Глава 42
20 декабря, 06 часов 48 минут
по центральноевропейскому времени
Кумы, Италия
Томми остановился у темного тоннеля в поверхности скалы, не желая входить внутрь. Из темноты доносился легкий запах тухлых яиц, будто смрадное дыхание. Позади него раскинулся мягкий сахаристый песок пляжа. Над головой темное небо сияло звездами и парой-тройкой бледных серебристых облачков, загоревшихся обещанием утра.
Холодный ветер ерошил его волосы, но запах морской соли и водорослей не мог скрыть смрад.
Я не хочу туда входить.
Изумрудный мотылек приземлился на одном из валунов, подмигнув ему крылышками. Элисабета стояла у него за спиной, не сводя глаз с других мотыльков, борющихся с ветром, за видимой хрупкостью скрывая смертельную угрозу.
Один из амбалов Искариота, вывернув торс, протиснулся мимо Томми в тоннель и включил фонарик. Черные вулканические стены с желтыми прожилками протянулись в темноту за пределами луча света.
Между лопатками Томми уперлась ладонь, отрезая ему путь к отступлению.
— Следуй за Хенриком, — приказал Искариот.
Элисабета крепко взяла мальчика за руку.
— Мы пойдем вместе.
Томми перевел дыхание, чтобы успокоиться, кивнул и сделал шаг вперед, потом другой. Только так и можно пройти через трудные времена — шаг за шагом.
Позади Искариот отдавал распоряжения стригою, пилотировавшему вертолет.
— Подымай своих собратьев. Пусть наводнят тоннели позади нас. Нам не должны мешать.
Отдав этот последний приказ, Искариот последовал в тоннель со своим вторым телохранителем по пятам. Томми сообразил, что так и не узнал имени второго, хотя какое это имеет значение? Он чувствовал, что неба не увидит больше никогда.
Как только они порядком углубились в узкий тоннель, Элисабета сбросила свою вуаль и перчатки и откинула капюшон плаща. Один из мотыльков сел на ее прическу, на секунду запутался крохотными ножками, потом снова порхнул прочь.
Она будто и не заметила.
Зато Томми заметил, сразу распознав безмолвную угрозу со стороны их поработителя.
Чтобы успокоиться и отвлечься, он принялся считать мотыльков, замечая незначительные отличия между ними. Парочка помельче, у одного длинное брюшко, еще у одного золотые чешуйки вперемешку с изумрудными.
…девять, десять… одиннадцать…
Наверное, с дюжину, но отыскать последнего до круглого счета никак не удавалось.
Элисабета вела кончиками пальцев по стене, взглядом изучая боковые проходы, пересекавшие их путь, и тупиковые пещеры, встречавшиеся то и дело. Там лабиринт. Томми читал в школе миф о Тезее, о его схватке с Минотавром в критском лабиринте.
Что за чудища таятся здесь?
Должно быть, Элисабете пришла в голову другая история. Она оглянулась на Искариота.
— В «Энеиде» Вергилия герой Эней приходит в Кумы, беседует там с сивиллой, и она провожает его в край мертвых. Тропа, коей мы ступаем ныне, весьма подобна описанной в той книге.
Искариот взмахом руки охватил всю вулканическую гору.
— Он также утверждает, что в эту бездну ведет сотня путей, что вполне может оказаться правдой, учитывая, что эта гора источена ходами и пещерами насквозь.
Элисабета пожала плечами и изменила интонацию, будто читала стихи.
…в Аверн спуститься нетрудно,
День и ночь распахнута дверь в обиталище Дита.
Вспять шаги обратить и к небесному свету пробиться —
Вот что труднее всего!
Искариот хлопнул в ладоши.
— Вы воистину Женщина Знания!
Несмотря на похвалу, ее серебряные глаза затуманила тревога. Яркий серо-зеленый мотылек снова сел на ее черные волосы, и Томми протянул руку, чтобы снять его.
— Нет, — предупредила Элисабета, — пусть остается.
Он отвел руку.
По мере продвижения вглубь туннели ветвились все реже, пока не привели к длинному крутому коридору, в котором серное зловоние стало настолько сильным, что Томми пришлось зажать рот рукавом и дышать через него. Температура тоже выросла, стены покрывала влага. Томми услышал отголоски журчания бегущей воды.
Наконец, дно коридора выровнялось у берега широкой подводной реки. Горячая вода из геотермального источника булькала и дымилась. Глаза Томми ело серными испарениями, щеки горели от жары.
— Походит на то, что мы достигли берегов Ахерона… а может быть, Стикса… или каким еще несметным множеством имен нарекали эту реку за историю человечества, — прокомментировала Элисабета. — Впрочем, очевидно, перевозчик тут не понадобится.
— Действительно, — подтвердил Искариот.
Через реку перекинулась каменная арка, ведущая к темной пещере по ту сторону.
Томми поглядел на Элисабету, внезапно испугавшись перехода на ту сторону. Волоски у него на руках встали дыбом, стук собственного сердца грохотал в ушах.
Хенрик грубо схватил его за руку у подножия моста, чтобы тащить на ту сторону силком, если понадобится.
Элисабета хлопнула качка, как комара.
— Дурного обращения с мальчиком я не потерплю!
Глаза Хенрика гневно вспыхнули, но Искариот кивком велел повиноваться графине, и он сдержался.
На Элисабету приземлился еще один мотылек, на сей раз на плечо, царапнув крылышками у нее под ухом. Она и бровью не повела, но Томми понял адресованное послание.
Я перейду, или он убьет Элисабету.
Проглотив свой страх, Томми направился к мосту с Хенриком с одной стороны и Элисабетой с другой. Он медленно двинулся по скользким от испарений камням, кашляя от серных миазмов, щурясь от жара. Черная вода, напоминающая нефть, пузырилась и булькала, бурлила и пенилась.
Элисабета неспешно шагала рядом, будто прогуливаясь по саду, гордо выпрямив спину и подняв подбородок. Томми попытался держаться с такой же уверенностью, с такой же надменностью, но не сумел. Как только замаячил дальний конец моста, он заспешил туда, стремясь поскорее оказаться от обжигающей реки как можно дальше.
На миг он остался один — все остальные задержались позади, даже Хенрик с фонарем. Темная, как угольный мешок, пещера впереди, как ни странно, пахла цветами, аромат которых пробивался сквозь смрад серы.
Заинтересовавшись, Томми направился дальше, желая найти источник.
Хенрик и остальные наконец-то нагнали его. Великан направил луч фонаря вверх, высветивший сводчатый потолок из вулканической породы, покрытый толстым слоем копоти. На стенах были развешаны множество железных канделябров со свежими связками тростника. Кто-то подготовил это место.
— Зажечь факелы, — распорядился Искариот.
Хенрик и его напарник принялись зажигать пропитанные смолой связки, двинувшись в противоположных направлениях, мало-помалу открывая взорам большую пещеру. Отсюда дальше вели новые тоннели.
Томми вспомнил упомянутые Иудой сотни путей в ад.
В центре пещеры находился большой черный камень, чуть наклонный, но с отполированным плоским верхом, будто взирающее на них черное око. Томми трудно было туда смотреть, в камне чувствовалось что-то превратное.
Взгляд Томми скользнул мимо камня, к дальнему концу пещеры, где как раз загорелись последние факелы. И обнаружил там женщину в белом платье, привязанную к железному кольцу в стене. Смуглая и гладкая кожа, высокие скулы. Длинные черные волосы рассыпались по округлым голым плечам. Свет фонаря отразился от осколка металла, висящего у нее на шее.
От нее, в отличие от черного камня, Томми не мог отвести глаз. Даже через всю пещеру ее взгляд сиял ему, притягивал, пленял, будто имя, произнесенное шепотом со всей любовью на свете.
Искариот остановил его прикосновением к плечу. Опередив Томми, он встретился взглядом с женщиной через пропасть зала, но печаль в его голосе углубила эту бездну, сделав ее совершенно непреодолимой.
— Арелла.
06 часов 58 минут
Иуда остановился у алтарного камня, не в силах подступить ближе. Прошли века с тех пор, как он в последний раз видел ее во плоти. На миг ему захотелось махнуть рукой на все, бросившись к ней, чтобы умолять о прощении.
И она тут же предложила ему этот путь.
— Возлюбленный, еще есть время, чтобы остановить это.
Мотылек порхнул у него перед глазами, своими изумрудными крылышками перекрыв темный кладезь ее очей. Искариот отпрянул на шаг.
— Нет…
— Столько веков потрачено зря. Когда мы могли быть вместе. И всё ради служения этому мрачному предначертанию.
— После возвращения Христа мы сможем провести вместе вечность.
Она устремила на него печальный взор.
— Если это случится, такого не будет. То, что ты делаешь, неправильно.
— Как такое может быть? Столетиями после того, как ты явила мое предназначение, я по кусочками собирал прочие пророчества, чтобы понять, что я должен делать, как должен устроить Армагеддон. Я отыскивал ясновидящих всех веков, и каждый подтверждал мое предназначение. Но лишь узнав о мальчишке, об этом бессмертном, так похожем на меня, но совершенно ином, лишь тогда я припомнил нечто начертанное тобой, любовь моя. Одно из твоих прошлых предсказаний, сделанных до того, как ты покинула меня. Я забыл о нем, считая, что оно не имеет особой ценности. — Он обернулся к Первому Ангелу. — А затем явился этот чудо-мальчик.
— Ты видишь тени, отбрасываемые мной, и называешь их настоящими, — возразила она. — Они же лишь одна тропка, призрак возможного. Не более. Только твои темные дела наделяют их плотью, наполняют их значением и весом.
— И правильно, что я так делаю, пока есть хоть малейший шанс вернуть Христа.
— Однако все это ты выстроил в одном своем мысленном взоре, основывая множество своих деяний на пророчествах, похищенных у меня. Как что-либо хорошее может проистекать из подобного попрания доверия?
— Иначе говоря, из акта предательства, — Иуда ухмыльнулся. Ее слова перед этим едва не поколебали его, но теперь он снова стал собой. — Как видишь, я Предатель. Мой первый грех привел к искуплению всех грехов Христом, умершим на кресте. Теперь я согрешу снова, чтобы привести Его обратно.
Она осунулась вдоль стены, обнажив свои путы, явно признав его решимость.
— Тогда зачем ты пленил меня здесь? Только чтобы терзать меня, заставляя смотреть?
Искариот наконец-то собрался с силами, чтобы пересечь зал, подойдя к ней. Вдохнул аромат лотоса, кожи, которую он некогда целовал и ласкал. Протянув руку, коснулся ее голой ключицы, осмелившись на такое дерзновение лишь одним пальцем.
Арелла потянулась к нему, словно пытаясь собственным весом склонить чашу весов там, где это не удалось словом.
Вместо того он продел этот палец в петлю ее цепочки и сжал ее в кулаке, потревожив серебряный осколок между ее безупречных грудей.
Глаза Ареллы метнулись, отыскивая его взгляд, наполнивший ее пониманием и ужасом. Она отстранилась, вдавившись спиной в стену.
— Нет!
Иуда рванул изо всей силы, порвав цепочку. И отступил с добычей, позволив золоту выскользнуть между пальцев, оставляя в ладони лишь серебряный осколок.
— Этим клинком я могу истреблять ангелов, дабы разбудить самое небеса.
Она обернулась к Томми, но слова ее предназначались для Иуды.
— Возлюбленный, ты ничего не знаешь. Ты блуждаешь во тьме, называя ее днем.
Повернувшись спиной к ее словам, Иуда зашагал к мальчишке, преисполненный решимости осуществить свое предназначение.
Наконец-то.
07 часов 04 минуты
Элисабета увидела, как Искариот схватил Томми за руку и бесцеремонно потащил к черному камню в центре зала. Ощутила пелены зла, окутывающие этот черный алтарь, — настолько плотные, что даже каменный пол под ним, казалось, не способен вынести нечестивое бремя, покрывшись сетью тонких трещин, разбегающихся во все стороны.
Томми вскрикнул, не желая к нему приближаться.
Его клич воспламенил в ней что-то. Элисабета ринулась вперед, чтобы силой освободить его.
Но не успела она сделать и двух шагов, как услышала приказ шепотом, эхом раскатившийся в темных тоннелях, расходящихся отсюда, намекающий, что в этих черных тенетах притаился и другой паук, некто, до поры остающийся в засаде. Голос показался ей знакомым, но прежде чем она успела об этом задуматься, четыре фигуры — по две с каждой стороны — выскочили перед ней, оскалив клыки.
Стригои.
Громадные твари с обнаженными торсами, сплошь татуированными богохульствами. Кожу их покрывали шрамы и стальные безделушки, вставленные собственными руками. Они встали между ней и Томми стеной.
У них за спинами Искариот тащил мальчонку к черному камню волоком. Наклонную поверхность камня отполировали до блеска тела бесчисленных жертв, преданных здесь закланию. У низа образовалось небольшое углубление, словно там покоились тысячи голов, выставив горла к потолку.
Ощутив от страха прилив сил, Томми вырвался из хватки Искариота. Он знал, чего от него попросят. Отрок неглуп.
— Нет! Не заставляйте меня это делать!
Иуда отступил на шаг и замахнулся. Серебряный осколок сверкнул в свете факелов.
— Я не могу тебя заставить. Ты должен принести эту жертву по доброй воле.
— Тогда я выбираю от нее воздержаться.
Элисабета улыбнулась его стойкости.
— Тогда позволь тебя убедить, — сказал Искариот.
Остальные мотыльки спорхнули на Элисабету, на ее щеку, на шею; несколько уселись ей на руки и плечи.
— Стоит мне подумать, и они убьют ее, — пообещал Иуда. — Ее кровь закипит. Она умрет в мучениях. Таков твой выбор?
Элисабета внезапно сообразила, что Искариот просил ее разыгрывать из себя няньку для отрока вовсе не ради спокойствия оного, а ради завоевания его сердца, дабы Искариот мог помавать этой привязанностью, яко оружием. К собственному ужасу, она осознала, как хорошо подыграла ему в устройстве этой западни.
Томми встретился с ней взглядом.
— Не делай этого ради меня, — холодно изрекла она. — Ты для меня ничто, Томас Болар. Всего-навсего забава, игрушка, коей можно поразвлечься, прежде чем откушать.
Она продемонстрировала свои клыки.
Томми так и корчило от ее слов, от ее зубов. И все же он не отвел глаз, выдержав ее взгляд целый вздох, после чего обернулся к Искариоту.
— Чего ты хочешь? — спросил Томми.
Проклятье, вьюнош.
Элисабета с прищуром оглядела стену стригоев перед собой, соизмеряя их молодые силы со своей собственной. Прикинула, сколько времени потребуется жалам, чтобы убить ее. Успеет ли она вызволить Томми ко времени? Ее острый слух улавливал шарканье шагов из-за бурлящей реки, оставшейся за спиной.
В тамошних тоннелях затаились другие стригои.
В одиночку Томми отсюда нипочем не выбраться.
— Ложись на этот стол, — приказал Искариот. — Больше ничего тебе делать не придется. Остальное сделаю я, и она останется в живых. Я тебе клянусь.
Едва мальчик ступил вперед, Элисабета окликнула его:
— Томми, может, нам и не удастся покинуть комнату живыми, однако же это не означает, будто нам надлежит смиряться перед подобными ему.
Искариот утробно расхохотался.
— Вот уж действительно женщина рода Батори! Если я что и усвоил, так это то, что ваша преданность переменчива, как ветер.
— Значит, моя кровь себе верна!
Извернувшись, Элисабета метнулась в сторону с такой скоростью, что почти пропала из виду, и вырвала Хенрику горло, прежде чем он успел глянуть на нее. Другой стригой ринулся на нее, ближайший схватил за руку. Она вырвала ему конечность из сустава, отшвырнув прочь. Еще двое высоко подпрыгнули и обрушились на нее сверху. Вскинувшись, она сумела потеснить их на шаг, но новые чудища выскочили из соседних тоннелей, пригвоздив ее руки и ноги к полу.
Элисабета отбивалась, но понимала, что все это втуне.
Она проиграла — не только не вызволила Томми, но и не погибла. С ее кончиной Искариот больше не смог бы играть на чувствах Томми. Отрок еще мог бы ему отказать.
Должно быть, Иуда прозрел ее замысел.
Она увидела, как мотылек ползет по ее щеке, а потом мягко взмывает в воздух на легких крыльях и планирует прочь.
Она нужна Иуде живой.
07 часов 10 минут
— Хватит! — крикнул Томми, оборачиваясь к Искариоту с лицом, залитым слезами. — Делайте что задумали!
— Забирайся наверх, — прозвучал приказ. — На спину. Голову положи на нижний конец плиты.
Томми подошел к черному камню, хотя каждая клеточка его тела вопила, что надо бежать, но он забрался на камень и повернулся спиной, чтобы лечь навзничь, положив шею во вмятину у основания алтаря — и знал, что это алтарь.
Ниже его головы была большая черная трещина, пускавшая сернистый пар, вонявший даже противнее, чем река. Легкие Томми прямо скукожились от него. По щекам заструились горячие слезы. Он повернул голову, взглядом отыскав Элисабету.
Томми знал, что она не поняла. Он видел, как родные мать и отец умирают у него на руках с бурлящей в глазах кровью, — и остался в живых, исцелившись от своего рака. И не может позволить, чтобы вместо него снова в муках скончался другой человек. Даже ради спасения мира.
Элисабета уставилась на него в ответ, и скупая слеза скатилась из его гневных глаз.
Она тоже не знала о добром начале внутри себя. Томми безошибочно узнал в ней такого же монстра, как те, что пригвоздили ее к полу, но где-то глубоко внутри нее что-то светлое еще сохранилось. Хоть она этого пока и не видит.
Искариот опустился рядом с ним на колени, накинув на его тело веревочную сеть, придавив ее по краям тяжелыми камнями. А все четыре угла притянул к железным кольцам, вбитым в пол. Когда он с этим покончил, Томми больше не мог шевельнуться, свободной осталась лишь его голова.
Оттого, что ноги оказались выше головы, кровь прилила к голове, отчего лицо раскраснелось и разгорячилось еще больше.
Искариот положил прохладную ладонь ему на щеку.
— Покойся с миром. Ты делаешь доброе дело. Твоя достойная жертва провозгласит возвращение Христа.
Томми попытался пожать плечами.
— Я иудей. Так какое мне дело до того? Кончайте уж с этим.
Он хотел, чтобы слова прозвучали отважно и дерзко, но сумел произнести их лишь сдавленным шепотом. Его внимание привлек блик света на серебряном осколке, похищенном у этой женщины и теперь занесенном над ним. Свет факелов играл на остром крае. Все остальное в этой комнате померкло, кроме этого маленького клинка.
Искариот склонился к его уху.
— Может быть больно и…
И ударил осколком Томми в шею, не дав ему даже собраться с духом. Чтобы избавить от страданий, как бы маловероятно это ни казалось.
Но не преуспел в этом.
От боли, будто огнем прошившей и растекающейся по всему телу, Томми закричал. Кровь хлынула вниз по горлу, обжигая, как раскаленная магма. Он начал извиваться и выгибаться под сеткой дугой — настолько яростно, что один угол сорвался. Вывернув голову, он увидел, как его кровь бежит по камню и стекает с края, капая в черную расщелину внизу.
И взвыл от боли, не желавшей убывать.
Поле его зрения сузилось, на периферии заклубилась тьма. Он жаждал забытья, чтобы уйти от огненной пытки. Спиной он ощутил дрожание камня. Камень скрежетал и трескался.
Как будто откуда-то издали донесся зычный голос Искариота, возгласивший:
— Врата открываются! В точности как предсказано!
Связанная женщина откликнулась, самим своим голосом чуть отогнав его боль.
— Еще есть время выказать милосердие. Ты можешь положить этому конец!
— Слишком поздно. Когда вся его кровь сольется вниз, никто не сможет положить этому конец.
Томми ощутил, что погружается во тьму, — чтобы тут же понять, что это тьма поднимается, чтобы забрать его. Черный туман вздымался из расщелины, охватывая его своими темными объятьями, клубясь вокруг него, будто живое существо. И с каждой каплей его крови все больше тьмы вырывалось наверх, вливаясь в мир.
Глядя на ее источник, Томми видел, как расщелина под ним становится шире. Ему вспомнилась вдруг комната в Масаде, другая трещина, расколовшая землю, другой дым, поднимающийся снизу.
Нет… только не это… снова…
А затем земля затряслась — точно так же, как тогда, — содрогаясь в колоссальных конвульсиях, достаточно сильных, чтобы раскалывать горы. Кипящая вода реки затопила берега циклопической волной, взмывшей под потолок и схлынувшей снова. И во время всего этого чудовищный грохот становился громче и громче, наполняя весь мир и раскатываясь во все стороны.
Томми позволил ему нахлынуть на себя — пока не провалился в безмолвие и мрак.
И в небытие.
