Глава 4

Наряду с ростом экономики происходили существенные изменения и в армии. К 1914 году она по штату мирного времени насчитывала свыше одного миллиона трехсот тысяч человек.

Государь сделал выводы по результатам Русско-японской войны. Вооруженные силы подверглись серьезной реорганизации.

Начальник Главного штаба Германии генерал фон Мольтке докладывал кайзеру, что за период с 1907 по 1913 год боевая готовность русской армии значительно повысилась. Он особо подчеркивал, что благодаря передислокации нескольких армейских корпусов из западных пограничных районов в глубину страны Россия получила возможность проведения масштабных маневров.

Русский флот, понесший жестокие потери в японскую войну, постепенно возрождался. В этом была личная заслуга императора, который преодолел упорное сопротивление Государственной думы. На петербургских верфях были почти готовы четыре дредноута и столько же линейных кораблей. На упомянутых верфях и в городе Николаеве строились легкие крейсеры, миноносцы, подводные лодки.

Развитие кооперации в России принимало масштабный характер. К этому и стремился великий реформатор Петр Аркадьевич Столыпин. К 1914 году в Москве насчитывалось до восьмисот кооперативов с общим оборотом десять с половиной миллионов рублей.

В 1914 году политические партии в России уже не имели того веса и значения, которыми они располагали во время революции. Это относилось и к представителям интеллигенции, то есть кадетам, и к октябристам. Радикальные же правые партии и общественные организации не располагали какой-либо значительной поддержкой определенных общественных слоев. Они находили сторонников в основном в городах Западного края.

Только социал-демократы пользовались большим влиянием в среде рабочих и обладали самой совершенной для того времени партийной организацией. В деревнях много сторонников было у эсеров, трудовиков, народных социалистов. Но ни одна партия, не считая социал-демократов, не вела широкой, планомерной пропаганды.

На Балканах Черногория, Сербия, Болгария и Греция объединились против Турции. Боевые действия начались в октябре 1912 года. В результате едва ли не вся европейская территория Оттоманской империи перешла к союзникам.

22 марта 1913 года на аудиенцию к государю прибыл В. Н. Коковцев.

Николай выслушал доклад премьер-министра о текущих делах и без подготовки перешел к международной теме:

– Войну за турецкое наследство удалось прекратить без общеевропейского конфликта, однако напряжение в международной обстановке только усиливается. Сергей Дмитриевич Сазонов сообщил мне, что в германский рейхстаг внесен запрос на военные кредиты. Франция восстановила трехлетний срок службы, что означает увеличение состава армии мирного времени в полтора раза. Что вы на это скажете, Владимир Николаевич?

– Мне, конечно, известно о военных кредитах Германии. Я имел на этот счет довольно неприятный разговор с канцлером. Выступая в рейхстаге, господин Бетман-Гольвег мотивировал необходимость получения новых кредитов совершенно неожиданными соображениями. Он сказал о надвигающейся славянской волне, ссылаясь на успех балканских стран.

– Заявление действительно неожиданное и весьма странное, – согласился император. – Неужели такие малые государства, как Болгария, Сербия, Черногория, Греция, могут всерьез угрожать Германии?!

– Канцлер, ваше величество, этим подтвердил мысль, которую уже не раз выражал в довольно резкой форме германский император. Если еще осенью 1912 года Вильгельм Второй благосклонно относился к победам балканских стран, то теперь он изменил свое мнение. Поражение Турции все больше представляется ему в ином свете. Кайзер начинает считать неизбежной борьбу славян и германцев.

– Вот как Вильгельм ставит вопрос?! Интересно. Я уже не раз, особенно во время последней встречи в Палдиски, замечал, что Вильгельм все больше проникается представлением о неизбежности войны. Посему совещание закончилось практически безрезультатно. Это опасный признак. Менее чем через два месяца у меня будет возможность поговорить с кайзером. Трудно рассчитывать, что к тому времени взгляды Вильгельма изменятся, но… посмотрим.

В начале мая 1913 года император пригласил в Царское Село министра иностранных дел Сазонова и сказал:

– Одиннадцатого мая в Берлине начнутся торжества по поводу свадьбы единственной дочери германского кайзера, принцессы Виктории Луизы, с принцем Эрнстом Августом Ганноверским из династии Вельфов. Я получил приглашение на это бракосочетание.

Сазонов ответил:

– Ваше величество, германский посол спросил меня, примете ли вы приглашение. Я ответил графу Пурталесу, что ничего не могу сказать по этому поводу, так как намерения моего государя мне неизвестны.

– Я еще не решил, ехать на свадьбу или нет. Императрица не отправится туда ни в коем случае, что, наверное, не удивит вас.

– Мне хорошо известны довольно холодные отношения императрицы со своим двоюродным братом Вильгельмом. Я знаю, насколько тягостны ей всяческие торжества не только за границей, но и в России.

Государь кивнул и продолжил:

– Я бы поехал в Берлин, но ведь и тут будет выдвинута на первый план политика. Год назад мы с Вильгельмом встречались в балтийском порту, теперь совещание в Берлине. Не много ли это за столь короткий период? С другой стороны, хотелось бы узнать, каких взглядов на вопрос войны и мира сейчас придерживается Германия.

Министр ответил:

– Совещание в Палдиски действительно носило политический характер, но теперь речь идет только об участии в торжествах. Во избежание всяческих ложных толкований министерство может объяснить представителям дружественных правительств, что ваш визит в Берлин носит исключительно семейный характер. Ни о какой политике речи там вестись не будет. Посему я и не сопровождаю вас. Важно и то, что короткая поездка за границу прервет тяжелое однообразие вашей домашней жизни.

Император взглянул на Сазонова:

– Как вы сказали, Сергей Дмитриевич? «Прервет тяжелое однообразие домашней жизни»?

– А разве это не так, ваше величество?

Николай Второй прошелся по кабинету.

– Вы правы. Болезнь сына сделала Александру Федоровну замкнутой, ее воля угнетена, что не может не отражаться на атмосфере в семье, к которой я испытываю самую горячую любовь. Поэтому, пожалуй, я поеду. А вы, Сергей Дмитриевич, обеспечьте то, что обещали, я имею в виду в обоснование мотива моего визита в Берлин.

– Да, конечно.

Торжества в Германии были расписаны на четыре дня.

В день вручения подарков Николай преподнес принцессе Виктории Луизе ожерелье из аквамарина и бриллиантов.

В тот же день Вильгельм и Николай выехали в Берлин. Русский царь был поражен тем, как местные жители встречали их. Сначала ему показалось, что восторг относился к германскому императору, но при возвращении во дворец, когда кайзер вынужден был оставить Николая, народ столь же пылко приветствовал и его.

Очень важный разговор двух императоров состоялся в небольшом кабинете, где обычно проходили неофициальные встречи.

Кайзер откинулся на спинку кресла и заявил:

– Не знаю, как тебя, Ники, а меня уже утомили эти мероприятия.

Один на один они разговаривали по-родственному, обращались друг к другу на «ты» и по именам.

– Меня они тоже изрядно утомили, Вилли. Но самый главный день завтра – венчание и гала-ужин.

– Да, утешает лишь то, что на этом все закончится.

– Вилли, твоя дочь выходит замуж за представителя рода Вельфов, с которыми Гогенцоллерны, к коим принадлежишь ты, находятся, мягко говоря, не в самых лучших отношениях. И вдруг свадьба!..

Вильгельм улыбнулся:

– Любовь, Ники, способна творить чудеса. Да ты вспомни, как сам добивался руки Алисы Дармштадтской, ныне императрицы Александры Федоровны, был готов ради нее отказаться от права на престол. Вас разделяло и куда более серьезное препятствие – вероисповедание. Но ты же добился своего. Отец и мать не стали препятствовать вашему бракосочетанию.

– Когда это было?

– Да, кстати, Ники, как чувствует себя цесаревич Алексей?

Николай Второй посмотрел на германского кайзера:

– Тебе известно о его болезни?

– Иначе разве я стал бы спрашивать?

– Пока, слава богу, с болезнью удается справляться.

– Я слышал, в этом заслуга старца Григория Распутина, внезапно появившегося в Петербурге.

– Да.

– Григорий Распутин действительно обладает незаурядными лекарскими способностями?

– Без него я уже лишился бы сына. Но давай не будем продолжать эту тему.

Вильгельм пожал плечами:

– Хорошо. Поговорим о делах государственных. В последнее время российская печать публикует статьи, никак не способствующие укреплению дружбы между Германией и Россией.

– То же самое я могу сказать и о германской печати. Но пресса есть пресса. Не запрещать же неугодные издания. Это вызовет только негативные последствия. Тем более что последние события создают питательную среду для публикаций подобного рода. Международная обстановка, в общем, только ухудшилась.

Вильгельм приподнялся в кресле:

– Вот, Ники, а почему напряжение не спадает? Не оттого ли, что после боснийского кризиса русское общество весьма недружелюбно относится к Германии?

– Однако ты ранее благожелательно относился к победам балканских стран над Турцией, а сейчас высказываешься о неизбежности борьбы славян и германцев. Россия – славянская держава. Значит, ты думаешь и о войне со мной, не так ли?

– Я такого не говорил, Ники!

– Но все, к сожалению, идет именно к этому. По-моему, нам необходимо не враждовать, а объединять усилия, для того чтобы в Европе не вспыхнул пожар большой войны.

– Я это уже слышал от тебя, но Россия почему-то заключает договор с Францией и Англией, а не с Тройственным союзом.

– У каждого, Вилли, свои интересы. Да и что это за союз, одна из стран которого, Италия, не приняла во внимание мнение партнеров и развязала войну с Турцией, с которой Германия поддерживает дружеские отношения? Захватом Италией Ливии воспользовались балканские страны, причем Болгария рассчитывала на благосклонность Австрии. России пришлось играть далеко не свойственную ей роль, стремиться сохранить неприкосновенность Турции.

– Да, Россия в этом вопросе проявила инициативу. Но без участия центральноевропейских стран, присоединившихся к ней, в том числе и Германии, конфликт не удалось бы остановить.

– Согласен, заявление ведущих европейских стран о том, что они не допустят войны, было сделано. Но, по-моему, уже на следующий день между Черногорией и Турцией начались боевые действия. Так какова цена подобных заявлений? И не твои ли это слова, что нечего ждать, пока Россия будет готова. Мол, пусть дело дойдет до войны.

Вильгельм был явно недоволен тем, как пошел разговор.

– Ники, ты считаешь позволительным говорить со мной в подобном тоне?

– А разве я не прав?

– Я говорю не о правоте, а о тоне. Если хочешь продолжения разговора, будь добр, смени его. Кайзер великой Германии не нуждается в нравоучениях. Как и ты.

– Хорошо, Вилли. Возможно, я погорячился. – Николай достал коробку папирос, взглянул на кузена.

Тот кивнул:

– Кури, если хочешь.

Российский император встал, прикурил папиросу, подошел к окну, из которого открывался вид на реку Шпрее.

– Мне очень симпатичны аккуратность и чистота Берлина. Но продолжим разговор по теме. Я всегда стремился только к улучшению русско-германских отношений и сейчас желаю, чтобы они становились еще крепче. Меня вполне удовлетворяет существующее положение на Балканах. Я готов отказаться от старых притязаний на Константинополь и проливы, если Германия со своей стороны удержит Австрию от раздувания конфликта с балканскими странами. Пусть они сами, без внешнего вмешательства, устраивают свое настоящее и будущее. Берлин должен отбросить мысль о борьбе германцев со славянами.

– Я же сказал, Ники, что у меня нет ни малейшего желания воевать с Россией и вообще с кем-либо.

– Тогда для чего канцлер Бетман-Гольвег запросил в рейхстаге огромный кредит на военные нужды, мотивируя это, между прочим, славянской волной, которая якобы надвигается на Германию?

– Ты, Ники, проводишь реформу армии, я тоже. На это нужны деньги. Не понимаю, что странного ты усмотрел в запросе о кредитах на военные нужды. Кстати, чтобы это не стало для тебя сюрпризом, скажу, что турецкое правительство попросило меня послать в Константинополь новую военную миссию. Мной принято решение откликнуться на эту просьбу и отправить в Турцию генерала Сандерса. Надеюсь, ты не будешь возражать против этого?

– Не вижу причин для возражения.

– Рад слышать.

– Как ты смотришь, Вилли, на пересмотр торгового договора между нашими странами?

– Насколько мне известно, срок действия настоящего договора истекает в шестнадцатом году. Не рано ли ты поднимаешь этот вопрос?

– Я хочу знать твое мнение по существу дела.

– Понимаю. Естественно, России предпочтительнее было бы вернуться к условиям договора восемьсот девяносто четвертого года.

– Ты же понимаешь, что в июне девятьсот четвертого, когда велись переговоры между Витте и Бюловым, мы были весьма стеснены русско-японской войной и открытой западной границей. Согласись, от повышения таможенных ставок потери несла не только Россия, но и Германия. В то же время русская промышленность оказалась практически беззащитной перед дешевым германским экспортом. Мы вынуждены были принимать ответные меры. Это тогда, когда Германия была и остается не только главным поставщиком, но и лучшим торговым партнером России.

– Даже в условиях действующего договора Россия имела баланс в свою пользу. Впрочем, если российское правительство предложит новые условия, удовлетворяющие нас, то почему бы не обсудить возможность пересмотра договора? Ты заодно еще раз подумал бы о том, кого иметь в союзниках, Ники.

– Этот вопрос решен. Россия не желает войны. Думаю, что и ты ее не хочешь, ибо она может обернуться катастрофой для России, Германии и всей Европы.

– Почему ты все время говоришь о войне?

– Потому что я вижу, какую политику проводит твое правительство.

– Так мы в конце концов поссоримся, Ники.

– Это не страшно. Поссоримся, помиримся. Гораздо хуже будет, если пожар войны все же охватит Европу. В теперешней международной обстановке для этого может быть использован малейший повод.

Вильгельм внимательно посмотрел на Николая:

– Ты предупреждаешь меня, Ники?

– Нет, Вилли, просто хочу, чтобы ни ты, ни твои союзники не забывали, что еще никому не удавалось победить Россию. Приведу в пример Наполеона Бонапарта. Да, его армия на начальном этапе войны, в которой Пруссия, Австрия и Италия выступали на стороне французов, добилась значительных результатов. Да, вначале мы отступали, нам пришлось сдать Москву. Но что было потом? Французы бежали из России. Девятнадцатого марта восемьсот четырнадцатого года, век назад, Александр Первый триумфально въехал в Париж. Наполеон же бесславно закончил свою жизнь на острове Святой Елены.

Германский император пожал плечами:

– И к чему ты это сказал, Ники?

– К тому, Вилли, что не следует идти на поводу у партии войны.

– Это я иду? Я готовлюсь к войне? – Вильгельм повысил голос. – Значит, вопрос о военных кредитах, поднятый канцлером Бетманом-Гольвегом, это подготовка к войне?

– Я считаю, да.

– А что же тогда означают переговоры русского правительства с французами о займе на постройку стратегически важных железных дорог? Откуда взялась антигерманская риторика в заявлениях твоих ближайших родственников, великих князей?

Николай удивленно взглянул на Вильгельма:

– Впервые об этом слышу.

– Конечно. Но давай на этом закончим разговор. Я не хочу испортить наши отношения. Тем более в день торжеств. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга. По окончании гала-ужина, если есть желание, можем продолжить беседу. Хотя я не вижу в ней смысла.

– Я тоже.

– Вот и договорились. Теперь насчет нового торгового соглашения. Пусть твой премьер свяжется с моим канцлером по этому вопросу.

– Благодарю за уделенное время.

Вильгельм улыбнулся:

– Ну что ты, Ники, мы же родственники, значит, должны жить в дружбе и согласии.

– Извини, Вилли, возможно, я скажу неприятное. Не верю я тебе.

– Это твое право.

– До свидания.

Так закончилась встреча двух императоров, которая, в общем, велась в дружественных тонах, но имела тайный подтекст и не привела к улучшению русско-германских отношений, на что надеялся Николай Второй.

Николай убедился, что Вильгельм все более укреплялся в мысли о неизбежности схватки. Но российский император еще считал, что большой войны можно избежать, и прикладывал к этому все возможные усилия.

Ситуация же продолжала накаляться.

В ноябре 1913 года поездку в Германию совершил председатель Совета министров. В том числе и для того, чтобы начать переговоры о новом торговом соглашении.

Германский император принял его приветливо, дружелюбно, но по-прежнему жаловался на враждебный тон русской печати, совершенно упуская то, что германская пресса вела себя точно так же. Он сетовал на ухудшение отношений с российским императором и винил в этом только его. Предметного разговора с канцлером по поводу нового торгового договора так и не состоялось. Прошли консультации по общим вопросам, на этом германская сторона и остановилась.

Вернувшись в Россию, Коковцев сразу же прибыл в Царское Село, где был принят императором.

– Как ваша поездка, Владимир Николаевич?

Премьер развел руками:

– Не знаю, что и доложить вашему величеству. Ожидаемых результатов мой визит не дал. – Он довел до императора жалобы и претензии Вильгельма.

Николай покачал головой:

– Почему Вильгельм все ссылается на прессу? Да мало ли что могут написать газеты и журналы с нашей и германской стороны?

– Не знаю, ваше величество, но, затрагивая тему выпадов, появляющихся якобы исключительно в нашей печати, кайзер вполне серьезно говорил, что это ведет к катастрофе. Он, мол, видит приближающийся конфликт двух рас, романо-славянской и германской. Война может стать неизбежной, и тогда будет совершенно не важно, кто ее начнет.

– Вильгельм уже начал ее. По докладам разведки, германские вооруженные силы приведены в полную боевую готовность. Пока они остаются в местах постоянной дислокации, но это ненадолго. До пополнения частей и соединений из резерва. Отличие их плана общей мобилизации от нашего состоит в том, что Германия должна немедленно начать действовать. Армия Вильгельма будет драться, если нам не удастся сохранить мир, что становится все труднее. На данный момент я оцениваю международную обстановку как максимально взрывоопасную. Достаточно небольшого повода, и разовьется общеевропейский конфликт, если не мировая война. Избежать участия в ней не удастся никому, включая Североамериканские Штаты и Японию, которые вдали от Европы чувствуют себя в безопасности. Это их заблуждение развеется очень быстро, как утренний туман.

– Вы правы, ваше величество. Но как не допустить войны?

– Не знаю. Что по новому торговому договору?

Николай рассчитывал, что переговоры по этому соглашению отвлекут Вильгельма от милитаристских планов.

Но Коковцев ответил:

– Никаких результатов, ваше величество.

– Понятно. Вильгельму не до торговых договоров. Хорошо, занимайтесь текущей работой.

Коковцев удалился, чувствуя, что государь остался недоволен им.

Спустя несколько дней император принял в Александровском дворце министра иностранных дел по его просьбе.

Новость, которую сообщил Сазонов, не обрадовала российского монарха.

Вильгельм Второй отправил в Турцию генерала Сандерса. В принципе, в этом ничего неожиданного не было. Данный вопрос обсуждался в Берлине. Вот только германская миссия по своим задачам и назначению совершенно не соответствовала прежним.

Николай не был против, чтобы немецкие офицеры исполняли в турецкой армии роль инструкторов. Но Вильгельм по согласованию с Константинополем назначил генерала Сандерса командующим турецкими войсками в районе проливов.

Император выслушал соображения Сазонова и тут же распорядился:

– Вам, Сергей Дмитриевич, необходимо немедленно в жесткой форме довести до кайзера, что такое назначение фон Сандерса неприемлемо для России.

– Владимир Николаевич Коковцев, насколько мне известно, поднимал этот вопрос при встрече с кайзером.

– Да. Но безрезультатно, так что немедленно свяжитесь с канцлером Германии и доведите нашу позицию. А как вы сами считаете, война неизбежна?

– К сожалению, думаю, что войны вряд ли удастся избежать. Для этого требуется твердое желание не допустить ее. Однако лишь немногие, в том числе и вы, государь, сохраняют веру в мирное развитие событий.

– Себя, как понял, вы к этим немногим не относите.

– Я готов сделать все, чтобы избежать кровопролития, но…

Император прервал министра иностранных дел:

– Вы свободны, Сергей Дмитриевич. – Николай повернулся к столу, взял очередную папиросу.

Надо сказать, что Сазонов выполнил распоряжение императора и Германия неожиданно пошла на уступки.

Так как назначение уже состоялось, Вильгельм отменил его весьма своеобразным методом. Он произвел фон Сандерса в генералы от кавалерии. Турецкий султан же по настоянию германского императора пожаловал Сандерсу звание маршала, что сделало его слишком высоким лицом для должности корпусного командира. В итоге на это место был назначен турецкий военачальник.

Государь был доволен, хотя и понимал, что данное событие не имеет какого-либо важного значения в вопросе войны и мира.

В начале 1914 года на повестке дня государственной жизни встал вопрос о пьянстве. Повышение благосостояния народа в результате реформ Столыпина, особенно в сельской местности, неожиданно вызвало рост пьянства по всей стране. Общества трезвенников объявили источником зла казенные винные лавки, не затрагивая при этом частные питейные заведения, которые гораздо больше способствовали распространению пьянства. Нашлись люди, которые обвиняли государство в спаивании населения с целью пополнение казны.

Николай весьма болезненно реагировал на это. Он осознавал некоторую обоснованность этих упреков, помнил, что еще Третья дума приняла проект закона по усилению мер борьбы с пьянством, который так и остался на бумаге.

Император потребовал немедленно рассмотреть данный вопрос в Государственном совете.

Председатель Совета министров не верил в действенность запретительных мер и стремился к тому, чтобы они не нанесли ущерба государственной казне. Это привело к нападкам на Коковцева в Государственном совете.

Государь внимательно отслеживал ситуацию и все больше убеждался в том, что Сергей Дмитриевич Коковцев во многом уступает покойному Столыпину. Петр Аркадьевич сумел бы отстоять интересы государства, успокоить общественность и отразить все нападки, как это бывало не раз.

В итоге император все больше склонялся к мысли о необходимости замены председателя Совета министров.

29 января Николай принял Коковцева, говорил с ним о текущей работе, о перспективах пересмотра торгового договора с Германией. На следующее утро курьер доставил Владимиру Николаевичу письмо, в котором император сообщал о том, что государственная необходимость заставляет его расстаться с ним. Это была отставка, сопровождаемая присвоением графского титула.

Преемником Владимира Николаевича был назначен Иван Логгинович Горемыкин. Этот семидесятичетырехлетний старик сохранил живой и острый ум.

Данное назначение вызвало немало пересудов. Для очень многих оно явилось совершенно неожиданным. В конце концов ситуацию прояснил государь, заявивший, что он всегда ценил Горемыкина за исключительную лояльность, умение подчиняться и исполнять полученные указания.

Как только правительство Горемыкина озаботилось трезвостью, отношение общества к этой проблеме кардинально изменилось. К борьбе с пьянством стали относиться иронично. Государственная дума отказала в кредите на субсидии обществам трезвости.

В виде опыта в Петербурге на второй и третий день Пасхи были закрыты винные лавки. Рабочие многих заводов тут же объявили забастовку, так как лишились возможности привычно провести праздничные дни.

В самой же Государственной думе соотношение сил оставалось непредсказуемым. Значительного большинства не имела ни одна из партий.

Весной 1914 года царская семья, как и прежде, отправилась в Крым. Этого требовало состояние здоровья цесаревича Алексея. 13 апреля император, его супруга и дети прибыли в Ливадию. В Петербурге государь редко общался с детьми. Дела не позволяли ему уделять семье столько времени, сколько он хотел бы. В Крыму же Николай мог быть только любящим мужем и отцом.

Кроме того, царская семья планировала из Крыма совершить визит в Румынию. Ольге Николаевне исполнилось восемнадцать лет, и встал вопрос о ее замужестве. Августейшие родители считали желательным, в том числе и с политической точки зрения, брак Ольги Николаевны с принцем Каролем Румынским. Сазонов получил указание сделать все возможное, чтобы помолвка состоялась.

Но Ольга не хотела выходить замуж за иностранца и покидать Россию. Николай обещал дочери, что не пойдет против ее воли, не будет заставлять идти под венец, в то же время убеждал Ольгу в выгоде этого брака.

Утром 3 июня императорская яхта «Штандарт» прибыла в Констанцу, крупный черноморский порт Румынии, где должны были состояться праздничные мероприятия. На берегу их величества встречали король Румынии с семьей.

Во время банкета Ольга Николаевна искренне призналась принцу Каролю в том, что не желает выходить за него замуж. Матримониальным планам высочайших особ двух стран не суждено было сбыться. Ольга одержала победу. 5 июня императорская яхта прибыла в Одессу.

Николай и Александра приняли решение дочери как должное. Официально помолвка была лишь отложена на неопределенный срок, но к данному вопросу в царской семье более не возвращались.

Европа в это время испытывала политическую нестабильность. Особенно остро это проявлялось на Балканах. Сербия отстаивала независимость, Босния, насильно включенная в состав Австро-Венгрии, стремилась получить автономию.

Императору Австро-Венгрии Францу Иосифу исполнилось восемьдесят четыре года. Большую часть своих полномочий он передал сыну брата, эрцгерцогу Францу Фердинанду, который планировал посетить Сараево, столицу Боснии.

Предпринимая такой шаг, Франц Фердинанд не мог не понимать рискованность подобной поездки. Ему было хорошо известно о враждебном отношении к своей персоне со стороны местного населения. Эрцгерцога даже предупреждали о вполне вероятном покушении, но он никого не желал слушать и вместе со своей супругой отправился на юг.

В то время как эрцгерцог собирался отправиться в путешествие по Балканам, в Сараево заканчивали собственные приготовления трое молодых людей. Девятнадцатилетний студент Гаврило Принцип и два его товарища задумали убить эрцгерцога.

Еще весной 1914 года им стало известно о приезде Франца Фердинанда в Сараево. Тогда же они решились на убийство и вступили в сербское террористическое тайное общество. Им было нужно оружие, взрывчатка, помощь для безопасного перехода границ Сербии и Боснии. Все это они получили.

15 июня 1914 года эрцгерцог прибыл в Сараево. Согласно программе, высокий гость должен был присутствовать на приеме в городской ратуше и совершить поездку по городу для осмотра достопримечательностей.

Около десяти часов утра кортеж из шести машин выехал к набережной реки Аппель. Там его и ждали террористы. Один из них, гимназист Чабринович, бросил в сторону кортежа гранату.

Эрцгерцог, его супруга и генерал Потиорек сидели во второй машине. Ее водитель успел среагировать на угрозу. Граната разорвалась у третьего автомобиля, убила водителя и ранила пассажиров.

Чабринович был схвачен. Его подельники не смогли что-либо сделать в толпе.

После недолгой стоянки кортеж продолжил движение и прошел мимо Принципа. Машины неслись на большой скорости, поэтому он не успел ни бросить бомбу, ни выстрелить.

Казалось бы, покушение провалилось. Но это было не так.

Франц Фердинанд проехал в городскую ратушу. Там он выслушал приветственную речь бургомистра, сказал ответное слово и выразил намерение ехать в госпиталь, проведать раненых.

Один из придворных эрцгерцога предложил Потиореку разогнать толпу, тем самым обезопасить проезд Франца Фердинанда. Генерал заявил, что в этом нет никакой необходимости.

Ехать в госпиталь было решено по набережной реки Аппель. Генерал забыл сообщить водителю Урбану об изменении маршрута, и тот повернул на улицу. Потиорек заметил свою промашку, приказал шоферу остановиться, развернуться и следовать к набережной. Урбан так и сделал.

Тут по странному стечению обстоятельств, на этой улице оказался Гаврило Принцип. В момент остановки машины эрцгерцога он выходил из магазина, увидел автомобиль, подбежал к нему, выхватил браунинг и без помех выстрелил графине Софии в живот. Франц Фердинанд, сидевший спереди, обернулся и получил пулю в шею.

Принцип так же, как и Чабринович, пытался покончить жизнь самоубийством, и ему тоже это не удалось.

София умерла мгновенно, Франц Фердинанд – спустя несколько минут.

21 июня в селе Покровском появилась странствующая нищенка. Григорий Распутин тогда был в Петербурге. Женщина кочевала из одной избы в другую, представлялась Хионией и объявляла, что приехала в село повидать старца. Крестьяне ни в чем не отказывали ей.

29-го числа она узнала, что Распутин вернулся и посещал церковь. Хиония прошла к дому Григория и стала ждать его выхода.

Около трех часов дня разносчик телеграмм принес старцу одно из тех многочисленных посланий, которые приходили к нему каждый день. Григорий прочитал его, решил ответить и вышел из дома, дабы догнать разносчика. За воротами он увидел женщину, лицо которой скрывал платок, оставляя одни лишь глаза. Поверх него была наброшена длинная шаль.

Она подошла к Распутину, поклонилась. Григорий полез в карман за портмоне, желая дать ей милостыню. В этот момент женщина выхватила из-под шали кинжал и ударила им Распутина в живот.

Раненый Григорий бросился бежать к церкви, закрывая рану руками. Женщина не отставала. Сельчане, увидев это, бросились на помощь старцу и схватили нищенку.

Они помогли Распутину вернуться домой, где врачи провели операцию. Она прошла успешно, но у медиков не было уверенности в том, что Распутин выживет.

Исправник тут же приступил к дознанию. Он начал его с проверки домов села для выяснения, нет ли в Покровском других чужих людей.

Преступницу поместили в каталажку. Там выяснилось, что на Распутина покушалась Хиония Кузьминична Гусева, тридцати трех лет от роду, уроженка Сызрани Симбирской губернии, мещанка, русская, православная. Она сразу признала себя виновной и показала, что намеревалась убить старца за то, что тот оклеветал епископа Саратовского и Царицынского Гермогена и иеромонаха Илиодора. Распутина Гусева называла не иначе как лжепророком.

Вечером исправнику удалось поговорить с Распутиным. Состояние его было тяжелое, но Григорий согласился дать показания.

Исправник внес в протокол все необходимые данные Распутина, затем спросил:

– Известна ли вам, Григорий Ефимович, женщина, которая совершила покушение?

– Нет, я видел ее впервые в жизни.

– А она утверждает, что знает вас.

– Вот как? И откуда?

– В девятьсот десятом году вы приезжали в Царицын и посещали там дом Толмачевой, в котором жила Гусева Хиония Кузьминична, покушавшаяся на вас.

– Так вот откуда эта напасть! Значит, Гермоген с Илиодором приговорили меня?

Исправник кивнул:

– Она упоминала их.

Разговор не мог быть продолжен. Григорий Распутин впал в беспамятство.

Рана, нанесенная Гусевой, оказалась очень опасной. В газетах уже появились сообщения о его гибели. Да и сам Распутин готовился к смерти, попросил позвать священника для причастия.

3 июля Распутина на теплоходе перевезли в Тюмень. Провожать носилки вышли все жители Покровского. Перед отходом судна настоятель местного храма отслужил молебен о благополучном путешествии. Теплоход отошел от берега под звон колоколов.

Жители Тюмени ожидали приезда Распутина. У пристани собралось много народа.

Старца привезли в городскую больницу, где ему была сделана вторая удачная операция. Распутин пролежал там до середины августа.

Императорская семья получила известие о ранении Распутина 1 июля, находясь на яхте «Штандарт» во фьордах Финляндии. 4-го числа государь вернулся в Петергоф, куда вскоре должен был прибыть президент Французской республики.

Из Петергофа Николай и Александра послали Распутину в Тюмень телеграмму с пожеланием скорейшего выздоровления. Император распорядился, чтобы медики предприняли все возможные усилия по спасению старца.

За день до нападения на Распутина, 28 июня, в Белграде скончался русский посланник Гартвиг. Эта смерть явилась горем и для Сербии, считавшей его своим заступником.

В Вене размышляли, что следует предпринять в ответ на убийство эрцгерцога и его жены. Руководство Австро-Венгрии прекрасно понимало, что война против Сербии может вызвать схватку с Россией. В итоге было решено обратиться к Германии, главному союзнику Австро-Венгрии.

Вильгельм в Потсдаме принял австрийского посла Сегени и прямо заявил, что с войной против Сербии не следует мешкать. Там же был разработан план действий против Белграда.

7 июля в Кронштадтскую гавань вошел крейсер с президентом Франции.

Николай Второй лично встречал его. Из Кронштадта государь и президент проехали в Петергоф. Вечером в честь высокого гостя был дан обед.

Пуанкаре гостил в России четыре дня. Он наградил цесаревича орденом Почетного легиона. В честь президента был проведен военный парад.

На третий день визита состоялась беседа между Николаем Вторым и Раймоном Пуанкаре. Высокий гость заверил русского императора в том, что Франция исполнит все союзные обязательства. В случае войны французам отступать некуда и они будут сражаться.

Никаких конкретных соглашений во время визита подписано не было. Единственной темой разговора русского императора и президента Франции являлась грядущая война.

10 июля французская эскадра вышла в море.

А вечером цесаревичу стало плохо. Это было последствием травмы, полученной на императорской яхте «Штандарт». Алексей ударился ногой о лестницу. Все подумали, что столь незначительное повреждение не приведет к серьезным осложнениям, однако болезнь взяла свое. У наследника начались боли.

Император, узнав об ухудшении здоровья сына, тут же прошел в его покои. Там находились императрица и доктор Деревянко, который, как и всегда, не смог облегчить страдания мальчика.

– Насколько серьезно положение? – спросил у него государь.

Деревянко только развел руками:

– Не могу судить, но пока признаков кровоизлияния я не наблюдаю.

– Господи, и Гриши нет рядом, – воскликнула царица. – Он бы помог.

– Может быть, дать телеграмму в Тюмень? Вдруг Григорий и подскажет что-нибудь? – предложил Николай.

Несчастная мать тут же ухватилась за эту мысль:

– Да, Ники, конечно, срочно дай телеграмму нашему другу.

Но Распутин сам прислал сообщение, которое было вручено императору тут же, в покоях сына.

– Ну что там? – воскликнула царица.

Николай прочитал:

– «Ведаю о болезни Лешки. Папенька, маменька, не печальтесь, ничего страшного не будет, болезнь отступит, не пройдет и трех дней. Ваш Гришка».

– Но откуда?.. – проговорил государь. – Как наш друг мог узнать об обострении болезни?

Александра Федоровна, безоговорочно верившая в чудесные способности Распутина, успокоилась, вытерла слезы и сказала:

– Гриша за тысячу верст чувствует, что происходит с Алексеем.

Император весь вечер провел с Алексеем и еле уговорил Александру Федоровну уйти спать.

Пророчество Распутина сбылось. Через два дня болезнь отступила.

11 июля в Министерство иностранных дел России пришла телеграмма из Белграда. Сазонов тут же направился к императору в Царское Село.

Николай, оповещенный о плохих новостях, ожидал его в своем кабинете.

– Это война, ваше величество! – воскликнул Сазонов.

Николай прикурил папиросу, взглянул на министра:

– Успокойтесь, Сергей Дмитриевич, и давайте все по порядку.

– Да, по порядку. Телеграмма получена от русского поверенного в Белграде Василия Николаевича Штрандмана. В ней содержатся требования Австрии к сербскому правительству. По сути дела, это ультиматум, явно неприемлемый для сербской стороны.

– В телеграмме приводится полный текст ультиматума?

– Нет. Но мы с минуты на минуту ждем его.

– Тогда зачем раньше времени поднимать шум? Вот получим…

Зазвенел телефон, стоявший на рабочем столе Николая.

Император поднял трубку:

– Слушаю. Так, документ срочно ко мне! – Он бросил трубку на рычаги. – Австро-венгерское посольство передало нам полный текст ноты. Скоро его привезут сюда.

Вскоре документ был доставлен фельдъегерем.

Николай вскрыл пакет, начал просматривать и комментировать его содержимое:

– Так, ультиматум датирован вчерашним днем, словно Вена ждала, когда Россию покинет господин Пуанкаре. Австрия невнятно обвиняет Сербию во враждебной политике в Боснии и Герцеговине. Белград, оказывается, виноват и в организации террористических актов. А вот и конкретные требования. Их десять. Запретить все общества в Сербии, выступающие против Вены. Исключить из программ обучения все антиавстрийское. Уволить офицеров и партикулярных должностных лиц, выступающих против Австро-Венгрии, причем право составления списка этих лиц остается за Веной. Невиданная наглость! А вот еще хлеще – допустить в Сербию сотрудников австро-венгерских карательных органов для подавления революционного движения. Незамедлительно провести расследование заговора против эрцгерцога и его жены с привлечением к розыску представителей Вены. Срочно арестовать сербских государственных чиновников, не раскрывших преступления в Сараево. Принять меры по воспрепятствованию незаконной торговле оружием и взрывчатыми веществами с увольнением чинов, обеспечивших проезд через границу организаторам покушения. Чушь какая-то! Наконец, представить объяснения по поводу враждебных заявлений высших чинов Сербии, незамедлительно уведомить австро-венгерское правительство об исполнении всех требований, указанных в ультиматуме. Для ответа Белграду предоставлено сорок восемь часов, двое суток. – Император отложил документ. – У меня нет слов, это просто возмутительно.

– Примечательно, ваше величество, что Вена выдвинула Сербии ультиматум после консультаций австрийского посла с кайзером Вильгельмом в Потсдаме.

– Мне известно об этих консультациях. Расчет германцев остается прежним. Если Россия не вступится за Сербию, то Австро-Венгрия разгромит ее. Если же мы решим защищать своего союзника, то начнется большая война. Этот документ – открытая провокация. Уверен, что в Вене и в Берлине прекрасно понимают, что ни Сербия, ни другие уважающие себя государства никогда не примут подобные условия.

– И что делать нам? – немного растерянно спросил министр.

– Хороший вопрос. Будем ждать реакции Сербии. Надо созвать срочное заседание Совета министров. На три часа. Нота остается здесь. У вас есть дубликат этого провокационного документа. Срочно займитесь созывом министров. А я пока подумаю, что следует предпринять в связи со сложившейся обстановкой.

Сазонов уехал из Царского Села в Петербург.

Император же прошел в покои сына, где с цесаревичем находилась Александра Федоровна. Алексей лежал в постели и слабо улыбнулся при виде отца.

– Как ты, Алешенька? – спросил Николай, присев на кровать сына.

– Мне уже почти не больно, папа, – ответил мальчик.

Александра Федоровна сказала:

– Алеше полегчало. Просился встать, но я запретила.

– Правильно, не время.

– Ты посидишь с нами?

– Я бы с удовольствием, Аликс, но дела, к сожалению.

– Когда их у тебя не было, Ники?

– Ты права, но сейчас их особенно много. Судя по всему, мы стоим на пороге войны.

– Войны? – Александра Федоровна посмотрела на мужа: – Неужели все так плохо?

– Плохо, Аликс, но ты не беспокойся, занимайся детьми.

– Легко сказать, не беспокойся. – Она тут же поправила одеяло, которое откинул цесаревич.

Царица вся была в болезни сына.

Николай поцеловал Алексея.

– Не капризничай, не огорчай маму. Еще два дня, и ты встанешь. Договорились?

– Договорились, папа.

Император ушел в свой рабочий кабинет.

Ровно в три часа дня собрался Совет министров.

К моменту заседания пришла телеграмма из Белграда. В ней сообщалось, что Сербия готова принять те требования, которые не считает ультимативными, а также и те, с которыми посоветует согласиться император. У Сербии нет сил защищаться, посему правительство страны просит российского императора оказать помощь как можно скорее.

На заседании кабинета было решено дать Сербии совет проявить умеренность и выдержку в ответе на ноту. На случай же наступления Австро-Венгрии уступить силе, предоставить великим державам решить судьбу своей страны. Но чтобы не сложилось впечатление, будто Россия намерена остаться в стороне от конфликта, было заявлено о готовности России в случае крайней необходимости вмешаться в события.

После заседания министр иностранных дел встретился с послом Германии графом Фридрихом Пурталесом и предложил ему воздействовать на Австро-Венгрию во избежание кровопролития.

Решение Совета министров было направлено в Белград. Российский император 14-го числа адресовал королевичу-регенту Сербии отдельное послание, в котором говорилось о необходимости избегать кровопролития, пока есть малейшая надежда на это.

Днем раньше Николай вновь пригласил к себе министра иностранных дел.

На этот раз речь шла о политике Англии.

Государь усадил Сазонова на диван и сказал:

– Насколько мне известно, сразу после событий в Сараево министр иностранных дел Британии сэр Эдвард Грей выразил Австрии глубокие соболезнования. Затем Лондон продолжительное время хранил молчание, хотя события в Европе этому не способствовали. Что вы, Сергей Дмитриевич, можете сказать по этому поводу? Во внешней политике Великобритании произошли существенные изменения?

– Я не был бы столь категоричен, однако официальный Лондон в последнее время действительно ведет весьма странную политику. На встрече с германским послом в Лондоне сэр Грей сказал, что Англия не допустит оккупации Франции. Примечательно то, что о России он не обмолвился. Спустя три дня последовало еще более странное заявление сэра Грея тому же германскому послу князю Лихновскому. Он сказал, что Англия будет строить внешнюю политику, исходя исключительно из собственных интересов. И это еще не все. Сэр Грей заявлял австрийскому послу об огромном ущербе, который может нанести война между такими великими державами, как Австро-Венгрия, Германия, Россия и Франция. Заметьте, ваше величество, об участии в войне Англии ни слова. Естественно, на это не могли не отреагировать дипломаты. Посол Австро-Венгрии в Германии практически тут же передал в Вену, что Берлин считает, что на данный момент Англия не приняла бы участия в войне.

Николай кивнул и сказал:

– Это, конечно же, придало кайзеру агрессивности и самонадеянности. Но, может быть, Англия именно этого и добивается?

– Чего именно, ваше величество?

– Запутывания ситуации, создания у Берлина неверного представления о реально складывающейся обстановке?

– Не знаю. До сих пор Лондон такими вещами не занимался.

– До сих пор, Сергей Дмитриевич, отдельные державы не пытались столь нагло игнорировать международное право и мировое общественное мнение, захватывать чужие территории. Это я об ультиматуме Австрии.

– Я понял.

– Это хорошо. Посмотрим, как будут развиваться события. Королевич-регент Александр сообщил мне, что советы России приняты и найдут свое отражение в дальнейшей политике.

– По-моему, ваше величество, даже если Сербия согласится на все условия, это уже не остановит Австрию.

– Австрию и Германию, я бы так сказал. Ситуация с Англией запутана, и все же попытайтесь по дипломатическим каналам прояснить ее. То, что тщательно скрывается от Германии, может быть доступно нам и французам. Я же со своей стороны потребую активизации работы нашей военной разведки в Британии. Впрочем, думаю, Англия сама скоро откроет свои карты. Нам не мешало бы знать заранее, какие именно. Вы поняли меня?

К 13 июля Сербия подготовила ответ на ультиматум. Он был выдержан в примирительных тонах. Из десяти требований Белград отклонил только одно, касающееся ведения следствия по факту убийства эрцгерцога и его жены австрийцами. Это было бы равносильно отказу Сербии от собственного суверенитета.

Однако такой ход не привел к миру. Австрийский посланник в Сербии барон Гизль, узнав об отказе принять все до единого условия ультиматума, тут же покинул Белград. Он сделал это несмотря на то что даже Вильгельм Второй нашел ответ Сербии вполне удовлетворительным.

Австро-Венгрия в тот же день, 13 июля, прервала дипломатические отношения с Сербией, а 15-го числа объявила ей войну. Тогда же Белград подвергся первому артиллерийскому обстрелу.

Как и рассчитывал Николай, 14 июля Англия раскрыла свои карты. Князю Лихновскому в Лондоне было заявлено, что Британия сохранит нейтралитет в конфликте между Австро-Венгрией и Россией, но если в него окажется втянута Франция, то она в стороне не останется.

Вильгельма взбесило это сообщение. Его планы разрушились. Теперь Германии предстояло воевать и с Англией, имевшей полное господство на море, огромные людские и сырьевые ресурсы колоний. К тому же Италия неожиданно отказалась от своих союзнических обязательств.

В воскресенье, 13 июля, в Санкт-Петербурге прошли массовые уличные манифестации в поддержку армии и войны.

Так как Николай Второй обещал не оставаться равнодушным к судьбе Сербии, правительству России было необходимо предпринять ряд подготовительных мер. В стране была объявлена мобилизация. Император подписал соответствующий указ 17 июля.

Канцлер Вильгельм в жесткой форме потребовал от России прекратить мобилизацию. Он обратился к императору с телеграммой. Этот текст поразил своим цинизмом даже сторонников партии войны.

Вильгельм сообщил, что приступил к посредничеству между российским и австро-венгерским правительствами в ответ на заверения царя в дружбе. Однако Николай объявил мобилизацию, явно направленную против Австро-Венгрии, союзницы Германии. Из-за этого посредничество Вильгельма практически потеряло значение. Последние известия о военных приготовлениях России на восточных границах Германии вынуждают его принять ответные меры. В своих усилиях сохранить мир кайзер дошел до крайних пределов. Мир еще может быть сохранен, если Россия одумается и остановит военные приготовления.

Утром 19 июля посол Германской империи граф Пурталес прибыл в Министерство иностранных дел. Его встретил Сазонов. Оба дипломата нервничали.

Посол спросил:

– Отменит ли Россия мобилизацию?

Министр категорически ответил:

– Нет!

Тогда посол передал министру ноту германского правительства с объявлением войны России.

Непоправимый шаг был сделан.

20 июля огромные толпы народа заполнили улицы. Особенно много людей было на площади перед Зимним дворцом.

Император испытывал воодушевление. Такой народ невозможно победить.

Вечером приближенные восторженно рассказывали о невиданных для столицы патриотических выступлениях. Забегая немного вперед, можно сказать, что на таком вот фоне было с восторгом встречено переименование столицы России. Санкт-Петербург стал Петроградом.

Но государю надо было решать немаловажный вопрос – кто станет Верховным главнокомандующим российскими войсками. Ему доложили, что члены кабинета министров практически единогласно склоняются к назначению на эту должность военного министра генерала Владимира Александровича Сухомлинова, опытного военачальника, руководившего в свое время Генеральным штабом.

Император считал, что возглавить армию должен он сам. Закон предусматривал это. Однако Николай Александрович тщательно все взвесил и решил, что на начальном этапе войны это нецелесообразно. Он остановил свой выбор на великом князе Николае Николаевиче. По мнению императора, руководство вооруженными силами одним из членов царской семьи имело особое значение.

21 июля Германия объявила войну Франции и на следующий день начала наступление на Париж. Для этого ей необходимо было захватить нейтральные Бельгию и Люксембург. Германские войска вступили на территорию указанных стран. Это вынудило вмешаться в конфликт Англию.

Лондон в ультимативной форме потребовал от Берлина соблюдения суверенитета Бельгии. Но войска кайзера уже переходили границу. 22 июля Англия объявила войну Германии, а 24-го числа Австро-Венгрия – России.

К России, Франции, Сербии присоединилась Англия, а потом и Япония, тогда как Германия и Австро-Венгрия не получили поддержки ни от Италии, ни от Румынии. Нейтральной осталась Швеция, на которую в Берлине и Вене возлагали большие надежды.

По численности вооруженных сил Россия, Великобритания и Франция превосходили Германию и Австро-Венгрию почти в два раза. Антанта имела перевес и по количеству легких орудий и самолетов, но значительно, практически в четыре раза, уступала в тяжелой полевой артиллерии.

Российскому Генеральному штабу было известно, что Германия, по крайней мере в начале войны, будет руководствоваться планом бывшего начальника германского Генерального штаба Альфреда фон Шлиффена, разработанным в 1905 году. Он предусматривал быстрый разгром Франции, пока Россия проводит мобилизацию и выдвигает войска к своим западным границам.

Нападение на Францию изначально планировалось вести через территорию Бельгии. Это позволяло обойти основные французские силы и взять Париж за тридцать девять дней.

В 1906 году план Шлиффена был скорректирован под руководством генерала Мольтке-младшего и уже не носил столь категоричного характера. Часть войск немцы вынуждены были держать на Восточном фронте.

Франция также имела свой план войны. Она хотела начать ее с освобождения Эльзас-Лотарингии, захваченной Германией сорок четыре года назад.

Перейдя утром 22 июля бельгийскую границу, германская армия без усилий двинулась в глубь Бельгии. Однако первоначальный успех не означал, что поход по Бельгии станет для немцев легкой прогулкой. Бельгийская армия, которую противник превышал в десять раз, неожиданно оказала серьезное сопротивление. Лишь 7 августа германцы взяли Брюссель. В тот же день произошли первые боестолкновения с частями французских войск.

25 июля французские армии начали наступление в Эльзасе, спустя неделю – в Лотарингии. Оно имело для них большое значение, ведь это была борьба за возвращение ранее утраченных земель.

Французам удалось захватить Саарбрюккен и Мюльхаузен. Но так как немцы одновременно наступали в Бельгии, им пришлось перекинуть туда часть своих войск. Германия нанесла контрудары, в результате французская армия отошла на исходные позиции и даже оставила небольшую часть своей территории.

Тогда же началось пограничное сражение. Французы и англичане из экспедиционного корпуса из-за наступления немцев через Бельгию и сосредоточения основных французских сил у Эльзаса вынуждены были обороняться тремя разрозненными войсковыми группами. Германская армия вторглась во Францию, имея задачу обойти Париж с целью полного окружения противника.

Английские части отступили к побережью. У французского командования не было никакой уверенности в том, что удастся удержать Париж, поэтому 20 августа правительство страны перебралось в Бордо.

Французы отошли к новому рубежу, который проходил по реке Марна. Оборона Парижа была поручена генералу Жозефу Симону Галлиени, военному губернатору столицы.

Немцы были близки к полному успеху, но у них не хватило сил для завершения операции по охвату Парижа. Войска вымотались, растянулись, тылы отстали, оголились фланги, резервы отсутствовали.

В германской ставке было принято решение сократить фронт наступления и провести глубокий обходной маневр частями генерал-полковника Александра фон Клюка для удара в тыл французской армии. Германское командование понимало, что, поворачивая войска на восток севернее Парижа, оно подставляет армию Клюка под фланговый удар французских частей, сосредоточенных для обороны столицы. Однако оно пошло на этот роковой для себя маневр.

Французское же командование не упустило своего шанса и ударило по неприкрытым флангам и тылу. Началась битва на Марне, в которой французам и англичанам удалось отбросить немецкие войска до Амьена.

Но это было только начало. Германцы отступили на десятки километров, но не утратили сил, необходимых для продолжения боев. Они вновь сошлись с войсками союзников 23 августа.

Тогда-то и началось генеральное сражение, выигранное французами и англичанами. 26-го числа стало очевидным, что германские войска терпят поражение. Спустя три дня из ставки пришел приказ на отступление немцев к рубежу по рекам Эне и Вель.

Битва на Марне имела огромное значение, в первую очередь моральное. Французы впервые одержали нелегкую победу над германцами после поражения во франко-прусской войне. Англичане поняли, что их войска не обладают достаточной мощью, и в дальнейшем приняли меры по их усилению, улучшению тактики ведения боя. План Шлиффена потерпел полный крах.

Генерал-полковник фон Мольтке был смещен с занимаемой должности. Начальником полевого Генерального штаба был назначен генерал Эрих фон Фалькенхайн.

Битва на Марне явилась знаковым моментом войны на Западе. Силы противников примерно сравнялись, фронт стабилизировался.

Мобилизация и развертывание русской армии заняли две недели. Перемещение мест сосредоточения войск в отдаленные от границы районы, осуществленное в 1910 году, оставляло русскому командованию свободу в определении порядка ведения боевых действий.

Франция настаивала, чтобы действия русской армии были направлены против Германии. Немцы же на Восточном фронте держались оборонительной тактики.

Военная разведка доложила, что Австро-Венгрия готовит наступление из Галиции. В ее армии уже состояли добровольческие польские части во главе с революционером Иосифом Пилсудским.

Своевременно получив разведывательные данные, Россия свела на нет все усилия Пилсудского. Было издано обращение к польскому народу, которое возымело свое действие. Сказались и давние франко-польские связи. Почти все общественные деятели объявили о своей верности союзникам. Части Пилсудского практически не получили пополнения. Страны Антанты обещали полякам больше, нежели их противники.

В 1914 году русская армия воевала на двух фронтах. Юго-Западным командовал генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов, начальником штаба был генерал-лейтенант Михаил Васильевич Алексеев. Северо-Западный возглавлял генерал от инфантерии Яков Григорьевич Жилинский, которого менее чем через два месяца сменил Николай Владимирович Рузский, носивший такое же воинское звание. Начальником штаба там был генерал-лейтенант Владимир Алоизиевич Орановский.

Первые крупные боестолкновения на Восточном фронте произошли 4 августа 1914 года. Русские войска начали наступление на Восточную Пруссию.

Это направление главного удара объясняется союзническими обязательствами России. Франко-русская конвенция, заключенная начальниками Генеральных штабов союзных стран генералами Жоффром и Жилинским еще в 1913 году, имела главную задачу заставить Германию вести войну одновременно на западе и востоке. Россия должна была начать наступление против Германии не позднее двух недель после мобилизации и вести боевые действия на территории противника.

Наступление в Пруссии планировалось проводить силами двух армий, которыми командовали генералы от кавалерии Павел Карлович фон Ренненкампф и Александр Васильевич Самсонов. Предполагалось, что они нанесут поражение германской армии, соединятся и начнут наступление на главном направлении, через Варшавский выступ на Берлин.

План действий Юго-Западного фронта основывался на информации, полученной разведкой в период с 1909 по 1912 год. Основные силы Австро-Венгрии были расположены в районе Львова. Русское командование планировало осуществить масштабный охватывающий маневр и окружить их. Но реальное расположение армии противника не соответствовало данным, имевшимся у русского командования. Австро-венгерский Генеральный штаб перед войной изменил район развертывания основных сил, отодвинул его на запад. Противник предполагал силами двух армий нанести главный удар по русским войскам между Вислой и Бугом, оставив еще одну на прикрытие Львова.

На Северо-Западном фронте Первая армия генерала Ренненкампфа, укомплектованная наполовину, перешла границу 4 августа. Генерал Самсонов начал наступление 7-го числа. Его войскам предстоял марш от Нарева.

Эти действия вынудили немцев начать переброску трех корпусов и двух кавалерийских дивизий с французского фронта. Но и без этого германские войска имели перевес, главным образом в артиллерии.

Командующий Восьмой германской армией генерал фон Притвиц решил нанести удар по Первой русской армии. В сражении под Гумбиненом 7 августа ни одна из сторон значительного успеха не достигла. Немцам же нужна была только победа, причем быстрая. В противном случае Вторая армия Самсонова имела возможность прорвать заслоны, зайти в немецкий тыл и перерезать пути отступления.

Генерал Притвиц неожиданно принял решение отойти за Вислу, отвечавшее предположениям российского Генерального штаба. Но он был смещен. Его место занял отставной генерал Гинзбург, начальником штаба у которого был Людендорф. Он-то фактически и получил полномочия командующего.

Людендорф решил всеми силами ударить по армии Самсонова.

С 13 по 17 августа она, ослабленная на один корпус, переданный генералу Ренненкампфу, потерпела сокрушительное поражение. Часть армии была окружена, Самсонов решился на прорыв, но он не удался. Оставаясь верным долгу и присяге, генерал предпочел смерть пленению. Александр Васильевич Самсонов застрелился.

Узнав о положении Второй армии, Ренненкампф выслал от Кенигсберга два корпуса на помощь Самсонову, но поздно. Войскам пришлось вернуться, так как со Второй армией было уже покончено.

После этой победы Восьмая германская армия ударила по Ренненкампфу. Русские войска, обойденные с левого фланга, избежали разгрома благодаря быстрому отходу. Наступление провалилось.

3 сентября командующий Северо-Западным фронтом генерал от кавалерии Жилинский был снят с должности.

Германские войска получили возможность помочь австрийцам.

В начале сражения обстановка на люблинском направлении складывалась для русских войск неблагоприятно. 9 августа разведка Четвертой армии генерала Зальца обнаружила австрийцев в пятидесяти верстах к югу.

Барон Зальц приказал начать наступление силами трех корпусов с задачей уничтожения австрийских подразделений, замеченных разведкой. Во время выдвижения была получена новая информация: против русских корпусов выходила Первая австрийская армия генерала Данкля.

Зальц решился на встречный бой. Спустя несколько часов два австрийских корпуса атаковали части одного русского. Упорный бой продолжался до вечера, когда русские войска отступили.

11 августа австрийский генерал Данкль приказал возобновить наступление с целью охвата правого фланга русской Четвертой армии. Барон Зальц оставил для обороны у города Красника один корпус. Еще два атаковали противника.

На этот раз тяжелые бои продолжались два дня. Четвертая армия вынуждена была отойти к Люблину и занять оборону. С 14 по 20 августа она отразила все попытки наступления Первой австро-венгерской армии.

Зальц был освобожден от занимаемой должности. Новым командующим Четвертой армией стал генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт.

Пятая армия генерала Плеве 12 августа развернулась у Замостья, против города Томашов, в соприкосновении с левым флангом Четвертой армии. На позиции Плеве наступали войска генерала Ауффенберга. План австрийцев состоял в том, чтобы с двух сторон обойти Пятую армию.

В первый день боев австро-венграм удалось оттеснить два русских корпуса в сторону Красностава и Комарова. Ожесточенные бои шли с 13 по 17 августа. Оценив обстановку, генерал Плеве решил отойти на север и занять рубеж на одной линии с Четвертой армией.

А вот на левом фланге обстановка складывалась благоприятно. Наступление Третьей армии генерала Рузского, начавшееся 6 августа, проходило почти беспрепятственно. Австрийские войска прикрытия поспешно отошли, уклоняясь от прямых столкновений. В итоге за шесть дней Третья армия продвинулась на сотню верст.

Восьмая армия генерала Брусилова начала наступление 5 августа. За три дня она дошла до государственной границы и 7-го числа перешла ее, переправилась через реку Збруч. 10-го числа Восьмая армия форсировала реку Серет, которую австрийцы не прикрывали, а следом и Стрыпу. Лишь на реке Коропец австрийцы 12 августа попытались оказать сопротивление, которое было сломлено. За восемь дней марша армия прошла около ста сорока верст.

Эрцгерцог Фридрих, командовавший австрийскими войсками, не предполагал, что русские смогут в такие короткие сроки сосредоточить половину своих сил восточнее Львова. Он считал, что сил для обороны у него хватит, приказал армии Брудермана прикрывать Галицию, подготовиться и перейти в решительное наступление.

13 августа началось сражение на реке Золотая Липа. 14-го числа русские войска остановили наступление противника. На следующий день части Третьей русской армии нанесли удар по австрийцам в центре и на левом фланге линии обороны.

Генерал Брудерман попытался остановить продвижение русских, приказал начать контрнаступление. Оно закончилось неудачей. Австрийские войска были разбиты и начали беспорядочное отступление к реке Гнилая Липа.

Ожесточенные бои на этом рубеже продолжались три дня. Австрийское командование ударило со стороны Галича. Но в дело вступили части и соединения Восьмой армии генерала Брусилова, которые разгромили австрийский корпус. Возникла угроза окружения всей армии эрцгерцога у Львова.

18 августа австро-венгерские войска в беспорядке отступили по всему фронту. Солдаты бросали орудия, повозки, снаряды и даже винтовки. 21 августа русские овладели Львовом, на следующий день – Галичем.

Четвертую и Пятую армии поддержала Девятая, образованная из двух армейских корпусов. Ею командовал генерал от инфантерии Платон Алексеевич Лечинский.

21 августа командующий Юго-Западным фронтом генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов отдал приказ о переходе всех войск в наступление. Четвертой, Пятой и Девятой армиям предписывалось продвигаться к реке Сан, правому притоку Вислы, в нижней ее части. Третья армия генерала Рузского должна была ударить во фланг и тыл Первой и Четвертой армий противника. Против Третьей и Второй была направлена Вторая армия генерала Брусилова.

С 20 по 22 августа армия генерала Эверта разгромила группу Куммера. Тогда же был разбит один из корпусов австрийской армии Данкля.

28 августа австрийцы перешли в наступление. В тяжелых боях две русские армии остановили три австрийских, которые начали отход за реку Сан. В конечном итоге к 8 сентября была занята вся Восточная Галиция. 10 ноября русские войска вышли за Карпаты.

Военная мощь Австро-Венгрии была подавлена. План Германии, рассчитанный на молниеносную войну, рухнул и на востоке. Победа русских армий пусть на время, но устранила угрозу разгрома Сербии.

В то время, когда в Восточной Пруссии погибала армия генерала Самсонова, в столицу из Покровского вернулся вылечившийся Григорий Распутин.

Император тут же принял его.

– Здравствуй, Григорий! Поправился?

– Бог помог, папенька. Рад видеть тебя в полном здравии. Но ты устал. Отдохнуть надо.

– До отдыха ли мне сейчас?

Распутин присел на диван.

– Да, война. Ты не получал моих писем?

– Отчего же, получал.

– Так почему не послушал совета? Не надо было начинать войну, папенька, ох не надо.

– Что сейчас об этом говорить? У меня не было другого выхода.

– Э-э нет, папенька, выход всегда есть. Нашел же ты в себе мудрость не влезать на Балканы. А ведь все кричали: быть войне, быть войне, призывали к ней, разжигали ее. А я сказал, что надо укрощать страсти, а не разжигать злобу и вражду. Ведь две войны на Балканах, ввяжись ты в них, заставили бы тебя выступить против Турции. Уже тогда началась бы заваруха на весь мир. А что касается разных там союзов, так ведь они хороши, когда мир. Коли разыгралась бы война, где были бы эти твои приятели? Если бы кайзер Вильгельм сразу на Россию двинул, то чем тебе помогли бы французы или англичане? Ничем. Так и остался бы один. Я ничего не мог бы поделать, потому как из-за ранения оказался далеко. Вижу я, папенька, очень много крови впереди. Война эта убьет всех – и меня, и тебя, и семью твою. Дай-то Господь, чтобы я ошибался.

Николаю были неприятны слова Распутина.

– Ты вот что, Гриша, займись-ка лучше Алексеем, погляди, нет ли каких последствий недавней травмы, а с войной я как-нибудь сам разберусь.

Распутин тяжело вздохнул, поднялся с дивана.

– Разберешься, папенька, только послушай последнего совета.

– Ну?

– Пусть воюют другие народы. Это их несчастье. Ты же ищи мира любой ценой, не гляди на прежние союзы и обязательства. Тогда Россия выйдет из войны, опять станет выше всех.

– Ты все сказал?

– Хотел больше, но ты не желаешь слушать. Молю Бога, чтобы услышал сказанное.

– Ступай к Алешке и Александре Федоровне. Они будут очень рады видеть тебя.

– Про то знаю. Благослови тебя Господь, папенька.

Император больше не разговаривал с Распутиным на тему войны и мира.

Надо сказать, что возвращение Григория оживило прежние слухи о том, что царь чуть ли не с полуслова принимает все советы и наказы распутного старца. Мол, влияние Распутина на российского императора настолько велико, что Николай готов слушаться его во всем. Врагов у Григория Распутина было очень много, как, впрочем, и у государя.

Справедливости ради следует отметить, что и приверженцев тоже имелось немало, гораздо больше, чем противников. Однако не напрасно русская пословица говорит, что бочку меда портит всего одна ложка дегтя.

С первых дней войны неуютно чувствовал себя и полковник князь Покровский, командовавший группой особых порученцев. Ему казалось, что царь забыл о нем и его офицерах. Посему в разгар Галич-Львовской операции, а именно 15 августа, Покровский запросил аудиенции у императора.

– Добрый день, Алексей Евгеньевич, – проговорил государь.

– Здравия желаю, ваше величество.

– Проходите, говорите, что у вас.

Покровский прошел в кабинет, занял кресло, указанное императором.

– Извините, ваше величество, но у меня складывается такое впечатление, что я вам здесь, в Петрограде, больше не нужен.

Николай открыл коробку папирос, прикурил, медленно втянул в себя ароматный дым.

– Это неверное впечатление, князь. Доказательством сему служит присвоение вам очередного воинского звания. Вы теперь генерал-майор. Поздравляю вас.

Покровский встал, вытянулся струной.

– Благодарю вас, государь, но считаю, что не заслуживаю такой чести. Я и мои офицеры уже больше двух месяцев без работы.

Император улыбнулся:

– Мне бы, князь, эти два месяца!..

– Я вас понимаю, и все же.

– А что за бумаги у вас в руках?

– Это рапорта, мой и моих подчиненных, с просьбами об отправке на фронт. На любые должности.

– Вот оно что! Вы оставите их у себя или предпочтете, чтобы я поставил на каждом резолюцию «отказать»?

– Мы не в силах бездействовать, ваше величество. Во время войны офицер должен быть на фронте или хотя бы в штабе, но никак не сидеть дома и узнавать из газет, что происходит на театрах военных действий.

– Согласен. Не читайте прессу. Я с утра посмотрел несколько газет, и у меня сразу же пропало желание завтракать. А насчет работы не беспокойтесь, Алексей Евгеньевич. Будет вам дело. Совсем скоро. Я намерен проехать в войска, провести инспекцию, посетить тыловые базы, заводы. Ваша группа будет сопровождать меня. Такое решение я принял задолго до вашего сегодняшнего визита.

– Группа готова выполнить любой ваш приказ.

– Это мне известно, а пока… – Император подумал и произнес: – Подойдите, пожалуйста, сюда.

На краю огромного стола, прикасаться к которому Николай никому не позволял, лежала карта Восточной Пруссии с обозначениями районов дислокации своих и вражеских частей, красными и синими пунктирами, стрелками, цифровыми обозначениями.

– Скажите мне, Алексей Евгеньевич, как опытный специалист, в чем, по-вашему, причина неудач на северо-западе?

– Для этого мне не нужна карта.

– Хорошо, говорите без карты.

– Замысел наступления с двух сторон был верным. Первоначальный успех генерала Ренненкампфа под Гумбиненом объясняется в первую очередь тем, что на германцев воздействовала и армия Самсонова. Катастрофы со Второй армией не произошло бы, если бы Ренненкампф сделал бы то же самое, то есть в нужный момент надавил бы на тылы немцев. Однако Жилинский допустил, по сути, ту же ошибку, что и Мольтке. Он попросту переоценил достигнутый успех, не посчитал нужным сосредоточить силы на поле сражения, а думал о преследовании врага. Сказалось и наше повышенное внимание к крепости Кенигсберг, которая, в общем-то, могла быть взята в любое другое время.

Николай прошелся по кабинету, обернулся:

– Следовательно, вы, князь, считаете нашей главной ошибкой переоценку легкости вторжения в Восточную Пруссию?

– Да, мы не знали реальных возможностей германцев.

– Но, проиграв битву на Марне, немцы совершили гораздо более серьезную ошибку, чем все наши, вместе взятые.

– В конечном счете страшен не тот материальный ущерб, который мы понесли в Восточной Пруссии. Его можно восстановить. Беда в том, что любое поражение приводит к падению морального духа офицеров и солдат, вызывает неуверенность у командования, а противнику придает дополнительные силы.

– В этом вы, Алексей Евгеньевич, несомненно, правы. Вот сейчас ситуация на Юго-Западном фронте как будто начала исправляться. Даст Господь, нам удастся в Галиции достигнуть успеха против австрийских войск. Тогда боевой дух армии поднимется.

– Я уверен, что силами пяти армий нам удастся достичь значительного успеха в Галиции. Это действительно компенсирует наши потери в Восточной Пруссии.

Император улыбнулся:

– Именно такие слова я и хотел от вас услышать.

– Когда группе следует быть готовой к выезду?

– Вам сообщат об этом дополнительно.

К первой половине декабря успехи русских войск в Галиции полностью затмили для общества неудачу в Восточной Пруссии. Во Франции бои перемещались все севернее, постепенно создавалась укрепленная линия фронта. Положение Австрии стало настолько угрожающим, что Германия вынуждена была оказать помощь своей главной союзнице.

Крупные австро-германские силы двинулись к среднему течению Вислы и вышли к Варшаве. От столицы царства Польского их отделяло несколько верст. Русская армия вступила в бои, которые длились неделю, с 1 по 7 октября. В результате наступление противника было остановлено, он начал отступать.

Русские армии, развивая успех, пошли вперед и продвинулись гораздо дальше, чем прежде. На этот раз они уже угрожали непосредственно Кракову. Русская армия достигла западной границы Польши, кавалерийские части проникли в провинцию Познань.

Император получил доклад о том, что в течение восемнадцати дней успех был достигнут по всему пятисотверстному фронту. Русские войска повсюду сломили сопротивление вражеских сил, принудили их к отступлению.

Российский флот в Балтийском море под командованием адмирала Эссена по численности уступал германскому. Однако тот был связан англичанами и не пытался заходить в территориальные воды России. Боевые действия на Балтике ограничивались столкновениями отдельных судов. На подводной мине подорвался германский крейсер «Магдебург». Та же беда приключилась и с русским крейсером «Паллада», который сразу же затонул вместе со всей командой.

Иначе складывалась обстановка на Черном море. Два новейших германских корабля, «Гебен» и «Бреслау», находившиеся в Средиземном море в момент начала войны, ушли от англичан и французов и укрылись в Дарданеллах. После некоторой проволочки Турция пропустила их в Черное море.

В то время в Николаеве строились три дредноута, но ни один из них еще не был готов. Черноморский российский флот состоял преимущественно из устаревших типов судов.

Возможность добиться хотя бы временного перевеса на Черном море подтолкнула Турцию на выступление против России. Великий визирь рассчитывал и на мусульманское восстание на Кавказе.

16 октября «Гебен» и «Бреслау» безо всякого предупреждения вышли к Одессе и Феодосии и открыли орудийный огонь. Турецкое правительство попыталось свалить вину за начало боевых действий на русский флот.

На Кавказе был создан новый фронт. Им командовал генерал от кавалерии граф Воронцов-Дашков, начальником штаба был Мышлаевский, вскоре замененный генерал-лейтенантом Николаем Николаевичем Юденичем.

В ходе первого же наступления русские войска заняли горную крепость Баязет. Они отразили контратаки турок и под Сарыкамышем вытеснили их за пределы границы.

К концу 1914 года ясно определилось, что война затягивается. В стране усилились революционные настроения. В оппозиционных кругах все чаще слышалось, что правительство не считается с новым положением вещей.

Военный министр Сухомлинов за первые месяцы войны не принял достаточных мер по усилению снабжения армии. Сказывалось представление о том, что схватка будет короткой. Правительству казалось бессмысленным тратить финансы на постройку заводов.

Надо отметить, что действовавшие оборонные предприятия не останавливались из-за мобилизации, как это было во Франции. Однако российские заводы производили вооружения не больше, а в некоторых случаях и меньше, чем в мирное время. Это объяснялось загруженностью предприятий ремонтом оружия, присланного с фронтов.

В докладе военного министра указывалось, что в 1914 году Россия испытывала острый дефицит в орудиях и снарядах. 8 сентября великий князь Николай Николаевич, возглавлявший вооруженные силы, сообщил императору, что на некоторых фронтах недостает снарядов. Этот факт существенно тормозит проведение военных операций.

Производство снарядов в России составляло около ста тысяч штук в месяц, а их расход на фронтах превышал миллион. Сложность, а по мнению многих военачальников, трагичность положения была в том, что за время, оставшееся до начала весенней кампании, государство не имело возможности ликвидировать дефицит снарядов.

Пытаясь выйти из создавшегося критического положения, царское правительство начало размещать крупные военные заказы в других странах. Конечно же, их получали и российские промышленные предприятия.