Глава 27
19 декабря, 21 час 21 минута
по центральноевропейскому времени
Стокгольм, Швеция
Эрин с трудом отвела взор от замороженного одеяльца. Нельзя, чтобы личные чувства отвлекали ее от цели. Пора оставить этот отрезок прошлого позади и двигаться вперед. Она догадалась, зачем его сюда поместили: Распутин хотел вывести ее из равновесия, замедлить ее продвижение.
Такого удовольствия она ему не доставит.
— Эрин? — дохнул негромкий голос Джордана ей в ухо.
— Я в порядке, — слова прозвучали как-то странно, как откровенная ложь. — Пошли.
— Ты уверена? — Его теплая рука охватила ее плечи. Провести Джордана бравыми речами не удастся.
— Уверена.
На этот раз реплика прозвучала более убежденно. Она не позволит Распутину увидеть, как он задел ее за живое. Если он почует в ней хоть какую-то слабинку, то воспользуется этим, чтобы ранить поглубже. Так что она проглотила эту боль и продолжила марш.
Теперь мы должны быть где-то близко от центра.
Эрин поспешила вперед, опять скользя кончиками пальцев по левой стене, приближаясь к самому сердцу лабиринта. Еще через два поворота коридоров она вошла в просторную круглую комнату со стенами из утрамбованного снега, опять с небом вместо потолка и зубчатыми стенами.
Они добрались до центральной башни ледяного дворца.
Посередине круглого пространства возвышалась ледяная скульптура ангела в натуральную величину. Он стоял на пьедестале, тоже выточенном изо льда. Искусство ваятеля просто поражало воображение. Казалось, ангел приземлился здесь только что, спустившись на своих могучих крылах прямо на это холодное возвышение. Лунный свет мерцал на его бриллиантовых крыльях, прорисовывая каждое безупречно вырезанное перышко. Сама фигура покрылась инеем до млечной белизны, а его припорошенное снегом лицо было обращено к небесам.
Как ни прекрасно было это зрелище, Эрин ощутила лишь разочарование.
Под скульптурой уже сгрудилась группа Руна во главе с графиней, на губах которой играла самодовольная ухмылка.
Я проиграла.
Судья этого состязания стоял рядом с победительницей.
Распутин поднял руку, приветствуя Эрин.
— Милости прошу, доктор Грейнджер! Самое время вам присоединиться к нашей компании!
Выглядел монах так же, как и всегда, — простая черная ряса, подвернутая ниже колен. На шее у него висел вычурный православный крест — в отличие от сангвинистских серебряных сделанный из золота. Его патлы до плеч в призрачном свете казались сальными, но взгляд приковывали его голубые глаза с пляшущими озорными искорками.
Эрин с вызовом встретила его взгляд, приближаясь к группе.
Распутин хлопнул белыми ладонями — звук слишком громкий и неуместный в таком тихом месте.
— Увы, складывается впечатление, что вы пришли второй, моя дорогая Эрин. Должен сказать, вы не поспели лишь самую малость.
Батори одарила ее холодной улыбкой триумфатора, снова доказав, что она истинная Женщина Знания.
Повернувшись к Джордану, Распутин продолжал:
— Однако что это за лукавое выражение, сержант Стоун? Неужто нельзя быть чуть-чуть распятым?
— Или забеременеть, — подхватил Джордан. — И какой у нас случай?
Распутин утробно, от души расхохотался.
Рун насупился.
— Мы пришли сюда не в игры играть, Григорий. Ты обещал нам Первого Ангела. Как согласился Бернард, твоя вотчина в Санкт-Петербурге — церковь Спаса-на-Крови — будет заново освящена самим Папой. Его Святейшество также дарует тебе полное прощение и отзовет отлучение. Если пожелаешь, можешь снова принять присягу сангвиниста и…
— С какой стати мне этого желать? — оборвал его Распутин. — Вечность ханжеского скрежета зубовного.
— Вот уж действительно, — склонила голову к плечу Батори.
Эрин держалась осторонь, игнорируя Руна и Распутина, чей спор становился все более ожесточенным. Ее внимание приковало к себе искусство ваятеля. Оказавшись вблизи от скульптуры, она увидела выражение страдания на этом белом лике, словно это крылатое существо было повержено с небес, чтобы угнездиться на этом пьедестале, исторгнутое в земную юдоль.
Она была ужасна и прекрасна в одно и то же время.
— Ты можешь вернуться в Санкт-Петербург, зная, что душа твоя прощена Церковью, — продолжал Рун. — Но сначала ты должен выдать нам отрока, Григорий.
— Но я доставил вам то, что обещал, — махнул Распутин рукой в сторону статуи. — Прекрасного ангела.
— Мы не просили об этой издевке над святыней, — отрезал Рун, с угрозой делая шаг к Распутину, отчего горстка стригоев, собравшихся под стенами комнаты, беспокойно зашевелилась.
— Значит, ты говоришь, что вы не желаете мой дар? — спросил Распутин. — Вы отвергаете мое великодушное подношение и расторгаете наш договор?
Глаза монаха как-то потемнели, намекая на опасность, на западню.
Не замечая этого, слишком осерчавший Рун начал было говорить Распутину, куда тот должен сунуть этого свежемороженого ангела.
— Мы хотим его! — осадила его Эрин, пока Рун не наговорил лишнего.
Распутин обернулся к ней с посуровевшим, гневным лицом.
Эрин шагнула к статуе, начиная постигать степень жестокости монаха. Сняв перчатки, она коснулась стопы ангела. Иней под ее теплыми кончиками пальцев растаял. Она провела ладонью по ноге статуи, протирая поверхность, чтобы открыть прозрачный лед под ней. Поднесла фонарик поближе, направив луч в сердцевину прозрачной скульптуры. Изрыгнула проклятье и воззрилась на Распутина испепеляющим взглядом.
— Что такое? — встрепенулся Джордан.
Эрин отступила в сторону, чтобы показать ему, показать всем.
Сквозь оттаянное ею окошко во льду виднелась обнаженная человеческая нога.
Мальчишеская.
Нога мальчика, который не может умереть.
Даже замороженным.
Чувствуя, как желудок скрутило узлом, она развернулась лицом к лицу с Распутиным.
— Вы заморозили его в блоке льда и вырезали из него статую.
Распутин развел руками, будто это самый что ни на есть натуральный поступок.
— Он ведь ангел; вот я, конечно, и наделил его крылышками.
21 час 24 минуты
Указав на скульптуру, Джордан схватил Христиана за руку.
— Помоги мне! Надо освободить пацана!
Должно быть, он ужасно страдает. Замороженный до смерти, но неспособный умереть.
Вместе они навалились плечами на среднюю часть статуи. Повалившись с постамента назад, она рухнула на снег. По торсу побежала трещина. Эрин присоединилась к ним, опустившись на колени. Они принялись освобождать ото льда замороженное тело, каждый со своей стороны, отковыривая и отбивая куски льда.
Джордан сорвал кусок с груди подростка, отчасти ободрав вместе с ним кожу. Он мысленно молился, чтобы парнишка пребывал без чувств в ледяной спячке, и изо всех сил старался переключиться, чтобы не думать, как мальца бросают в ледяную воду и удерживают там, пока та не обратится в лед. Испытанные им страдания даже вообразить трудно.
Эрин бережно трудилась над его лицом, открывая щеки, веки, скалывая лед с волос. Губы и кончик носа мальчишки потрескались и кровоточили, снова покрываясь льдом.
Распутин смотрел на это, скрестив руки на груди.
— Мда, вот так проблема, — изрек он. — Графиня первой достигла центра лабиринта, но ангела отыскала Эрин. Так кто же тогда победительница?
Джордан устремил на него хмурый взгляд. Как будто это имеет сейчас какое-нибудь значение. Он видел, как сосредоточенно старается Эрин освободить лицо паренька, прижимая ладони к его щекам, подбородку и закрытым глазам. Казалось, занятие это совершенно тщетное. Чтобы оттаять мальчишку, потребуется не один час, даже будь рядом огонь.
Но Эрин бросила на него взгляд с выражением изумления на лице.
— Его кожа проморожена, но стоит ее согреть, и ткани под ней оказываются мягкими, пластичными.
Заинтригованный Распутин подступил ближе.
— Похоже, благодать, дарующая Томасу бессмертие, противостоит даже прикосновению льда.
И все же, судя по гримасе на замороженном лице подростка, подобная благодать явно не защищала его от страданий.
Джордан выудил из кармана индивидуальную аптечку, которую захватил из ванной в Кастель-Гандольфо, открыл ее и извлек шприц.
— Это морфин. Он поможет снять боль. Хочешь, я сделаю ему инъекцию? Если он внутри не промерз и его сердце бьется — хотя бы медленно, — морфин может принести ему облегчение, особенно когда парень очнется.
— Давай, — кивнула Эрин.
Джордан приложил руку к обнаженной груди мальчишки над сердцем. Подождал, пока ладонь отогреет кожу. Ощутил слабый пульс. И поднял глаза.
— Я тоже слышал! — подал голос Рун. — Он шевелится.
— Извини, приятель, — пробормотал Джордан.
Он замахнулся шприцем и вонзил иглу в оттаявший отпечаток на груди, целясь в сердце. Сделав это, потянул за поршень, и в шприц хлынула холодная кровь, показывающая, что игла попала куда надо. Удовлетворившись этим, Джордан нажал на поршень, впрыскивая содержимое.
Эрин гладила его заледеневшие волосы, шепча в морозном воздухе литанию в холодное ухо паренька, согревая его дыханием.
— Мне так жаль… Мне так жаль…
Они ждали добрую минуту, но ничего вроде бы не происходило.
Растерев парнишке бедра, икры и колени, Джордан принялся трудиться над его ступнями, крайне бережно сгибая и разгибая их. Христиан делал то же самое с его руками.
Внезапно Эрин отпрянула, увидев, как узкая грудь трепетно поднялась, потом еще раз.
Джордан поднял глаза, когда веки мальчишки распахнулись. Несмотря на мрак, зрачки его были сужены от морфина, превратившись в булавочные проколы. Губы разомкнулись, впуская воздух, издав клокочущий полусхлип-полувскрик боли.
Эрин баюкала его на коленях. Стащив с себя кожаную куртку, Джордан укутал Томаса, худенькое тело которого начала сотрясать неконтролируемая дрожь.
Рун навис над Распутиным.
— Мы забираем отрока. Ты заслужил свое прощение, но здесь наши дела заканчиваются.
— Нет, — возразил Распутин. — Боюсь, что нет.
Сквозь арки со всех сторон в комнату входили все больше стригоев, присоединившись к горстке уже находившихся там, быстро оставив их группу в меньшинстве. У многих в руках было автоматическое оружие.
Сангвинисты сгруппировались, чтобы встретить угрозу плечом к плечу.
— Ты нарушишь свое слово? — спросил Рун.
— Я едва не подбил на это тебя, ты ведь почти отказался от моего дара, — ухмыльнулся Распутин. — Но, сдается мне, Эрин моя уловка обвести вокруг пальца не смогла. Что только осложняет твое решение, Рун.
— Какое еще решение?
— Я сказал Бернарду, что отдам мальчонку Женщине Знания, — он взмахом руки охватил и Эрин, и Батори. — Так которая ж это из бабенок? Выбирать тебе.
— Зачем?
— Пророчество, чай, бает лишь об одной Женщине Знания, — заявил Распутин. — А липовой, стало быть, тут и помереть.
Джордан встал, заступая собой Эрин.
При виде этого движения Распутин улыбнулся.
— Оно и понятно, что Воитель Человечества выберет свою барышню, повинуясь не разуму, но сердцу. Но ты-то, дражайший мой Рун, ты-то Рыцарь Христов. Тебе и выбирать. Кто ж из них истинная Женщина Знания? Какой из бабенок жить? Которой помереть?
— Я не стану пособником твоих злодейств, Григорий, — уперся Рун. — Я не стану выбирать.
— Дык это тоже выбор, — заметил Распутин. — Да прелюбопытнейший!
Монах хлопнул в ладоши. Его стригои взяли оружие на изготовку.
А Распутин повернулся к Руну:
— Выбирай, или я прикончу обеих.
21 час 44 минуты
Рун переводил взгляд с Элисабеты на Эрин и обратно, наконец постигнув, какую волчью яму вырыл для них Распутин. Этот монах, как паук, плетет тенета из слов, чтобы изловить жертву и вволю поиздеваться над ней. Теперь он понял, что Распутин пришел сюда не только ради обещанного Бернардом отпущения грехов, но и чтобы помучить Руна. Этот русский отдаст отрока, но прежде вдоволь поизмывается над Руном.
Разве могу я выбрать?
Но когда на весах участь всего мира, разве может он не выбрать?
Рун увидел, как по снегу пролегает линия фронта: стригои по одну сторону, сангвинисты — по другую. Последние в численном меньшинстве, да еще и безоружны. Даже если и удастся завоевать победу, в бою обе женщины, скорее всего, будут убиты или воинство Распутина утащит мальчишку прочь.
Молчание затягивалось, и вдруг среди них появилось странное существо, порхающее среди снежинок между двумя противостоящими армиями. Его яркие изумрудно-зеленые крылышки улавливали каждый лучик света, отражая его обратно. Большущая бабочка, которой в этой снежной круговерти совсем не место. Чуткий слух Руна уловил исходящее от нее тончайшее жужжание, сопровождающее мягкие взмахи радужных крылышек.
Все замерли, плененные ее красотой.
Она подлетела к сангвинистам, будто выбирая свою сторону в грядущем сражении. И приземлилась на черный плащ Надии, на плечо, продемонстрировав длинные выросты на задних концах крыльев и изумрудные чешуйки, будто припорошенные серебром.
Прежде чем кто-либо успел отреагировать, высказаться по поводу диковины, как в воздухе запорхали ее сестры — все больше и больше; некоторые вылетали из проходов со всех сторон, некоторые спускались с неба вместе со снегом. Вскоре вся комната мельтешила отблесками этих крошечных мерцающих лоскутков, пляшущих в воздухе, высверкивающих там и тут, трепеща крылышками.
Жужжание, замеченное Руном прежде, стало более очевидным.
Разглядывая мотылька, присевшего на Надию, Рун обратил внимание на металлический оттенок его тельца. Несмотря на настоящие крылья, эти насекомые — вовсе не живые существа, а механизмы, сработанные неведомой рукой.
Но чьей?
Будто в ответ на этот вопрос, в ледяную башню через ту же арку, что и Эрин, вошел высокий человек. Теперь Рун расслышал его сердцебиение, которого не различил прежде среди всего этого диковинного коловращения. Он человек.
На пришельце был светло-зеленый шарф и серое кашемировое пальто до колен. Эти цвета оттеняли седину его волос и серебристо-голубые глаза.
Рун заметил, что при виде его Батори слегка зашевелилась, чуть напружинилась, будто была с ним знакома. Но как такое может быть? Он явно человек и принадлежит к этому времени. Неужели она встречалась с ним в те месяцы, когда беспрепятственно разгуливала по улицам Рима? Не призвала ли она его сюда на выручку? Если так, этому чужаку нечего и думать одержать победу над распутинскими стригоями и сангвинистами.
Однако он не выказывал ни малейшей обеспокоенности.
Распутин отреагировал на появление пришельца с еще более встревоженным видом, чем Батори. Монах шарахнулся прочь, к самой дальней стене, и его своеобычное выражение угрюмого веселья сменилось неподдельным ужасом.
Рун похолодел.
Ничто на этом свете не могло вывести Распутина из себя.
Зная это, Корца обратил настороженный взор на чужака. Чуть сместился, заслоняя Эрин и отрока, готовый защитить их от этой новой угрозы.
Человек заговорил по-английски с легким британским акцентом, безукоризненно и корректно.
— Я пришел за ангелом, — заявил он с убийственным спокойствием.
Остальные сангвинисты сомкнули ряд по обе стороны от Руна.
Джордан поднял Эрин на ноги, явно готовясь бежать или дать бой. Отрок сидел на снегу на коленях в полубессознательном состоянии от изнеможения и наркотика, укутанный в кожаную куртку Джордана. Рун понимал, что Эрин паренька не бросит.
Стригои же в свою очередь столпились перед Распутиным, образуя своими миниатюрными телами щит между ним и загадочным человеком, нацелив на чужака свое оружие.
Тот сохранял невозмутимость, устремив взгляд на Распутина.
— Григорий, твое чрезмерное хитроумие порой тебе и самому не впрок, — он указал на мальчишку. — Ты нашел другого бессмертного, подобного мне, месяцы назад, а я узнаю об этом лишь часы назад?
Рун отчаянно пытался вникнуть в смысл сказанного.
Другой бессмертный, подобный мне…
Он уставился на пришельца во все глаза. Как такое возможно?
Тот печально нахмурился.
— Я-то думал, мы пребываем в согласии, когда доходит до подобных материй, товарищ.
Распутин разинул рот, но не произнес ни слова. Очередная диковина для монаха, которому скажешь слово, а он тебе — два.
Христиан и Надия быстро переглянулись с Руном, подтверждая, что они тоже в замешательстве. Ни одному из них ничего не известно об этом якобы бессмертном человеке.
Батори просто наблюдала за происходящим с залегшей между бровями морщинкой расчетливой сосредоточенности. Ей что-то известно, но она помалкивает, явно желая посмотреть, как повернется дело, прежде чем реагировать.
Взгляд незнакомца отыскал ее глаза, и на губах его заиграла сердечная улыбка, смягчившая суровые черты.
— Ах, графиня Элисабета Батори из Эчеда, — официальным тоном произнес он. — Вы все так же прекрасны, как тогда, когда мой взор упал на вас впервые.
— Вы тоже не переменились, сэр, — отозвалась та. — Однако же, слыша биение вашего сердца, я не могу постичь, как сие возможно, поелику встречались мы столь давно в прошлом.
Он с безмятежным видом сцепил руки за спиной. И ответил ей, однако слова его предназначались для всех них.
— Как и вы, я бессмертен. Однако, в отличие от вас, я не стригой. Мое бессмертие — дар, пожалованный мне Христом в ознаменование моей службы Ему.
У Руна за спиной Эрин резко втянула воздух сквозь зубы.
Корца тоже не смог скрыть изумление.
Зачем было Иисусу даровать этому человеку бессмертие?
Первой заговорила Надия, задав новый вопрос.
— Какую службу вы сослужили? — настоятельным тоном спросила она. — Что вы сделали такое, что Господь наш благословил вас вечностью?
— Благословил? — фыркнул он. — Уж вам ли не знать, что бессмертие — вовсе не благословение. Это проклятие.
С этим Рун поспорить не мог.
— Тогда почему он вас проклял?
Губы чужака изогнулись в улыбке.
— Это два вопроса, заключенные в одном. Во-первых, вы спросили, что я сделал такого, чтобы заслужить проклятие? Во-вторых, почему я подвергнут конкретно данному наказанию?
Рун хотел услышать ответы на оба вопроса.
Чужак будто прочел его мысли. Улыбка его стала шире.
— Ответ на первый прост. А вот второй вопрос терзал меня тысячелетиями. Мне пришлось странствовать по этой земле много веков, прежде чем истина о моем предназначении стала очевидна.
— Тогда ответьте на первый, — сказал Рун. — Что вы сделали, чтобы подвергнуться проклятию?
Тот встретил взгляд Руна без малейшего смущения.
— Я предал Христа поцелуем в саду Гефсиманском. Уж ты-то должен знать библейскую историю, поп.
Надия охнула, а Рун в ужасе попятился.
Не может быть!
В этом ошеломленном молчании Эрин ступила вперед, будто навстречу истине невозможного существования этого человека.
— И зачем же вам дали такое наказание, эти нескончаемые годы?
Предатель Христа открыто посмотрел Эрин в глаза.
— Своим словом я изверг Христа из этого мира. Своим делом я ввергну его обратно. Таково предназначение моего проклятья. Открыть врата адовы и приготовить мир к Его возвращению, ко второму пришествию Христову.
К своему ужасу, Рун его понял.
Он намерен учинить Армагеддон.
