ГЛАВА 20
ПОСЕТИТЕЛИ МИССИС ГИБСОН

Как-то раз, к бескрайнему удивлению Молли, прислуга объявила о визите мистера Престона. Она и миссис Гибсон сидели в гостиной. Синтии дома не было — она ушла в город за покупками; и вот дверь отворилась, прислуга назвала имя посетителя, и вошел мистер Престон. Его появление вызвало, как показалось Молли, не вполне понятное замешательство. Он вошел с тем же видом спокойной уверенности, с каким принимал ее с отцом в доме Камноров в Эшкомбе, и на редкость хорошо выглядел в своем костюме для верховой езды, после прогулки по свежему воздуху. Однако при виде его миссис Гибсон слегка нахмурила свой гладкий лоб, и ее приветствие было много холоднее, чем те, которыми она обычно встречала своих посетителей. Но была в нем и некоторая тревога, немного удивившая Молли. Когда гость вошел в комнату, миссис Гибсон, по обыкновению, сидела за пяльцами, но, поднявшись с места, чтобы поздороваться с ним, она опрокинула корзинку с шерстью для вышивания и, отказавшись от помощи Молли, принялась собирать клубки сама, — и только собрав, пригласила гостя сесть. Он стоял со шляпой в руках, изображая интерес к сбору раскатившихся клубков, а глаза его, между тем, быстро оглядывали комнату, отмечая все подробности обстановки.

Наконец все уселись и началась беседа.

— Я сегодня первый раз в Холлингфорде со времени вашей свадьбы, миссис Гибсон, иначе я непременно пришел бы раньше засвидетельствовать свое почтение.

— Я знаю, что вы очень заняты в Эшкомбе. Я не ожидала вашего визита. Приехал ли лорд Камнор в Тауэрс? Я не получала писем от ее светлости уже больше недели!

— Нет, похоже, что он задерживается в Бате. Но я получил письмо от него с некоторыми поручениями для мистера Шипшенкса. А мистера Гибсона, по-видимому, нет дома?

— Нет. Его подолгу не бывает дома — можно сказать, почти постоянно. Я представить себе не могла, что буду так мало видеть его. Жена врача ведет очень одинокую жизнь, мистер Престон.

— Вы едва ли можете называть ее одинокой, имея постоянно такого компаньона, как мисс Гибсон, — сказал он, кланяясь Молли.

— О, жизнь жены всегда одинока, когда мужа нет дома. Бедный мистер Киркпатрик любил, чтобы я всегда была рядом, — во время всех его прогулок, всех его визитов он желал, чтобы я была при нем. Но мистер Гибсон отчего-то считает, что я ему мешаю.

— Я не думаю, что вы смогли бы ездить на седельной подушке позади него на Черной Бесс, мама, — сказала Молли. — А как еще сопровождать его к пациентам по всем этим неровным дорогам?

— Но мы могли бы держать экипаж! Я это много раз говорила. А по вечерам я могла бы использовать его для визитов. Ведь я только по этой причине не поехала на Холлингфордский благотворительный бал. Я просто не смогла заставить себя ехать в этой грязной колымаге от «Ангела». Мы непременно должны уговорить папу к следующей зиме, Молли; не годится, чтобы ты и…

Она вдруг осеклась и украдкой взглянула на мистера Престона — заметил ли он эту внезапную остановку? Он, разумеется, заметил, но не намеревался показывать этого. Он повернулся к Молли и спросил:

— А вы когда-нибудь бывали на публичном балу, мисс Гибсон?

— Нет, — сказала Молли.

— Вы получите от него большое удовольствие.

— Я не уверена. Он мне понравится, если у меня будет много кавалеров, но, боюсь, я там почти никого не буду знать.

— И вы полагаете, что у молодых людей нет собственных средств и способов быть представленными хорошеньким молодым девушкам?

Это была одна из тех фраз, которыми он был так неприятен Молли прежде, и произнес он ее с вульгарной интонацией, показывающей, что она должна была означать комплимент. Молли осталась горда безразличной манерой, с которой продолжала заниматься своим плетением, словно не слыша его слов.

— Я надеюсь быть одним из ваших кавалеров на вашем первом балу. Прошу вас, не забудьте о моей заблаговременной просьбе оказать мне эту честь, когда вас станут осаждать приглашениями на танец.

— Я предпочитаю не связывать себя обещанием заранее, — сказала Молли, заметив из-под опущенных век, что он наклонился вперед и смотрит на нее так, словно намеревается добиться ответа.

— Юные леди, на самом деле, всегда очень предусмотрительны, как бы скромны они ни были в своих утверждениях, — сказал он беззаботным тоном, обращаясь к миссис Гибсон. — Несмотря на опасения мисс Гибсон, что у нее будет мало кавалеров, она отказывается от того, в ком может быть твердо уверена. Я полагаю, мисс Киркпатрик вернется из Франции до тех пор?

Он произнес эти слова тем же тоном, каким говорил прежде, но Молли инстинктивно почувствовала, что это стоило ему большого усилия. Она подняла глаза. Он играл своей шляпой с таким видом, словно его не заботило, получит ли он ответ на свой вопрос. Однако, с полуулыбкой, он внимательно ждал.

Миссис Гибсон слегка покраснела и замялась:

— Да, разумеется. Моя дочь, вероятно, станет жить здесь будущей зимой и, я полагаю, будет выезжать вместе с нами.

«Почему она не скажет сразу, что Синтия уже сейчас здесь?» — подумала Молли, но порадовалась тому, что любопытство мистера Престона было обмануто.

Он еще продолжал улыбаться, но на этот раз поднял глаза на миссис Гибсон, когда задал вопрос:

— Вы получили от нее хорошие новости, надеюсь?

— Да, очень. Между прочим, как поживают наши старые друзья Робинсоны? Я так часто вспоминаю их доброту ко мне в Эшкомбе! Милые добрые люди, как бы мне хотелось снова увидеться с ними!

— Я обязательно передам им ваши добрые слова. Я полагаю, у них все очень хорошо.

Как раз в эту минуту Молли услышала знакомое щелканье замка и звук открывающейся двери. Она знала, что это должна быть Синтия, и, чувствуя какую-то таинственную причину, побудившую миссис Гибсон скрыть от мистера Престона местонахождение дочери, испытывая злорадное желание сбить его с толку, она встала, чтобы выйти из комнаты и перехватить Синтию на лестнице. Но один из раскатившихся клубков шерсти запутался у нее в ногах под подолом платья, и, пока она высвобождалась из ниток, Синтия отворила дверь гостиной и встала на пороге, глядя на мать, на Молли, на мистера Престона, но не делая ни шага в комнату. Яркий румянец, с которым она вошла в дом, исчез с ее лица, пока она смотрела на них, но глаза, ее красивые глаза, обычно такие мягкие и серьезные, запылали огнем, брови сдвинулись, когда она решилась сделать шаг и оказаться среди этих троих, смотревших на нее с такими разными чувствами. Она спокойно и неторопливо двинулась вперед. Мистер Престон сделал шаг ей навстречу, протягивая руку. Лицо его выражало нескрываемый восторг.

Но она не заметила ни его протянутой руки, ни стула, который он ей предложил. Она опустилась на диванчик в нише одного из окон и подозвала к себе Молли.

— Посмотри на мои покупки, — сказала она. — Эта зеленая лента — по четырнадцать пенсов за ярд, а этот шелк — три шиллинга. — И, принуждая себя, она продолжала говорить об этих пустяках, словно они для нее важнее всего на свете и ей некогда уделять внимание матери и ее посетителю.

Мистер Престон следовал ее примеру, обсуждая новости и местные сплетни, но Молли, которая время от времени взглядывала на него, была почти встревожена выражением с трудом подавляемого гнева, доходящего до злобной мстительности, которое совершенно исказило его красивое лицо. Ей не хотелось снова смотреть на него, и она предпочитала, скорее, поддерживать усилия Синтии вести отдельную беседу. Однако она не могла не замечать, как миссис Гибсон старается усиленной учтивостью загладить грубость Синтии и по мере сил унять его гнев. Миссис Гибсон говорила не умолкая, словно ее целью было удержать его, тогда как до прихода Синтии она делала частые паузы в разговоре, словно предоставляя ему возможность удалиться.

В ходе их беседы возникло имя семейства Хэмли. Миссис Гибсон никогда не упускала возможности упомянуть о близости Молли к этой известной в графстве семье, и, когда та услышала упоминание своего имени, ее мачеха говорила:

— Бедная миссис Хэмли просто не могла обойтись без Молли. Она относилась к ней совершенно как к дочери, особенно перед самым концом, когда, боюсь, у нее было столько тревог. Мистер Осборн Хэмли — я полагаю, вы слышали — не особенно преуспел в колледже, а они так много от него ждали! Родители, знаете ли. Но какое это имело значение? Ведь ему же не надо зарабатывать на жизнь! Я считаю это очень глупой амбицией, если молодому человеку нет нужды приобретать профессию.

— Ну что ж. По крайней мере теперь сквайр должен быть удовлетворен. Я видел утренний номер «Таймс» с экзаменационными списками Кембриджа. Ведь второй сын назван в честь отца Роджером?

— Да, — сказала Молли, вставая и подходя ближе.

— Он — университетский отличник: занял первое место на выпускном экзамене по математике, вот и все. — Мистер Престон сказал это, словно досадуя, что вынужден сообщить нечто такое, что может доставить ей удовольствие.

Молли вернулась на свое место рядом с Синтией.

— Бедная миссис Хэмли, — тихо, словно про себя, произнесла она.

Синтия взяла ее за руку, скорее в ответ на печальный и нежный взгляд Молли, чем понимая, что происходит в ее мыслях, да она и сама не вполне это понимала. Мысль о смерти, пришедшей не вовремя, мысль о том, знают ли мертвые, что происходит на земле после их ухода, о провале блистательного Осборна и успехе Роджера, о тщете человеческих желаний — все эти мысли неразделимо переплелись в ее голове. Она вернулась к действительности лишь через несколько минут. Мистер Престон тоном фальшивого сочувствия высказывал свои нелестные суждения о семействе Хэмли:

— Бедняга старый сквайр — вообще не самый мудрый из людей — прискорбно запустил свое имение. А Осборн Хэмли — слишком утонченный джентльмен, чтобы понимать, какими способами можно повысить ценность земли, даже если бы у него был капитал. Человек с практическими знаниями в сельском хозяйстве и несколькими тысячами фунтов наличными мог бы увеличить поступления от арендной платы до восьми тысяч. Конечно, Осборн постарается найти богатую жену — семья их старинная, давно обосновавшаяся, и он бы не должен возражать против торгового сословия, хотя, надо думать, сквайр будет против, но все же сам этот молодой человек — не работник. Нет! Эта семья быстро идет под гору, и, хотя, конечно, жаль, когда исчезают с лица земли старинные дома Англии, в случае семейства Хэмли — это судьба. Даже университетский отличник — если только он именно тот Роджер Хэмли — все способности своего ума, как потом окажется, вложил в это единственное усилие. Никто и никогда не слышал об университетском отличнике, который впоследствии оказался бы к чему-то пригодным. Станет он, конечно, стипендиатом своего колледжа, — по крайней мере, это будет давать ему средства к жизни.

— А я верю в университетских отличников, — прозвенел в комнате чистый и высокий голос Синтии. — И судя по тому, что я слышала о мистере Роджере Хэмли, он сохранит то отличие, которого добился. И я не верю, что семейство Хэмли так близко к потере своего богатства, славы и доброго имени.

— Им повезло иметь о себе доброе мнение мисс Киркпатрик, — сказал мистер Престон, поднимаясь с места, чтобы уйти.

— Дорогая Молли, — шепотом сказала Синтия, — я ничего не знаю о твоих друзьях Хэмли, кроме того, что они — твои друзья, и того, что ты мне о них рассказывала. Но я не позволю, чтобы этот человек так говорил о них и чтобы у тебя в глазах стояли слезы. Я, скорее, поклянусь, что они обладают всеми талантами и всяческой удачей, какие только есть на свете.

Единственным человеком, которого Синтия, по-видимому, искренне побаивалась, был мистер Гибсон. В его присутствии она была осмотрительнее в разговоре и проявляла большее почтение к матери. Ее явное уважение к нему и желание заслужить его хорошее мнение заставляли ее обуздывать себя при нем, и таким образом она завоевала его расположение как живая, благоразумная девушка, ровно настолько знакомая с жизнью, чтобы быть чрезвычайно желательной подругой для Молли. К слову сказать, примерно то же впечатление она производила на всех мужчин. Сначала их всех поражала ее наружность, а затем пленяла очаровательно-беспомощная манера, словно она говорила: «Вы такой умный, а я так непонятлива — будьте снисходительны к моей глупости». Это была всего лишь привычка, ничего на самом деле не значившая, и Синтия едва ли сама осознавала ее, но все равно — выглядело это прелестно. Даже старый Уильямс, садовник, чувствовал это; Молли, с которой они были большими приятелями, он сказал:

— Право слово, мисс, редкая она барышня. И так всегда хорошо уговорить умеет. Я обещал научить ее розы прививать, как сезон настанет, и вот увидите — научится она быстро, сколько бы ни говорила, какая она непонятливая.

Не будь у Молли самый покладистый характер на свете, она могла бы ревниво отнестись ко всем свидетельствам вассальной преданности, положенным к ногам Синтии, но ей никогда не приходило в голову сравнивать размеры приносимой им дани восхищения и любви. И все же однажды у нее на короткое время возникло чувство, что Синтия вторгается в ее владения. Приглашение на тихий семейный обед было послано Осборну Хэмли и отклонено им. Но он счел необходимым через некоторое время приехать с визитом. Молли впервые с тех пор, как вернулась из Холла незадолго до смерти миссис Хэмли, виделась с кем-то из членов семьи, и ей хотелось о многом его расспросить. Она постаралась терпеливо переждать, пока миссис Гибсон не истощит бесконечный запас разговоров ни о чем, и затем вступила в беседу со своими скромными вопросами. Как поживает сквайр? Вернулся ли он к своим старым привычкам? Как его здоровье? Каждый вопрос она задавала с такой осторожностью и деликатностью, словно перевязывала рану. Она немного — совсем немного — поколебалась, прежде чем заговорить о Роджере, потому что у нее на мгновение мелькнула мысль о том, что Осборн может очень болезненно ощущать контраст между научной карьерой брата и своей собственной, и напоминание об этом будет ему неприятно, но она вспомнила о великодушной братской любви, которая всегда связывала их, и только заговорила на эту тему, как Синтия, повинуясь зову матери, вошла в комнату и села за свою работу. Невозможно было сделать это тише и незаметнее — она не произнесла почти ни слова, но Осборн, казалось, мгновенно попал под власть ее обаяния. Его внимание более не принадлежало Молли безраздельно. Он все короче отвечал на ее вопросы, и постепенно — Молли даже не поняла, как это произошло, — он повернулся к Синтии, и разговор его оказался обращен к ней. Молли увидела довольное выражение на лице миссис Гибсон. Должно быть, разочарование от невозможности узнать все, что ей хотелось, о Роджере придало ей необычную проницательность, но она внезапно и вне всяких сомнений поняла, что миссис Гибсон была бы не прочь устроить брак между Осборном и Синтией и теперь рассматривает нынешнее происшествие как благоприятное начало. Помня о тайне, в которую помимо воли оказалась посвящена, Молли наблюдала за его поведением почти так, как если бы представляла интересы его отсутствующей жены, но в конечном счете думая столько же о возможной его привлекательности для Синтии, сколько об этой неизвестной и таинственной миссис Осборн Хэмли. Его манера выражала глубокий интерес и расположение к красивой девушке, с которой он разговаривает. Он был в глубоком трауре, выгодно подчеркивающем его хрупкую фигуру и тонкие черты лица. Но ни во взглядах, ни в словах его не присутствовало никакого флирта, как Молли понимала значение этого слова. Синтия также была крайне спокойна — она всегда была много спокойнее с мужчинами, чем с женщинами, эта пассивность придавала особое очарование ее мягкой обольстительности. Говорили о Франции. Миссис Гибсон девочкой провела там два или три года. Позднее возвращение Синтии из Булони также послужило вполне естественной темой для беседы. Но Молли была из нее вытеснена. Так и не дождавшись столь желанных для нее подробностей об успехе Роджера, она вскоре должна была проститься с Осборном, и его прощание с ней не было ни более продолжительным, ни более дружеским, чем с Синтией. Как только он вышел, миссис Гибсон принялась возносить ему хвалы:

— Право, я начинаю верить в преимущества давнего происхождения. Какой он джентльмен! Какой приятный и вежливый! Ничего общего с этим развязным мистером Престоном, — добавила она, взглянув с некоторым беспокойством на Синтию.

Синтия, чувствуя, что ее ответа внимательно ожидают, невозмутимо сказала:

— Мистер Престон не становится лучше от длительного знакомства. Было время, мама, когда мы обе думали, что он очень приятный человек.

— Я такого не помню. У тебя память лучше, чем у меня. Но мы говорили об этом очаровательном мистере Осборне Хэмли. Как же так, Молли? Ты всегда говорила только о его брате — Роджер то, Роджер это… Понять не могу, как получилось, что ты так редко упоминала этого молодого человека.

— Я не знала, что так часто упоминаю мистера Роджера Хэмли, — слегка покраснев, сказала Молли. — Но его я гораздо больше видела — он больше времени проводил дома.

— Ну-ну! Успокойся, дорогая. Он, пожалуй, тебе больше подходит. Но право, когда я увидела Осборна Хэмли рядом с моей Синтией, я невольно подумала… но, пожалуй, я вам не стану говорить, о чем я думала. Только они оба так выделяются своей наружностью, что, конечно, это наводит на некоторые мысли.

— Я прекрасно понимаю, о чем ты думаешь, мама, — сказала Синтия с величайшим хладнокровием, — и Молли, несомненно, тоже.

— Что ж, в этом, я уверена, нет ничего плохого! Ты слышала, он сказал, что ему сейчас не хочется оставлять отца одного, но, когда его брат Роджер вернется из Кембриджа, он будет чувствовать себя посвободнее. Это все равно что сказать: «Если вы тогда пригласите меня на обед, я буду в восторге». К тому времени и цыплята будут гораздо дешевле, а кухарка так отлично готовит фаршированную курицу. Все так удачно складывается! И, Молли, милочка, не думай, что я забуду о тебе! В скором времени, когда Роджер Хэмли в свою очередь приедет домой побыть с отцом, мы как-нибудь и его пригласим на наш тихий, уютный обед.

Молли не сразу поняла ее, но, когда минуту спустя смысл сказанного дошел до ее сознания, она густо покраснела и ее бросило в жар, особенно когда она увидела, как забавляется Синтия, наблюдая за этим процессом постепенного понимания.

— Боюсь, мама, Молли не чувствует должной благодарности. Я бы на твоем месте не стала утруждать себя устройством обеда ради нее. Обрати всю свою доброту на меня.

Молли часто приходила в недоумение от того, как Синтия разговаривает с матерью, и это был один из таких случаев. Но сейчас она была более занята тем, чтобы оправдать себя: ее очень раздосадовал намек, содержащийся в последних словах миссис Гибсон.

— Мистер Роджер Хэмли был очень добр ко мне; он подолгу бывал дома, когда я гостила там, а мистер Осборн Хэмли наезжал очень редко — вот почему я об одном говорила гораздо больше, чем о другом. И если бы я… если бы он… — Она сбилась, не в силах найти нужные слова. — Не думаю, что я бы… Синтия, вместо того чтобы смеяться надо мной, ты, по-моему, могла бы помочь мне объяснить!

Вместо этого Синтия придала разговору совсем другое направление:

— Мамин образец совершенства производит на меня впечатление слабости. Не могу понять — слабость это ума или тела. Как ты считаешь, Молли?

— Я знаю, он некрепок здоровьем, но он очень талантлив и умен. Все так говорят, даже папа, а он обычно не хвалит молодых людей. Поэтому я особенно удивилась, когда у него все так плохо кончилось в колледже.

— Тогда у него слабый характер. Какая-то слабость, я уверена, в нем есть, но он очень привлекательный. Наверное, в Хэмли-Холле было очень приятно.

— Да, но теперь это все кончилось.

— Что за глупости! — сказала миссис Гибсон, отвлекаясь от счета стежков в своей вышивке. — Вот увидите, эти молодые люди будут у нас обедать очень часто. Вашему отцу они нравятся, а я считаю своей обязанностью оказывать гостеприимство его друзьям. Не могут же они вечно носить траур по матери! Я уверена: мы будем часто видеться и наши две семьи очень сблизятся. Все-таки добрые жители Холлингфорда — ужасно отсталые и, я бы сказала, довольно неинтересные люди.

Отправить