Глава 52
20 декабря, 16 часов 37 минут
по центральноевропейскому времени
Сива, Египет
Томми в панике забарахтался в затопленной пещере, обеими руками зажимая рот. Не в силах удержаться, конвульсивно набрал полные легкие воды, запылавшей в груди пожаром. Руки и ноги его молотили во все стороны, ударяясь о стены пещеры, пока тело пыталось исторгнуть это пламя, кашляя и давясь подкатывающим под горло желудком. Но заменить ее было нечем, кроме другой воды.
Он бился, пока не утратил волю к борьбе, повиснув недвижно.
Захлебнувшись.
Но оставшись мальчиком, не способным умереть.
Его легкие разрывались, но он больше не тужился вытолкнуть воду из них. Снова открыл глаза и огляделся, желая расплакаться.
Зная, что не умрет, он принялся обыскивать пещеру.
Должно быть, сюда женщина притащила его не без причины.
Томми вспомнил, как она указывала ему на пещеру.
Почему?
Источник света в пещере возносился из стеклянного наплыва в центре наподобие миниатюрного вулкана — настолько яркий, что Томми пришлось заслонить глаза ладонью. И все-таки он заметил в центре что-то серебристое.
Мальчик склонился глубже в это сияние, теперь разглядев фут-другой серебряной полоски, торчащей из массива стекла, увенчанной более широким эфесом с гардой. И заметил, что в рукояти сделаны выемки для пальцев, чтобы удобней было держать.
Его правая рука потянулась, чтобы взяться за нее, — и тут Томми вспомнил историю, рассказанную наверху, о мече архангела Михаила. Приглядевшись поближе, он даже заметил длинную выщербину с одной стороны, откуда отлетел тот осколок.
Другая рука потянулась к шее при воспоминании о боли.
Томми потрогал пальцем круглое навершие на конце рукоятки. Едва его кожа коснулась металла, как его прошила какая-то сила, будто он задел оголенный электропровод, — вот только при этом почувствовал себя сильнее. Казалось, ударом кулака он может сокрушать горы.
Томми оглядел клинок. Большую его часть будто вплавили в песчаное стекло.
Как Эскалибур короля Артура.
Томми знал, чего от него ждут. Этот меч принадлежал ангелу, так что освободить его должен Первый Ангел, вернуть его на солнце, чтобы использовать против нависшей тьмы.
Но отдернул руку.
Томми не хотелось даже прикасаться к мечу.
Какое ему дело до мира наверху? Его похитили, пытали, похитили снова — чтобы в конце концов возложить на жертвенный алтарь.
Внезапно он осознал, что меч может покончить с этими страданиями.
Он может освободить меня.
Клинок может нанести рану куда большую, чем укол в шею. Можно поднести к лезвию оба запястья и быстро провести ими сверху вниз, сделав глубокий порез.
Он сможет умереть.
Я смогу снова увидеть маму и папу.
Перед его мысленным взором встало лицо матери, вспомнилось, как она убирала свои вьющиеся короткие волосы за уши, как ее карие глаза буквально излучали тревогу, стоило ему пораниться. Этот взгляд он часто видел, борясь с раком. А еще припомнил, как она пела ему в больнице колыбельные, хоть он и был слишком большим для них, как она старалась рассмешить его, хотя мальчик понимал, что ей хочется плакать.
Она любила меня.
И отец не меньше. Его любовь была более практичной: он пытался втиснуть в эти оставшиеся пару лет как можно больше жизни. Томми довелось поводить кабриолет «Мустанг», научиться игре на бильярде, а когда он был слишком слаб, отец сидел по-турецки рядом с ним на диване, помогая ему крошить зомби в «Resident Evil». А порой они разговаривали, разговаривали по-настоящему. Потому что оба знали, что придет день, когда у них такой возможности уже не будет.
А еще Томми наверняка знал одну вещь.
Я должен был умереть первым.
Таков был уговор. Он был болен, они — здоровы. Он должен был умереть, а они — жить. Он был согласен с этим уговором, с грехом пополам примирился с ним — пока этот глупый голубь все не погубил.
Поглядев на меч, Томми принял решение.
Пусть воюют там без него.
Он взялся за меч в готовности проложить кровавую дорогу в объятья родителей. Задержал руку над эфесом, собираясь с духом. И, приготовившись, крепко взялся за серебряную рукоять.
Тело прошил мощный импульс. Клинок под ним вздымал накал все больше и больше, вплоть до яркости сверхновой звезды. Томми зажмурился, боясь, что сияние ослепит его. Свет пробивался сквозь закрытые веки, наполняя собой череп.
А потом мало-помалу снова угас.
Томми открыл один глаз, потом другой.
Стекло у него между ног расплавилось, а в руках он держал огромный меч, рдевший тускло-оранжевым свечением и одним лишь своим весом приковавший Томми ко дну.
Мальчик поднес большой палец к лезвию, сильно порезавшись, прежде чем понял, что уже коснулся его. Кровь взмыла кверху алым облачком. Он проследил за ней взглядом, сообразив, что провести этим лезвием по запястью будет очень легко.
В худшем случае немного пощиплет… а потом все будет кончено.
Он поднес клинок к запястью.
Кто меня здесь хватится?
Он обратил взор от невероятно острого лезвия к своду над головой, представив жаркую пустыню. Вспомнил холодные пальцы, поднимающие его подбородок, касающиеся его горла, чтобы убедиться в его безопасности.
Элисабета.
Ей будет недоставать его. Она рассердится.
Томми представил остальных — Эрин, Джордана, даже темного священника Руна. Они рисковали всем на свете, чтобы доставить его в эту пустыню, спасти его жизнь. И вполне вероятно, как раз сейчас они гибнут.
Гибнут за меня.
16 часов 39 минут
Истратив все патроны, Эрин схватила длинный меч Агмундра. Поднять его ей удалось лишь обеими руками. Она взмахнула им от бедра, взбросив в воздух руки с клинком, рассекшим воздух между ней и ближайшим стригоем.
Монстр расхохотался, сделал шаг назад и бросился на Христиана, игнорируя ее напрочь.
Эрин поискала, кого бы атаковать.
Ни один из стригоев или анафемских зверей и близко к ней не подходил, повинуясь приказу Искариота не убивать ее. Их войско держало дистанцию до поры, пока он сам не явится за ней.
Пожалуй, это мое лучшее оружие.
Львиный рев заставил ее обернуться. В нескольких ярдах от нее извивался Рун, придавленный сумрачной тушей анафемского льва. Джордан ринулся к нему на помощь, замахиваясь автоматом, как дубинкой.
Выронив меч, Эрин устремилась к обоим.
От Джордана лев отмахнулся, как от овода, пропоров когтями его кожаную куртку и едва не оторвав рукав. Стоун упал навзничь, но его вмешательство отвлекло зверя, позволив Руну откатиться в сторону, лишившись изрядного лоскута кожи.
Лев устремился за удирающей жертвой.
И тут Эрин совершила глупейший поступок в жизни.
Она метнулась, заступив Руна перед львом, и с криком вскинула руки, деря глотку и выпятив грудь, как красующийся перед публикой участник боев без правил.
Лев припал к земле, шипя, задирая хвост и яростно хлеща им из стороны в сторону.
— Что, не можешь на меня напасть, а? — с вызовом бросила Эрин.
Вздернув черные губы, лев с рычанием попятился, тем более что Христиан подоспел ей на помощь.
— Вот уж не знал, что в вашем резюме числится укрощение львов, — бросил он на нее взгляд.
Эрин улыбнулась, чересчур рано утратив бдительность.
Лев подобрался и прыгнул, виртуозно врезавшись в Христиана, а ее просто отшвырнул в сторону, попутно пропоров плечо когтем.
Эрин упала на колени, схватившись за рану. Горячая кровь хлынула сквозь пальцы, стекая по руке и груди. Она поняла, что была не права. Искариот сказал, что ее нельзя убивать, но ни словом не обмолвился, что ее нельзя калечить.
Рядом Рун и Христиан бились со львом.
Джордан позвал ее по имени.
Мир замедлил свое вращение.
Эрин боком повалилась на песок. Его шершавость под щекой успокоила ее. Она в пустыне. Она любит пустыни.
16 часов 40 минут
Подбежав к Эрин, Джордан рухнул рядом с ней на колени, понимая, что опоздал с помощью. Кровь, струящаяся из плеча, впитывалась в золотистый песок.
Эрин подняла голову. Ее светло-карие глаза поглядели на него, а затем мимо.
Изумление, отразившееся у нее на лице, невозможно было объяснить, когда вокруг лилось столько крови, а воздух разрывал вой и вопли умирающих. Подняв окровавленную руку, она указала куда-то ему за плечо.
Обернувшись, Джордан понял, что она имела в виду.
Что за?..
Сквозь жерло колодца из темноты внизу поднялся одинокий язычок оранжевого пламени. И, взвившись штопором, идеально ровно потянулся к темным небесам.
Джордан не мог отвести от него глаз.
Даже сражение сбавило обороты от побежавшего кругами настороженного, испуганного спокойствия.
Глаза и лица обратились к пламени.
Когда пламя стало длиной с руку, под ним показалась ладонь, будто толкающая огонь вверх. Язык пламени продолжал вздыматься. Некая сила подняла странного факелоносца вслед за ним, подняла над колодцем и бережно опустила у его края.
Томми.
Едва его подошвы коснулись земли, огонь угас, как задутый, открыв взорам воздетый серебряный меч. Отдельные язычки пламени продолжали выплясывать вдоль клинка, очерчивая его лучистыми сполохами.
Глаза мальчишки встретились с Джорданом взглядом. В них тоже плясал огонь.
— По-моему, это принадлежит тебе! — крикнул Томми — наполовину мальчик, наполовину нечто ужасающее.
Пацан — если он до сих пор пацан — отвел руку в замахе назад и метнул меч высоко вверх. Тот закувыркался в воздухе. Джордан хотел пригнуться, но вместо того его левая рука будто по собственной воле поднялась. Рукоятка идеально легла в его ладонь, будто была создана для нее. Слабое жжение в его татуировке воспламенилось яростным пожаром. Сквозь прорехи в куртке и рубашке он увидел, как извилистые следы давнего ожога от молнии зардели внутренним огнем.
Тело его наполнилось силой.
Джордан заиграл мечом перед собой, выписывая в воздухе сложный узор огня и стали, будто творя колдовские чары, хотя не держал меча в руках ни разу в жизни.
Лев взревел, собираясь снова наброситься на Эрин.
Не успел Джордан подумать, как уже оказался перед тварью, заслонив ее собой, и полоснул льва по лапе, когда тот раздраженно попытался ударить его.
И едва клинок рассек кожу, как тварь взревела в смертной муке. Огонь пробежал по зарубке, оставленной мечом, а затем охватил лапу и все тело. Обезумев от боли, лев отскочил и ринулся наутек сквозь темную рать, прокладывая сквозь ее ряды огненную тропу и воспламеняя всех и все на своем пути.
Джордан оглядел меч.
Просто адское оружие.
А вернее, небесное.
Он крутнулся на месте, ранив одного стригоя в руку, другого — в бедро. Из ран вырвалось пламя, и оба взвыли. Стоун метнулся вперед, двигаясь так, будто ноги его состояли не из костей и мускулов.
Стремительнее любого стригоя, любого сангвиниста.
Тварь за тварью разил его клинок.
А затем он устремился дальше — навстречу своему истинному врагу.
Искариоту.
16 часов 42 минуты
Иуда смотрел, как Воитель Человеческий пробивается через поле сечи. Твари неслись от него врассыпную, удирая в пустыню, а немногих оставшихся добивали остальные. Видел, как графиня хватает мальчишку; как только тот отдал оружие земному владетелю меча, ангельское сияние в глазах отрока угасло. Мальчонка крепко обнимал эту древнюю тварь.
Страха Иуда не ощущал.
Все шло к этому мгновению.
Он потратил века, пытаясь постичь назначение своей долгой жизни, еще века — чтобы подвести мир к краю пропасти, обрушить на него это проклятье, которое позволит ему умереть.
И теперь его час пробил.
Солдат убьет его, но только если дать ему бой. Он не из тех, кто поднимет руку на безоружного. И потому Иуда, наклонившись, поднял брошенный кем-то клинок — древний иззубренный шамшир.
Последний телохранитель попытался присоединиться к нему, вскинув штурмовую винтовку. Напарник этого человека — Хенрик — погиб в пещере в Кумах, но этот уцелел, бежав вместе с Иудой.
— Ступай прочь, — приказал Искариот.
— Мое место всегда рядом с вами.
— Прости…
Взмахнув саблей, Иуда обезглавил его и ступил прочь от трупа. Никто не смеет вставать на пути его судьбы.
Глаза Воителя Человеческого изумленно распахнулись, но он не замедлил шага.
Остальные сомкнули ряды у него за спиной, в том числе и доктор Грейнджер, прижимающая к плечу тряпку, набрякшую кровью.
— Отойди, Эрин, — крикнул Джордан. — Это мое сражение.
Казалось, она готова была протестовать, но прикусила язык.
Иуда поднял свою окровавленную саблю в позицию ангард.
— Сколько раз мне надо убивать вас, сержант Стоун?
— Могу задать тебе тот же вопрос.
Меч в его руках сиял, раскаленный до белизны, разбрасывая искры вокруг себя.
Иуда затрепетал от предвкушения.
Солдат кружил вокруг него с откровенно подозрительным видом, словно опасался какого-то подвоха.
Ты должен сыграть свою роль, Воитель. Не подведи же меня.
И чтобы заручиться этим, Иуда наотмашь ударил противника. Тот парировал удар со сверхъестественной быстротой. Уразумев это, Искариот начал биться в полную силу, более не чувствуя нужды изображать неумеху. Век за веком он брал уроки фехтования у множества разных мастеров ратного дела.
Он атаковал раз за разом, упиваясь истинным вызовом, брошенным в лицо в самый последний раз. И как же подобающе найти для такого случая достойного соперника! Но ему предначертано не это. Он позволил себе потерять бдительность, будто случайно.
Джордан нанес удар.
Клинок вонзился Иуде в подреберье.
Как раз туда, куда римский солдат нанес удар Христу на кресте.
Искариот вознес краткую благодарственную молитву, прежде чем рухнуть на колени. Из раны хлынула ярко-алая кровь, напитав его рубаху. Сабля выпала из рук.
— Мы квиты, — встал перед ним Джордан.
— Нет, — ответил Иуда, притрагиваясь к его ноге. — Я перед тобой в вечном долгу.
И завалился на бок, а потом опрокинулся на спину. Взор его заполнили серые небеса. Удалось. Свет заволокло пеплом и кровью. До захода солнца считаные минуты. Начатое им уже ничто не остановит.
Моя смерть предвозвещает мой успех.
Иуда принял это как знак, как награду за открытие врат адовых и провозглашение дня Страшного суда.
Жгучая боль в боку превосходила все мыслимые пределы, но он буквально упивался ею. Скоро он упокоится с миром. И рад этому. Искариот позволил своим зеницам смежиться.
И тут на него упала тень, принеся с собой аромат цветков лотоса.
Арелла.
Подняв вежды, он узрел ее красоту — еще одну награду за осуществление предначертания.
Ее теплая ладонь взяла его за руку.
— Возлюбленный мой.
— Случилось так, как ты и провозвестила, — произнес он.
Она склонилась над ним, и слезы оросили его лицо. Он услаждался каждой теплой каплей.
— О, возлюбленный, — промолвила она, — я проклинаю видение, толкнувшее тебя на такое.
Он взглядом отыскал ее темные глаза.
— Такова была воля Христа, не твоя.
— Такова была твоя воля, — настаивала она. — Ты мог пойти и иной стезей.
Иуда притронулся к ее мокрой щеке.
— Я всегда ходил иными стезями. Но я благодарен за годы, когда мы шли по этой стезе купно.
Она силилась улыбнуться.
— Не вини себя, — проронил он. — Если соблаговолишь сделать мне одну-единственную милость, даруй мне ее. Признай, что ни в чем не виновна.
Линия ее подбородка стала жестче, как всегда, когда она затаивала чувства в груди.
Искариот протянул руку, преодолевая боль, и накрутил прядь ее длинных волос на палец.
— Мы лишь Его орудия.
Она приложила длань к его ране.
— Я могла бы принести воды из родника, чтобы исцелить тебя.
Страх прошил его тело. Он искал умных слов, чтобы отговорить ее от подобного шага, но она и так знает его нрав. И потому он ограничился одним словом, вложив в него всю свою волю, позволив истине воссиять в его взоре.
— Умоляю.
Склонившись, она поцеловала его в уста, а затем в самый последний раз пала в его объятья.
16 часов 49 минут
При виде ангела, плачущего по Иуде, горло у Эрин перехватило.
Арелла прижимала его к груди; она ласково откинула его седые волосы со лба, бормоча какие-то слова на древнем языке. Искариот улыбался Арелле, словно они пара юных влюбленных, а не два существа, не ведающих возраста, у края времен.
Рун тронул Эрин за плечо, глядя на темнеющее небо.
Его единственное прикосновение напомнило ей, что, хотя битва выиграна, война еще не окончена. Она поглядела на солнце, уже почти опустившееся за горизонт на западе. Чтобы обратить вспять то, что привел в движение Искариот, времени почти не осталось.
Эрин посмотрела на человека, затеявшего это светопреставление.
Кровь Искариота вытекала из раны на боку, унося с собой жизнь. В сгущающемся сумраке Эрин различила среди алого неяркое сияние, вспомнив, что видела такое же, когда он случайно порезал палец в пещере под руинами Кум об осколок того же клинка, который сразил его сегодня.
Вспомнила, как лучилась тем же золотым сиянием Арелла, спасая Томми. И даже кровь Томми призрачно сияла на пляже в Кумах.
Что же это означает?
Она перевела взгляд с мальчика, стоявшего у колодца, на Иуду.
Означает ли это, что они оба носители ангельской крови?
Она вспомнила, что опять же оба — и Томми, и Иуда — повстречали голубя, символизирующего Святого Духа, как отголосок птицы, убитой Христом. И оба в то время были примерно того же возраста, что и Христос.
А потом слова Ареллы, сказанные чуть раньше.
Михаила разорвало на части. Ты носишь в себе лучшее от Первого Ангела.
Эрин начала понимать.
Томми носит в себе не все от Михаила, а только лучшее, светлейшее и лучезарнейшее; силу, способную даровать жизнь.
А другой сосуд носит худшее, темнейшее вкупе с силой, несущей смерть.
Она разглядела, что сияние крови Искариота отчетливо темнее, чем крови Томми.
Два разных оттенка золота.
Обернувшись, она окинула взглядом кратер, стекло, наспех расчищенное при раскопках, круглую затычку, раньше закрывавшую колодец. Как и сам кратер, одна половина была цвета темного золота, другая светлее.
Эрин вспомнила, как еще подумала, что это похоже на восточный символ инь-ян. Две части, составляющие единое целое.
— Нам нужны они оба, — пробормотала Эрин под нос.
Поглядела на Ареллу. Раньше сивилла помалкивала, потому что знала, что Искариот тоже должен явиться сюда. Может, даже начертала этот символ в песке, чтобы он знал, куда направиться?
К Эрин приблизился Бернард в изодранных и окровавленных одеяниях. Должно быть, ощутил, что в душе ее зреет понимание.
— Что вы сказали?
Рун тоже оглянулся на нее.
Эрин потащила обоих за собой и Джордана заодно. Они должны услышать это, сказать, что она заблуждается.
Прошу, пусть я буду не права.
Рун обратил на нее свой темный, неумолимый взгляд.
— В чем дело, Эрин?
— Первый Ангел — не Томми. Это архангел Михаил, небесное существо, разорванное на части. Расколотое надвое. — Она указала на стекло кратера. — Он должен быть воссоединен. Мы должны исправить то, что здесь было сломано.
В этом и заключалось предупреждение Ареллы — или господство человека на земле закончится.
— Но где же вторая половина? — поинтересовался Бернард.
— В Иуде.
Вся группа потрясенно застыла.
— Даже если ты права, — сказал Джордан, — как же нам соединить их вместе?
Эрин сосредоточила внимание на Искариоте, умирающем на песке. И поняла, что знает ответ и на этот вопрос.
— С них надо сорвать бессмертные оболочки.
— Они должны умереть?! — вытаращился на нее Джордан.
— Это единственный способ, — понизила она голос до шепота. — Вот почему меч был оставлен здесь, почему мы должны были прибыть сюда.
— Искариот уже получил смертельную рану, — заметил Рун. — Значит, клинок должен причинить такую же и отроку?
— Осмелимся ли мы на подобное? — спросил Джордан. — Я думал, в Кумах мы решили, что жизнь Томми важнее даже спасения мира.
Эрин хотелось согласиться. Мальчик не сделал ничего дурного. Он лишь хотел помочь невинному голубю, а в награду лишился близких и перенес бессчетные истязания. Справедливо ли, что он тоже должен здесь умереть?
Она не сможет послать этого ребенка на смерть.
Но притом это одна жизнь против жизней праведных и неправедных по всей планете…
Джордан воззрился на нее.
Эрин понимала, что если ему велеть, он это выполнит, пусть и неохотно, но выполнит. Он солдат, он понимает, что такое жертва во имя высшего блага. Нужды многих перевешивают нужду одного.
Она спрятала лицо в ладонях.
Ей больше не по силам смотреть, как проливается кровь невинных. Она видела, как ее сестрой пожертвовали ради ложных верований. Она причинила смерть Эмми собственным неведением об опасности, которой ее подвергает. Она не отнимет очередную невинную жизнь, сколько бы рассудок ни твердил ей, что она обязана так поступить.
— Нет, — выдохнула она, придя к решению. — Мы не можем убить мальчика, чтобы спасти мир.
Бернард внезапно бросился к Джордану, чтобы выхватить меч. Но Стоун, теперь не менее проворный, поднял клинок к груди кардинала, нацелив острие в его безмолвное сердце.
— Это прикончит вас так же верно, как любого стригоя, — предупредил Джордан.
Бернард оглянулся на Руна за поддержкой, ожидая, что тот выступит с ним против Джордана. Кардиналу очень хотелось заполучить этот меч.
Рун скрестил руки на груди.
— Я верю в мудрость Женщины Знания.
— Отрок должен умереть, — упирался Бернард. — Или мир умрет вместе с ним. В ужасах, превосходящих любое бренное воображение. Какое значение имеет против этого единственный отрок?
— Всё, — отрезала Эрин. — Убийство мальчика — злодеяние. Каждое злодеяние имеет значение. Каждое. Мы должны противостоять каждому без исключения или кто мы такие?
— А что, если это не добро или зло, а лишь необходимость? — вздохнул Бернард.
Эрин сжала кулаки.
Она не допустит убийства Томми.
— Эрин, — встревоженный взгляд синих глаз Джордана был устремлен на нее. Он кивнул в сторону колодца.
Томми простер ладони к Элисабете, жестом умоляя ее остаться там. После чего приблизился к ним и оглядел всех по очереди.
— Я знаю, — проговорил он с усталым видом. — Когда я коснулся меча и решил достать его из колодца… я знал.
Эрин вспомнила пламя в его глазах, когда он держал меч.
— Дело в выборе, — промолвил он. — Я должен сам выбрать это, лишь тогда все будет поправлено.
Услышав это сейчас, Эрин поняла, насколько близки они были от гибели. Если бы она отдала приказ Джордану или Бернард отобрал бы клинок, если кто-либо из них вонзил меч в мальчика без его согласия, все было бы погублено.
Это мысль принесла ей малую толику утешения, но лишь самую малую.
Сказанное Томми означает, что исход будет тем же.
Мертвый мальчик на песке.
— Но Искариот не соглашался, чтобы его ранили, — предостерег Рун.
Эрин оцепенела, осознав, что Рун прав.
Неужели мы уже проиграли?
Сглотнув, Джордан опустил меч, понимая, что Бернард больше не попытается употребить силу.
— По-моему, Иуда согласился, — сказал он. — Во время схватки он ни в чем мне не уступал, отвечая ударом на удар. А потом внезапно прекратил сопротивление. Тогда я этого не сообразил, просто отреагировал, сделав выпад.
— Подозреваю, он всегда искал смерти, — проронил Рун.
— Так что же нам тогда делать? — спросил Джордан. — В смысле, дальше?
Эрин видела, что он даже не осмеливается встретиться взглядом с мальчиком.
Томми сдвинулся — очевидно, чтобы оказаться спиной к Элисабете, искоса оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что она не видит. И заметил, что Эрин обратила внимание.
— Она попытается этому помешать.
Взявшись за кончик меча Джордана, Томми упер его острием себе в грудь. Поднял глаза на Джордана, пытаясь улыбнуться, хотя нижняя губа у него задрожала от страха, стараясь выглядеть отважным и уверенным перед лицом неведомого.
Джордан наконец-то тоже взглянул мальчику в лицо. Эрин еще ни разу не видела такого страдания и горя, отпечатавшихся на суровых чертах его лица.
— Не могу, — простонал он.
— Знаю и это, — тихонько произнес Томми дрожащим голосом. Обратил взор на запад, к солнцу, последнему свету, который ему доведется увидеть.
— Не-е-е-ет!.. — донесся мученический вопль со стороны колодца.
Элисабета ринулась к ним, внезапно ощутив, что вот-вот произойдет.
Томми вздохнул и бросился на меч, — умирая и унося с собой последний проблеск дня.
