ГЛАВА 44
МОЛЛИ ГИБСОН СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ

Странно было, после бурных ночных переживаний, как ни в чем не бывало увидеться за завтраком. Синтия была бледна, однако с обычным спокойствием рассуждала о разных вещах, Молли хранила молчание, вглядывалась, изумлялась, все отчетливее убеждалась в том, что Синтия давно выработала привычку скрывать свои истинные мысли и тайные горести, иначе ей не удалось бы так убедительно изобразить полную безмятежность. Среди писем, пришедших с утренней почтой, было послание от лондонских Киркпатриков, однако не от Хелен, основной корреспондентки Синтии. Писала ее сестра — она извинялась за Хелен, которая, по ее словам, была нездорова: она перенесла инфлюэнцу, пока не оправилась и очень слаба.

— Пусть приедет сюда, подышит воздухом! — предложил мистер Гибсон. — В деревне в это время года куда лучше, чем в Лондоне, если только дом стоит не в лесу. А у нас тут все хорошо осушено, живем мы на возвышении, почва гравистая, а я согласен лечить ее совершенно бесплатно.

— Это будет очаровательно! — воскликнула миссис Гибсон, быстро просчитав в уме, какие перемены придется внести в хозяйственные расходы в связи с приездом молодой дамы, привыкшей к роскошной жизни в доме мистера Киркпатрика, прикинув, какими это грозит неудобствами, взвесив, какие из этого можно извлечь преимущества, — и все это, не прерывая речи. — Тебя ведь это порадует, да, Синтия? А тебя, Молли? Ведь ты, милочка, познакомишься с одной из молодых барышень Киркпатрик, и я почти убеждена, что они пригласят тебя к себе с ответным визитом, а это будет так чудесно!

— Только я ее не отпущу, — заметил мистер Гибсон, у которого выработалась несчастная привычка читать мысли жены.

— Милочка Хелен! — заворковала миссис Гибсон. — Как бы мне хотелось за ней поухаживать! Мы превратим твой рабочий кабинет в отдельную гостиную для нее, дорогой. — (Понятное дело, одну чашу весов потянула вниз мысль о том, сколь неудобно будет несколько недель терпеть в доме постороннего.) — Ведь в болезни так важен покой! В гостиной, к примеру, ее будут постоянно беспокоить визитеры, а столовая у нас такая… как бы это сказать? Такая типичная столовая — там вечно пахнет мясом; все было бы не так, если бы дорогой папа позволил мне таки выбросить это окно…

— А почему бы не устроить ей спальню в гардеробной, а в маленькой комнате рядом с гостиной — отдельную небольшую гостиную для нее? — спросил мистер Гибсон.

— В библиотеке? — Ибо именно так миссис Гибсон именовала то, что раньше называлось «чуланчиком с книгами». — Господь с тобой, туда и софа-то не влезет, там ведь столько книг, да еще и письменный стол, а потом там такие сквозняки! Нет, дорогой, тогда уж лучше ее и вовсе не приглашать — дома она, по крайней мере, окружена удобствами!

— Ну что же, — сказал мистер Гибсон, чувствуя, что жена возьмет верх, впрочем предмет, по его мнению, не стоил того, чтобы устраивать серьезную баталию. — Может, ты и права. Тут дело такое — роскошь versus свежий воздух. Некоторые страдают от недостатка одного сильнее, чем от недостатка другого. Ты прекрасно знаешь: я буду очень ей рад, если она готова принять нас такими, какие мы есть, но уступить ей свой кабинет я не могу. Он совершенно необходим для добычи хлеба насущного.

— Я напишу им, какую доброту проявил мистер Гибсон, — проговорила его жена, полностью удовлетворенная, как только муж вышел из комнаты. — Полагаю, они будут не менее признательны, чем если бы она и вправду приехала!

По причине ли болезни Хелен — а может, и по какой иной — после завтрака Синтия была очень молчалива и рассеянна и такой оставалась весь день. Теперь Молли понимала, откуда взялась переменчивость ее настроения в последние месяцы, и, соответственно, была с ней ласкова и терпелива. Ближе к вечеру, когда девушки остались наедине, Синтия подошла к Молли и встала рядом, но так, чтобы лица ее не было видно.

— Молли, — сказала она, — ты и правда готова это сделать? То, о чем говорила вчера? Я думаю об этом весь день, и иногда мне начинает казаться, что тебе, если ты попросишь, он отдаст письма; он может вообразить себе… словом, попытаться стоит, если тебе это не совсем омерзительно.

На самом деле чем больше Молли обо всем этом думала, тем невыносимее ей становилась мысль о предстоящем разговоре с мистером Престоном; с другой стороны, она ведь сама это предложила и идти на попятную не хотела, да и не могла. Может, из этого и выйдет что хорошее — и в любом случае она была уверена, что вреда не будет. Поэтому она кивнула в знак согласия, пытаясь скрыть отвращение, которое нарастало по мере того, как Синтия торопливо перечисляла подробности:

— Встретиться вы можете в аллее, которая ведет от домика привратника к Тауэрс. Он может подойти со стороны Тауэрс — он там часто бывает по делам, и у него есть все ключи, — а ты войдешь со стороны сторожки, мы же с тобой это часто делали. Далеко тебе заходить не обязательно.

Молли не могла не подумать, что Синтии, похоже, не впервой устраивать подобные встречи; она решилась задать вопрос: а как уведомить обо всем этом мистера Престона? Синтия лишь покраснела и ответила:

— О! Об этом не думай. Он придет, и с радостью; ты же слышала, как он сказал, что хочет продолжить разговор: впервые за все время я сама назначила ему встречу. Если только я обрету свободу… О Молли, я буду боготворить тебя до конца своих дней!

Молли подумала о Роджере, и эта мысль вызвала следующий монолог:

— Все это, наверное, ужасно… Я считаю себя очень непосредственной… но, наверное, даже я… не приняла бы предложение, даже от Роджера, если бы надо мной тяготело подобное обязательство.

Она вспыхнула, пока говорила.

— Ты забываешь, сколь отвратителен мне мистер Престон! — сказала Синтия. — Именно это, а не беззаветная любовь к Роджеру исполняет меня благодарности за то, что я наконец-то необратимо отдана в надежные руки. Он не хотел называть это «помолвкой», а я хочу; помолвка дала мне уверенность в том, что я освободилась от мистера Престона. Да, я свободна! Остались одни эти письма. О! Если только ты убедишь его забрать эти мерзкие деньги и вернуть мои письма! Тогда мы предадим все это забвению, и он волен будет жениться на ком угодно, а я выйду замуж за Роджера, и никто ничего не узнает. В конце концов, это было не более чем «ошибкой юности» — так это принято называть. Еще можешь сказать мистеру Престону, что, если он предаст огласке мои письма — показав их твоему отцу или как-то еще, — я немедленно покину Холлингфорд и никогда не вернусь.

Нагруженная всеми этими посланиями, которые она не знала, как доставить; не заготовив заранее никаких речей, испытывая отвращение к своей миссии; обескураженная тем, как Синтия говорила о своем отношении к Роджеру; подавленная виною за то, что она участвует в деле, которое ей представляется постыдным; однако готовая всё вынести и всё преодолеть, если только это поможет Синтии встать на новый путь, начать с чистого листа; скорее жалея свою подругу, которую одолевали горести и, возможно, ждал позор, нежели испытывая к ней ту любовь, которая несет с собой чистое сострадание, Молли отправилась на назначенную встречу. Был пасмурный и ненастный день, ветер завывал в оголившихся кронах высоких деревьев; под это завывание Молли прошла в ворота парка и ступила в аллею. Она шагала стремительно, инстинктивно пытаясь разогнать кровь, не давая себе времени подумать. Примерно в четверти мили от дома привратника аллея делала поворот, а за поворотом шла прямо к особняку, ныне пустующему. Молли хотела оставаться в виду дома привратника, поэтому встала, повернувшись к нему лицом, у ствола одного из деревьев. И вот она услышала шаги по траве. Это шел мистер Престон. Он увидел женскую фигуру, полускрытую древесным стволом, и у него не возникло ни малейших сомнений, что это Синтия. Однако, когда он подошел ближе, совсем близко, фигура обернулась, и вместо лица Синтии с его яркими красками перед ним оказалось бледное, решительное лицо Молли. Она не сказала слов приветствия; и, хотя ее бледность и робость поведали ему о том, что она его боится, взгляд ее серых глаз был прям и отважен в своей невинности.

— А Синтия не смогла прийти? — спросил он, заметив, что Молли ждет именно его.

— Я даже не знала, что вы ожидаете ее здесь увидеть, — сказала Молли с легким удивлением.

По простоте своей она была убеждена, что Синтия напишет в письме, что именно она, Молли Гибсон, встретится с мистером Престоном в назначенном месте и в назначенный час, но Синтия была слишком искушена в подобных делах и заманила мистера Престона на встречу, составив письмо в самых туманных выражениях: не прибегая к прямой лжи, она тем не менее сумела создать впечатление, что сама явится на это свидание.

— Она сказала, что придет сюда, — проговорил мистер Престон, крайне раздраженный тем, что его обманом — теперь-то он отчетливо это понимал — заманили на разговор с мисс Гибсон.

Молли немного поколебалась, прежде чем заговорить. Сам он намеренно затягивал молчание: Молли, вопреки его желанию, вмешалась в это дело, пусть прочувствует всю неловкость своего положения.

— Как бы то ни было, она послала меня на эту встречу, — сказала Молли. — Но перед тем открыла мне все подробности ваших взаимоотношений.

— Вот как? — оскалился мистер Престон. — А уж ее-то не назовешь самым открытым и надежным человеком на свете!

Молли покраснела. Она сознавала наглость его тона, да и сама сильно горячилась. Впрочем, она овладела собой — и это придало ей мужества.

— Негоже так говорить о той, кого, по вашим словам, вы мечтаете взять в жены. Но не об этом речь. У вас имеется несколько ее писем, которые она хотела бы получить обратно.

— Еще бы!

— У вас нет никаких прав на эти письма.

— Вы имеете в виду юридические или нравственные права?

— Не знаю. У вас нет на них вообще никаких прав, ибо не пристало джентльмену отказывать даме, если она просит свои письма обратно, — и уж тем более угрожать ей посредством этих писем.

— Вижу, вам известно абсолютно все, мисс Гибсон, — проговорил он, причем в тоне теперь звучало больше уважения. — Вернее, она изложила вам весь ход событий со своей точки зрения, а теперь соблаговолите выслушать мой рассказ. Она дала мне самое торжественное обещание, какое только может дать женщина…

— Она тогда была не женщиной, а юной девушкой, ей едва исполнилось шестнадцать.

— В эти годы человек уже понимает, что делает, но, если хотите, станем называет ее юной девушкой. Она торжественно пообещала выйти за меня замуж, поставив лишь два условия: сохранение тайны и определенный период ожидания; она писала мне письма, где повторяла эти обещания, и из их доверительного тона однозначно явствует, что она сознавала свои обязательства передо мной. Не стану кривить душой или корчить из себя святого, — как правило, я стараюсь печься о собственных интересах; вам же прекрасно известно, что Синтия — бесприданница, и в те времена у нее не было влиятельных связей, которые могли бы заменить богатство и помочь мне подняться по общественной лестнице. То была совершенно искренняя и несвоекорыстная любовь; она вам и сама это скажет. У меня была возможность, и не одна, жениться на девушке со средствами; была среди них одна особа, весьма недурная собой, да и пошла бы она за меня с охотой.

Молли прервала его: его самомнение и тщеславие были ей невыносимы.

— Простите, я не намерена выслушивать рассказы о юных особах, на которых вы могли бы жениться; я пришла сюда по поручению Синтии, которой вы неприятны и которая не хочет выходить за вас замуж.

— Тогда придется сделать так, чтобы я стал ей «приятен». Когда-то я был ей очень даже «приятен», и она дала мне определенные обещания, отказ от которых возможен только по обоюдному согласию. Я не отчаялся вернуть ее прежнюю любовь, которую, если судить по письмам, она ко мне питала, — после того, как мы вступим в брак.

— Она никогда не станет вашей женой, — сказала Молли твердо.

— Тогда, если она отдаст предпочтение кому-то другому, я, безусловно, ознакомлю его с ее письмами.

Молли чуть не рассмеялась, ибо была твердо и незыблемо уверена, что Роджер никогда не станет читать письма, предложенные ему при подобных обстоятельствах, но потом она подумала, какую боль причинит ему вся эта история, да и вообще общение с мистером Престоном — тем более если Синтия первой не расскажет ему обо всем, — и поняла, что, если у нее, Молли, есть хоть малейшая возможность спасти его от этой боли, она его спасет. Но она не успела сформулировать свои мысли, мистер Престон заговорил вновь:

— Вы давеча сказали, что Синтия помолвлена. Могу я узнать с кем?

— Нет, — ответила Молли. — Не можете. Она же сама вам сказала, что речь идет не о помолвке. Так оно и есть, но, если бы даже это была и настоящая помолвка, вы что, думаете, что после ваших слов я открою вам с кем? В одном можете не сомневаться: он никогда не станет читать ваши письма, ни строчки. Он слишком… Нет! Я не стану говорить о нем с вами. Вам его никогда не понять.

— Кажется мне, что этому загадочному персонажу очень повезло обрести столь пылкую защитницу в лице мисс Гибсон, с которой он как раз не помолвлен, — проговорил мистер Престон со столь гнусным выражением на лице, что Молли едва не разрыдалась.

Однако она справилась с собой и продолжала — прежде всего ради Синтии, но еще и ради Роджера:

— Ни один порядочный человек, будь то мужчина или женщина, не станет читать эти письма, а если кто-то и прочтет, то так устыдится своего поступка, что никогда не посмеет об этом упомянуть. Зачем же они вам тогда?

— В них содержатся неоднократные обещания Синтии выйти за меня замуж, — ответил он.

— Теперь она говорит, что скорее уедет из Холлингфорда навеки и сама станет зарабатывать на жизнь, чем станет вашей женой.

Лицо его заметно вытянулось. Слова эти так явственно его ранили, что Молли даже сделалось его жаль.

— Она сказала это в хладнокровном состоянии? Понимаете ли вы, что сообщаете мне крайне болезненные истины, мисс Гибсон? Если, конечно же, это истины, — продолжал он, слегка собравшись с мыслями. — Юные особы очень любят слова «ненавижу», «не терплю». Мне доводилось слышать, как некоторые из них употребляли их в адрес мужчин, за которых только и мечтали выйти замуж!

— За других сказать не могу, — ответила Молли. — Знаю только, что Синтия… — Тут она осеклась; она ощущала его боль и потому осеклась, но потом все же договорила: — Действительно ненавидит вас — насколько способен ненавидеть такой человек, как она.

— «Как она»? — откликнулся он, полубессознательно повторяя ее слова, хватаясь за первую попавшуюся соломинку, дабы скрыть свое потрясение.

— Я хочу сказать, что я бы ненавидела вас сильнее, — тихо проговорила Молли.

Он, похоже, не слышал ее ответа. Он вкручивал в дерн кончик трости, сосредоточив на нем взгляд.

— А потому не потрудитесь ли вы вернуть ей письма через меня? Уверяю вас, вы не сможете заставить ее стать вашей женой.

— Вы очень наивны, мисс Гибсон, — проговорил он, внезапно вскинув голову. — Вам, верно, и невдомек, что, помимо любви, существуют и другие сильные чувства. Например, жажда мести? Синтия завлекала меня своими ложными обещаниями, и хотя, возможно, ни вы, ни она мне не поверите… Однако, что об этом говорить. Но безнаказанной я ее не оставлю. Можете ей это передать. Я оставлю письма у себя и при случае распоряжусь ими так, как сочту нужным.

Молли неистово гневалась на саму себя за то, как плохо выполнила поручение. Она-то надеялась на успех, а на деле запутала все еще сильнее. Какие еще можно привести аргументы? Он же продолжал говорить, все сильнее взвинчивая себя при мысли, что девушки, видимо, долго и подробно его обсуждали; оскорбленное тщеславие еще сильнее раздуло огонь обманутой любви.

— Например, вполне возможно, что мистер Осборн Хэмли узнает об их содержании, пусть даже честь и не позволит ему их прочитать. Да и до вашего отца могут дойти кое-какие слухи, а кроме того, если я правильно помню, в этих письмах мисс Синтия Киркпатрик не всегда с должным почтением отзывается о даме, которая ныне именует себя миссис Гибсон. В них…

— Прекратите, — оборвала его Молли. — Я не желаю знать содержания этих писем, написанных ею, когда у нее почти не было друзей, к вам, которого она считала другом! Но я поняла, что сделаю дальше. И я вас предупреждаю. Будь я поумнее, я бы обо всем рассказала своему отцу, но Синтия взяла с меня слово не делать этого. Поэтому я расскажу все, от начала и до конца, леди Харриет и попрошу ее поговорить с ее отцом. Уверена, она мне не откажет, а уж лорду Камнору вы никак не сможете отказать.

Он сразу понял, что зашел слишком далеко; да, он — толковый управляющий и посему пользуется благоволением герцога, однако его поведение с этими письмами и связанные с ними угрозы мгновенно уронят его в глазах любого джентльмена, любого честного человека, любого мужчины, достойного называться таковым. Это он сознавал прекрасно и лишь удивился, как это у девушки, стоявшей перед ним, хватило проницательности это понять. На миг все прочие чувства уступили место восхищению. Она стояла перед ним, испуганная, но отважная, твердо намеренная довести дело до конца, пусть даже обстоятельства и оборачивались против нее; было и еще одно — и это поразило его даже сильнее остального (из этого видно, что он был за человек): он понял, что Молли не отдает себе отчета в том, что он — молодой мужчина, а она — юная девушка, она скорее похожа на чистого небесного ангела. Он понял, что вынужден будет уступить и отдать ей письма, однако не хотел сдаваться сразу. Пока он обдумывал свои следующие слова — как бы не давать никаких обещаний, прежде чем он все спокойно обдумает, — его чуткий слух уловил перестук копыт: по гравийной дорожке к ним стремительно приближалась лошадь. Через миг стук услышала и Молли. Он увидел испуг у нее на лице; в следующий миг она убежала бы, но, прежде чем она сорвалась с места, мистер Престон твердо положил руку ей на плечо:

— Не пугайтесь. Пусть вас увидят. Уж вы-то точно не совершили ничего постыдного.

Пока он говорил, из-за поворота показался мистер Шипшенкс и приблизился к ним. Мистер Престон, в отличие от Молли, заметил, как на проницательном круглощеком лице пожилого джентльмена внезапно вспыхнуло понимание — заметил, но никак не отреагировал. Он шагнул ближе и заговорил с мистером Шипшенксом; тот остановился рядом с ними:

— Мисс Гибсон! Ваш покорный слуга. Каково молодой особе разгуливать в такое ненастье, да и холодно, полагаю, долго стоять на одном месте. Как считаете, Престон? — спросил он, тыча в того палкой с понимающим видом.

— Да, — согласился мистер Престон. — Боюсь, я заставил мисс Гибсон слишком долго простоять на холоде.

Молли не знала, что сказать, как поступить; она лишь молча отвесила прощальный поклон и повернула к дому; неуспех ее предприятия тяжелым грузом давил на сердце. Ибо она не знала, что все же одержала победу, хотя пока мистер Престон, видимо, не признался в этом даже самому себе. До нее успели долететь слова мистера Шипшенкса:

— Простите, что нарушил ваш тет-а-тет, Престон.

Слова она услышала, однако подразумеваемый в них смысл в тот момент до нее не дошел; она чувствовала одно: из дому она вышла уверенной в себе, полной надежд, а возвращалась к Синтии с поражением.

Синтия дожидалась ее прихода, бегом спустилась вниз и потянула ее в столовую:

— Ну, Молли? О! Вижу, что ты их не достала. Да я и не ждала. — Синтия села, как будто так ей легче было справиться с разочарованием, Молли же стояла перед ней с виноватым видом:

— Прости меня. Я сделала все, что в моих силах. В конце нас прервали — подъехал мистер Шипшенкс.

— Старый проныра! Ты думаешь, будь у тебя больше времени, ты смогла бы убедить его отдать письма?

— Не знаю. Мистер Шипшенкс в любом случае появился очень некстати. Мне неприятно, что он видел, как я стою там и разговариваю с мистером Престоном.

— Бог с тобой, он, разумеется, не подумал ничего дурного! И что он, мистер Престон, сказал?

— Он, кажется, считает, что ты с ним помолвлена бесповоротно, а эти письма — его единственное доказательство. Мне показалось, что он, в своем роде, тебя очень любит.

— Вот именно, в своем роде! — фыркнула Синтия.

— Чем больше я об этом думаю, тем разумнее мне кажется попросить папу переговорить с ним. Я сказала ему, что обо всем расскажу леди Харриет и тогда лорд Камнор заставит его вернуть письма. Но это будет так неловко!

— Очень! — мрачно согласилась Синтия. — Да и он наверняка понял, что это пустая угроза.

— Я сделаю это без малейших колебаний, только скажи. Это были не пустые слова. Вот только мне кажется, папа справится с этим лучше всех — и без всякой огласки.

— Молли, послушай меня: ты прекрасно знаешь, что связана обещанием и не можешь ничего рассказать мистеру Гибсону, не нарушив данного мне слова, но кроме того, я немедленно уеду из Холлингфорда и никогда сюда не вернусь, если твой отец узнает об этой истории. Так-то!

Синтия встала и, пытаясь подавить лихорадочное волнение, принялась складывать шаль Молли.

— Ах, Синтия! Роджер! — только и смогла произнести Молли.

— Да, я знаю! Можешь мне о нем не напоминать. Но я не смогу жить в одном доме с человеком, который постоянно будет перебирать в уме все мои дурные поступки — да, скажем, прегрешения, — которые на вид куда серьезнее, чем на самом деле. Как я была счастлива, когда приехала сюда: все меня любили, восхищались мною, хорошо обо мне думали, а теперь… Молли, да и твое отношение ко мне переменилось! У тебя все мысли на лице, и я прочла их два дня назад. Ты думала: «Как могла Синтия меня обманывать? Вела все это время переписку, была наполовину помолвлена сразу с двумя!» Тебя переполняли эти чувства, а не сострадание к девушке, которой всегда приходилось самой пробиваться в жизни, не надеясь на дружескую помощь и защиту!

Молли молчала. В словах Синтии была большая доля истины, но было и ее искажение. Ибо все эти долгие двое суток Молли переполняла любовь к Синтии, а положение, в котором оказалась Синтия, угнетало Молли даже сильнее, чем саму ее подругу. Кроме того, она знала — хотя эта мысль и оставалась на самом последнем месте, — что многое претерпела, стараясь как можно успешнее провести разговор с мистером Престоном. Это поручение до конца исчерпало ее силы: крупные слезы навернулись на глаза и медленно поползли по щекам.

— Господи, какая же я жестокая! — воскликнула Синтия, осушая их поцелуями. — Я вижу, я понимаю, что это правда, что я это заслужила, но как я посмела в чем-то упрекать тебя!

— Ты меня не упрекала, — проговорила Молли, пытаясь улыбнуться. — Кое-что из сказанного тобой и мне приходило в голову, но я люблю тебя всей душой, всей душой, Синтия, — и я бы поступила так же, как и ты.

— Не поступила бы. Ты человек совсем иного склада.

Отправить