Глава 9. Волшебный поцелуй любви…

Марго возвращалась с прогулки с Филиппом в задумчивости. Ее новый возлюбленный был очаровательным, романтичным, но явно что-то скрывал. И это Марго не нравилось. В ней проснулось нечто вроде профессионального психологического инстинкта выведения клиента на чистую воду. Чем дальше, тем больше росла в ней уверенность, что всей правды он так и не раскрыл. Она наморщила лоб – ее милый водил ее за нос. И еще какая-то деталь никак не давала ей покоя, незначительная, но странная. Ну что ж, сколько веревочке ни виться, а конец будет. Вернее, она его найдет, и обаятельный и талантливый Берже совсем скоро расскажет ей всю историю до самого заключительного аккорда. Впрочем, игра Филиппа в прятки нисколько не обескураживала Марго. Избытком иллюзий относительно мира, людей и себя самой она никогда не страдала. Вернее, еще маленькой девочкой она прекрасно поняла, как устроена жизнь, и чем меньше неосуществимых надежд будешь питать, тем лучше. В общем, еще ребенком она предпочитала реальные подарки дарам иллюзорного Деда Мороза.

Детство Марго пришлось на время завоевания ее собственной матерью самостоятельности и независимости от мужа. То есть мать сначала следовала всем правилам хорошего тона и приличного поведения молодой девушки из хорошей семьи. Для начала Аполина, так ее звали, получила хорошее образование в престижной частной школе. Потом, как и полагалось, удачно вышла замуж за молодого человека из аристократической семьи с отличной родословной. Правда, Беатриса де Бар брак сына одобрила постольку-поскольку, так и не простив Аполине буржуазного происхождения. Но молодых мнение Беатрисы волновало мало, хотя и от наследства отказываться они не собирались. В положенный срок Аполина родила Марго, а потом что-то разладилось. То есть это окружающие и в первую очередь – дедушка и бабушка Марго решили, что дочь потеряла голову. Родительница же Марго, наоборот, посчитала, что как раз сейчас она впервые эту самую голову обрела. А именно: перестала жить согласно чужим принципам, а стала заниматься тем, что было важно именно для нее. Первым делом Аполина закончила институт права. Потом, к ужасу собственной семьи, устроилась на работу в адвокатскую контору. Дальше – больше, стала преуспевающим адвокатом. И специализировалась она – о ужас! – на бракоразводных процессах. Поэтому неудивительно, что собственный бракоразводный процесс она разыграла как по нотам. Понятно, что в данной ситуации ей было не до Марго. Не то чтобы мать не любила собственное дитя. Просто, повторюсь, ей было не до этого.

Марго росла замкнутой, недоверчивой и лет этак с шести привыкла жить собственной жизнью. Родители для нее обитали в каком-то ином мире. Они жили, работали, ссорились, расходились и сходились и потом окончательно расстались. И все это было параллельно существованию Марго, в котором события были совершенно иными. Она прекрасно ладила с няней – та была женщиной доброй и здравомыслящей. Потом училась, не блестяще, но и не лентяйничала. Учителя, правда, всегда ее обвиняли, что она делает исключительно необходимый минимум и способна к гораздо большему. Но Марго гораздо большее было абсолютно не нужно. Она с детства выбрала как бы энергосберегающий режим. Была она девочкой наблюдательной, сообразительной, спокойной, друзей особенно вокруг не водилось, да и ее до поры до времени лишнее общение только утомляло. Так незаметно Марго подросла и постепенно превратилась хоть и не в красавицу, но в очень интересную девушку. Мальчишки неожиданно для себя открыли ее существование, словно не учились в одном колледже, а потом лицее в течение последних семи лет. Появились поклонники. Но Марго было все равно. Внимание ей не льстило, даже, наоборот, раздражало. Но представители сильной половины человечества не унимались. Рассудительная Марго в конце концов решила, что из подобного внимания вполне можно извлечь пользу. Тем более мальчики были традиционно сильнее по математике и, что было особенно важно, по физике. Эта проклятая физика изрядно отравляла существование Марго. Она даже попыталась было уговорить родителей позволить ей перевестись на экономико-социальное отделение лицея. Но не тут-то было. В семье были свои традиции, и их следовало уважать. И физика продолжала отравлять ей жизнь. Вот тут-то она и поняла, что ей достаточно ободряющей улыбки в адрес любого из лучших учеников класса, и домашнее задание было решено. Потом и на контрольных ей давали списывать. Даже не то что давали, а боролись за это право не на жизнь, а на смерть. В общем, физика перестала быть проблемой для Марго. Тем временем пришла последняя лицейская весна. И Марго влюбилась. Ее избранником стал Антони: спортсмен, отличник и просто красавец.

Буйно цвела черемуха, и чувства в груди Марго переливались всеми цветами радуги. Она уже ни на что не обращала внимания. Антони стал центром ее мира. Он был замечательным, самым умным, сильным, заботливым, внимательным. Он лучше всех бегал, плавал, играл в теннис, перечислять дальше не имеет смысла. Именно такой должна быть первая любовь, и именно такой она была. Когда все самое прекрасное воплощается в другом, когда весь мир, вся радость и красота, абсолютно все – в нем единственном. Когда он, лучезарный и сияющий, стоит перед тобой подобно античному божеству, и хочется одного: умиляться до бесконечности и бить земные поклоны. Вот именно такое чувство и посетило юную Марго. Она никогда не считала себя способной на такой порыв. С точностью до наоборот: она видела себя особой рациональной, прагматичной и к романтизму никоим образом не склонной. Но явился Антони, и все встало с ног на голову. Хотя нет, может, именно тогда все встало как раз с головы на ноги, изменив Марго раз и навсегда. Однако все в один не очень прекрасный момент кончилось. Такая любовь в нормальных, земных условиях между нормальными, земными людьми долго продержаться не может. Она даже думала, что мешает земное притяжение. Все рано или поздно падает на землю, так и любовь не выдерживает этих самых занудных законов, изложение которых ей изрядно надоело на уроках физики. Итак, повинуясь неизбежному, любовь Марго яблоком Ньютона упала на землю. Что случилось – неизвестно, просто в определенный момент они остались просто друзьями, а чувство развеялось где-то белесой дымкой. Однако радость пережитого осталась. И она дала Марго такое ощущение собственной полноценности, значимости, которое раньше ей знакомо не было.

Теперь появился Филипп. И, положа руку на сердце, Марго не могла сказать, сколько продлится это увлечение. Он ее искренне заинтересовал, его сила, уверенность в свой правоте, увлеченность. Да и просто-напросто он был красивым, элегантным мужчиной, с которым было интересно. Конечно, на недостаток внимания представителей сильного пола даже в последнее время, успешно перевалив за пятый десяток, пожаловаться она не могла. Но Филипп был особенным. Она это чувствовала. Хотя сейчас еще одно определение все больше и больше подходило к нему. Только оно ей не нравилось, и она категорически отказывалась произносить его вслух. А может быть, она просто была разочарована? Только в чем? Даже будучи психологом, трудно разобраться в самой себе. Впрочем, Марго привыкла полагаться на время, только оно одно могло по-настоящему проверить на прочность и снять маскарадные маски. Не слишком ли быстро она бросилась к нему на помощь? Да еще втянула своих подруг? Но угрызения совести за то, что заставила своих подруг помогать новоявленному возлюбленному, ее не терзали. Ни Кати, ни Анжи, несмотря на ворчание, особенного неудовольствия, в конце концов, не проявляли. Авантюра, как бы они ни отказывались в этом признаться, захватила их всерьез. Хотя какие из них детективы? Марго усмехнулась. Единственной техникой расследования, которой они владели, было сочетание упорства, настойчивости и наблюдательности. Правду сказать, именно эта техника чаще всего давала самые неожиданные и блестящие результаты. Иногда было достаточно заметить колебание в глазах, неловкий жест, еле заметное движение, второпях оброненное слово, и виновный рано или поздно выдавал себя. Конечно, доказать вину было гораздо сложнее. Но на данной стадии развития событий это вовсе не интересовало Марго. В конце концов, доказательство вины было делом Эврара, на то он и полицейский. Кстати, Эврар, он обещал поставить ее в известность, если появится что-то более определенное, и ни слуху ни духу. Недолго думая, Марго набрала его номер.

– Привет, дорогая кузина, – раздалось в трубке насмешливое.

– Привет, дорогой кузен. Какие новости?

– Ты заинтересовалась моей личной жизнью? Рассказать тебе про мою новую подружку?

Марго усмехнулась. Эврар был неисправим. Как и она, ее кузен так и не обзавелся семьей, минимум раз в два года находя новую пассию. Родители Марго махнули на нее рукой, у каждого была своя жизнь, и отсутствие внуков никого не смущало. Но Эврара теребили постоянно. Отец панически боялся, что пропадет такая знаменитая фамилия. Но, похоже, кузен и кузина приложили все усилия к тому, чтобы знаменитая фамилия все-таки исчезла.

– Не ерничай, – укорила Марго, – сам прекрасно знаешь, что меня интересует.

– Пока ничего экстраординарного, дорогая. Ты что хочешь, чтобы я тебе из рукава вытащил убийцу?

– Было бы неплохо!

– Даже если бы этим убийцей был твой подзащитный? – не без ехидства заметил он.

– Надеюсь, что нет.

– Надеешься или уверена? – не менял тона Эврар.

– Чего ты добиваешься?

– Ничего, моя дорогая, ничего особенного. Просто нравится тебя поддевать. И вообще интересно – моя дорогая Марго в роли детектива. Мисс Марпл!

– Если ты думаешь, что сделал мне комплимент, сравнивая с престарелой старой девой, то жестоко ошибаешься!

– Дело не в возрасте, а в уме.

– Тогда прощаю, а что касается новостей, то у нас их немного.

Она коротко рассказала о последних событиях в замке, поделилась своими ощущениями, и на этом их обмен мнениями закончился.

Сидящих в комнате было четверо: кардинал Бенно, архиепископ Макариус, глава караула Рагнар Хед и хозяин дома, барон Ульрих Эберхардт. Дверь была надежно заперта, и верный оруженосец Ватто нес караул под дверью. На него можно было рассчитывать: и сам не будет подслушивать, и других не подпустит.

– Итак, вы уверены, ваше преосвященство, что именно Сильвестр виновен в этом кощунстве? – четко произнес барон.

– Все говорит против него. Бертольд Вюртембергский, этот расстрига, был изгнан из своего ордена за колдовство. Братья давно подозревали его в увлечении сатанинским занятием и черной магией. Даже в один момент шел разговор о костре. Но Бертольда освободили из монастырской темницы по приказу его святейшества папы Сильвестра. Однако это еще не все… – Кардинал выдержал многозначительную паузу. Собеседники слушали затаив дыхание. – Самое главное, что моими братьями по ордену доподлинно установлено, что Бертольд Вюртембергский продал свою душу дьяволу!

– Пресвятая Дева, спаси, и помилуй, и избавь от лукавого! – прошептал архиепископ Макариус и осенил себя крестным знамением. Бенно последовал его примеру. Но ни барон, ни начальник городской стражи ни закатывать глаз, ни креститься не стали. Для обоих все эти страхи были уделом молодых девиц и не знавших жизни монастырских служек. Старые воины были суеверными, но в глубине души не сомневались, что будут унесены после смерти воительницами-валькириями в Вальхаллу, а настоящий ад был здесь – на земле. И по их глубокому убеждению, враг рода человеческого был гораздо менее изобретательным в причинении вреда, нежели сам человек. Творение Божье было в сто раз опаснее и непредсказуемее всех падших ангелов, вместе взятых.

– То есть его святейшество покрывает слугу сатаны?

– И не только покрывает, но еще и активно помогает! – гробовым голосом произнес кардинал. Кругленький архиепископ всплеснул пухленькими ручками и согласно кивнул головой. Рагнар переглянулся с бароном и тут же отвел глаза, чтобы святые отцы не прочитали затаившуюся в уголках глаз издевку.

– Это отвратительное святотатство не должно остаться безнаказанным! – воскликнул Макариус.

– Оно не останется, не беспокойтесь, брат мой! Но каковы имеющиеся в нашем распоряжении доказательства? – задал Бенно вопрос, выжидающе следя за реакцией Рагнара и барона Ульриха Эберхардта.

– Пока никаких, бродяга Густавиус мертв, а свидетельство его дружка Упыря в счет не идет. При погребении младенцев он не присутствовал, – осторожно начал Рагнар.

У хитрого начальника караула сложилось странное впечатление. С одной стороны, их преосвященства Бенно и Макариус явно желали немедленного обвинения Бертольда, но барон почему-то тормозил. Недолго думая, Рагнар принял сторону барона. В конце концов, именно от Ульриха Эберхардта он ожидал милости, а вовсе не от главы города. Макариус был известен своим скаредным нравом, и золото, попадавшее в его карман, там и оставалось. Почувствовав одобрение барона, он продолжил уже более уверенно:

– Со всем этим необходимо более внимательно разобраться. Все, что мы знаем, что Густавиус закопал тела обезглавленных младенцев. После этого бродягу кто-то сжег заживо в его же сторожке. Упырь утверждает, что все это делалось по приказу Бертольда и чужестранца, которым мог быть посланник папы Флавио Виттори. Кроме того, тот же Упырь настаивал на том, что Густавиус регулярно осквернял могилы недавно умерших на северной, предназначенной для бедняков, окраине кладбища. Выкопанные трупы под покровом ночи он относил Бертольду и перед рассветом закапывал обратно, а то и вовсе оставлял у Бертольда на день-два. Но все это опять же со слов пьяницы и мошенника, которым ни один судья не поверит.

Почувствовав смену ситуации, хитрый Бенно напролом не пошел:

– Что ж, вы правы, разбрасываться ложными обвинениями мы не можем. У Бертольда слишком сильные защитники. И когда на одной чаше весов будет помещаться жизнь этого христопродавца, а на другой – слова никому не известного презренного бродяги, исход дела предсказуем. Мы не имеем права рисковать.

– Вот именно, святой отец. Тогда на другой чаше весов вполне могут оказаться наши собственные головы! – жестко сказал, словно постановил, барон. – Мы здесь, на месте, установим наблюдение за Бертольдом и постараемся разузнать побольше, а вы со своей стороны найдите союзников в Риме.

– Вы правы, сын мой, – понимающе улыбнулся Бенно, – запасемся терпением и с Божьей помощью остановим и Бертольда, и его…

Кардинал осекся, поняв, что сказал слишком многое. Но барон усмехнулся и, всем своим видом давая понять, что они зашли слишком далеко и секретов между ними быть не может, заявил:

– Вы правы, ваше преосвященство, терпение нам понадобится. Срок придет, и Бертольду и его покровителям придется отвечать за содеянное…

После разговора с Эвраром Марго поднялась в номер в прекрасном настроении. Похоже, ее нисколько не смущало похоронное настроение окружающих. Танцующей походкой женщина прошла по салону, вышла на балкон, с удовольствием вдохнула свежий воздух. Потом вернулась внутрь и растянулась на диване.

– Что, скучаете?

– Не скучаем, а работаем, – поправила ее Екатерина Дмитриевна, внимательно просматривая выбранные поисковиком интернетные страницы.

– Конечно, задала нам задачу, а сама наслаждаешься жизнью, – ворчливо откликнулась Ангелина.

– Не только, я тоже занимаюсь сбором информации, – радостно улыбнулась Марго, – проверяю список подозреваемых.

– И тебя нисколько не смущает, что твой Филипп – первый в этом самом списке? – ехидно заметила Анжи, твердо решившая испортить безоблачное настроение подруги.

– Загадочный монстр, таинственный убийца! – с оттенком то ли восхищения, то ли иронии в голосе пробормотала Марго.

– То есть роман с заключенным тебя не пугает?

– Ну и что, буду ему апельсины в тюрьму носить, – мечтательным тоном продолжала Марго, – даже романтично!

И снова было непонятно, серьезна она или нет.

– Не думаю, что он твое мнение разделяет, – вставила свое слово Ангелина.

Марго пожала плечами с видом, что и до этого ей совершенно никакого дела нет.

– Ты совсем спятила, старушка! – тем временем не выдержала Екатерина Дмитриевна. – Тебя даже отрезанная голова профессора Лоуренса не смущает!

– Не я же ее резала, – резонно возразила Марго, – и не забывай, что на нравственные проповеди у меня с детства аллергия. Я же не заставляла его убивать! Да и потом, с точки зрения морали я смотрюсь даже благородно – не бросаю любимого в беде!

– Уже любимого, ты совершенно невыносима! – вздохнула Ангелина.

Но Марго была неисправима. Екатерина Великая с Ангелиной только переглянулись и пожали плечами.

– Вы даже представить себе не можете, насколько он романтичен. Просто чудо! Никто никогда за мной так не ухаживал! Может быть, только тот мальчик в лицее, который читал мне стихи, – мечтательно произнесла Марго.

– То есть Филипп тебе читает стихи? – сказала Ангелина таким тоном, что следующим действием вполне мог быть звонок психиатру.

– Вот именно, читает! Тебя это удивляет? Тебе что, никто никогда не читал стихов?

Ангелина задумалась.

– Перебираешь всех своих поклонников?

– Если честно, то думаю, когда ты устанешь!

– Почему это я должна устать, только послушайте, я тайком на мобильник записала.

Она увеличила до максимума звук, и раздался приятный баритон Филиппа:

– Еще и готикой увлечен в придачу! – осуждающе заявила Ангелина.

– Это не готика, а какой-то поэт, русский, кстати! – не без торжества заявила Марго.

– «Темные восторги расставанья» – это, конечно, здорово, – признала Екатерина Великая.

– Вот и насладитесь, когда твоего поэта за решетку упрячут! – не без мстительности заявила Ангелина. – Пока все говорит против него.

– Злая ты какая-то, Анжи! Какая собака тебя укусила? – рассмеялась Марго.

– Ангелина, ну что ты вправду на Филиппа взъелась?! – не выдержала Екатерина Дмитриевна. – А ты, Марго, перестань нас подначивать. Думаешь, я не вижу, как в твоих глазах чертики прыгают от удовольствия? Будем ссориться – ни до чего приличного не докопаемся.

– Извините, девочки, просто у вас такие кислые физиономии, захотелось вас расшевелить! – с ложным раскаянием произнесла Марго. – А если серьезно, мой милый мне явно всей правды не говорит.

– У тебя возникли подозрения? – успокоившись, осведомилась Ангелина.

– Относительно убийства Лоуренса – пока нет. В смысле надежда жива, но руку в огонь класть не буду.

– Приятно слышать, – не без сарказма заметила Ангелина.

– Не радуйся, – охладила свою подругу Марго, – я по-прежнему уверена, что Филипп к ней непричастен. Но в остальном… Он явно что-то знает, но скрывает. А потом, помните утром, когда мы узнали о пропаже голов и рукописи, его вид? – и она странно усмехнулась.

Ангелина с Екатериной Дмитриевной напрягли память.

– Он был растрепанным, но, в конце концов, он поднялся по тревоге из постели, как и мы, – медленно произнесла Екатерина Великая. – Ты хочешь, чтобы он, как голливудский герой-любовник, с сеточкой на голове спал и в парадном костюме?

– Из постели – не думаю, если, конечно, не предполагать, что спит он на чердаке, – загадочно заявила Марго и вновь замолчала.

– Почему? – потребовала Ангелина.

– Об этом потом. Сначала проверю.

– Тогда проверяй, нам всем есть что проверить, – махнула рукой Екатерина Дмитриевна.

– Может, поделитесь? – предложила Ангелина. – А то полное ощущение блуждания в потемках.

– Я бы так не сказала, – не согласилась Марго и с оптимизмом добавила: – Просто возникновение непредвиденных трудностей. А эта ситуация, как и всякая другая, преходяща.

Решившая подышать свежим воздухом и отвлечься Ангелина спускалась вниз. Ей было неприятно признаться, но пока ее усилия ни к каким результатам не привели. Ее подруги с поставленными задачами справлялись гораздо успешнее и, судя по их загадочным лицам, что-то явно недоговаривали. Только ей похвастаться было нечем. По словам Марго, расследование смерти Женевьевы Бренон в Париже зашло в тупик. Только один факт вызывал интерес. Женевьева до недавнего времени была хорошей знакомой Генриха и даже пару раз гостила в замке. То есть в ее распоряжении вполне могли оказаться определенные сведения. Только какие? Генрих молчал как рыба. Все попытки вызвать его на откровенный разговор окончились неудачей. Он явно переживал, и известие о смерти Женевьевы стало для него шоком. Он даже как-то осунулся, разноцветные глаза потускнели, и даже вся его разнокалиберная фигура стала казаться более нормальной. Но делиться подозрениями, если они у него, конечно, были, не спешил. Завтрак уже кончился, и все разошлись. В холле было пустынно. Только где-то на горизонте маячила фигура интенданта. Жалко, что ей так и не удалось разговорить Сурдеваля. Но, в конце концов, этим вполне могла заняться полиция. В малом салоне Ангелина наткнулась на Карла Шоне. При виде дамы он улыбнулся и поднялся с кресла. Она подошла. Общаться с Шоне было приятно. Выражался он мастерски и довольно изящно, что среди научной публики было достаточной редкостью. Милые манеры вкупе с вниманием к чужим проблемам делали из него человека симпатичного и приятного в общении. Поэтому неудивительно, что его общество Ангелине нравилось, и неприязнь, которую испытывала к Шоне Екатерина Великая, ставила ее в тупик. Особенно притягивала улыбка, мастерская и, что еще реже встречается, разнообразная. То есть он мог улыбаться широкой американской улыбкой, заливисто смеяться или сдержанно скромно растягивать губы под роскошными усами в понимающей усмешке.

Хорошо, что Марго с головой погрузилась в расследование и роман с Филиппом, а то бы точно заявила, что ее подруга с одной «постной рожи» переключилась на другую. Ее отношения с Флорианом действительно стали напряженными, зато с Шоне было интересно. Они болтали о погоде, о венских ресторанах, о знакомых местах в Ницце, об эльзасских винах, любителями которых оба оказались. Австриец был эрудирован и обладал отличным чувством юмора. Потом они подошли к последним событиям в замке. Лицо Шоне помрачнело.

– Я всегда удивлялся близорукости коллег из центра: поставить такого пройдоху, как Флориан, руководителем могли только наивные слепцы! – неожиданно вырвалось у него. – Впрочем, извините, насколько я помню, именно он пригласил вас сюда.

– Вы не ошиблись, именно он, – подтвердила Ангелина.

– Тогда будем считать, что я ничего вам не говорил.

– Почему же, наоборот, продолжайте, все-таки я, вернее, мои деньги тоже имеют отношение к центру.

– Лорис никогда не думал ни о чем другом, кроме личной выгоды. Но я не это ставлю ему в вину.

– Тогда что же?

– В конце концов, думать о собственной выгоде вполне здоровое и нормальное явление, – медленно произнес Карл, – но только в том случае, если это не вредит общему делу.

Он замолчал.

– И Лорис этому делу вредит? – подбодрила австрийца Ангелина.

– Вы – деловая женщина, Анжи, и можете понять, насколько важно принимать правильные решения. Так вот, Лорис в погоне за личными интересами поставил все на грань краха.

– Вы имеете в виду убийство Лоуренса?

– Не только, проблемы начались гораздо раньше…

С этими словами Карл развернулся и направился к выходу. Ангелина взяла на заметку нелестное мнение Шоне о Лорисе. И вдруг в памяти всплыло неожиданное: внезапно побледневшее лицо ее парикмахера Жака, когда она упомянуло о своем знакомстве с Лорисом. Надо было бы его расспросить поподробнее. Она посмотрела на часы. До обеденного перерыва Жака оставалось полтора часа. Ну что ж, она подождет. Тем временем в другом конце зала показался Лорис. Увидев Ангелину, он с широкой улыбкой направился к ней.

– А вот и я, пришел, увидел… – не без торжественности начал Лорис, обнажив в улыбке большую часть своих белоснежных имплантов.

– И ушел! – раздался откуда-то сбоку голос Кристиана Херманса.

– Не ожидал тебя увидеть, – раздраженно произнес Лорис. Сердечности в его голосе на этот раз не было никакой.

– Самые приятные встречи – неожиданные, не правда ли? – с явной иронией произнес немец. Враждебность Лориса его, похоже, нисколько не смутила.

– Не всегда, иногда они бывают совершенно не к месту. Мне кажется, мы уже все обсудили!

– Неужели? А мне кажется, наш разговор закончен не был! – покраснев от напряжения, заявил Херманс.

Ангелина перевела глаза с Лориса на Кристиана. Взгляд последнего не сулил ничего хорошего почетному председателю. Повисшее молчание становилось почти угрожающим, и ни один не желал прервать его. В этот момент из-за поворота показался вездесущий интендант. Заметив наступавших друг на друга, как боевые петухи, мужчин, он мигом оценил обстановку и с места в карьер обратился к Флориану:

– Я срочно нуждаюсь в вашей помощи, Флориан. Мне необходимо разрешить одну проблему.

– Она не может подождать? – прошипел сквозь зубы Лорис.

– Нет, – твердо ответил интендант, словно он, а не ученый был здесь главным.

Лорис нехотя кивнул головой и обратился к Ангелине:

– Вы меня простите, но у меня нет другого выхода, как оставить вас одну, дело срочное.

При этом Кристиана он игнорировал.

– Нет проблем, – заверила его Ангелина. Она, наоборот, предпочитала остаться с Хермансом. Ей не терпелось узнать причину такой откровенной ссоры. Все, похоже, зашло достаточно далеко, чтобы они начали выяснять отношения в ее присутствии. – Ваши отношения, похоже, перестали отличаться особой сердечностью? – как можно легче заметила она.

От такой прямоты немец слегка опешил, но быстро взял себя в руки и ответил:

– Почему они должны быть сердечными? Мы друг другу в вечной любви не клялись. Тем более Лорис несет прямую ответственность за все происходящее! А теперь, извините, вынужден вас оставить.

Лицо Херманса исказилось презрительной гримасой, и руки дрожали от с трудом сдерживаемого гнева. Он слегка кивнул и отправился вслед за Лорисом. «Если так дальше пойдет, то одним трупом дело явно не ограничится!» – промелькнула в голове Ангелины мысль. Ее передернуло. Ее первое пророчество подтвердилось, только никакого удовлетворения она не испытывала. «Если бы не Марго, бросила бы все и вернулась в Париж!» – в сердцах произнесла она про себя. Но не оставишь же их здесь! Анжи совершенно не хотела признаться себе в том, что и ее авантюра захватила целиком и полностью. Единственное, что раздражало, – отсутствие результатов. А совсем рядом тем временем совершенно безнаказанно разгуливал убийца двоих людей, и это, по ее твердому убеждению, было бесспорной несправедливостью. А Ангелина Слепцова любила торжество правосудия.

Оставшись абсолютно одна, она решила выйти в парк, прокручивая в голове только что увиденное. Вроде бы раньше она совершенно не замечала враждебности в отношениях Лориса и Херманса. Немец всегда был сдержанным и вежливым. Что случилось? Выводов могло быть два: или они до поры до времени скрывали свои истинные чувства. Только зачем? Или второй: какое-то событие полностью перевернуло устоявшееся положение вещей. Что же за кошка пробежала между Флорианом Лорисом и Кристианом Хермансом? Это следовало выяснить. Любая, даже самая незначительная деталь могла быть очень и очень важной.

Продолжая раздумывать, Ангелина завернула за угол и наткнулась на Генриха. Решила было увильнуть от нежданной и, честно признаться, нежеланной встречи, но не тут-то было. Генрих уже развернулся и уставил на нее взгляд своих разнокалиберных глаз.

– Не ожидал вас увидеть здесь, – грустным голосом признался он.

– Я тоже, – поддержала разговор она.

– Странная у нас получилась презентация, – тем же откровенным голосом продолжил мужчина.

– Согласна с вами, – односложно ответила она, лихорадочно придумывая способ закончить толком не начавшийся разговор. Ей не терпелось поговорить обо всем увиденном с Екатериной и Марго.

– Если я не ошибаюсь, именно с вами хотела поговорить Женевьева Бренон перед смертью? – тем временем задал он совсем уж неожиданный вопрос.

– Нет, не ошибаетесь, – теперь она уже никуда не торопилась.

– Тогда, извините за нескромность, почему она хотела увидеться с вами?

– Честно признаться – понятия не имею.

– Не может такого быть! – начал раздражаться он. – Или вы врете, или вы, извините, совершенно недалекая женщина!

Ангелина оторопела.

– Мне всегда казалось, что, разговаривая с таким ученым, как вы, я вправе рассчитывать на минимальную вежливость, – как можно холоднее произнесла она.

Но на ее собеседника сарказм не подействовал.

– Вы должны, вы обязаны мне сказать: почему она хотела поговорить именно с вами? – продолжал настаивать он.

Если в начале разговора она только подозревала, что ничего приятного эта встреча не сулит, то теперь была абсолютно в этом уверена.

– После таких комплиментов, даже если бы знала, я промолчала бы как рыба, – не без сарказма заметила она.

– Вы хоть понимаете, какая идет игра? – воскликнул он.

– Мне все равно – какая, – презрительно ответила женщина.

– Вы это всерьез? – все еще не верил Генрих.

– Абсолютно!

– У меня ощущение, что я общаюсь со столбом!

– Это взаимно!

– Извините, я, наверное, задел вас! – пошел он на мировую. – Просто нервы на пределе!

Это было произнесено с такой хватающей за душу искренностью, что она смягчилась. В конце концов, в этом он был прав – игра шла серьезная, а к детским обидам она никогда склонна не была.

– Вы были к ней привязаны?

– Я хорошо знал ее отца, – печально произнес Генрих, – и сначала отец, а теперь дочь…

Он осекся, словно произнес нечто лишнее, и словно ракушка захлопнулась. Ангелина, почувствовав смену настроения собеседника, мысленно выругалась. Но выражение лица сохранила сочувственное.

– Я понимаю, вам трудно о ней говорить, да и от всего происшедшего нервы у всех на пределе.

– Вы правы, последнее время меня напрягают самые незначительные детали и глупые вещи, – перевел он разговор, – даже такая нелепость, как эти два лишних окна на северном фасаде здания, мне не дает покоя.

– Какие еще лишние окна? – спросила она, в ее голосе явно послышались нотки безнадежности. В конце концов, Марго была права: Генрих свихнулся окончательно и бесповоротно. Но тот по своей привычке на ее вопрос не ответил и, даже не потрудившись раскланяться, развернулся и ушел.

«Вот скотина неблагодарная! – выругалась про себя Ангелина, она тут старалась, проявляла чудеса выдержки и хорошего воспитания, чтобы не послать его на все четыре стороны, а он даже попрощаться не соизволил. Что за лишние окна? Она стала добросовестно рассматривать фасад. Ничего особенного. Покрутила головой, но место, на котором стояла, запомнила. Мало ли что, она не привыкла пренебрегать информацией, пусть даже самой экстравагантной и на первый взгляд глупой. В этот момент мобильник напомнил, что пора было давать ответ на очередное предложение о вложении капитала. Как по команде, мозг переключился и занялся любимым делом. На биржевом рынке она чувствовала себя как рыба в воде. Если для других все эти цифры и диаграммы были всего лишь цифрами и диаграммами, то для нее это был фантастически захватывающий мир. Для нее это было не просто способом вкладывания и увеличения капитала, это было самой интересной и стоящей игрой. Это было настоящей страстью. И как знать, может, именно из-за этого она никоим образом не собиралась отказываться от справедливого раздела имущества со Слепцовым? Если для того нажитые миллиарды были символом власти, богатства, успеха, превосходства и, наконец, сексуального обольщения, то для его опостылевшей половины они еще были возможностью играть в ее самую любимую игру.

Ангелина поднялась к себе и решила изучить проблемы поподробнее. Брокер предлагал ей вложить деньги в компанию «БрукКом», набирающего силу голландского оператора мобильной связи. Корпорация искала свободные средства, и не для того, чтобы пережить трудные времена, а для поглощения собственного конкурента. Зубы у «БрукКом» были длинные, и акции обещали в самое ближайшее время вырасти если и не в два раза, то на пятьдесят процентов точно. Конечно, она привыкла полагаться на мнение Питера, но еще больше привыкла придерживаться собственного девиза: «Доверяй, но проверяй». Поэтому не торопясь, с удовольствием, одну за другой стала раскрывать вкладки с документами. На первый взгляд все было очень даже аппетитно. Однако финансисты, подготовившие предложение, были одними из самых опытных и талантливых на рынке. Именно это ее и напрягло. Почему? Вопрос был вполне логичным. «БрукКом» была процветающей компанией, не будет же она обращаться к затрапезному бюро перебивающихся с хлеба на квас неудачников! Поэтому ее подозрения смахивали на паранойю.

Однако Ангелина привыкла верить собственной интуиции, и если внутренний голос заявлял, что дело нечисто, то подобные утверждения требовали самой тщательной проверки. Она, не жалея времени, сравнивала диаграммы, вчитывалась в финансовые отчеты и наконец присвистнула от удовлетворения. Предчувствия ее не обманули. Финансовые средства «БрукКом» были чертовски нужны, да только не для поглощения собственного конкурента. Конечно, база клиентов росла не по дням, а по часам. Проблема была в другом: процент клиентов, расторгающих контракты, был ненормально высок. То есть люди быстренько появлялись, привлеченные скидками и заманчивыми предложениями. Но только срок коммерческого предложения кончался и компания пыталась ввести нормальные цены, след клиентов простывал с той же скоростью. И коэффициент прибыльности предприятия был катастрофически близок к нулю.

Ангелина усмехнулась, быстро набрала ответ Питеру, добродушно посоветовав ему в следующий раз быть повнимательнее. И в этот момент ее посетила удивительно простая идея. Она даже чертыхнулась, поражаясь, почему не подумала об этом раньше. В качестве инвестора она имела доступ к любым финансовым документам. Фонд Лориса был такой же организацией, как и другие. У него был устав, он платил налоги и предоставлял ежегодные отчеты в налоговые органы и коммерческие трибуналы. А Ангелина обладала всем необходимым: образованием, навыками и опытом, чтобы разобраться со всей этой сложной механикой. И самое главное: она прекрасно знала, каким образом за глянцевыми буклетами и красноречивыми заявлениями разглядеть истинное положение дел, каким бы оно ни было.

Ангелина не стала откладывать дело в долгий ящик и тут же запросила всю имеющуюся информацию – внимательно просмотрела и покачала головой. Фонд оказался весьма многослойной структурой, чем-то вроде ее любимого в советском прошлом торта «Наполеон», только в менее аппетитном виде. Во-первых, большая часть финансирования проистекала от одного-единственного инвестора, американо-норвежского концерна. И во-вторых, одним из ответвлений организации был некий проект «Стан». И именно в этот проект вкладывались самые серьезные средства. Да только, как она ни искала, никакой информации так и не нашла. Получалось, что большая часть денег уходила в карманы двоюродного дедушки троюродной тети. Хотя все было отлично организовано, комар носа не подточит. Но Ангелина в отличие от насекомого обладала достаточным запасом «маленьких серых клеточек», к тому же хорошо натренированных. Недолго думая, она запросила дополнительную информацию у аналитической и консалтинговой компании, к специалистам которой обращалась уже не раз. В ожидании ответа она еще раз просмотрела собственный анализ и довольно усмехнулась. Итак, сказка оказалась ложью, и «принц» Флориан Лорис стал все больше и больше смахивать на лягушонка, не спасали даже искусственный загар и вставные зубы.

Хильдерик вышел от отца Иеронима, оставив изрядно смущенного настоятеля раздумывать над только что полученными новостями. Итак, Бертольда Вюртембергского обвиняли в ереси и сговоре с дьяволом. Только, к удивлению Хильдерика, с арестом не спешили, словно желая поймать более крупную дичь. Кто был этой дичью, Иероним догадывался. Всем было известно, что Бертольд находится под прямой защитой папы Сильвестра. Неужели архиепископ с бароном замахнулись на папу? Настоятель покачал головой. Вряд ли, кишка тонка, даже если кардинал Бенно на их стороне. Но какая-то каша явно заваривалась. Иероним вспомнил последний разговор с Бертольдом. Он произошел за два дня до гибели Густавиуса. Иероним пришел тогда к Бертольду по собственной инициативе. Странный монах притягивал его как магнитом. Но самому себе в этом признаваться отец Иероним не желал. А наоборот, наивно пытался обмануть себя, что идет к Бертольду с единственной целью – вернуть заплутавшую душу в лоно истинной церкви.

Конечно, по твердому убеждению отца Иеронима, люди слишком часто уклонялись в грех ложного знания. Он с тревогой замечал вокруг, что все больше и больше людей ищут истину и спасение не в Евангелиях, а в странных сочинениях подозрительных людей. Не покорно ждут предназначенного, а ищут познания грядущего. Но будущее, в этом настоятель церкви Святой Берты не сомневался, было уделом Господа, и не простым смертным быть посвященным в замыслы Его. Но все чаще и чаще колдуны и маги со своим проклятым искусством соблазняли доверчивые души, шарлатаны обманывали простаков, выдавая желаемое за действительное, ложь за правду и прошедшее за грядущее. В этом отец Иероним был уверен. Однако сидевший напротив него собеседник убежденность настоятеля разделять не спешил. Время шло, но каждый из разговаривающих продолжал настаивать на своем. Особенно различались их точки зрения на дозволенное и запрещенное в познании. Для отца Иеронима все было ясно и понятно: не всякое знание добродетельно, даже больше того – чаще всего познание греховно. Для Бертольда все было с точностью наоборот. Только познание способно было вывести человечество из темницы ада на земле. Он с воодушевлением говорил о неведомом, способном изменить все окружающее.

– Это неведомое знание – дьявольский соблазн! Под влиянием этого искушения люди могут только ослабеть в вере и отпасть от надежды, – твердо произнес отец Иероним, – и ничто не заставит меня отказаться от этих мыслей!

– Значит, ты осуждаешь стремление к истине?

– Это не истина, – возразил отец Иероним, – единственная истина в этом неверном и меняющемся мире – это наш Господь.

– Мне бы твою веру, Иероним, – с грустью произнес Бертольд.

– Ничто не мешает тебе вернуться, – тон отца Иеронима был серьезен.

– Вернуться – куда? Ты думаешь, у каждого есть дорога назад и каждый хочет возвращаться? – на этот раз глаза Бертольда горели вдохновением.

– О чем ты? – непонимающе уставился настоятель на своего собеседника.

– О том, что, преступив порог темного и смрадного жилища и выйдя на простор, никому не захочется вернуться!

– Это нашу веру ты называешь темным и смрадным жилищем?! – задохнулся от гнева Иероним.

– Нет, Иероним, я говорю о невежестве!

– Бертольд, тебе известно, как и всем нашим братьям, – осторожно начал Иероним, не зная, как свернуть собеседника с ложного пути, – что все происходящее в этом мире, будет ли оно радостным или печальным, происходит хотя и не от Бога, но, однако, и не без Бога.

– Это ты о том, что Бог не запрещает и не мешает никому вершить зло или творить добро? Ты прав, человек волен выбирать, – одними губами усмехнулся Бертольд. Сейчас его маленькая, словно скукожившаяся от многих лет сидения взаперти фигура расправилась и стала почти величественной, а глаза засверкали.

– И ты выбрал, Бертольд, – с укором произнес отец Иероним.

– Да, я выбрал, – подтвердил его собеседник, – я выбрал знание.

– Даже если оно ложное?

– Кто может судить об этом?

– Господь, – мягко произнес Иероним.

– Господь, говоришь, – вскинулся он, – ты считаешь, что тайна, в которую я решил проникнуть, противна Творцу, тогда зачем он развязал мне руки?

– О чем ты? – беспомощно переспросил Иероним.

– Тогда объясню. Ты сам говоришь, что без Бога ничего не бывает. Тогда моя встреча с Гербертом д’Орийяком, папой Сильвестром – это тоже дело Божье. Именно Он свел нас, именно Он дал в мои руки знание, значит, это Его желание! Ты же сам только что утверждал, что все случающееся с нами – дело Божье!

– Так учит Святое Писание, – как можно тверже произнес Иероним.

– А что ты сам думаешь?

На этот вопрос бедный священник так и не нашел ответа. Он вспоминал эту беседу, и его разрывало непонятное чувство: нечто среднее между восхищением и ненавистью. Маленького священника подобное расхождение смущало и приводило в тупик. Как он мог забыть о несчастных младенцах, осквернении последнего покоя умерших? Священник встал и в возбуждении заходил по своему тесному жилищу. Он как бы мысленно продолжал спор с Бертольдом.

«Значит, это Господь заставил тебя совершать самые страшные кощунства, и это Господь замарал твои руки кровью!» – бросал он обвинения невидимому противнику.

Но как ни старался, ничего с собой поделать не мог. Бертольд Вюртембергский, осквернитель, святотатец, слуга лукавого, был для него еще вдохновенным искателем, загадочным магом, проникшим в такие глубины познания, которые скромный настоятель даже представить себе не мог. И поэтому что-то мешало ему поверить в сговор Бертольда с сатаной. Он нахмурился. Нет, не только симпатия мешала ему поверить в виновность Бертольда. Они явно что-то упустили.