной связи, который при необходимости сможет выходить на меня, минуя всевозможные бюрократические препоны.
– Ваше величество, вы не обозначили время прибытия в Петергоф.
– Разве? Вот что значит чрезмерная занятость. Капитан-лейтенант будет ждать вас с восьми утра.
– Больше вопросов нет.
Император подошел к Покровскому:
– Я надеюсь на вас, князь. Пожалуйста, внимательно слушайте представителя кайзера, ведите с ним беседы на любые темы, давайте собственную оценку происходящему. Но обещать вы можете только одно: то, что передадите суть разговора лично мне, гарантируете полную секретность.
Покровский поднялся, козырнул и вышел из кабинета.
В Петрограде князь заехал на квартиру своего заместителя капитана Фролова.
Тот оказался дома, открыл дверь и удивился:
– Вы, Алексей Евгеньевич?
– Как видите, Дмитрий Владимирович, я.
– Признаюсь, не думал, что приедете. Телефонного звонка ждал каждый день, как, конечно же, и все наши офицеры, а вот личного визита… Но что это я? Проходите, пожалуйста.
– В квартире есть посторонние лица?
– Нет.
– Хорошо.
Капитан помог генерал-майору снять шинель, пристроил ее на вешалку.
– Прошу в гостиную. Кофе, чай или немного водки?
– Ни первого, ни второго, ни третьего. Нам предстоит серьезный разговор.
– Неужели государь вспомнил о нас?
– Вспомнил.
– Не прошло и года.
– Дмитрий Владимирович, обсуждать действия императора – дело неблагодарное, а для офицера недопустимое.
– Извините, вырвалось. Но поймите, как невыносимо сидеть в квартире, когда другие офицеры дерутся с противником на фронте. Я из дома в форме стесняюсь выходить. Месяца два назад женщина на набережной высказала такое, что мне пришлось быстро ретироваться.
– И что же она сказала? Хотя можете не отвечать. Нетрудно догадаться.
– У нее неделю назад сын погиб в Галиции, поручик. А я тут прогуливаюсь при параде. Стыдно стало невозможно.
– У каждого своя служба.
– Согласен, но служба как род деятельности, а не досуга.
– Закончим эту тему, Дмитрий Владимирович, поговорим о деле.
– Да, князь. Устраивайтесь.
Покровский присел в кресло у небольшого столика на резных ножках. Место напротив занял капитан Фролов.
– Я внимательно слушаю вас, князь.
– Сразу предупреждаю, капитан, разговор строго конфиденциальный, о нем не должен знать никто.
– Даже наши офицеры?
– Даже они.
– Похоже, дело действительно серьезное.
– Государственной важности.
– Это как раз то, в чем я больше всего нуждаюсь.
– Слушайте внимательно, Дмитрий Владимирович.
– Да, князь.
Покровский слово в слово передал заместителю свой недавний разговор с императором.
Фролов выслушал и проговорил:
– Интересное дельце. Вильгельм посылает тайных послов русскому царю? Что же такое важное он желает довести до государя?
– Это мы и узнаем, потом передадим информацию его величеству.
– Действия немецкого кайзера сильно смахивают на попытку начать сепаратные переговоры. С чего бы? В общем-то, несмотря на первые неудачи, германская армия сохранила свою мощь, а в Пруссии так вообще добилась победы. Неоднозначны результаты наступления на Францию. Вильгельму не хватило самой малости, чтобы захватить Париж. Просчитались немного в германском Генеральном штабе. В большей степени, как считаю лично я, из-за того, что упрямо придерживались явно устаревшего плана Шлиффена. Да и мы некстати вступили в войну. Но военная машина рейха слишком хорошо отлажена, чтобы даже более крупные неудачи могли вывести ее из строя. Германцы еще проявят себя. Думаю, в самое ближайшее время. Союзники у Берлина слабоваты, это да, но сама Германия – противник очень сильный.
Покровский улыбнулся:
– И что это мы так разговорились, Дмитрий Владимирович?
– А как иначе, если неделями не с кем было словом перемолвиться? Хорошо, что иногда заезжали Андрюша Лыкарин, Алексей Дольский да Паша Соловьев.
– Вы забыли подпоручика Кириллина.
– У него любовь, князь. Ему не до друзей.
– Ну что ж, любовь – это жизнь. Кто же избранница нашего подпоручика?
– Насколько я знаю, прелестное юное создание из небогатой дворянской семьи.
– Богатство тут ни при чем. Сергей действительно влюблен?
– По уши.
– А девушка отвечает ему взаимностью?
– Наверное, если они встречаются едва ли не каждый день.
– Понятно. Вот один из вопросов и решился сам собой.
– Вы о связном?
– Да. Не будем разлучать влюбленных.
– Только не надо Сергею говорить, что его оставляют в столице из-за личных дел.
– Конечно. Он получит приказ, как и все другие. Сейчас я еду к себе, вы же подготовьтесь к завтрашнему отъезду и соберите всех наших офицеров. Совещание у меня дома в девятнадцать часов.
– Слушаюсь!
– Подготовьте, Дмитрий Владимирович, штатский костюм.
– Как насчет оружия?
– Думаю, оно нам не пригодится. На встречу поедем без оружия. До вечера, Дмитрий Владимирович. – Покровский оделся и вышел на улицу, где его ждал автомобиль, выделенный военным министерством полгода назад.
Дома князь занялся выбором костюма. Примерил три, но во всех чувствовал себя неудобно. Сказывалась привычка носить военную форму. Наконец-то он подобрал более-менее подходящую одежду, отобедал, в кабинете посмотрел почту.
Из газеты выпал конверт. Покровский не без удивления – писем ему было получать вроде бы не от кого – вскрыл конверт. Там оказалось приглашение графа Долгова и его супруги на празднование совершеннолетия сына. Это еще более удивило Покровского.
Он познакомился с графом на торжествах по случаю трехсотлетия дома Романовых в Зимнем дворце, они говорили совсем недолго. Граф представил Покровскому супругу, если не изменяет память, Маргариту Юрьевну, очень красивую женщину, лет на двадцать младше мужа. Они выпили шампанского, и на этом все закончилось.
Хотя нет, была еще одна встреча на каком-то приеме, совсем недавно. Такой же обычный светский разговор. Отчего вдруг граф сейчас вспомнил о нем, более того, решил пригласить на семейное торжество? Когда оно должно состояться?
Покровский еще раз взглянул на приглашение.
Завтра, в восемь вечера, в доме графа. В это время он и Фролов в лучшем случае будут на подходе к Петергофу. Так что придется отказаться.
Особого желания присутствовать на празднике у Долгова у князя не было. Однако правила приличия следует соблюдать.
Почему граф вдруг пригласил на семейное торжество почти незнакомого человека? Причина в том, что он знает об особом положении князя при дворе? Хочет закрепить знакомство, чтобы по случаю воспользоваться им? Непонятно.
Ломать голову не стоит. Но ответить на приглашение надо. Тем более Долгов указал не только адрес, но и телефон. Предусмотрительный человек.
Покровский прошел в кабинет, поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с графом Долговым.
Не прошло и двадцати секунд, как женский же мягкий, очень приятный грудной голос ответил:
– Алло!
– Добрый день, сударыня, князь Покровский.
– Князь?! Неожиданно.
– Маргарита Юрьевна?
– Да. Здравствуйте, князь. Рада вас слышать.
– Извините, графиня, я хотел бы поговорить с Петром Петровичем.
– К сожалению, он сейчас по делам в городе, вернется поздно.
– Понимаю. Тогда прошу вас передать ему, что не смогу принять приглашение на ваше семейное торжество.
– Почему? – В голосе графини прозвучали разочарованные нотки.
– Дела по службе.
– Жаль. Я надеялась, что вы придете.
– Вы?
– В этом есть что-то особенное?
– Так, значит, приглашение…
Графиня прервала Покровского:
– Оно, князь, было направлено вам по моей просьбе.
– Вот как? И супруг не имел ничего против?
– Раз вы получили письмо, значит, не имел. А разве вы не хотели бы увидеть меня?
– Извините за прямоту, Маргарита Юрьевна…
Графиня опять прервала Покровского:
– Можете называть меня просто по имени, князь. Я слушаю вас.
– Если говорить прямо, Маргарита, я как-то не думал об этом.
– Не думали, потому что не было повода?
– Возможно.
– Представляю, что вы сейчас думаете обо мне. Но это неважно. Сожалею, что завтра не увижу вас. Мы могли бы встретиться и позже, когда вы будете свободны от службы. Или мои надежды напрасны?
– Боюсь, что так, Маргарита Юрьевна.
– Вы – и боитесь? – Графиня неожиданно рассмеялась. – Да, я вновь и вновь убеждаюсь, что все мужчины, в принципе, одинаковы. Я имею в виду по отношению к женщинам. Понимаю, что поставила вас в неловкое положение, прошу прощения. Не забывайте, что в Петрограде есть женщина, которая всегда рада видеть вас. И не смущайтесь, князь. Такова жизнь, в которой каждый хочет найти свое счастье. Пусть немного и ненадолго. Буду ждать вашего звонка. До свидания.
– До свидания, – проговорил Покровский, когда их уже разъединили.
Он положил трубку, присел в кресло. Вот теперь все прояснилось.
Да, графиня знает, чего хочет, идет напролом, чтобы получить желаемое, предает своего мужа. Никакие доводы не могут оправдать ее. Это значит, что она для князя Покровского просто больше не существует на этом свете.
Офицеры группы собрались ровно в семь вечера и разместились в гостиной.
Покровский прошелся по большой комнате, заставленной старинной мебелью.
– Господа, понимаю, насколько вам тяжело нахождение в тылу, когда на фронте проливают кровь такие же офицеры, как вы. Хочу сообщить, что вынужденному безделью пришел конец. Я был на аудиенции у императора и поднял этот вопрос. Государь разрешил некоторым из нас отправиться на фронт.
– Наконец-то! – воскликнул поручик Дольский. – Но позвольте узнать, Алексей Евгеньевич, что значит «некоторым из нас»?
– Объясняю. Мне и капитану Фролову предстоит продолжить исполнение обязанностей порученцев. Уже завтра рано утром мы убудем выполнять задание государя. В чем оно заключается, извините, даже вам я сказать не могу. Отдельное поручение будет иметь и подпоручик Кириллин.
Тот взглянул на Покровского, затем на своих боевых товарищей, но ничего не сказал. Приказ есть приказ. В данном случае неуместно интересоваться, почему отдельное поручение возложено на него, а не на кого-то другого.
Покровский продолжил:
– Штабс-капитану Лыкарину, поручикам Соловьеву и Дольскому завтра следует убыть в Барановичи, в ставку, где добиться отправки на фронт. Лыкарину и Соловьеву – в части, ведущие боевые действия на юго-западе, в Галиции. Графу Дольскому – в части пятьдесят седьмой пехотной дивизии либо в распоряжение коменданта крепости Осовец. Сейчас должна проходить встреча императора с великим князем Николаем Николаевичем. Государь обещал повлиять на него, чтобы тот решил вопрос с назначением туда, куда я уже озвучил.
Штабс-капитан Лыкарин поднял руку:
– Разрешите вопрос, князь?
– Слушаю.
– Наша задача в войсках?
Покровский улыбнулся:
– Родину защищать, Андрей Степанович.
– Значит, обязанности порученцев с нас снимаются? Мы должны будем принять подразделения, на которые нас назначат в ставке?
– Не совсем так. Вы, естественно, получите назначения в войсках на различные должности, но обязанности порученцев с вас не снимаются. Командуя подразделениями, вы одновременно должны будете собирать информацию о сильных и слабых сторонах наших войск, представлять предложения по повышению боеспособности подразделений, укреплению дисциплины. Эти данные надо передавать по телефону подпоручику Кириллину. Периодичность докладов определите сами на месте. Однако главной задачей является образцовое исполнение своих обязанностей на основных должностях.
– В войсках мы должны как-то обозначить свою принадлежность к группе особых порученцев? – спросил поручик Дольский.
– Лишь в целях получения назначения на указанные фронты и дальнейшего совмещения обязанностей.
– Понятно.
– Ну, а раз понятно, то не смею задерживать. Готовьтесь к отправке на фронт. Все необходимые документы получите в военном министерстве. Желаю удачи и возвращения с фронтов живыми и невредимыми. Да, прошу иметь в виду: если вы вдруг понадобитесь здесь, то я оформлю вам вызов. Появится возможность связаться со мной, всегда рад услышать вас. Бог вам в помощь, господа.
Офицеры поднялись и направились в прихожую.
Покровский остановил Кириллина:
– А вы, Сергей, куда? По-моему, с вами мы еще до конца не определились.
– Да? А я посчитал, что все решено. Быть постоянно на связи, принимать доклады, собирать информацию, передавать ее вам или капитану Фролову.
– Останьтесь!
– Слушаюсь. – Подпоручик вернулся на место.
Покровский проводил Лыкарина, Соловьева и Дольского, устроился напротив Кириллина.
– А теперь, Сергей, поговорим предметно о вашей задаче. Получение информации от наших офицеров – это только часть ваших новых обязанностей. Мы с Дмитрием Владимировичем получили задание императора, об исполнении которого обязаны доложить лично ему. Но может сложиться такая ситуация, когда выйти напрямую на государя нам не удастся. Тогда я либо Дмитрий Владимирович будем связываться с вами. Это гораздо проще. Если императору докладывать я должен только устно, то вам могу отправить телеграмму.
– Вы считаете возможным воспользоваться телеграфом для передачи секретной информации?
– Да, но, естественно, в закодированном виде. Вы же при получении телеграммы, подписанной словом «князь», обязаны сообщить о ней в Царское Село или в другую резиденцию, где будет находиться государь, полковнику Григорьеву Павлу Владимировичу. Он определит ваши дальнейшие действия и уведомит меня ответной телеграммой, что информация передана по назначению. Это страховочная мера. Скорее всего, мы никогда не прибегнем к ней, однако иметь резервный канал связи необходимо. Запомнили, кому следует передать телеграмму?
– Так точно, Алексей Евгеньевич, полковнику Григорьеву Павлу Владимировичу.
– Или человеку, которого он пришлет. В этом случае вы должны убедиться, что данное лицо направлено к вам именно полковником Григорьевым.
– Как это осуществить?
Покровский улыбнулся:
– Телефон – вполне подходящая для этого штука. Не представляю, как люди раньше обходились без него. Вы все поняли, Сергей Викторович?
– Так точно!
– Предупреждаю, о ваших новых обязанностях не должен знать никто. Если во время доставки вам донесения с фронта или тем паче телеграммы от меня или капитана Фролова рядом вдруг окажется постороннее лицо, то потрудитесь сделать так, чтобы оно не стало свидетелем получения информации.
– Кого вы подразумеваете под посторонним лицом, князь? Я живу один, прислуги не держу.
– Известно. Но вы молоды, подпоручик, не обделены женским вниманием. Нет ничего странного в том, что в вашей холостяцкой квартире вдруг окажется дама.
– Вам известно о моих отношениях с Лизой?
Покровский сделал удивленное лицо:
– А кто это?
– Елизавета Андреевна Ступина.
– Впервые слышу это имя. Вы завели роман?
– Я просто влюбился, князь, и вы должны об этом знать.
– Почему? Нет, мне, конечно, небезразлично, как сложится ваша личная жизнь, но вмешиваться в нее я не собираюсь. Надеюсь, вы когда-нибудь познакомите боевых товарищей со своей избранницей?
– Непременно.
– Ну и хорошо. Вопросы ко мне есть?
– Мне не надо обозначать себя полковнику Григорьеву до вашего отъезда?
– В этом нет необходимости. Я сам сообщу ему, кто оставлен в Петрограде для запасной связи.
– Тогда разрешите откланяться?
Проводив подпоручика, Покровский присел в кресло за рабочим столом, взглянул на Фролова:
– Не выпить ли немного коньячку, Дмитрий Владимирович?
– С удовольствием, князь!
– Но сначала один звонок. А вы пока достаньте из шкафа бутылку и рюмки.
Покровский прошел в кабинет, поднял трубку и вскоре услышал:
– Григорьев, слушаю вас, князь!
– Я по поводу поручения императора. В Петрограде на связи остается подпоручик Кириллин Сергей Викторович. Вот его адрес и номер городского телефона…
– Хорошо. Что-нибудь еще?
– Остальное по плану.
– Удачи.
– Благодарю.
Покровский вошел в гостиную:
– Дмитрий Владимирович, у вас все готово?
– Так точно, Алексей Евгеньевич. Вот только закуска?..
– Обойдемся.
Они выпили по рюмке коньяка.
Фролов поднялся:
– Мне утром прибыть сюда?
– Я заеду за вами. Будьте готовы к семи часам.
В шесть утра князь был уже на ногах, привел себя в порядок, оделся в штатский костюм. Он долго возился с галстуком, никак не мог завязать нужный узел. Через двадцать минут на улице просигналил автомобиль. Утро выдалось прохладным, поэтому Покровский захватил с собой пальто.
В семь он забрал из дома капитана Фролова, и к восьми часам они были в Петергофе, у пристани, где стоял морской боевой катер. Такие использовались для установки мин или проведения торпедных атак. Сейчас же на нем не было вооружения и боеприпасов.
Прибывших встретил молодой подтянутый человек в форме морского офицера.
– Капитан-лейтенант Слепцов, – представился он Покровскому. – Я в вашем распоряжении.
– Вам известно, что надо делать?
– Так точно. Доставить вас к острову Херсен, обеспечить переход на немецкую яхту «Юрген», в дальнейшем ожидать.
– Все верно. Сколько займет путь до острова?
– Примерно шесть часов.
– А если на море разыграется шторм?
– По данным метеорологической службы, шторм в районе Херсена не ожидается. Для вас подготовлена каюта. Конечно, весьма скромная, но выбирать не приходится.
– Понятно. У вас на катере чай есть?
Капитан-лейтенант улыбнулся:
– Есть. Завтрак и чай будут поданы сразу же по отплытии.
Переход до острова Херсен занял пять с небольшим часов. Капитан-лейтенант доложил Покровскому о прибытии на место назначения.
Генерал-майор взглянул на часы:
– Четырнадцать десять. Почти час ждать яхту. Сообщите, когда она появится.
– Конечно.
Не прошло и получаса, как капитан-лейтенант доложил:
– Вижу яхту, она в двух кабельтовых от нас. Немцы пунктуальны, идут строго по графику.
– Да, пунктуальности у них не отнять.
В 14.50 яхта пришвартовалась к катеру. Покровский и Фролов перешли на немецкое судно, где их встретили двое мужчин в дождевиках.
Старший из них без труда опознал главу российской тайной миссии и представился:
– Барон Генрих фон Вейсе. Со мной капитан Отто Куглер.
– Генерал-майор князь Покровский Алексей Евгеньевич. Это капитан Фролов Дмитрий Владимирович.
Вейсе представлялся на русском языке, Покровский – на немецком.
– Прошу в салон, – сказал барон.
Покровский обернулся.
Капитан-лейтенант Слепцов козырнул и заявил:
– С вашего разрешения, князь, я ухожу за остров. Как закончите, подайте сигнал, и я тут же подойду.
Барон Вейсе сопроводил гостей в салон. Следом вошел капитан Куглер и закрыл массивную дверь.
В салоне было уютно. Бросалась в глаза немецкая аккуратность и практичность. Даже мелкие металлические детали были начищены до блеска. На окнах – бордовые занавески, на полу ковер, небольшие кресла вокруг столика, покрытого белоснежной скатертью.
Мужчины сняли верхнюю одежду, развесили ее в шкафу, встроенном в стену, и расселись вокруг стола. Куглер выложил на скатерть блокнот и самопишущую ручку.
– Барон, ваш офицер намерен стенографировать наш разговор? – поинтересовался Покровский.
– Вы против этого?
– У меня строгие инструкции. Никаких записей, протоколов, другой документации. Переговоры только с вами.
– В таком случае помощники нам не нужны. Отто, пройдите, пожалуйста, с капитаном Фроловым в соседний кубрик и займите гостя.
– Слушаюсь!
Куглер и Фролов ушли.
– Не желаете ли кофе, князь? – спросил Вейсе. – Я взял с собой прекрасный бразильский. Дивный вкус, неподражаемый аромат.
– Что ж, можно и кофе. Не мешает взбодриться после перехода.
– Минуту. – Вейсе подошел к тумбе, на которой стоял телефон внутренней связи, повернул ручку, получил ответный сигнал и приказал: – Ганс, два кофе в салон! Черный, без сахара и сливок. Жду!
Матрос вскоре принес поднос с двумя мизерными чашками.
Вейсе улыбнулся:
– Я бывал в России. Вы предпочитаете чай из блюдца, вприкуску.
– У каждого народа свои традиции.
– Вы правы.
– Хороший кофе, – оценил Покровский. – В Петрограде мне такого пробовать не приходилось. Я готов выслушать вас, барон!
– Хорошо. Давайте немного поразмышляем.
– На тему?..
– Русско-германских или германо-русских отношений, как угодно.
– Если у вас есть такое желание, то я не имею ничего против.
Вейсе наклонился к Покровскому:
– Скажите, князь, как вы думаете, случилась бы большая война в Европе, если бы в свое время Россия и Германия заключили военный союз?
– Я считаю, что в этом случае шансов сохранить мир было бы больше.
– Прекрасно. Если бы был заключен этот союз, то сейчас Россия продолжала бы жить мирно.
– А Германия все же атаковала бы Францию, не так ли?
– К сожалению, это неизбежно. Французское правительство не устраивал итог франко-прусской войны. Оно стремилось вернуть Эльзас и Лотарингию. Любыми средствами. Да, мы начали бы войну с Францией. Напряжение в отношениях между нашими странами достигло критической отметки. Нам пришлось бы вести войну и с Англией, но, заметьте, без участия России. Берлину было довольно и вашего нейтралитета. Вспомните франко-прусскую войну. Тогда вы тоже стояли на пороге войны. Наполеон Третий неоднократно обращался к Александру Второму с просьбами о помощи. Но российский император проявил мудрость, не позволил втянуть страну в войну, по сути дела стал союзником Германии. И что в итоге? Рейхсканцлер Бисмарк помог добиться отмены Парижского мирного договора от тысяча восемьсот пятьдесят шестого года, по которому Россия не могла иметь своего флота в Черном море. На данный момент вы, оставшись нейтральными, по меньшей мере отстояли бы свои интересы и на западе, и на востоке. Особенно на востоке. У царя появилась бы уникальная возможность взять реванш за поражение в русско-японской войне, которого не было бы, не вмешайся в дело Североамериканские Штаты. Ведь именно они выступили инициатором заключения мирного договора с Японией. Русскому царю должно быть известно, что в этом посредничестве была прежде всего заинтересована именно Япония. Она выигрывала сражения, но не могла продолжать войну. Не вмешайся Америка, победа была бы в руках императора Николая. Но что случилось, то случилось. Повторюсь, сейчас, при условии соблюдения нейтралитета в европейской войне, Россия взяла бы у Японии реванш и получила бы назад не только Порт-Артур, но и весь Китай вместе с Кореей. Кроме этого, вы защитили бы свои интересы на Балканах. Берлин имеет влияние на Вену…
Покровский прервал Вейсе:
– Какой смысл, барон, обсуждать то, что не случилось? К сожалению, в Европе разгорелась схватка. Заметьте, не Россия объявила Германии войну, а наоборот.
– Но у кайзера не оставалось выбора. Он же настоятельно просил своего кузена, русского императора, не объявлять мобилизацию.
– Мобилизация, барон, не есть начало войны. Это всего лишь призыв дополнительных сил для укомплектования армии и флота по штату военного времени.
– Вы правы, но не в случае с Германией.
– Вы, барон, считаете, что российский император должен был бездействовать, когда Австро-Венгрия объявила Сербии войну и начала артиллерийский обстрел Белграда?
– Но у нее были на то причины.
– Да, конечно. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги в Сараево, организованное тремя молодыми людьми, учившимися в Белграде. Не кажется ли вам, барон, что это могло быть провокацией третьей, куда более могущественной силы, использовавшей убийство как повод для разжигания войны? Но такой вопрос даже не рассматривался. В Вене уверенно заявили, что сербские террористы убили эрцгерцога с женой. Сербия должна поплатиться за это.
– Минуту, князь! Первоначально Австро-Венгрия выдвинула ультиматум…
– Который не приняла бы ни одна страна, хоть немного уважающая себя. Вы сами-то читали этот ультиматум?
– Да.
– Скажите, пожалуйста, Германия приняла бы подобные условия? Впрочем, можете не отвечать. Вы прибыли сюда не для того, чтобы рассуждать о том, что могло бы произойти.
Вейсе утвердительно кивнул:
– Вы правы, князь, не для этого.
– Тогда перейдем к делу.
– Хорошо. Итак, кайзер считает, что война между Россией и Германий бессмысленна и ни к чему, кроме неоправданных потерь, не приведет. Да, русские добились определенных успехов в Галиции, но потерпели поражение на северо-западе. Один разгром русской армии генерала Самсонова говорит сам за себя. Кайзер, в свое время тесно общавшийся с Отто фон Бисмарком, помнит его предостережение о недопустимости войны с Россией. Он тоже считает, что разгром России невозможен даже после самых блестящих побед, убежден в том, что долгая война может привести к крушению обеих империй. Революционное движение набирает силу как у вас, так и у нас. А что такое революция, русский император уже испытал. Государство должно развиваться эволюционным, а не революционным путем. Революционеры же ставят перед собой целью свержение монархии. Война для них весьма выгодна. Если армия действует успешно и громит противника, то они поднимают народ на патриотические выступления, требуют все новых успехов. Если же войска терпят неудачи, то революционеры тут же объявляют виновником этого прогнившую власть монарха, игнорирующего интересы собственного народа. В обоих случаях они получают неплохие дивиденды, число их сторонников растет, усиливается влияние в массах. Это очень опасная тенденция. Потому как предатели не преминут нанести удар в спину своему же государю и правительству.
– Почему кайзер не озвучил это раньше?
– Насколько мне известно, Вильгельм пытался сделать это во время последней встречи с русским императором в Берлине. Однако Николай обвинил кайзера в том, что тот, напротив, стремится к войне. Что произошло между высочайшими особами, точно не знает никто, однако русский император, по мнению кайзера, не так его понял либо не захотел услышать. Все это уже в прошлом.
– Что еще вы уполномочены передать?
– Германский кайзер не желает продолжения войны с Россией и хочет знать, готов ли русский император рассмотреть варианты ее прекращения. Пока это все.
– Ясно. Я передам ваши слова российскому императору.
– Будьте так любезны. Но имейте в виду, что затягивать с решением данного вопроса нельзя. От себя добавлю – и это уже мнение патриотических кругов Германии, – что если война в Европе примет широкомасштабный характер, то это станет катастрофой для всех ее участников и одновременно сыграет на руку Североамериканским Соединенным Штатам. Именно они и еще, пожалуй, Япония останутся в выигрыше, когда мы в Европе ослабим друг друга. Уже сейчас американцы укрепляются на английском рынке. В отличие от европейских стран, они не вступают в открытую войну, ждут момента, когда смогут с выгодой для собственной экономики занять лидирующую позицию в мире.
– Это мне тоже передать государю?
– Как вам будет угодно.
– Хорошо, я понял вас, барон.
В 17.00 «Быстрый» взял курс на север и спустя пять часов благополучно пришвартовался в Петергофе. Оттуда князь Покровский известил полковника Григорьева о возвращении.
На следующий день, 17 апреля, в 10.00 Покровский прибыл в Царское Село, где был без промедления принят императором.
Николай внимательно выслушал его доклад, прошел к столу, открыл коробку папирос, закурил, взглянул на Покровского:
– Вот, значит, как. Вильгельм, по сути, предлагает нам заключить сепаратный мир, прекрасно зная, что Россия связана обязательствами перед союзниками. Кайзер и раньше сетовал на то, что я выбрал не ту сторону. Мол, нам надо бы придерживаться Германии. Однако это не помешало ему не только объявить России войну, но и начать активные боевые действия, втянуть в противостояние свою верную союзницу – Австро-Венгрию.
– Извините, ваше величество, но мне показалось, что немцы действительно не желают крупных столкновений с российской армией. Возможно, только на данном этапе.
– Понятное дело. Вильгельм застрял на западе. Его план молниеносной войны не сработал. Коалиция противников кайзера растет. Ему хотелось бы разобраться с Францией, заставить Англию выйти из войны, а придется перебрасывать войска на Восточный фронт. Главная союзница оказалась недостаточно подготовленной для противостояния с Россией. Вильгельм укрепляет рубежи в Восточной Пруссии и защищает австрийцев. В этих условиях ему предпочтительнее было бы заключить с нами если не мир, то хотя бы перемирие. Вопрос, нужно ли это нам? Как думаете, князь?
Покровский ответил:
– Мое мнение таково: если есть возможность остановить кровопролитие, то ею необходимо воспользоваться.
– Даже ценой нарушения союзнических обязательств?
– Я считаю, что барон Вейсе на прошедшей встрече только прозондировал обстановку. В принципе, он поднял лишь один вопрос: готова ли Россия рассмотреть варианты прекращения боевых действий. Следовательно, у немцев есть что предложить России для урегулирования ситуации, создавшейся на германском Восточном, нашем Западном фронте. Вейсе прав в том, что затягивание войны создает весьма благоприятные условия для развития революционного движения как в России, так и в Германии, а также играет на руку американцам.
– Да, они изрядно наживаются на наших проблемах. Мы уже получили предложения из-за океана о поставках боеприпасов, так необходимых для российской армии, в первую очередь артиллерийских снарядов. Американские предприятия готовы на льготных для нас условиях принять заказы на вооружение и автомобили, производство которых у них резко возросло. Вашингтон не станет спешить с вступлением в схватку. Североамериканские Соединенные Штаты будут ждать, когда война в Европе ослабит ее конкурентов. Но это не удивительно и для России практической угрозы не составит. Другое дело революционное движение. Вот оно способно нанести монархии большой вред. Особенно если эта зараза проникнет в действующую армию.
– Тогда, может быть, стоит пойти на переговоры с Германией? Ведь если нам удастся остановить боевые действия, то можно будет изменить внутриполитическую ситуацию в России, сосредоточить усилия на борьбе с революционерами.
Николай потушил окурок, присел в кресло.
– Вопрос войны и мира можно было бы решить на нашей последней встрече в Берлине, когда Вильгельм выдавал замуж свою дочь. Но дальше пустых разговоров дело не пошло. Мой кузен отрицал очевидное, пытался переложить ответственность за разжигание войны на Россию. Он заявлял о том, что желает сохранить мир, а что в результате? Оккупация Бельгии, нападение на Францию, объявление войны России. Конечно, все это можно списать на убийство эрцгерцога Франца Фердинанда, резко изменившуюся международную обстановку, проведение нами всеобщей мобилизации. Но если бы Вильгельм не хотел войны, то он не начал бы ее, не спровоцировал бы на активные действия и Австро-Венгрию. Кайзер мог остановить Вену, но не сделал этого. План Шлиффена провалился. Австрийская армия понесла потери в Галиции и сдала свои позиции. Несмотря на наши неудачи в Восточной Пруссии, немцам не удалось развить успех. Тут-то Вильгельм словно проснулся. Но я хорошо его знаю. Он не из тех, кто оставляет свои планы. Вильгельм умен и коварен, а еще более самолюбив. Ему сейчас необходимо избежать дальнейшего ведения войны на два фронта. Прекращение боевых действий на востоке предоставило бы ему возможность сосредоточить дополнительные силы против Франции и Англии.
– В принципе, этого не скрывал и барон Вейсе. Он не отрицал, что перемирие или другой вариант прекращения боевых действий на востоке будут использованы против Франции.
– При этом нет никакой гарантии, что, захватив Францию, Вильгельм потом не повернет все свои силы против России. Тем более в условиях, которые упоминал Вейсе. Я говорю о ведении нами войны против японцев.
– Но мы можем не ввязываться в войну на Дальнем Востоке. К тому же сражения на Западе не пройдут для германской армии бесследно. Французы, поддерживаемые британцами, не сдадутся на милость кайзера. Германия понесет серьезные потери и уже не будет представлять мощную силу, способную разгромить русскую армию, – проговорил Покровский, увидел, что Николай потер виски, и спросил: – Вы плохо чувствуете себя, ваше величество?
– Голова разболелась, но ничего страшного, пройдет. Продолжим. Вы, несомненно, правы в том, что война с Францией подорвет мощь германской армии. Но ведь Париж обратится к нам за помощью, а мы заключим сепаратный договор с Германией и не окажем ее. Тогда, князь, тайное станет явным. Против меня выступят не только революционные партии и движения, которые поднимут народ, но и Государственная дума, даже правительство. Общество настроено на войну до победного конца. Не поймет меня и семья. Кстати, Григорий Распутин тоже все время твердит: останови, государь, войну любой ценой. Мол, война – наша гибель, крах всей империи. Что посоветуете вы, князь, с учетом того, что на сепаратный мир с Германией я не пойду?
– Напомню, государь, что Вейсе говорил о различных вариантах прекращения боевых действий. Думаю, следует продолжить переговоры, чтобы выяснить, что именно может предложить Германия. При желании можно найти выход из сложившейся ситуации без ущерба для вашей репутации.
– Хорошо, согласен. Тем более, зная Вильгельма, я уверен в том, что он поторопит нас с принятием решения.
– Что вы имеете в виду?
– То, что в ближайшее время нам следует ждать активизации действий армий Вильгельма на каком-либо фронте либо на всех сразу. Войска противника должны нанести удары по нашим армиям, дабы я стал сговорчивее в переговорах. В том, что мы продолжим их, Вильгельм не сомневается. Это вообще для него не характерно.
– Возможно ли опередить его и обозначить готовность немедленно продолжить переговоры?
– У меня нет тайного канала связи с кайзером. Если помните, он сам выходил на меня.
– Может, мне попытаться связаться с бароном Вейсе?
– Вы знаете, как сделать это?
– Нет, но надо подумать. Наша разведка в Германии наверняка имеет сведения о таком влиятельном лице.
– Возможно, и имеет, но я не могу ее подключить. Это поставит под угрозу секретность всего дела. Если станет известно о том, что я через вас веду переговоры с кайзером, то это мгновенно вызовет ту же реакцию в обществе, что и при заключении сепаратного договора. Посему нам остается ждать, что предпримет Вильгельм на фронте. Думаю, он скоро пришлет очередное послание с приглашением на переговоры. Благодарю вас за работу. Езжайте к себе и ожидайте вызова.
Тут надо заметить, что Николай оказался прав. Вечером следующего дня, 18 апреля, на галицийском направлении началось масштабное наступление германских войск.
В конце того же дня к Покровскому неожиданно, без предупреждения, явился подпоручик Кириллин.
– Что произошло? – спросил у него генерал-майор.
– Князь, я в отчаянии.
– Вы не ответили на вопрос. Что произошло?
– У Лизы приступ.
– Так, пройдемте в гостиную. – Покровский усадил подчиненного в кресло, устроился напротив. – Успокойтесь, Сергей Викторович, и давайте все по порядку. Что за приступ случился у вашей дамы?
– Если бы знать! Никто не понимает, в чем дело. Как только вы с капитаном Фроловым убыли в командировку, тем же днем на прогулке Лиза вдруг упала в обморок. Прямо на улице. Она побледнела, вся дрожала, хотя было довольно тепло. Естественно, я доставил ее в ближайшую больницу. Там у нее горлом пошла кровь. Слава богу, врачи с этим справились, но диагноз поставить так и не смогли. Когда Лиза пришла в себя, я отвез ее домой. Она ничего не помнит. День пролежала и почувствовала себя лучше. Мы думали, что приступ был результатом какой-то старой болезни и больше не повторится, но, увы, буквально час назад это произошло. Сейчас Лиза лежит в беспамятстве. У нее сильный жар. Под глазами темные круги, лицо осунулось и приняло какой-то серый, землистый оттенок. Ее отец Андрей Федорович вызвал доктора. Тот только руками развел и посоветовал везти Лизу в больницу. Но если вновь пойдет кровь? Господи, князь, она умирает!
– Так почему вы вместо того, чтобы осторожно перевести даму в больницу, бросили ее и приехали сюда?
– Алексей Евгеньевич, извините великодушно, но только вы можете нам помочь.
– Я? Но чем, Сергей? Я же не врач! С вами самим все в порядке?
– Я объясню, князь. Вам известны чудесные способности Григория Распутина. В Петрограде только и говорят, что он может излечить любую болезнь, поставить на ноги инвалида, помочь тогда, когда врачи уже выносят смертный приговор…
– Но я-то здесь при чем, Сергей?
– Алексей Евгеньевич, вы знаете Распутина, общались с ним. Прошу, свяжитесь со старцем. Сейчас у меня надежда только на него.
– Вы хотите, чтобы Распутин посмотрел Лизу?
– Да! Только это, больше ничего. И чем раньше, тем лучше.
– Но как с ним связаться? Да и поздно уже, десятый час.
– Алексей Евгеньевич, умоляю!
– Возьмите себя в руки, подпоручик. Вы на чем приехали?
– На пролетке. Она на улице, извозчик ждет.
– Хорошо. Я сейчас. – Покровский быстро оделся.
Они вышли на улицу, и через двадцать минут пролетка остановилась у железных ворот. Покровский приказал извозчику ждать, вместе с Кириллиным подошел к воротам и постучал.
На шум из каморки вышел дворник:
– Кто это пожаловал?
Он был немного пьян.
– Открывай, мы к Распутину.
– Вот как? К Григорию Ефимовичу так просто не ходят. Кого надо пропустить, он говорит. Нынче ни о ком не предупреждал.
Кириллин выхватил из кобуры револьвер:
– А ну открывай, пьяная морда, иначе пристрелю!
– Отставить, подпоручик! – приказал Покровский. – Уберите оружие. Ты вот что, любезный, возьми-ка червонец да сообщи Григорию Ефимовичу, что к нему князь Покровский приехал. Просит принять, – сказал он дворнику.
Тот забрал деньги и проговорил:
– Это другое дело, а то сразу пугать! – Он ушел, вскоре вернулся, открыл калитку: – Проходите. Где квартира старца, знаете?
– Нет.
– Прямо идите. Подниметесь на второй этаж. Там дверь одна, не ошибетесь.
Вскоре офицеры были у квартиры Распутина.
Кириллин постучал. Двери открыл сам Григорий. Он был в рубахе, штанах, босой.
– Князь Покровский? Заходи. И товарищ твой пущай идет.
Генерал-майор и подпоручик вошли в большую прихожую.
Распутин взглянул на Покровского:
– Хотел тебя видеть, думал у государя застать, а ты сам приехал. По какой надобности?
Князь кивнул на Кириллина:
– У моего офицера дама сильно больна. Врачи не знают, что делать. Посему и приехал просить, чтобы ты посмотрел ее.
– Сильно больна, говоришь? Ладно. Посмотрю. Далече живешь-то, офицер?
– Девушка у своих родителей, они живут…
Распутин прервал подпоручика:
– Ладно, это неважно. Вы на чем приехали?
– На пролетке.
– Не поместимся. Так, подпоручик, ступай, отпусти извозчика, я коляску вызову. На ней поедем.
Кириллин вышел в подъезд.
Покровский спросил:
– Зачем меня видеть хотел, Григорий?
– О том позже поговорим. Жди, сапоги надену.
В начале одиннадцатого коляска Распутина остановилась у дома на набережной. Ворота были открыты. Григорий и его спутники без препятствий прошли в нужный подъезд.
Дверь открыл отец девушки, увидел Распутина и тут же упал на колени:
– Старец? Ты ли это? Не верю глазам своим!
– Встань! Не суетись! – приказал Распутин. – Веди к больной.
– Да, конечно.
Все вошли в гостиную. Мать девушки побледнела, увидев знаменитость.
– Господи, сам Распутин!
– Что вы заладили: Распутин, Распутин… Где больная?
– В спальне, Григорий Ефимович. – Женщина указала на ближайшую дверь.
– Всем оставаться здесь и молиться. В комнату не входить, не мешать. Выйду, скажу все как есть, – распорядился старец и скрылся в спальне.
Кириллин представил родителей своей девушки:
– Знакомьтесь, князь, это Андрей Федорович и Антонина Васильевна. – Он указал на генерал-майора: – А это князь Алексей Евгеньевич Покровский. Благодаря ему Распутин здесь.
– Спасибо вам, князь, – сказал глава семьи и низко поклонился.
– Не стоит, Андрей Федорович. Вы молитесь, как советовал старец.
– Господи, поверить не могу, у нас дома сам Распутин! – проговорила Антонина Васильевна, тут же опустилась на колени перед образами и начала молиться.
К ней присоединились Андрей Федорович и подпоручик Кириллин.
Покровский же присел на диван.
Через несколько минут Распутин вышел из спальни.
Родители девушки и Кириллин прервали молитву, поднялись и молча смотрели на него.
– Поправится. И пущай ест как следует. Взяли за моду голодать, чтобы фигуру блюсти. Вот организм и ослаб, лишился сил бороться с заразой. Да и мужик ей уже нужен. Так что, подпоручик, коли любишь – женись.
– Да я с радостью, Григорий Ефимович!..
– Теперь ступайте к больной, очнулась она. – Распутин повернулся к Антонине Васильевне. – Ты, мамаша, каши быстро свари, да пожирней. Накорми дочь. И гляди, чтобы ела как следует. Идите все. А мы тут с князем кой о чем потолкуем.
Антонина Васильевна ушла в столовую, Ступин и Кириллин – в спальню.
Распутин присел на стул напротив дивана, взглянул на Покровского своими пронзительными колючими черными глазами.
– Знаю, делами государственными занимаешься. Царь на них тебя послал.
– И что же ты, Григорий, можешь знать?
– Многое. Что для других тайна, для меня не секрет. Коли мыслишь, что кто-то мне сказал о деле твоем, ошибаешься. О нем никто не знает. Только те, кто должен. Дело хорошее, правильное, но пустое, потому как поздно уже. Государь наш отступит от него, подозревая обман. Прежде договорились бы, теперь не выйдет. Но я не о том хотел говорить с тобой.
– О чем же? – поинтересовался Покровский, немного удивленный осведомленностью старца.
– О будущем. Близком и страшном. Ты слушай меня, не перебивая. Потом, как скажу, спросишь. Смогу – отвечу. Пока же молчи. Мне жить осталось недолго, значит и оберегать семью царя будет некому. Это на меня Господом возложено. Тебе хорошо известно, что только я могу усмирить болезнь цесаревича. На такое ни один доктор ученый не способен. Почему так – не знаю. Это тоже только Отцу нашему небесному ведомо. Меня убьют, и останется царская семья одна против врагов многих. Вижу море крови. Война рушит веками созданное, собранное по камешку. Но будет у царя последняя надежа. Ею станешь ты. Если пророчество сбудется и от тебя будет зависеть судьба семьи, помни: не доверяй никому, кроме своих верных офицеров. Ты человек хороший, порядочный, честью дорожишь более жизни. На смерть пойдешь, не думая, исполняя долг. Не верь тем, кто станет тебе нужен. Обманут. Повсюду будет ложь, кровь. Все от безбожников, от дьявола. Вот так, князь, я все сказал. Теперь можешь спрашивать, хотя ничего нового не услышишь.
Покровский вдруг ощутил тревогу и спросил:
– Когда случится то, о чем ты говорил?
– О том в завещании моем узнаешь. Покуда я и сам в тумане, но тот пред смертью рассеется. Господь многое открывает тому, кто обречен на гибель мученическую.
– Мудрено говоришь, Григорий.
– Иначе не могу. Сказал то, что сейчас вижу. На царя не серчай, коли отлучит. Не в себе он будет, пожалеет о том, вернет. Если времени хватит. Ты услышал меня, князь?
– Услышал.
Распутин перекрестил Покровского:
– Да хранит тебя Господь.
– Ты уходишь?
– Да. Здесь мне боле делать нечего. Девица поправится, с тобой поговорил. Рад этому. – Распутин, не прощаясь, вышел из квартиры.
Тут же появились родители девушки и подпоручик Кириллин, который воскликнул:
– Не поверите, князь, Лиза пришла в себя, сама есть попросила, а жара как не бывало. Чудеса, да и только.
– Ну и слава богу.
– А где Григорий Ефимович? – спросил отец Лизы.
– Сделал свое дело и ушел.
– Но как же так? Без благодарности?! Я бы денег дал.
– Отдайте их в детский приют. Распутин то же самое сделал бы.
– Да? Ладно, завтра же и отдам.
– Я тоже пойду. Подпоручик, вы, как понимаю, остаетесь?
– Хотелось бы, но если нужен…
Покровский прервал Кириллина:
– Оставайтесь.
– Я пойду извозчика найму. Они тут недалеко стоят.
– Не беспокойтесь, сам управлюсь. До свидания.
– Спасибо вам, князь, – сказала мать Лизы.
– Мне-то за что? Распутина благодарите, – сказал Покровский и ушел.
Распутин же, выйдя из подъезда, шел к коляске и шептал:
– Услышал ты меня, князь, да одного не ведаешь. Надежей государя станешь, только изменить ничего не сможешь. Никто не сумеет, коли сбудется пророчество. Ты погибнешь вместе со своими верными офицерами, как рухнет все! Не стал бы ничего говорить, да только ты сам пойдешь за государем, потому как останешься верным долгу до конца.
До дома Григорий ехал молча, закрылся в комнате и молился до утра, прося у Господа милости. Не себе. Государю и его семье.
Покровский пребывал под впечатлением разговора с Распутиным. Дома он долго размышлял над словами старца и прошел в спальню, когда за окном уже забрезжил рассвет и по стеклам окон ударили первые капли дождя.
В семь часов его разбудила трель телефона.
– Покровский, слушаю, – ответил он.
– Это полковник Григорьев. Доброе утро, князь.
– Доброе, Павел Владимирович.
– Вам следует к десяти часам прибыть в Царское Село к государю. Мотор подойдет к вам в девять.
– Я понял, полковник, буду!
– До свидания.
– Всего хорошего. – Покровский положил трубку.
В назначенное время генерал-майор вошел в кабинет императора:
– Здравия желаю, ваше величество.
– Здравствуйте, князь. Вы наверняка догадались, зачем я вас вызвал.
– Предстоит встреча с бароном Вейсе?
– Да. Завтра, в том же месте, в то же время.
– Что я должен ему передать?
– Об этом немного позже. Вам известно, что австрийские и германские войска начали наступление в Галиции?
– Так точно. Но в общих чертах.
– Я говорил, что Вильгельм предпримет попытку сделать меня сговорчивей. Так он и поступил. Ударная группа под командованием генерала Августа фон Макензена 19-го числа перешла в наступление у города Горлице. Участок прорыва оставляет более тридцати километров.
– Это тот самый Макензен, который командовал корпусом, входившим в Восьмую немецкую армию, и участвовал в разгроме частей Самсонова?
– Да. Против ударной группировки германцев действуют части Третьей армии генерала Радко-Дмитриева. Меня очень беспокоит то, что немцы на данном направлении имеют двойное численное превосходство. По данным ставки, противник имеет в два с половиной раза больше пулеметов. Но главное – подавляющее превосходство германцев в артиллерии. В целом оно трехкратное. Добавлю, что в Третьей армии всего четыре тяжелых орудия, у Макензена же их более четырехсот пятидесяти, а также почти сто минометов, которых у нас вообще нет. При таком соотношении сил Радко-Дмитриев никак не мог остановить немцев и начал отступление к реке Сан. Но это не последний рубеж, который нам придется оставлять при интенсивном наступлении противника. Вильгельм вот-вот начнет атаковать и на севере. Там, к сожалению, наши позиции на данный момент тоже не столь крепки, как мне того хотелось бы.
Покровский кивнул:
– Да, обстановка в Галиции угрожающая.
– Теперь что касается вашей миссии. Послушайте Вейсе и передайте ему, что я не пойду на сепаратный мир. Россия останется союзницей Франции и Англии и выполнит свои обязательства до конца. Скажите, что я не верю Вильгельму. Да, сейчас мы находимся в сложном положении, но это дело временное. Насчет же революционного движения, то пусть кузен разбирается с ним в Германии, а о России не беспокоится. В своем доме мы как-нибудь сами наведем порядок. Это все, князь! Вопросы ко мне есть?
– Как вы считаете, ваше величество, получив такой ответ, кайзер не предаст огласке факт сепаратных переговоров? Ведь это может серьезно навредить нашим отношениям с союзниками.
– Вильгельм не сделает этого, но не потому, что не захочет в силу своего благородства. Он просто доказать ничего не сможет. Заявления же Вейсе не стоят и гроша.
– А может быть, не надо вот так рубить сплеча? Неизвестно, что предложит немецкая сторона. Разумнее было бы выслушать представителя кайзера, все взвесить и потом уже принять окончательное решение.
Николай Второй повысил голос:
– Я приказываю вам передать мой ответ, а не рассуждать, что разумнее, а что нет. Или, по-вашему, император не в состоянии принимать взвешенные решения? Он недостаточно разумен для этого?
– Я ничего подобного не говорил, ваше величество.
– Тогда выполняйте приказ!
– Слушаюсь!
– Доклад о выполнении задания передадите мне через полковника Григорьева сразу же по возвращении. Свободны!
Покровский козырнул и вышел из кабинета. Ему вспомнились слова Распутина: «На царя не серчай, коли отлучит». Похоже, начало этому положено. Но приказ есть приказ, и его следует выполнять, несмотря ни на что.
На следующий день состоялась вторая встреча Покровского и барона фон Вейсе. Представитель кайзера неожиданно выдвинул ряд весьма интересных предложений. Он заверил Покровского в том, что Вильгельм готов отдать приказ на прекращение операции в Галиции и отмену наступательных действий на севере. Более того, кайзер согласен даже вернуть войска на исходные позиции, представив это как успех русской армии в обмен на длительное перемирие между Германией и Россией.
Покровский, исполняя волю государя, передал Вейсе то, что должен был. Он заверил барона, что обязательно доведет до своего императора все предложения немецкой стороны.
На этом встреча на Балтике была завершена.
Князь вернулся в Петергоф, тут же связался с полковником Григорьевым и попросил личной встречи с императором.
– В этом есть необходимость?
– Да. Немецкая сторона выдвинула ряд предложений, которые достойны рассмотрения.
– Это ваше личное мнение?
– Это мое личное мнение, но я уверен в том, что государя заинтересуют предложения немецкой стороны.
– Вы передали Вейсе слова императора?
– Конечно.
– Этого достаточно. А свое мнение, князь, оставьте при себе.
На этом связь прекратилась.
Покровский вернулся домой. Наступление же немцев набирало ход.
