Опоры подламываются, и гигантская цистерна со стоном летит вниз — медленно, точно во сне…

Падая на землю, она придавливает по меньшей мере одного солдата…

И вся наша вода сплошной стеной выливается наружу…

Стену несет прямо на нас…

Мэр еще с трудом держится на ногах, его шатает…

— БЕЖИМ! — ору я, а сам хватаю мэра за драгоценную генеральскую форму и тащу за собой…

Стена воды несется за нами по переулку на площадь, сшибая солдат и спэклов, сметая палатки и койки в один огромный суповой котел…

Она тушит пожар на продуктовом складе, но тушит его остатками нашей воды…

А я все волочу мэра за собой — тот едва держится на ногах — и ору на солдат: «С ДОРОГИ!»

И они расступаются…

Мы взлетаем на ступени крыльца…

Стена воды проносится мимо, покалено омывая нам ноги. С каждой секундой она убывает, впитывается в землю…

Отнимая у нас всякую надежду на будущее.

И вот воды уже нет вовсе, она исчезла, оставив за собой мокрую площадь, засыпанную телами и всяким хламом…

Секунду я пытаюсь отдышаться и просто смотрю по сторонам…

Рядом понемногу приходит в себя мэр…

И тут я вижу…

О нет…

На земле, рядом с упавшей цистерной, сбитый с ног водяным валом…

Нет!…

Джеймс.

Джеймс лежит на спине, глядя в небо пустыми глазами…

В горле — дыра.

Сам того не замечая, я бросаю винтовку, бегу к нему, шлепая по лужам, и падаю рядом на колени…

Джеймс, которым я управлял. Джеймс, которого я от-правил сюда по собственной прихоти…

Отправил на верную смерть.

О нет.

Пожалста, нет.

— Скверное дело, — говорит мэр за моей спиной, и голос у него почти добрый. — Мне очень жаль твоего друга. Но зато ты спас меня, Тодд. Дважды. Один раз от моей собственной глупости, второй — от воды.

Я молчу. Не могу оторвать взгляда от лица Джеймса — по-прежнему невинного, доброго и открытого лица… Вот только от самого Джеймса больше не исходит ни единого звука…

Сражение затихает, лишь где-то вдалеке гремят редкие выстрелы. Но что толку от этой победы?

Воды у нас больше нет.

Мэр едва слышно вздыхает.

— Похоже, мне пора встретиться с твоими друзьями, Тодд, — говорит он. — И по душам побеседовать с госпожой Койл.

Я закрываю Джеймсу веки, вспоминая, как делал то же самое для Дейви Прентисса. В моем Шуме царит такая же пустота, как тогда, я даже не могу подумать «прости меня», потомушто этого все равно мало, слишком мало, хоть тверди эти слова до посинения…

— Спэклы тоже оказались террористами, Тодд, — говорит мэр, хотя я не больно-то его слушаю. — Клин клином вышибают.

И тут мы оба слышим звук. Над лязгом и грохотом площади, над миром, который целиком состоит из рева, поднимается Рев совсем другого рода.

Мы смотрим на восток и видим за руинами собора, за хлипкой, но чудом уцелевшей колокольней…

Как в небо взлетает корабль-разведчик.