ГЛАВА 49
У МОЛЛИ ГИБСОН ПОЯВЛЯЕТСЯ ЗАЩИТНИЦА

Леди Камнор достаточно оправилась после тяжелой болезни и перенесенной операции, чтобы осилить переезд в Тауэрс, на свежий воздух; переезд был организован с должной пышностью и размахом, приличествующими высокому рангу больной: ее сопровождало все семейство. Возникла даже вероятность, что «семейство» задержится в Тауэрс на более долгий срок, чем все последние годы, ибо все это время они постоянно странствовали в поисках здоровья. А после этих скитаний от старинного дома, где жили их предки, повеяло на всех покоем и умиротворением, и каждый член семейства наслаждался им по-своему; больше всех радовался лорд Камнор. В суматохе лондонской жизни ему редко доводилось проявить свое пристрастие к пересудам и любопытство к подробностям, а во время пребывания на Континенте он и вовсе был лишен этих радостей, ибо по-французски говорил неважно, да и понимал его плохо. Кроме того, он был прирожденным хозяином, ему интересно было, что творится на его земле, благополучны ли его арендаторы. Он любил выслушивать известия о рождениях, браках и смертях, а на лица у него была поистине королевская память. Говоря короче, если можно представить себе пэра с душой старухи, то лорд Камнор был как раз таким пэром, притом он был крайне благожелательной старушкой и вечно скакал по окрестностям на своем старом добром кобе, набив карманы полупенсовиками для детишек и понюшками табака для стариков. А еще, подобно старушке, он с удовольствием выпивал в середине дня чашку чая в гостиной у жены и за этим развязывающим языки напитком поверял ей все, что услышал по ходу дня. Леди Камнор пребывала в той стадии выздоровления, когда такие разговоры приходятся особенно по душе, однако она всю жизнь так решительно пресекала всяческие сплетни, что теперь взяла за правило сперва все выслушивать, а потом задним числом осуждать подобную привычку. Тем не менее в семействе возникла традиция: после возвращения с прогулок — пешком, в экипаже или верхом — собираться у камина в комнате леди Камнор, потягивать чай, пока она вкушает ранний ужин, и сообщать ей все мелкие местные новости, услышанные за утро. Когда все, что они имели сказать, было сказано (не раньше), им неизменно приходилось выслушивать осуждающую тираду миледи на давно уже избитые темы: что судачить о других скверно, что все, что они слышали, скорее всего, домыслы, что повторять подобные слухи не пристало. И вот в один из ноябрьских вечеров они собрались в комнате у леди Камнор. Она возлежала — во всем белом, укутанная индийской шалью, — на диване у камина. Леди Харриет сидела на ковре у самого огня, подбирая щипцами выпавшие уголья и возвращая их в жаркую пахучую груду в центре каминной решетки. Леди Каксхейвен, с малолетства пристрастившаяся к рукоделию, пользовалась предзакатным светом, чтобы плести сетки, в которые потом будут собирать фрукты в Каксхейвен-парке. Горничная леди Камнор пыталась разливать чай при свете единственной восковой свечечки, поставленной в отдалении (ослабевшие глаза леди Камнор не выносили резкого света), а могучие безлистые ветви деревьев качались за окнами под порывами налетевшего ветра.

У леди Камнор была привычка придираться к тем, кого она особенно любила. К мужу она придиралась постоянно, но нынче он припозднился, и она, успев по нему соскучиться, заявила, что не желает пить чай. Все остальные знали: отказывается она потому, что рядом нет мужа, который подал бы ей чашку и получил привычную порцию упреков за извечное недомыслие, — он снова забыл, что она любит сначала положить сахар, а потом уже наливать сливки. И вот он стремительно вошел в комнату.

— Прошу прощения, миледи, я знаю, что припозднился. Как! Вы до сих пор еще не пили чай? — воскликнул он и поспешил протянуть жене чашку.

— Вам прекрасно известно, что я никогда не наливаю сливки прежде, чем положу сахар, — отозвалась она, сильнее обычного подчеркнув слово «никогда».

— Ах ты господи! Какой же я недотепа! Пора бы мне уже это выучить. Видите ли, я повстречал старого Шипшенкса, именно в этом все дело.

— Именно поэтому вы сначала подали мне сливочник, а потом уже сахарницу? — осведомилась его супруга. Это была одна из ее мрачных шуток.

— Нет-нет! Ха-ха! Похоже, вам нынче лучше, дорогая. Так вот, я хотел сказать, что Шипшенкс такой неисправимый болтун, от него просто не отвязаться, и я вконец потерял счет времени!

— Что же, дабы загладить свою вину, расскажите нам, что вам поведал по ходу этой беседы мистер Шипшенкс, до того как вам удалось от него вырваться.

— Беседы? Я не уверен, что это можно назвать беседой! Я только слушал. А у него всегда найдется о чем поговорить. Не то что у Престона. Кстати, как раз про Престона и шла речь — старый Шипшенкс считает, что тот того и гляди женится, говорят, ходят самые разные слухи касательно него и дочери Гибсона. Их застукали, когда они встречались в парке, а еще они переписываются и все такое, — скорее всего, дело закончится свадьбой.

— Я буду крайне огорчена, — заметила леди Харриет. — Мне очень нравится эта девушка, а папиного образцового поверенного я просто терпеть не могу.

— Убеждена, что все это вздор, — проговорила леди Камнор во всеуслышание, обращаясь, впрочем, к одной леди Харриет. — Ваш папа сегодня рассказывает одно, а завтра — совершенно другое.

— Тем не менее, похоже, все это правда. Шипшенкс сказал, что все эти слухи дошли до городских дам и те раздули настоящий скандал.

— По-моему, весьма некрасивая история, — заметила леди Каксхейвен. — О чем только думает Клэр, как она могла допустить подобное?

— Что-то мне думается, что истинная героиня всей этой истории — дочка самой Клэр, эта смазливая вертихвостка мисс Киркпатрик, — вступила в разговор леди Харриет. — Мне она всегда казалась этакой героиней сентиментальной комедии, из тех, которые, если я правильно помню, очень умело и ненавязчиво плетут разные интриги. А вот в малышке Молли Гибсон всегда была определенная gaucherie, и по этой причине я никак не вижу ее участницей какой-то темной истории. Да и потом — темной! Это дитя — воплощенная искренность. Папа, ты уверен, что мистер Шипшенкс сказал, что это о мисс Гибсон в Холлингфорде ходят скандальные слухи? Ты не перепутал ее с мисс Киркпатрик? Вот союз между нею и мистером Престоном не кажется мне столь уж невероятным, а если речь и правда о моем маленьком друге Молли, я лично отправлюсь в церковь и остановлю брачную церемонию!

— Право же, Харриет, я не возьму в толк, почему тебе вечно нужно ввязываться во все эти деревенские дрязги.

— Мама, я всего лишь отвечаю им взаимностью. Уверяю тебя, они с живейшим интересом относятся ко всем нашим словам и поступкам. Если бы я собралась замуж, они доискивались бы до мельчайших подробностей: как мы познакомились, что сказали друг другу в первый момент, какой на мне был наряд и как он сделал предложение — письменно или устно. Я уверена, что наши мисс Браунинг прекрасно осведомлены о том, как Мэри растит детей, какое образование дает девочкам; мы лишь отвечаем любезностью на любезность, когда, в свою очередь, суем нос в их дела. Тут я всецело на папиной стороне. Я обожаю выслушивать местные сплетни.

— Особенно если они, как в данном случае, несут на себе отпечаток неприличия и скандала, — изрекла леди Камнор, которая, как все выздоравливающие, легко впадала в язвительный тон.

Леди Харриет вспыхнула от возмущения. А потом набралась храбрости и произнесла на сей раз совершенно серьезно:

— Не буду отрицать, меня действительно интересует эта история, связанная с Молли Гибсон. Я люблю и уважаю эту девушку; и мне неприятно, когда ее имя произносят вместе с именем мистера Престона. Очень хочется верить, что папа ошибся.

— Нет, дорогая. Я в точности повторил то, что слышал. Простите, что вообще завел об этом речь, я не знал, что вы с миледи так разгорячитесь. Но Шипшенкс точно говорил о мисс Гибсон и еще прибавил, как ему жаль, что о девушке пошли такие толки, хотя они и спровоцированы исключительно ее поступками. Престон-то для нее неплохая пара, вряд ли кто стал бы чинить им препятствия. Но давайте я перейду к более приятным новостям. Старая Марджери померла, теперь не знают, кто будет учить девиц в твоей школе крахмалить белье, а Роберт Холл в прошлом году заработал сорок фунтов на продаже яблок.

Разговор ушел в сторону от Молли, но леди Харриет все перебирала в голове то, что услышала, гадала и изумлялась.

«Я советовала ей держаться от него подальше еще в день свадьбы ее отца. И как прямо, недвусмысленно мы тогда об этом говорили! Я не верю; это очередное измышление Шипшенкса, наполовину порожденное фантазией, а наполовину — глухотой».

На следующий день леди Харриет отправилась верхом в Холлингфорд и, дабы удовлетворить свое любопытство, навестила обеих мисс Браунинг и затронула этот предмет. Она не стала бы обсуждать эти слухи ни с кем, кроме самых добрых друзей Молли. Если бы мистер Шипшенкс, например, поднял эту тему, пока они с отцом совершали верховую прогулку, она разом заставила бы его замолчать, наградив одним из тех высокомерных взглядов, которыми владела в совершенстве. Однако ей очень хотелось выведать правду, поэтому она, без обиняков, обратилась к мисс Браунинг:

— Что за странные вещи я слышу касательно моей подруги Молли и мистера Престона?

— О леди Харриет! И вы уже слышали! Как прискорбно!

— Что прискорбно?

— Вы уж простите меня, миледи, но прежде, чем сказать что-то еще, хотелось бы знать, что вам уже известно, — проговорила мисс Браунинг.

— Ну уж нет, — отозвалась леди Харриет, усмехнувшись. — Я не скажу, что мне известно, пока не уверюсь, что вы знаете больше моего. Тогда, если захотите, мы сможем обменяться сведениями.

— Боюсь, для бедной Молли все это отнюдь не шутки, — сказала мисс Браунинг, покачивая головой. — Чего только про нее не говорят!

— Но я ничему не верю, правда не верю! — не утерпела мисс Фиби, чуть не ударившись в слезы.

— Тогда и я не стану, — сказала леди Харриет, беря славную даму за руку.

— Какова ты, Фиби! Заявляешь теперь, что ничему не веришь, а кто, интересно, убедил меня в справедливости этих слухов вопреки, видит Бог, моей воле?

— Я всего лишь пересказала тебе то, что слышала от миссис Гудинаф, сестра, но если бы ты видела, как видела я, как наша смиренная бедняжка Молли сидит в уголке, разглядывая «Красоты Англии и Уэльса», от которых ее, полагаю, уже тошнит, а никто с ней и словом не перемолвится! А в конце вечера она такая же милая и обходительная, как всегда, вот разве что побледнеет немного — так тут, кто мне что против нее ни скажи, я ни во что не поверю!

Так мисс Фиби, едва не рыдая, опровергала общеизвестные факты.

— А я, как уже сказала, всецело с вами солидарна, — откликнулась леди Харриет.

— Но как тогда ваша светлость объяснит ее встречи с мистером Престоном в самых неподобающих местах, под открытым небом? — вопросила мисс Браунинг, которая, надо отдать ей должное, была бы только счастлива встать на сторону защитников Молли, если бы удалось при этом сохранить репутацию человека здравомыслящего. — Я дошла до того, что послала за ее отцом и все ему рассказала. Ждала, что он, как минимум, отходит мистера Престона плетью, но он, похоже, и ухом не повел.

— Из чего мы не можем не заключить, что у него есть некое объяснение происходящему, нам неведомое, — решительно заявила леди Харриет. — В конце концов, этому можно найти хоть сто пятьдесят естественных и здравых объяснений.

— Когда я сочла своим долгом рассказать обо всем мистеру Гибсону, он не смог найти ни одного, — проговорила мисс Браунинг.

— А если предположить, что мистер Престон помолвлен с мисс Киркпатрик, а Молли выступает посредником и доверенным лицом?

— Мне кажется, что предположение вашей светлости не снимает с нее вины. Если бы он честным и должным образом был помолвлен с Синтией Киркпатрик, что мешало бы ему посещать ее открыто в доме мистера Гибсона? Зачем втягивать Молли в эти тайные дела?

— Все сразу не объяснишь, — с ноткой нетерпения сказала леди Харриет, ибо выдвинутый против нее довод оказался веским. — Но я склонна доверять Молли Гибсон. Уверена, что она не совершала ничего постыдного. Пожалуй, стоит мне сходить к ней — у миссис Гибсон инфлюэнца, и она не выходит из комнаты — и вместе с нею нанести визиты всем местным сплетницам, например миссис Гудинаф, от которой, похоже, и исходит весь этот вздор. Однако сегодня у меня нет времени: в три часа я должна встретиться с папой, а уже пробило три. А вы запомните, мисс Фиби, нам с вами предстоит сразиться один на один со всем миром за честь оклеветанной девицы!

«Дон Кихот и Санчо Панса?» — добавила она про себя, легкими шагами сбегая по старомодной лестнице дома сестер Браунинг.

— Знаешь, Фиби, по-моему, это очень некрасиво с твоей стороны! — проговорила мисс Браунинг с неудовольствием, как только они с сестрой остались наедине. — Сперва ты против моей воли убедила меня в правдивости этих слухов, причинив мне великое горе; мне пришлось совершать крайне тягостные поступки, и все потому, что я с твоих слов приняла определенные вещи на веру. А потом ты — на попятную и в слезы: мол, не веришь ни единому слову, а я в результате выгляжу настоящей злодейкой и людоедкой. А! Да что теперь! Зря я тебя послушала.

И, оставив мисс Фиби в слезах, она заперлась в своей комнате.

Леди Харриет же тем временем скакала бок о бок с отцом обратно к дому, делая вид, что прислушивается к его речам, на деле же перебирая в уме все возможные и вероятные причины загадочных встреч между Молли и мистером Престоном. На сей раз все вышло по присловью «parle de l'âne et l'on en voit les oreilles»: за одним из поворотов дороги они увидели мистера Престона, который ехал им навстречу на своем добром скакуне, в безупречном, с иголочки, костюме для верховой езды.

Граф, в потертом сюртуке, на старом гнедом кобе, бодро окликнул его:

— А, вот и Престон! Доброго вам дня. А я как раз хотел понаведаться у вас касательно этого выпаса на Хоумфарм. Джон Бриккил хочет распахать его и засеять. Там всего каких-нибудь два акра.

Пока мужчины говорили о деле, леди Харриет собралась с мыслями. И едва отец закончил, она произнесла:

— Мистер Престон, позвольте задать вам один-два вопроса, дабы облегчить душу, а то я пребываю в некотором замешательстве.

— Разумеется; любые сведения, какими я располагаю, всегда к вашим услугам.

Произнеся эти любезные слова, он сразу же вспомнил предостережение Молли — что она обо всем расскажет леди Харриет. Однако письма были возвращены, дело вроде бы окончено. Молли вышла из него победительницей, он — побежденным. Неужели и после этого у нее хватило коварства исполнить свою угрозу?

— По Холлингфорду ходят слухи касательно вас и мисс Гибсон. Могу я поздравить вас с помолвкой с этой юной леди?

— Ах, ну конечно! Престон, мы давно должны были вас поздравить, — вмешался лорд Камнор, хотя мог и повременить с проявлением любезности.

Дочь его спокойно произнесла:

— Мистер Престон еще не подтвердил, что слухи эти имеют под собой основание, папа.

Она смотрела на мистера Престона с видом человека, который ожидает ответа, причем ответа правдивого.

— Увы, не имел счастья, — ответил мистер Престон, исподтишка трогая лошадь и заставляя ее беспокоиться.

— Так, значит, я могу опровергнуть эти слухи? — быстро произнесла леди Харриет. — Или есть причины полагать, что со временем они приобретут определенные основания? А спрашиваю я потому, что в случае своей безосновательности подобные слухи наносят вред репутации молодых дам.

— Отпугивают других поклонников, — вставил лорд Камнор, весьма, судя по виду, гордый своей проницательностью.

Леди Харриет продолжала:

— Мне же мисс Гибсон отнюдь не безразлична.

По тону ее голоса мистер Престон понял, что она «в курсе событий», — так он это обозначил в мыслях. Оставался вопрос: как много — или как мало — ей известно?

— У меня нет ни надежд, ни оснований полагать, что мисс Гибсон в будущем станет значить для меня более, чем сейчас. Буду рад, если этот прямой ответ развеет недоумение вашей светлости.

Он не удержался от едва заметного вызова, обозначившегося в этих последних словах. И прозвучал он не в самой фразе, не в голосе, не в сопровождавшем ее взгляде, а во всем сразу; он будто бы усомнился в праве леди Харриет задавать ему подобные вопросы, в тоне же проскользнула нотка пренебрежения. Но и этого намека на дерзость было достаточно, чтобы спровоцировать леди Харриет; она не привыкла сдерживаться, особенно перед людьми ниже ее по званию.

— В таком случае, сэр, хочу напомнить: вы наносите непоправимый вред репутации юной девушки, если при встрече удерживаете ее долгими разговорами, особенно когда она гуляет одна, без сопровождающих. Вы даете — и уже дали — повод для слухов.

— Харриет, дорогая, ты это не слишком? Возможно, мистер Престон имеет намерения, гласные намерения.

— Нет, милорд. У меня нет никаких намерений относительно мисс Гибсон. Я признаю, что она весьма достойная молодая леди, у меня нет ни малейших оснований в этом усомниться. Леди Харриет ставит меня в такое положение, что я вынужден признать, что я… признавать это унизительно… и переживать тяжело… однако я обманут; и обманула меня мисс Киркпатрик после весьма длительной помолвки. Мои беседы с мисс Гибсон носили не слишком приятный характер — вы и сами можете это заключить, если я скажу, что считаю, будто именно по ее наущению… и уж точно не без ее содействия мисс Киркпатрик сделала последний шаг. Удовлетворил ли я любопытство (делая ударение на этом слове) вашей светлости этим весьма мучительным для меня признанием?

— Харриет, душа моя, ты, право же, зашла слишком далеко — у нас нет никакого права вмешиваться в личные дела мистера Престона.

— Воистину, — промолвила леди Харриет, улыбнувшись с обезоруживающей искренностью; то была первая улыбка, которой она наградила мистера Престона за очень долгое время — собственно, после того давнего дня, много лет назад, когда, уповая на свою неотразимость, он заговорил с ней галантно-фамильярным тоном и позволил себе смелый комплимент, как будто она была ему ровней. — Однако я надеюсь, что мистер Престон простит меня, — продолжала она исполненным великодушия тоном, заставившим его вообразить, что теперь она относится к нему куда милостивее, чем в начале разговора, — после того, как я сообщу ему, что языкастые холлингфордские кумушки обсуждают мою добрую приятельницу мисс Гибсон в самом непозволительном тоне, делая совершенно беспочвенные выводы из фактов, которые мистер Престон мне только что с такой любезностью прояснил.

— Полагаю, у меня нет нужды просить леди Харриет сохранить мое признание в тайне, — сказал мистер Престон.

— Да, конечно да, разумеется, — заверил его граф. — Уж это-то все понимают.

И, едва приехав домой, полностью пересказал разговор между леди Харриет и мистером Престоном жене и леди Каксхейвен, разумеется взяв с них при этом слово хранить тайну. После этого леди Харриет в течение нескольких дней пришлось выслушивать тирады касательно того, какие манеры подобают ее положению. Дабы утешиться, она нанесла визит Гибсонам и, выяснив, что миссис Гибсон (по-прежнему недомогавшая) спит, с легкостью увлекла ни о чем не подозревавшую Молли на прогулку, причем подгадала все так, что они дважды прошли из конца в конец по всей главной улице, полчаса провели в лавке у Гринстеда, а в довершение всего леди Харриет зашла к обеим мисс Браунинг, которых, увы, дома не оказалось.

— Что ж, может, оно и к лучшему, — сказала леди Харриет, поразмыслив. — Оставлю им свою визитную карточку и припишу туда твое имя, Молли.

Молли, несколько озадаченная тем, что леди Харриет уже несколько часов распоряжается ею, будто собственным неодушевленным имуществом, воскликнула:

— Да бог с вами, леди Харриет! Я никогда не оставляю визитных карточек, у меня их и вовсе нет, а уж у мисс Браунинг и не стала бы их оставлять и подавно! Я просто захожу к ним когда вздумается.

— Пусть так, дитя мое. Но сегодня ты все будешь делать так, как положено, по всем правилам этикета. А еще попроси миссис Гибсон приехать на целый день в Тауэрс; мы пришлем за ней экипаж по первому слову, как только она достаточно оправится. Собственно, лучше ей приехать на несколько дней; в это время года больному человеку негоже выходить по вечерам, да и выезжать в экипаже тоже.

Леди Харриет говорила, стоя на пороге дома мисс Браунинг; прощаясь, она держала Молли за руку:

— Скажи ей, милочка, что я приехала прежде всего ради того, чтобы повидаться с ней, но, обнаружив, что она спит, умыкнула тебя, и не забудь передать, чтобы она погостила у нас, сменила обстановку — мама, я уверена, будет ей рада, — и про экипаж не забудь, и про все остальное. А теперь — прощай, день мы провели с пользой! Ты и не догадываешься, с какой пользой! — продолжала она, по-прежнему обращаясь к Молли, хотя та уже отошла довольно далеко и не слышала. — Или я не знаю Холлингфорда, или после моих сегодняшних прогулок с мисс Гибсон у всех на виду отношение к ней резко переменится!

_________________

 Здесь: неловкость, детскость (фр.).

 Заговори об осле — и тут же увидишь его уши (фр.).

Отправить