Книга: Черчилль. Биография
Назад: Глава 26 От Мюнхена до войны
Дальше: Глава 28 Премьер-министр

Глава 27
Возвращение в Адмиралтейство

В 11 часов 15 минут утра 3 сентября 1939 г. Черчилль в своей квартире в Морпет-мэншн слушал по радио заявление Чемберлена о том, что Британия объявила войну Германии. Сразу же после выступления Чемберлена прозвучала сирена воздушной тревоги. Черчилль поднялся на крышу посмотреть, что происходит. На него большое впечатление произвел вид тридцати или сорока висящих в небе аэростатов заграждения. Затем, как он вспоминал позже, «вооружившись бутылкой бренди и прочими соответствующими медицинскими удобствами», он с Клементиной отправился в подвальное убежище на улице. «Все были жизнерадостны и веселы – английская манера встречать неизведанное».
Предупреждение о воздушном налете оказалось ложной тревогой. Когда прозвучал отбой, Черчилль отправился в палату общин. Там ему передали записку от Чемберлена с просьбой встретиться после завершения дебатов. Выступил Чемберлен. За ним Артур Гринвуд от Лейбористской партии. Авторитет Черчилля, несмотря на то что он более десяти лет оставался не у дел, был настолько высок, что его попросили выступить следующим. «Это не вопрос борьбы за Данциг или борьбы за Польшу, – сказал он. – Мы боремся за спасение всего мира от чумы нацистской тирании и в защиту всего самого святого для человечества. Это не война за господство или расширение империи или за материальные выгоды; это не война за то, чтобы лишить какую-либо страну солнечного света и средств к процветанию. Это война в ее исконном смысле за утверждение на незыблемой основе прав личности, и это война за утверждение и восстановление авторитета человека».
Эмери в этот день записал в дневнике: «Думаю, к концу года на фоне всего этого Уинстон станет премьер-министром». Но пока у Черчилля не было никакого поста в кабинете. После дебатов он направился в кабинет Чемберлена. Тот предложил ему пост, который он занимал с 1911 по 1915 г., – первого лорда Адмиралтейства и место в Военном кабинете. Черчилль согласился, а затем направил депешу в Адмиралтейство с извещением о том, что прибудет на место и приступит к исполнению обязанностей во второй половине дня. Совет Адмиралтейства немедленно дал сигнал всем кораблям: «Уинстон вернулся».
В пять часов дня Черчилль был на заседании Военного кабинета. Затем отправился в дом Адмиралтейства с Кэтлин Хилл. Позже она вспоминала, как он вошел в кабинет первого лорда и подошел к серванту в панельной обшивке. «Я затаила дыхание. Он театральным жестом распахнул дверцу – а за панельной обшивкой оказалась большая карта с расположением всех немецких кораблей на тот день 1915 г., когда он покинул Адмиралтейство». Вечером Черчилль встретился с руководством своего ведомства. «Он критически оглядел всех нас по очереди, – вспоминал потом один из них, – а затем, сказав, что позже встретится с каждым лично, закрыл встречу. «Джентльмены, – произнес он, – возвращайтесь к своим обязанностям». Позже Черчилль описал свою встречу с первым морским лордом сэром Дадли Паундом: «Мы с сомнением смотрели друг на друга. Но с самых первых дней наша дружба и уверенность друг в друге стали крепнуть».
В первые две недели после начала войны Черчилль получил письмо от Колина Торнтон-Кемсли, который полгода назад безуспешно боролся с ним за место в парламенте в его избирательном округе. «Вы неоднократно предупреждали нас о немецкой опасности, и вы были правы, – написал Торнтон-Кемсли из армейского лагеря. – Кузнечик в траве уже не гордится тем, что оглашал поле своим стрекотом. Прошу не утруждать себя ответом – вы, несомненно, чрезвычайно заняты на своем посту, который, к нашей всеобщей радости, заняли в это опасное для Британии время».
Черчилль ответил, написав своему бывшему оппоненту: «Я твердо уверен, что англичане обязаны быть честными друг перед другом с самого начала этой тяжкой борьбы, и, на мой взгляд, с прошлым покончено».

 

Утром 4 сентября на совещании Военного кабинета Черчилль, в надежде ослабить огромное давление немецкой военной мощи на польском фронте, предложил нанести совместный удар французской армии и британской авиации по линии Зигфрида, вынудив немцев оборонять свою западную границу. Его предложение не прошло. Но это стало постоянной целью Черчилля: искать любую возможность для активных действий, ускорять любые меры, не допускать рутины и проволочек. Каждый день он диктовал десятки записок своим подчиненным с предложениями о новых действиях или с вопросами. Вечером 4 сентября он говорил своим советникам: «Первый лорд направляет эти записки своим морским коллегам для рассмотрения, критики и корректировки и надеется получать предложения к действиям в желаемом смысле». Когда вопрос оказывался срочным, Черчилль наклеивал на свою записку ярко-красную полоску, на которой были напечатаны два слова: «ВЫПОЛНИТЬ СЕГОДНЯ».
Немецкие подводные лодки начали систематически топить британские торговые суда. Черчилль сделал предложение, пометив его как «чрезвычайно важное», чтобы сводки новостей Адмиралтейства «поддерживали репутацию его правдивости». Область его ответственности быстро вышла за пределы войны на море. 6 сентября Чемберлен назначил его в комитет Военного кабинета, чтобы оценить количество британских сухопутных войск и время, за которое они будут полностью укомплектованы. Это решение неоднократно откладывалось довоенным правительством. «Мы должны занять свое место в строю, – заявил Черчилль своему комитету 8 сентября, – если хотим сохранить альянс и выиграть войну». Он поставил задачу сформировать к марту 1940 г. двадцать британских дивизий, готовых к боевым действиям вместе с французами, и еще пятьдесят пять, полностью экипированных и готовых к боевым действиям, – к концу 1941 г. Но против ускоренной подготовки новых сухопутных дивизий выступило Министерство авиации на том основании, что это может негативно сказаться на темпах самолетостроения. Мобилизация заводов, на которой Черчилль неоднократно настаивал в годы пребывания не у дел, проходила слишком медлительно, чтобы соответствовать военным нуждам Британии в самый нужный момент.
Черчилль продолжал настаивать на строительстве теневых фабрик, которые, если их не создать заранее, нельзя построить внезапно, когда в них возникнет срочная надобность. 9 сентября Черчилль написал Кингсли Вуду, который не верил в возможность создания пятидесяти пяти армейских дивизий в течение двух лет без ущерба для военно-воздушных сил: «Простите меня, если я предлагаю к вашим услугам свой опыт и знания, обретенные на практике». Черчилль уже предполагал худшее, обусловленное нехватками и задержками довоенного времени, но внешне демонстрировал полную уверенность. Узнав, что посол Британии в Риме сэр Перси Лорен уже выступал за возможность мирных переговоров после поражения Польши, Черчилль записал: «Похоже, Лорен недооценивает нашей решительности. Ему следует вернуть более бодрое расположение духа».
9 сентября в обстановке строжайшей секретности первые части британского экспедиционного корпуса без потерь переправились во Францию. Черчилль, чьи боевые корабли сопровождали их, повторил одно из своих величайших достижений августа 1914 г. Дважды за двадцать пять лет он обеспечил благополучную переброску британской армии во Францию.
В этот же день для облегчения изучения массы технических материалов, поступающих к нему ежедневно, и для проведения научно-исследовательской проверки новых научных идей Черчилль назначает Линдемана «личным советником первого лорда по научным вопросам». Через месяц он делает его руководителем специального статистического отдела в своем личном кабинете с задачей предоставления «еженедельной картины процесса всего нового производства с демонстрацией отставания от сроков контрактов». Линдеман и команда, работавшая под его руководством, также представляли еженедельные доклады о производстве боеприпасов, торпед и поставках топлива. Через короткое время доклады Линдемана стали неотъемлемой частью повседневной работы Адмиралтейства. Черчилль каждое утро тщательно изучал их, высматривая слабые места или потенциальные опасности, чтобы бороться с ними.
Как и в августе 1914 г., первый наступательный план Черчилля для британского флота предполагал вторжение на Балтику. Он предложил провести морскую экспедицию в составе двух линкоров, вооруженных 15-дюймовыми пушками, для обозначения угрозы морскому побережью Германии. 12 сентября он изложил свою идею советникам, указав датой желательного осуществления этого плана март 1940 г. «Я предлагаю эти идеи к вашему рассмотрению, – написал он, – в надежде на готовность преодолеть все трудности». Через два дня он настоятельно просил Военный кабинет использовать всю наступательную мощь британской авиации для ударов по немецким предприятиям, производящим синтетическое горючее, которые расположены «в удалении от гражданского населения». Кингсли Вуд в ответ заявил о необходимости держать «малые и разрозненные военно-воздушные силы» Британии в неприкосновенности до тех пор, пока нет угрозы самой Британии. Он сказал, что к марту 1940 г. положение «неизмеримо улучшится».
15 сентября Черчилль доложил Чемберлену об обнаружении «большого количества артиллерии военного времени», которое он сам отправил на хранение в 1919 г. Пушки и боеприпасы, которые он, как министр вооружений, в то время направил на склады, теперь могли представлять «серьезное подспорье не только для наших небольших экспедиционных сил, но и для великой армии». Вечером Черчилль на поезде отправился на военно-морскую базу в Скапа-Флоу, где в очередной раз убедился в очень медленном процессе предвоенной подготовки. Оборонительные сооружения Скапа не могли быть подготовлены ранее весны 1940 г. Он также выяснил, что во флоте недостаточно эсминцев для сопровождения каждого линкора.
Черчилля беспокоило то, что немцы осуществляют жизненно необходимые поставки железной руды из Швеции железной дорогой в норвежский порт Нарвик, откуда по норвежским территориальным водам перевозят ее на юг, в Германию. 19 сентября на совещании Военного кабинета Черчилль предложил заминировать прибрежные воды Норвегии, чтобы вынудить корабли с железной рудой выходить в открытое море, где их легко было топить. Никакого решения принято не было, но в ходе дискуссии о возможном действии британской авиации против Германии Сэмюэл Хор сообщил коллегам: «при существующей программе должно пройти значительное время, прежде чем мы достигнем хотя бы паритета с Германией». Пять лет назад Хор был среди тех, кто самым активным образом оспаривал мнение Черчилля о том, что Британия не имеет с Германией паритета в воздухе.
Тем временем на востоке Россия, действуя в соответствии со своим августовским пактом с Германией, быстро вошла на территорию Польши, уничтожив все возможности ее восточных провинций к сопротивлению. У поляков, зажатых между превосходящей мощью немецкой военной машины и наступлением русских, не осталось иного выхода, кроме как признать поражение и расчленение страны. Видя активное взаимодействие России и Германии, Черчилль отказался от своего плана направить британский флот на Балтику. «Но, – сказал он Паунду, – поиск возможностей морского наступления должен быть продолжен».
26 сентября Черчилль выступил в палате общин с кратким обзором войны на море. Он сказал, что система конвоев уже действует, но нельзя забывать, что «война полна неприятных сюрпризов». Он повторил тему своего выступления в Мэншн-хаусе в октябре 1914 г. «Мы должны стремиться к победе». После его выступления Гарольд Николсон записал в дневнике: «За эти двадцать минут Черчилль стал ближе к посту премьер-министра, чем когда-либо ранее. В кулуарах даже сторонники Чемберлена говорили: «теперь мы нашли своего лидера». Ветераны парламента признавались, что никогда еще не видели, как одна-единственная речь может изменить настроение всей палаты».
Бывшие критики теперь увидели достоинства Черчилля. «Уинстон – единственный министр в кабинете, способный убедить и вдохновить наш народ, – написал 30 сентября Томас Джонс другу. – Премьер заторможенный, тупой и говорит о стойкости и победе в самых пораженческих тонах».
1 октября Черчилль первый раз за время войны выступил по радио. О поражении Польши он сказал: «Она поднимется снова как скала, которую на время накрыло приливом, но она остается скалой». Что касается флота, он уже начал вести активные боевые действия против немецких подводных лодок и «охотится за ними днем и ночью. Я не скажу безжалостно – упаси Бог нас от такого отношения, – но ревностно и не без удовольствия». Война может продлиться как минимум три года, но Британия будет сражаться до конца «с убеждением, что мы являемся защитниками цивилизации и свободы».
«Слушал по радио вдохновляющую речь Уинстона Черчилля, – записал в дневнике младший личный секретарь Чемберлена Джок Колвилл. – Он безусловно вселяет уверенность и, подозреваю, станет премьер-министром до окончания войны». Через пять дней Гитлер выступил в Берлине, заявив о готовности вести переговоры с Британией и Францией в обмен на «полную гегемонию» над Чехословакией и Польшей. Черчилль предложил коллегам не соглашаться ни на какие переговоры, пока не будут предложены репарации «государствам и народам, которые были столь противоправно завоеваны» и пока не будут восстановлены их «нормальная жизнь и суверенитет». Он также посоветовал попробовать найти способ, пока Италия остается нейтральной, каким-то образом отдалить Муссолини от Гитлера.
4 октября Черчилль смог на некоторое время отвлечься от военных проблем. На Смит-сквер, в церкви Сент-Джонс, состоялось бракосочетание его сына Рэндольфа и девятнадцатилетней Памелы Дигби. Тем, кто говорил, что у пары недостаточно денег, чтобы жениться, Черчилль ответил: «Что им нужно? Сигары, шампанское и двуспальная кровать».
8 октября Черчилль предложил создать, как он назвал их, «войска местной обороны» в количестве полумиллиона человек из мужчин старше сорока лет, «опытных, полных сил и энергии», многие из которых прошли Первую мировую, но в настоящее время оказались невостребованными. Они могли оборонять внутреннюю территорию и высвободить молодых людей для службы в подразделениях, готовящихся к отправке на континент.
Обращаясь к проблемам флота, он, помня свое посещение базы в Скапа-Флоу, сказал, что флот не должен оставаться «на привязи». «Ближайшие несколько дней очень опасны» – предупреждение оказалось своевременным, но его не успели реализовать. Через два дня, 14 октября, немецкая подводная лодка преодолела оборонительные заграждения Скапа-Флоу и потопила линкор «Роял Оук», стоявший на якоре. Погибли более восьмисот офицеров и матросов. «Когда я сообщил эту новость Черчиллю, – позже вспоминал один из его личных секретарей Джон Хайэм, – на его глаза навернулись слезы, и он пробормотал: «Бедные парни, бедные парни остались в этих мрачных глубинах».
31 октября Черчилль снова приехал в Скапа-Флоу. Первым делом он распорядился замаскировать имеющиеся емкости для хранения горючего и создать муляжи нефтехранилищ, которые немецкие летчики могли бы легко обнаружить и израсходовать на них свой боезапас. Через два дня, после возвращения в Лондон, он отправился на эсминце во Францию, в свой первый визит военного времени, чтобы предложить французскому флоту новейшее британское устройство для обнаружения подводных лодок и обучить французов им пользоваться. Главнокомандующий французским флотом адмирал Дарлан, которому он сделал это предложение, был явно тронут таким жестом. В Париже Черчилль встретился с премьер-министром Даладье, которому сказал, что Британия хочет «пойти дальше наших договоренностей» в части количества войск, направляемых во Францию.
7 ноября, после возвращения в Лондон, Черчилль выступил в палате общин. Он сообщил о потере «Роял Оук» и продолжающихся потерях британских торговых судов от торпедных атак немецких подводных лодок. Демонстрируя поразительный баланс между реализмом и уверенностью, который станет отличительной чертой всех его выступлений военного времени, Черчилль сказал: «В этой войне не будет периода, когда моря станут полностью безопасны. Но и не будет периода, я в этом глубоко убежден, когда мы не сможем продолжать необходимое движение через Атлантику. Мы будем страдать, и страдать непрерывно, но благодаря нашему упорству и широкомасштабным мерам мы в итоге свернем им шеи. Я в этом не сомневаюсь».
12 ноября, когда по дипломатическим и агентурным каналам стало известно, что немцы готовятся к наступлению на западе, он в радиообращении снова выразил уверенность в исходе войны. «Насилие и тяжкие события вполне возможны», впереди у нас «суровое ненастье». Но «вполне вероятно, что окончательное уничтожение зловещего господства приведет к такой широкой солидарности всех стран и народов, о какой мы и не могли думать, если бы не прошли все вместе через огонь».
С начала ноября потери британских судов в Северном море увеличились в основном благодаря использованию немцами новых магнитных мин, противодействия которым пока не было найдено. Специалисты Адмиралтейства трудились днями и ночами, пытаясь раскрыть секрет новых мин. Вечером 22 ноября поиск, похоже, должен был увенчаться успехом. «В данный момент установлено расположение некоторого количества магнитных мин, – объявил Черчилль спустя два дня. – Одна из них оказалась в иле у побережья Шубаринесса, где ее и обнаружили во время отлива».
Морские офицеры рассмотрели мину. От нее отсоединили два выступа, предположительно детонаторы, и все увезли для дальнейшего исследования. В одиннадцать часов вечера 23 ноября лейтенант-коммандер Роджер Льюис, один из четверых, кто обнаружил мину, прибыл в Адмиралтейство. «Я собрал человек восемьдесят или сто офицеров и сотрудников в нашем самом большом помещении, – позже вспоминал Черчилль, – и восторженная публика слушала всю историю, очень хорошо понимая, что за ней стоит».
Когда Льюис завершил отчет, Черчилль прокомментировал: «В результате вы препарировали этого монстра, разделали его на куски и теперь можете изучать в свое удовольствие. Вы сможете выяснить всю историю жизни этой твари!» Настала полночь. «Мы получили добычу, – сказал Черчилль собравшимся морякам, – не менее ценную, чем любой корабль, когда-либо ходивший по морям, и в огромной степени обязаны патриотизму лейтенант-коммандера Льюиса и его коллеги лейтенант-коммандера Оуври, которые преодолели сегодня большие трудности». Одним из результатов обнаружения мины стало вручение, по настоянию Черчилля, первых пяти военных морских наград – двух орденов «За боевые заслуги», одного креста «За выдающиеся заслуги» и двух медалей «За выдающиеся заслуги». Награды вручил лично король Георг VI.

 

30 ноября Черчиллю исполнилось шестьдесят пять лет. Дочь Асквита Вайолет написала ему: «Вам не требуется вливание свежей крови, как некоторым из наших коллег!» Через неделю он сделал в палате общин очередной доклад о состоянии войны на море. «Оценивая наш морской тоннаж, – заметил Гарольд Николсон, – он добавил суда, действующие на канадских озерах. Но он энергичен и красноречив».
Через несколько дней у Черчилля вызвало гнев возражение Министерства авиации против его плана сбросить несколько тысяч мин в Рейн с целью нанести урон одному из основных немецких транспортных путей поставок сырья и вооружений. Когда Министерство авиации начертало на его предложении «невыгодно», Черчилль прокомментировал на полях: «Не раздражай их, дорогой!», а в письме Кингсли Вуду, стремясь найти поддержку идее минирования, отметил: «Наступать в три или четыре раза труднее, чем пассивно терпеть день за днем. К тому же это требует всесторонней помощи на ранних стадиях. Нет ничего проще, чем задушить в зародыше. И возможно, это гарантирует безопасность».
30 ноября Советский Союз напал на Финляндию. Многие англичане желали прийти на помощь финнам. Черчилля в их числе не было. Для него Германия была главным врагом, борьба с которым требовала концентрации всех усилий. «Я до сих пор надеюсь, что войны с Россией можно избежать, и моя задача – постараться избежать ее», – объяснял он Дадли Паунду, когда война в Финляндии стала набирать обороты. Базы, которые Россия сможет отвоевать у Финляндии, указывал он, «нужны только против Германии». Его главной заботой была не Балтика, а Атлантическое побережье Норвегии. За одну неделю семь немецких судов с железной рудой прошли по территориальным водам Норвегии. «Теперь мы должны выступать за активные действия», – писал он Паунду 7 декабря. 11 декабря он сообщил коллегам по кабинету, что послание из Вашингтона дало понять, что реакция президента Рузвельта на минирование норвежских вод «оказалась более благоприятной, чем он надеялся».
Черчилль призвал Военный кабинет принять решение в срочном порядке. Помимо минирования норвежских вод, он предложил высадку морского десанта в Норвике с дальнейшим продвижением по суше в Швецию, чтобы захватить железные рудники. Начать операцию следовало 29 декабря. Но Военный кабинет, в принципе согласившись с его планом, отказался определить дату, заявив, что нужно провести дополнительные расчеты, особенно в части того, как сухопутная операция в Швеции может повлиять на мнение нейтральных стран.
В Южной Атлантике немецкий карманный линкор «Адмирал граф Шпее» почти ежедневно отправлял на дно торговые суда. 13 декабря англичанам сопутствовал первый серьезный успех на море, когда три британских крейсера атаковали линкор. Он получил более пятидесяти пробоин и был вынужден искать убежища в территориальных водах Уругвая. «Было чрезвычайно увлекательно следить из Военного кабинета Адмиралтейства за тем, как разворачивается эта блестящая драма», – писал впоследствии Черчилль.
Через четыре дня «Адмирал граф Шпее» был отведен от берега и взорван. Выступая по радио этим вечером, Черчилль рассказал всей стране подробности этого события и выразил уверенность, что «в конце концов будут преодолены все трудности, решены все проблемы и мы исполним свой долг». Один парламентарий от консерваторов, Вивиан Адамс, написал ему: «Хотелось бы, чтобы вы могли разговаривать с нами каждый вечер!» – и добавил: «Вы совершенно правы, если можно так сказать, подчеркивая трудности, которые нас ждут впереди». В этом же месяце Черчилль написал Дэвиду Маргессону, у которого недавно умерла сестра: «По мере того как мы сталкиваемся с миром, он становится все отвратительней».

 

Незадолго до Рождества сотрудники Черчилля нашли способ размагничивать корабли, чтобы они могли проходить над смертоносными магнитными минами без какого-либо вреда. «Похоже, мы схватили их за хвост», – телеграфировал Черчилль президенту Рузвельту 24 декабря.
В Рождество Черчилль очередной раз напомнил Чемберлену, что все его советники «категорически за» захват шведских железных рудников и «считают, что это может оказаться кратчайшим и вернейшим путем к концу». Через два дня он заявил, что, как только Военный кабинет даст санкцию, Адмиралтейство направит военно-морские силы для прекращения движения кораблей с железной рудой на юг. В очередной раз решено было отложить решение. 29 декабря, в день предполагавшегося начала боевых действий, Черчилль сообщил, что из рудников в Нарвик ежедневно стало ходить восемнадцать железнодорожных составов с железной рудой вместо десяти, как было раньше. «Таким образом, поток немецкой руды усиливается, а недовольство британцев остывает».
Черчилль предложил новый срок начала захвата немецких судов с рудой – 4 января 1940 г. Он предупредил: слишком длительная отсрочка может привести к тому, что немцы «опередят нас». Тем не менее Генеральный штаб был скорее за проведение более масштабной операции в Швеции в марте, нежели за прибрежные действия в Норвегии в январе. Это повергло Черчилля в уныние: «Боюсь, все это приведет только к негативным последствиям, и ничего сделано не будет».
6 января Черчилль уехал в Дувр, откуда на эсминце «Кодрингтон» отплыл во Францию. С ним был «проф» Линдеман, знающий «все мои тайны», как сказал Черчилль командующему британским экспедиционным корпусом лорду Горту. Кроме того, его сопровождали его сын Рэндольф, секретарша Кэтлин Хилл, морской адъютант лейтенант-коммандер «Томми» Томпсон, который будет сопровождать его на протяжении всей войны, два инспектора полиции и его бывший детектив Уолтер Томпсон, снова вернувшийся к нему и тоже остававшийся с ним до окончания войны. Утром Черчилль на машине отправился в Венсен, чтоб обсудить с генералом Гамеленом и адмиралом Дарланом возможность минирования Рейна с воздуха. Дарлан был склонен приступить к действиям как можно раньше.
Затем Черчилль поехал на линию Мажино, оттуда – в Ла-Ферте, расположение штаба французской армии, и провел ночь в ближайшем отеле. На следующий день он посетил расположение британских передовых авиационных ударных сил близ Реймса, где проинспектировал артиллерийские позиции и аэродромы и остался на ночлег. 8 января он был в Аррасе, где пообедал с лордом Гортом и посетил различные войсковые соединения. «Всем, кто дома чувствует уныние или раздражение, – сказал он в заявлении для прессы на следующий день, – следовало бы провести несколько дней в расположении французской и британской армий. Они нашли бы здесь и тонизирующее, и успокаивающее. К несчастью, Адмиралтейство не может гарантировать предоставление транспорта для всех желающих».
Вернувшись в Лондон 9 января, Черчилль стал настаивать на повышении качества зенитной артиллерии в британском секторе. Его по-прежнему, как и в августе 1939 г., волновал трехсоткилометровый разрыв между северной оконечностью линии Мажино и Северным морем. Этот разрыв приходился на Бельгию. Но, несмотря на давление и Чемберлена, и Черчилля, бельгийский король отказывался пустить на свою территорию британские войска, чтобы закрыть его. Он хотел, чтобы ответственность за нарушение бельгийского нейтралитета была возложена на Гитлера.
Это было не единственное негативное решение, которое расстроило Черчилля на этой неделе. 12 января Военный кабинет решил, вопреки его настойчивым призывам, что «не следует предпринимать никаких действий» для прекращения поставок в Германию железной руды из Норвика. Его разочарование было безмерным. 15 января в письме Галифаксу он написал о «чудовищных трудностях, которые представляет наша военная машина для ведения позитивных боевых действий. Я вижу гигантские стены предосторожности, все растущие и растущие, так что уже начинаю сомневаться, сможет ли хоть какой-то план преодолеть их». Он продолжал продвигать несколько проектов, в том числе минирование Рейна и норвежских прибрежных вод. «Боюсь, – сказал Черчилль, – все они не устоят перед огромной массой негативных аргументов и сил». Одно, по его словам, можно было утверждать с абсолютной уверенностью: «Победа никогда не будет достигнута при выборе линии наименьшего сопротивления».
18 января Черчилль узнал, что комитет Министерства снабжения, чьей задачей была координация производства боеприпасов в районе Бирмингема, приступит к работе только на следующий день, что его функции будут исключительно рекомендательными и что у него не будет полномочий размещать конкретные заказы на вооружение. Это привело его в ярость. Впервые он выступил за наделение Министерства снабжения реальной властью 23 апреля 1936 г. Теперь он узнал, что оно до сих пор не обладает властью принуждать производителей соответствовать потребностям вооруженных сил.
20 января в своем четвертом выступлении по радио Черчилль говорил про финнов, которые все еще упорно сопротивлялись русским армиям. «Только Финляндия, – сказал он, – превосходно, нет, безукоризненно, перед лицом опасности Финляндия показывает, как должен действовать свободный человек». Затем язвительно отозвался о нейтральных странах: «Каждая надеется, что, если досыта кормить крокодила, этот крокодил съест ее последней». Они все надеются, что гроза минует «раньше, чем придет их очередь быть съеденными. Но я опасаюсь – глубоко опасаюсь, – что гроза не пройдет. Она будет бушевать и грохотать еще более громко, еще более страшно. Она распространится на юг; она распространится на север». Нет никакого способа «быстро закончить» войну, кроме как совместными активными действиями. Если в какой-то момент Британия и Франция, «изможденные борьбой, захотят заключить позорный мир, малые страны Европы, с их флотами и ресурсами, будут разорваны и разделены антагонистическими и одновременно очень сходными режимами нацизма и большевизма».
Однако закончил Черчилль выступление на оптимистичной ноте: «И пусть такие великие города, как Варшава, Прага и Вена, не впадают в отчаяние даже в тисках страданий. Освобождение придет. Настанет день, когда по всей Европе снова зазвучит праздничный колокольный звон, и торжествующие народы, победившие не только своего врага, но и самих себя, начнут планировать и строить – в духе справедливости, традиций, в духе свободы – большой многоквартирный дом, где найдется место для каждого». Решающим фактором победы станет не количество, «а идея, которая вызовет спонтанный всплеск духа человечности в миллионах сердец». Если бы этого не произошло, «каким бы образом человеческая раса возвысилась над обезьянами, каким бы образом она смогла победить и уничтожить драконов и чудовищ, каким бы образом вообще возникла идея нравственности?».
Миллионы слушателей вдохновились словами Черчилля. Его слушали не только в Британии и Франции, но и тайком в уже завоеванных странах. Однако в нейтральных странах, таких как Норвегия, Голландия, Дания и Швейцария, зазвучали протесты против его призыва присоединиться к союзникам. Один из таких протестов Галифакс передал Черчиллю. Он ответил так: «То, что говорят нейтралы, сильно отличается от того, что они думают, или от того, что за этим последует. Впрочем, это касается всех пророчеств». Галифакс не сказал Черчиллю, что французское правительство сочло его призыв к нейтралам «своевременным и тщательно сформулированным» и высоко оценило саму речь за «реализм и решительность».
«Просить меня не произносить речи, – добавил Черчилль, – все равно что просить сороконожку повременить и не ставить лапку на землю».
Через неделю Черчилль выступил с новой речью по радио, описав некоторые злодеяния, которые творили нацисты в Польше, устраивая кровавые бойни, в которых погибли тысячи мирных граждан. «По этим позорным свидетельствам, – сказал он, – мы можем представить собственную судьбу, если окажемся у них в лапах». Однако из этих же свидетельств можно «почерпнуть силу и решимость, с которыми должны двинуться вперед, без остановок и передышек – до тех пор, пока не наступит освобождение и не будет восстановлена справедливость».
После оккупации Польши прошло более трех месяцев. Британия все еще занимала выжидательную позицию. Черчилль был убежден, что необходимо принимать активные действия против немецких судов, беспрепятственно доставляющих железную руду из Нарвика в Германию. 5 февраля на совещании высшего военного совета в Париже, на котором он присутствовал, наконец было принято решение установить контроль над шведскими железными рудниками.
В тот же день совет решил помочь Финляндии в войне против России и направить в Скандинавию более 30 000 французских и британских солдат. Начальник штаба британской армии назвал датой высадки в Нарвике 20 марта.
Вскоре после того, как Черчилль вернулся из Франции, в норвежских территориальных водах было замечено немецкое грузовое судно «Альтмарк». В его трюмах находились 299 британских пленных. Большинство из них – члены экипажей торговых судов, потопленных в Южной Атлантике линкором «Адмирал граф Шпее». Теперь их интернировали в Германию. «Альтмарк» выследил в норвежских водах британский эсминец «Коссак». Черчилль лично направил распоряжение командиру эсминца капитану Филиппу Виану: «Вам следует взять «Альтмарк» на абордаж, освободить пленных и завладеть судном». Если норвежские торпедные катера, сопровождающие «Альтмарк», откроют огонь, добавил Черчилль, «вам следует защищаться, применяя не больше силы, чем необходимо, и прекратить огонь, когда они прекратят».
Всю ночь Черчилль с тревогой ждал вестей о том, что произошло. Десантная группа с «Коссака» высадилась на борт «Альтмарка». В завязавшейся перестрелке четверо немцев были убиты, остальные сдались или сбежали на берег. Все британские пленные были освобождены. «Уинстон заслуживает большого доверия», – написал лорд Ллойд в частном письме от 18 февраля. Через пять дней Черчилль выступил в ратуше с поздравлением экипажей боевых кораблей, которые положили конец бесчинствам линкора «Адмирал граф Шпее». Это блестящая морская победа, сказал он. «Мрачной холодной зимой она согрела британские сердца».
«Уинстон перебивает цену на рынке речей», – прокомментировал Хор. Но для британской публики было что-то особенное в языке Черчилля, в его тоне и настроении, которые придавали и продолжат придавать его выступлениям свойство тонизирующего средства. 27 февраля он выступил вновь, впервые после 1914 г. представив в парламенте проект бюджета флота. В своем выступлении он привел подробности «возмутительных действий», которые совершали немецкие моряки против рыболовных судов, небольших невооруженных торговых судов и плавучих маяков. После этого суда рыболовного и торгового флота стали оснащать вооружением, «поскольку ничто не дает лучшего результата в противостоянии рейдерам, чем немедленный ответный огонь».
Секретарь Черчилля довоенного времени Вайолет Пирман прислала письмо с благодарностью за его «вдохновляющую» речь. «Я считаю, страна надеется, что вы лучше, чем любой другой член кабинета, в состоянии выразить национальное чувство так, как только и может понять немец: не спасовать перед хулиганом и доказать ему, что он трус».
Галифакс, более десяти лет критиковавший Черчилля, записал в дневнике 28 февраля: «Он – экстраординарная личность, но должен сказать, чем больше я его понимаю, тем больше он мне нравится. Эта комбинация простоты, энергии и интеллектуальной гибкости чрезвычайно увлекательна».

 

Начальник штаба назначил на 20 марта десант в Нарвике с дальнейшим продвижением войск к шведским железным рудникам. Черчилль предложил в качестве предварительной меры перед десантированием заминировать норвежские территориальные воды. Но 29 февраля Чемберлен заявил в Военном кабинете, что лидеры лейбористов Клемент Эттли и Артур Гринвуд высказали мнение, что Британия «не будет оправдана в случае принятия действий, способных нанести ущерб третьей стороне». По мнению Чемберлена, Соединенные Штаты тоже могут быть против установки мин в нейтральных водах. Соответственно, в данный момент операцию следует отложить. Черчилль пришел в ярость. Он сказал, что этот план «должен был быть выполнен три месяца назад». И сейчас еще не поздно. Он способен «сделать больше для ускорения поражения Германии, чем любая другая отдельная мера, на которую мы способны в настоящее время».
Черчилль ничего не мог сделать против сопротивления Чемберлена и нежелания Военного кабинета придерживаться четкого плана или установить определенный график. Только 12 марта кабинет согласился с проведением высадки в Нарвике и последующей высадкой десанта южнее. Но на следующий день финны подписали договор с Советским Союзом, уступив значительную часть своей территории и укреплений. Вечером Чемберлен дал распоряжение «остановить» экспедицию в Нарвик.
Чрезвычайно раздосадованный, Черчилль вечером написал Галифаксу: «Учитывая лишения и жертвы, которые вынужден нести наш народ, общественный деятель, наделенный ответственностью за ведение войны, должен жить в постоянном душевном напряжении. Добросовестное исполнение долга – не оправдание для министров: мы должны строить и осуществлять планы для победы». Британия потерпела «крупную катастрофу», не предприняв военных действий на севере, «и это как никогда развязало руки немцам. Есть ли у них собственный определенный план действий против нас – сказать не могу. Я был бы очень удивлен, узнав, что такового нет». Немцы обязаны думать, что делать дальше. «Наверняка у них есть план. У нас нет».
26 марта Генеральный штаб, членом которого был Паунд, вновь поднял вопрос о проведении акции, которая должна положить конец поставкам шведской руды в Германию. Через два дня в Лондоне состоялось совещание Верховного военного совета, на котором согласились с предложением Чемберлена «предпринять все возможные шаги», чтобы лишить Германию шведской руды. Таким образом, предложение Черчилля, выдвинутое еще 19 сентября, наконец сдвинулось с мертвой точки и стало общим планом союзников. Было решено, что 8 апреля в норвежских территориальных водах будут установлены минные поля, после чего следует установить контроль над береговой линией и осуществить высадку в Нарвике. Черчилль испытал облегчение. Переводчик секретариата кабинета министров капитан Беркли записал в дневнике, что после принятия решения «Уинстон громко фыркнул». Наконец его энергия сможет быть направлена на реализацию плана, имеющего конкретные сроки. В выступлении по радио 30 марта он предсказал «активизацию борьбы» и добавил, что «мы, безусловно, ни в коей мере не склонны от нее уклоняться».
2 апреля Чемберлен в публичной речи уверенно заявил, что «поезд» Гитлера «ушел». Но как предсказывал Черчилль в письме Галифаксу, у немцев тоже был план. Ему суждено было поставить под угрозу и спутать все действия, которые с таким опозданием согласился предпринять Военный кабинет. Согласно этому плану, именно 8 апреля, когда британский флот начал минировать фьорд, ведущий к Нарвику, немецкие вооруженные силы были переброшены морем в шесть различных точек на норвежском побережье, включая Осло. На следующее утро немецкий десант высадился в Нарвике.
Несмотря на неоднократные призывы Черчилля к активным действиям, британское правительство колебалось слишком долго. Немцы за сорок восемь часов оккупировали Осло. Дания была оккупирована без сопротивления. Вечером 10 апреля генерал-майор Макеси, недавно объявленный назначенным командующим британской действующей армией, находящийся в Лондоне, получил указание «вышибить немцев из Нарвика и установить контроль над Нарвиком». Его войска будут готовы отправиться из Британии не ранее чем через тридцать шесть часов.
Но было слишком поздно; в сражениях на севере Норвегии, как и на юге, немцы приобрели доминирующее положение и превосходство в воздухе. «Нет ни малейшего смысла винить союзников, – сказал Черчилль в палате общин 11 апреля, – за то, что они не смогли оказать существенной помощи и защитить нейтральные страны, если сами нейтральные страны держали нас на расстоянии вытянутой руки до тех пор, пока не подверглись нападению Германии, имеющей тщательно продуманный план». Он никак не упомянул о своих просьбах разработать соответствующий план еще более полугода назад и о том, что Военный кабинет последовательно менял, откладывал, колебался и переносил решения.
13 апреля у берегов Нарвика было потоплено семь немецких военных кораблей, но город оставался в руках немцев. Британцы провели успешные десантные операции южнее – к северу и югу от Тронхейма, стремясь взять его в клещи, на чем особенно настаивал Галифакс, хотя это и отвлекло силы от предполагавшегося штурма Нарвика. Генерал Макеси, находясь на подступах к Нарвику, решил, что непосредственный штурм города «нереален». Тем не менее его войска высадились в трех других точках, ближайшая из которых была в пятидесяти километрах от Нарвика, и стали ждать подходящего момента для наступления. К середине апреля подходящий момент так и не наступил. Глубокий снег и ночные температуры ниже минус двадцати градусов по Цельсию вынудили Макеси 17 апреля предложить перенести наступление на конец месяца.
Все складывалось так, что к списку предыдущих неудач Черчилля должно было прибавиться слово «Нарвик». Но общество больше не обращало внимания на отдельные эпизоды. Обществу был нужен лидер. Мужчины и женщины из всех политических партий, самого различного общественного положения считали, что Черчилль может стать таким лидером. Как заметил Колвилл 26 апреля, его положение в стране было «неоспоримым». Через три дня, когда германские войска вынудили британцев разжать «клещи» вокруг Тронхейма и оставить два своих прибрежных плацдарма, депутация старших членов парламента отправилась к Галифаксу выразить недовольство «недостатком инициативы», демонстрируемым правительством почти во всех областях военной политики.
Среди многих консерваторов в палате общин, так долго сохранявших лояльность к Чемберлену, неудача в Норвегии вызвала раздражение и даже стремление к смене премьер-министра. Генри Ченнон, верный сторонник Чемберлена, записал в дневнике 30 апреля мнение многих парламентариев, что «премьер-министром должен стать Уинстон, потому что у него больше сил и страна его поддерживает».

 

Правительственная школа кодирования и шифрования, расположенная в Блетчли, к северу от Лондона, в период с 19 апреля по середину мая дешифровала более тысячи совершенно секретных немецких радиосообщений, приказов, инструкций докладов и пр., передаваемых шифровальной машиной «Энигма», которой пользовались немецкая авиация и армия в Норвегии для передачи наиболее срочных и важных материалов. Возможность дешифровки этих засекреченных радиосообщений стала триумфом британской разведки. Это было прямое подслушивание противника. Но эта возможность появилась так внезапно и неожиданно, что на создание надежной и безопасной системы для передачи этой ценной информации командирам британской действующей армии времени уже не было.
Несмотря на настоятельные просьбы Черчилля, генерал Макеси 5 мая снова отказался штурмовать порт. У Черчилля не было власти приказать ему и не было способа объяснить, что его увещевания основаны на точном знании сил и намерений противника.
Продолжающиеся отступления и неудачи в Норвегии начали вызывать беспокойство в обществе. Все громче звучали насмешки над сделанным два месяца назад заявлением Чемберлена, что «поезд Гитлера ушел». В лейбористской и либеральной оппозиции многие высказывались за то, чтобы Черчилль возглавил парламентский бунт против Чемберлена. Он отказывался это сделать. Он был членом Военного кабинета и намеревался работать в команде, не строя заговоров. Его задачей было найти способ захвата Нарвика. Ради этого он посвящал все свое время разработке сложных сухопутных и морских операций.
Несмотря на продолжающиеся просьбы Черчилля, который благодаря дешифровке сообщений «Энигмы» знал планы и слабости немцев, лорд Корк, командующий операцией в Норвегии, сомневался в возможности изгнания немцев из Нарвика. 1 мая, в надежде придать новый импульс военным действиям, Чемберлен назначил Черчилля председателем военного координационного комитета, состоящего из трех силовых министров и наделенного большими полномочиями давать «наставления и указания» Генеральному штабу. Но изменения произошли слишком поздно. 3 мая начальник имперского Генерального штаба генерал Айронсайд записал в дневнике: «Слышал, в палате начинается первоклассная ссора. Усиливается движение за избавление от премьера. Естественно, единственный, кто может его заменить, – Уинстон. Но он слишком неуравновешен, хотя и обладает талантом положить конец этой войне».
6 мая в кабинете министров Галифакс проявил неожиданную инициативу. Позже он записал: «Я предложил единственный способ выиграть время – обмануть немцев, предложив им мирные переговоры». Черчилль вспыхнул от ярости и обвинил Галифакса в предательстве. Затем Галифакс передал ему записку: «Вы очень несправедливо отнеслись к моим безответственным идеям. Они могут быть глупыми, безусловно опасными, но в них нет предательства». Черчилль вернул записку Галифаксу с извинением: «Дорогой Эдвард, у меня случился приступ страха. Прошу прощения, если оскорбил вас. Это была очень опасная мысль в нынешней атмосфере отчаяния. Вы не могли этого предвидеть. Простите меня. У.».

 

Чемберлен совершил еще одну ошибку, заявив в палате общин, что в битве за Норвегию «баланс преимущества» остался за Британией. Это было явной неправдой. Чувствуя злость и неопределенность, кое-кто даже заговорил о возвращении к власти Ллойд Джорджа, которому к этому времени было семьдесят семь лет. Парламент собрался обсуждать норвежские события 7 мая. Этим утром лорд Корк телеграфировал Черчиллю, что способен в конце концов атаковать Нарвик с «хорошими шансами» на успех. Телеграмма пришла в Лондон только к вечеру. Тем временем парламент в атмосфере раздражения начал дебаты.
7 мая одним из главных объектов критики стал Черчилль как министр, ответственный за деятельность флота. Сохраняя лояльность правительству, он приготовился защищать его действия, даже те, против которых он возражал на закрытых заседаниях кабинета. Его задачей было как-то свернуть бурные дебаты, в ходе которых он в основном хранил молчание. Когда в палате появился Чемберлен, чтобы выступить в защиту норвежской кампании, его встретили возгласами: «Ваш поезд ушел!» Когда же он, непонятно почему, сослался на удовлетворенность британского народа, со всех сторон послышались громкие ироничные выкрики.
За ним выступил Эмери. Консерватор и бывший министр, друг и политический коллега Чемберлена на протяжении двух десятилетий, он повернулся к премьер-министру и процитировал слова Кромвеля, с которыми тот обратился к Долгому парламенту почти триста лет назад: «Вы слишком долго заседали для того добра, которое сделали. Уходите, я говорю, пора покончить с вами. Во имя Бога, уходите!»
8 мая дебаты продолжились. Вечером Ченнон записал в дневнике: «Атмосфера напряженная, повсюду слышен шепот: «Что будет делать Уинстон?»
Второй день дебатов по Норвегии выдался столь же бурным, как и первый. Высказывались опасения, что слабое правительство может привести к военной катастрофе, даже к поражению. Когда лейбористская оппозиция призвала закончить дебаты голосованием за вотум недоверия правительству, Чемберлен ответил, что у него есть «друзья» в палате. Его замечание встретили смехом. «Вопрос не в том, кто является друзьями премьер-министра, – заметил Ллойд Джордж. – Вопрос гораздо более важный». И потребовал отставки Чемберлена.
Ллойд Джордж также заявил парламентариям, что Черчилля нельзя винить во всех неудачах, случившихся в Норвегии. Черчилль немедленно поднялся со своего места и сказал: «Я несу полную ответственность за все, что было сделано в Адмиралтействе, и несу свою долю всей ноши». Затем Ллойд Джордж наэлектризовал палату, заявив Черчиллю, что тот «не должен позволять превращать себя в бомбоубежище, чтобы защитить собой коллег от падающих на них обломков».
Вскоре собрался выступать Черчилль. Перед этим он коротко переговорил с Гарольдом Макмилланом. «Я пожелал ему удачи, – позже вспоминал Макмиллан, – и добавил, что надеюсь, что его выступление окажется не слишком убедительным. «Почему?» – спросил Черчилль. «Потому что нам нужен новый премьер-министр, и им должны стать вы».
Черчилль понял озабоченность друга. «Он мрачно ответил, – вспоминал Макмиллан, – что пустился в это плавание и не оставит корабль».
В своем выступлении Черчилль не только выступил в защиту действий флота в Норвегии, но и, как опасались Ллойд Джордж с Макмилланом, обосновал цель правительства отогнать немцев от норвежского побережья. «Сразу стало видно, – записал Ченнон в дневнике, – что он в воинственном духе. Оживленный, довольный собой, получающий удовольствие от положения, в каком оказался, то есть в роли защитника своих врагов и дела, в которое не верит». На самом деле Черчилль надеялся, что ситуацию в Норвегии еще можно исправить. Он знал, хотя и не стал говорить об этом, что лорд Корк попытается захватить Нарвик, и даже начал строить соответствующие планы.
Комментируя замечание Чемберлена о том, что у того в палате есть «друзья», Черчилль сказал: «Он считает, что у него есть друзья, и я надеюсь, что у него есть друзья. У него, безусловно, их было очень много, когда дела шли хорошо». При обычном голосовании Чемберлен и консерваторы могли рассчитывать на большинство с перевесом в пару сотен голосов. Этим вечером их перевес составил всего 81 голос. Это была бесплодная победа. Когда объявили результаты голосования, многие парламентарии, демонстрируя враждебное отношение к премьер-министру, запели «Правь, Британия», и, когда Чемберлен покидал палату, это пение потонуло в криках: «Уходи, уходи, уходи». Дэвид Маргессон, выходя вместе с ним, даже опасался за физическую безопасность своего начальника.
Чемберлен был в отчаянии. Вечером он отправился в Букингемский дворец для встречи с королем. Он говорил не об отставке, а о том, что попробует сформировать коалиционное правительство, пригласив в его состав лейбористов и либералов. Но ненависть, которую теперь испытывали оппозиционные партии к Чемберлену, была слишком велика, чтобы ее можно было загладить. Для них он стал воплощением бездеятельности и провалов. На следующее утро, 9 мая, он сказал одному из своих ближайших доверенных лиц, сэру Кингсли Вуду, что, если лейбористы не захотят работать под его началом, он уйдет в отставку. В этот же день Черчилль обедал с Кингсли Вудом, который не только рекомендовал ему четко обозначить свое желание сменить Чемберлена, но и предупредил, что сам Чемберлен видит своим преемником Галифакса. Совет Вуда Черчиллю был тверд: «Не соглашайтесь».
Днем Чемберлен пригласил Черчилля и Галифакса на Даунинг-стрит. «Самое главное», сказал он им, сохранить национальное единство. Лейбористы должны войти в состав правительства. Если лейбористы не захотят с ним работать, он «вполне готов подать в отставку». Затем он пригласил на Даунинг-стрит лидеров Лейбористской партии Эттли и Гринвуда. Есть ли у них желание, спросил он в присутствии Галифакса и Черчилля, войти в состав правительства, в котором он, Чемберлен, будет премьер-министром? Или, если они не хотят работать с ним, согласятся ли они работать с другим представителем Консервативной партии?
Лидеры лейбористов пояснили, что ответ на любой из этих вопросов зависит от мнения партии. Они могут довольно быстро выяснить это мнение, поскольку сейчас проходит партийная конференция в Борнмуте. Впрочем, они полагают, что ответ на первый вопрос, скорее всего, будет «нет», а на второй – «да». С этими словами они отправились на южное побережье, оставив Чемберлена, Черчилля и Галифакса на Даунинг-стрит. Было ясно, что скоро премьер-министром станет либо Черчилль, либо Галифакс. Было также ясно, что Чемберлен предпочтет Черчиллю Галифакса – своего коллегу на протяжении последнего десятилетия.
Чемберлен сказал претендентам, что Галифакс «упоминается как наиболее приемлемый». Однако Галифакс пояснил, что ему не хотелось бы распоряжаться военными действиями из палаты лордов. Он сказал, что на нем будет лежать вся ответственность, но он «не будет иметь власти руководить собранием, от доверия которого зависит жизнь любого правительства». Не имея возможности стать лидером в палате общин, сказал Галифакс: «Я буду фикцией». Черчилль промолчал. Затем Галифакс сказал, что, по его мнению, «Уинстон стал бы лучшим вариантом». Черчилль не возражал. Он был, как записал Галифакс через несколько часов, «очень мягок и вежлив, но дал понять, что считает это правильным решением».
Черчилль заверил Чемберлена и Галифакса, что до тех пор, пока король не попросит его сформировать правительство, он не будет вступать в контакты с лидерами лейбористов и либералов. На этом встреча завершилась. Надежды Чемберлена на то, что удастся избежать премьерства Черчилля, похоже, растаяли. Уже главный правительственный «кнут» Дэвид Маргессон, глаза и уши Чемберлена в палате общин, сказал ему, что мнение парламентариев «повернулось в пользу Черчилля».
Вечером Черчилль ужинал с несколькими близкими друзьями-политиками, в том числе с Синклером и Иденом. Он демонстрировал уверенность, говорил гостям, что не сомневается в том, что Чемберлен посоветует королю послать за ним, поскольку Галифакс «не захотел стать преемником». За столом даже начались разговоры о составе его нового кабинета. Предполагалось, что Черчилля попросят сформировать его. Черчилль сказал, что хотел бы сохранить Чемберлена в кабинете, сделать Идена военным министром, а себе, помимо должности премьер-министра, взять еще пост министра обороны.
Вечером Черчиллю позвонил Рэндольф, который находился в военном лагере на севере Англии. Рэндольф поинтересовался последними новостями. «Думаю, завтра я стану премьер-министром», – ответил отец.

 

На рассвете 10 мая гитлеровские войска нанесли удары по территории Голландии, Бельгии и Франции. Чемберлен узнал об этом, проснувшись, и решил, что такой критический момент – не время для смены премьер-министра. Он должен остаться. Его место у штурвала.
Первая встреча Черчилля состоялась в шесть утра. С Оливером Стенли, военным министром, и Хором, министром авиации, он обсудил срочные меры в области армии, авиации и флота, необходимые в свете немецкого наступления. «Черчилль, – вспоминал Хор, – чей дух, на который не действовали ни неудачи, ни катастрофы, только укреплялся во время кризиса, был, как всегда, готов давать уверенные советы». Черчилль с Хором и Стенли позавтракали вместе. «Мы почти не спали в ту ночь, – позже вспоминал Хор, – а новости были хуже некуда. А он, покуривая свою длинную сигару и поглощая яичницу с беконом, выглядел так, словно вернулся с ранней утренней прогулки».
В семь утра снова позвонил Рэндольф. Он только что услышал по радио о наступлении немцев. «Что происходит?» – спросил он. «Немецкие орды затапливают нижние страны», – ответил отец. «А что ты сказал мне вчера вечером, – продолжал Рэндольф, – по поводу того, что сегодня станешь премьер-министром?» – «Об этом я пока ничего не знаю, – ответил Черчилль. – Сейчас ничто не имеет значения, кроме победы над врагом».
Так же думал и Чемберлен. В восемь утра, когда члены Военного кабинета собрались на Даунинг-стрит, он, как обычно, уже сидел в кресле. Когда Хор через час зашел к нему, он обнаружил, что Чемберлен склоняется «повременить с отставкой, пока не закончатся военные действия во Франции». Утром члены Консервативной партии постепенно узнавали, что Чемберлен остается. Многих это разозлило, даже возмутило. Один из них позже записал, что уважаемый консерватор лорд Солсбери, чьим мнением поинтересовались недовольные коллеги, сказал: «Мы должны отстаивать свою точку зрения, а именно что в течение дня Уинстон должен стать премьер-министром».
Вскоре после десяти утра к Чемберлену на Даунинг-стрит пришел Кингсли Вуд. Премьер-министр, вспоминал он, сказал, что «склонен полагать, что перед лицом великой битвы, которая нас ждет, он чувствует необходимость оставаться на своем посту». На это Вуд заметил, что «новый кризис делает еще более необходимым создание правительства народного единства, которое только и может противостоять ему».
Второе заседание Военного кабинета было назначено на одиннадцать утра. Его члены встретились, чтобы под председательством Чемберлена обсудить немецкое наступление. По предложению Черчилля сэр Роджер Киз, один из самых ярых критиков Чемберлена в ходе норвежских дебатов, состоявшихся двумя днями ранее, был направлен в Бельгию для укрепления твердости духа бельгийского короля. Днем, в четверть пятого, Военный кабинет собрался вновь. Поступило сообщение, что немецкие парашютисты захватили аэродром в Роттердаме и что Голландии угрожает скорый захват. Посыльный из Военного министерства передал записку Айронсайду. Тот зачитал ее вслух. Немецкие парашютисты высадились на территории Бельгии. Возникла дискуссия о необходимости предупредить войска, дислоцированные в Британии, о возможности противостояния воздушному десанту на английской территории.
Очередной посыльный доставил сообщение Чемберлену. Премьер-министр взял его, но ничего не сказал, некоторое время дожидаясь окончания дискуссии. Затем он прервал ее. Он объявил, что получил сообщение из Борнмута с ответом на два вопроса, которые он задал предыдущим днем. Сообщение было четким: ни один член Лейбористской партии не готов работать «с действующим премьер-министром». Тем не менее лидеры лейбористов готовы сотрудничать с новым премьер-министром. После этого краткого, но яркого сообщения премьерство Чемберлена практически завершилось. Через час он уже был в Букингемском дворце и объявил королю о своей отставке. Вечером король записал в дневнике: «Я спросил у Чемберлена совета, и он сказал, что Уинстон – тот человек, за которым следует послать».
Ранним вечером 10 мая Черчилль прибыл в Букингемский дворец.
«Полагаю, вы не знаете, почему я послал за вами?» – с улыбкой спросил король. «Сир, я просто не могу представить», – ответил Черчилль. Король рассмеялся, после чего объявил: «Я хочу просить вас сформировать правительство».
Восемь с половиной месяцев разочарований Черчилля закончились. Цель всей его жизни была достигнута. Перед тем как покинуть Букингемский дворец, он назвал королю имена тех, кого хотел бы видеть в новом правительстве, в том числе четверых видных лейбористов – Клемента Эттли, Артура Гринвуда, Эрнста Бевина и Герберта Моррисона. Это будет правительство всех партий, или, как он любил говорить, «великая коалиция».
Пока Черчилль беседовал с королем, его сыну Рэндольфу, находящемуся в армейском лагере, передали записку с просьбой позвонить в Адмиралтейство. Его соединили с одним из личных секретарей отца, который был краток: «Сообщаю только, что ваш отец уехал во дворец и вернется премьер-министром».
Назад: Глава 26 От Мюнхена до войны
Дальше: Глава 28 Премьер-министр

Андрей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(953)367-35-45 Андрей.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(991)919-18-98 Антон.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(953)148-45-77 Антон.
Денис
Перезвоните мне пожалуйста 8 (904)332-62-08 Денис.
Евгений
Перезвоните мне пожалуйста 8 (962) 685-78-93 Евгений.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Евгений.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Евгений.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (962) 685-78-93 Евгений.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (962) 685-78-93 Евгений.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Евгений.
Сергей
Перезвоните мне пожалуйста 8 (999) 529-09-18 Сергей.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста, 8 (953) 367-35-45 Антон.
Евгений
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (962) 685-78-93 Евгений. Для связи со мной нажмите цифру 2.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (996) 764-51-28 Виктор.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (904) 555-14-53 Виктор.
Денис
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (904) 555-73-24 Денис.
Денис
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (999) 529-09-18 Денис.