Однажды в середине декабря, выйдя из театра, Алиса услышала, что ее окликнули из припаркованной у служебного входа машины.

– Папа?! – она не поверила своим глазам.

Отец вышел из машины, неловко улыбнулся:

– Здравствуй, Элис! Я жду тебя уже час. Хотел пригласить вместе поужинать.

– Здесь рядом хорошее кафе, – сказала Алиса.

Сергей Петрович заказал ужин, но к еде не притрагивался. Он казался напряженным, словно его что-то волновало. Алиса, тоже чувствуя неловкость, спросила у отца, откуда он узнал о том, где она работает. Сергей Петрович пожал плечами:

– От твоей дорогой бабушки, разумеется. Я звонил ей, она держала меня в курсе. Она, конечно, в восторге от твоих успехов, и особенно от того, что вышло все, как она хотела.

Последнюю фразу Сергей Петрович произнес с нескрываемой иронией.

Алиса нахмурилась:

– Па, не говори о Палне в таком тоне. Вы с ней – мои самые любимые люди, и мне больно от того, что вы не ладите.

– Хорошо, извини. Но и ты меня пойми, дочь, у меня были другие планы насчет твоего будущего.

Алиса впервые видела своего сильного, самоуверенного отца растерянным.

– Я очень любил твою мать, – вдруг глухо сказал Сергей Петрович, – когда она умерла, я будто окаменел. После ее смерти ты стала единственным, что у меня осталось. Я очень люблю тебя, Эли. Просто я всегда за тебя боялся и хотел уберечь тебя от возможных ошибок.

Алиса просияла – все главное было сказано. Ее бесконечно дорогой, близкий человек сказал самые важные слова. Все прочее – обиды, разногласия – не в счет.

– Папа, я тоже тебя очень люблю. Ты не представляешь, как для меня важно, что мы сегодня встретились.

И после этого напряжение первых минут быстро рассеялось. Отец спросил ее о театре, и Алиса принялась увлеченно рассказывать о спектакле.

Выслушав дочь, Сергей Петрович заявил, что она – молодец. Алиса вздохнула – зная характер отца, она догадывалась, что ему непросто дались эти слова. Тем ценнее они были для нее.

– Повторю, что я не этого хотел для тебя, но раз ты решила связать свою жизнь с театром – пусть будет так! – добавил Сергей Петрович. – Эли, я хотел бы помочь тебе… Я вложу деньги в твой спектакль, найму грамотного пиарщика, мы сделаем масштабную рекламу. Что скажешь?! И еще я собираюсь купить тебе нормальную квартиру в Москве.

Алиса усмехнулась:

– Спасибо, папа, – ни в коем случае. Сама – так сама! Не отнимай у меня права добиться всего самой!

Помолчав, Сергей Петрович улыбнулся:

– Уважаю! Моя кровь! Дерзай! И знаешь, я бы хотел увидеть твой спектакль. Может, дашь мне контрамарку? Я бы мог, конечно, купить билеты в кассе, но получить их от тебя будет особенно приятно!

– Конечно, папа, – обрадовалась Алиса, – я буду рада видеть вас с Васей на спектакле.

Накануне премьеры Алиса изрядно волновалась, звонила Палне:

– Не знаю, как справиться с волнением, ба!

Пална дала дельный совет:

– Да плюнь на все! Считай, что этот спектакль – этакое хулиганство с твоей стороны, игра, авантюра. Просто позволь себе похулиганить и получай удовольствие от игры, от процесса!

Во время премьерного показа, уже в конце первого действия, Алиса облегченно выдохнула – все получилось! Видя лица маленьких зрителей (она смотрела в зал из-за кулис), Алиса понимала, что детям (а эту самую взыскательную публику не обмануть!) спектакль нравится. А в финале стало понятно, что чудо случилось, – спектакль состоялся, произошла обычная театральная магия, когда из ничего, из ниоткуда возник целый мир, реплики, написанные на бумаге, стали речью живых героев с присущей каждому неповторимой интонацией, и родилась история, которая очаровывает, пугает, радует, удивляет, восхищает, заставляет думать, смеяться и плакать.

После премьеры отец пригласил Алису в ресторан. Подняв бокал с шампанским за ее триумф, отец спросил:

– Ну что, Эли, ты теперь счастлива?

Алиса улыбнулась:

– Да, папа. Как сказано в одном прекрасном фильме: «В этой жизни главное найти своих, и успокоиться». Это все. Мне повезло. Я нашла.

Данила не удивился звонку Инны Куприяновой (с подругой сестры он был знаком много лет, этой весной Инна даже подкидывала ему заказы на съемку праздничных мероприятий, которые проходили в ее ресторане), однако когда та сказала, что им срочно нужно поговорить об «очень важном деле», и попросила его заехать к ней на работу, он почувствовал себя заинтригованным. В тот же вечер Данила поехал к Инне в ее ресторан.

– До Нового года еще десять дней, а у вас уже все готово? – рассмеялся Данила, оглядев празднично украшенный зал.

– Да! Елка, новогоднее меню, артисты! – кивнула Инна. – Только снега не хватает. Над этим пока работаем.

– Будем надеяться, что хоть к концу декабря снег появится. Какой Новый год без снега?! Так что у тебя за дело, тетя Инна? – Данила шутливо подчеркнул обращение.

– Для начала я накормлю тебя ужином! – сказала Инна, подав знак официанту. – И не смей называть меня тетей! А пока готовят твой любимый борщ, расскажи, что там у тебя с личной жизнью? Нашел свою девушку?

Данила, уже привыкший к тому, что о его любви знает пол-Москвы, развел руками.

– И тебе нужна именно эта девушка и никакая другая? – усмехнулась Инна.

– Точно, – подтвердил Данила.

– Это у вас, у Морозовых, не иначе семейное!

– Что именно?

– Сохнуть по кому-то долгие годы. Сестра твоя тоже всю жизнь любит одного человека. Знаешь эту историю?

Данила признался, что знает. Притом – в подробностях.

– Вот и хорошо, что знаешь, – обрадовалась Инна, – тогда сразу поймешь, о чем речь. Короче, мне надоело смотреть на то, как твоя сестра мается, и я решила узнать, где сейчас ее Андрей, тем более что у меня подружка живет в Праге. Ну, в общем, по моей просьбе она, так сказать, навела о нем справки и кое-что узнала. Он по-прежнему живет в Праге, работает в больнице. Вдовец. Его жена умерла два года назад. Андрей один воспитывает дочь. Вот такие дела. Извини, я закурю…

– А Маша об этом знает? – спросил Данила.

– Нет. Я ей пока ничего не говорила. Да и смысл? Она втемяшила себе в голову, что «не имеет права вмешиваться в его жизнь», и не хочет его «беспокоить». Так вот я подумала, – вздохнула Инна, – сестра твоя гордая – страсть! Сама и не почешется, чтобы для себя что-то сделать. Значит, что?..

Данила недоуменно посмотрел на Инну:

– Что?

– Надо ей помочь. Есть человек, которого она любит, и который, я уверена (такая любовь не ржавеет!), любит ее. И надо их развернуть друг к другу. Скажем, встретиться с этим Андреем и сказать ему, что Маша его всю жизнь любит и что она с мужем рассталась из-за него.

– Ну, – кивнул Данила, – хорошая идея. Попробуй.

– Я? – испугалась Инна. – Нет уж. Я этого делать не буду. Я уже один раз пробовала вмешаться в их отношения, и ничего хорошего из этого не вышло. Почему бы это не сделать тебе? На правах любящего брата?!

– Чтоо?! Ну и как ты это себе представляешь? Вот я приду к этому чуваку, которого вообще не знаю, и что ему скажу? Здрасте, я Даня из Москвы, такое дело, хочу устроить ваше личное счастье?!

– Можешь сказать, что ты из Питера!

– Да ну, бред! – хмыкнул Данила. – Мексиканское кино! Извини, я в этом не участвую.

– Жаль, – пожала плечами Инна, – а могла бы получиться красивая история!

В конце декабря Данила привез Маше маленькую елочку.

– Маруся! Это тебе! С наступающим!

Маша вдохнула еловый запах детства и праздника:

– Спасибо, Даня! Теперь я с елкой! Для полного ощущения Нового года не хватает только снега.

– Точно, не хватает! – согласился Данила. – Неправильная нынче зима! Порадовали нас снегом в ноябре, а потом он сошел, будто и не было. Ну че, надо делать чудо своими руками, пошаманим, попросим снега!

Данила уставился на сестру и остолбенел – обычно элегантная Маша, неизменно поражавшая окружающих чувством стиля и вкуса в одежде (профессия обязывает!), сегодня была одета довольно своеобразно – на ней было свободное платье с ярким принтом, напоминающим граффити. Платье ей удивительно шло, в нем сестра была похожа на себя пятнадцать лет назад.

– Ух ты! – восхитился Данила. – Маруся, какая ты юная! Выглядишь, как девчонка!

Маша лихо свистнула – что-что, а свистеть она умела с детства, как соловей-разбойник.

– Это теперь так модно? – Данила разглядывал замысловатый принт, как таинственный иероглиф.

– А то! – усмехнулась Маша. – Это экземпляр из моей новой коллекции. Меня потянуло в интеллектуальную моду! Захотелось чуток похулиганить, придумать что-то новое, свежее, с иронией, с юмором. Ты будешь смеяться, но за эту коллекцию мне дали дизайнерскую премию. Предлагаю ее отметить?! У меня как раз застоялось отличное шампанское! – Увидев укоризненный взгляд брата, Маша осеклась: – Ой, извини. Вот я дура! Ты же у нас теперь… Ничего, будем пить чай. У меня есть отличный бирюзовый чай! И коробочка тающих во рту эклеров, ммм!

– Это можно! – улыбнулся Данила.

– Слушай, а давай вместе нарядим елку? – предложила Маша. – Как в детстве…

Пока Маша доставала елочные игрушки, Данила рассматривал разложенные на столе рисунки сестры.

– Что за красота?

– Мне заказали оформить авторскую серию фарфора с рождественской тематикой. Смотри, это уже из готового, – Маша протянула брату тончайшую фарфоровую чашку с рисунком в виде снежинок. – Открою тебе секрет: я решила всем близким подарить на Новый год что-то из этой серии. Кстати, ты тоже в моем списке!

Раскладывая игрушки, Маша вздохнула:

– Ну вот, Даня, еще один год…

– Маруся, ты плачешь, что ли? – испугался Данила.

– Еще чего, – буркнула Маша, отворачиваясь, – я никогда не плачу, потому что я…

– Сильная! – завершил фразу Данила. – Знаю-знаю.

Маша подозрительно шмыгнула носом, но сдержалась.

– И как дела у сильной женщины?

– Дела отлично, как обычно! Как я уже говорила, мне дали премию, и мою новую коллекцию смели на ура… Даня, повесь, пожалуйста, звезду на макушку!

Высоченный Данила с легкостью водрузил на елочную макушку сиреневую звезду. Помолчав, он осторожно обмолвился о том, что на днях случайно встретил Олега.

– Твой бывший муж удостоил меня чести – пригласил отобедать вместе!

– Ну и как он? – спокойно спросила Маша.

Данила пожал плечами:

– Тоже отлично. Так дело пойдет – станет президентом, ну, на худой конец каким-нибудь премьером. Правда, жаловался, что успехи в личной жизни не поспевают за карьерными. Маруся, как я понял, он хотел бы тебя вернуть.

– Это невозможно! – отрезала Маша.

Данила повесил на ветку пару игрушек.

– Надеюсь, ты не будешь убеждать меня в том, что я не права? – не выдержала Маша.

– Нет. Не буду, – улыбнулся Данила, – я всегда считал, что вы с Олегом очень разные. Маруся, я уверен, что ты еще обязательно встретишь парня, который будет достоин тебя.

– А я, как ты знаешь, уже успела такого встретить и даже успела его потерять! – с горечью сказала Маша.

– Иными словами, ты хочешь сказать, что до сих пор любишь того парня?! – Данила перестал разматывать связку гирлянд и отложил ее в сторону. – Маруся, ты бы хотела, чтобы он вернулся?

Маша вздохнула:

– Даня, я теперь знаю, что судьба дает нам только один шанс, и если ты им не воспользовался – будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Только, пожалуйста, не смотри на меня с жалостью, как на казанскую сироту. Знаешь, несмотря ни на что, я очень счастливая! Любовь была в моей жизни и осталась. Тринадцать лет я люблю одного мужчину и думаю, раз уж речь идет о настоящей любви, это – навсегда.

Данила мягко повторил:

– Маруся, ты бы хотела, чтобы он вернулся?

Вместо ответа Маша спросила брата, есть ли у него мечта.

– Да, – признался Данила, – найти Алису.

Маша улыбнулась:

– О, братишка! Значит, ты тоже мечтаешь о чуде?!

– Конечно, – кивнул Данила, – хотя, знаешь, если так подумать, то чудо уже случилось, потому что встреча с Алисой меня полностью изменила.

Маша с нежностью посмотрела на брата – он действительно сильно изменился – возмужал, посерьезнел. Уже не мальчик, а мужчина.

Когда сестра ушла готовить чай, Данила взял в руки книгу, лежащую на журнальном столике. Это оказался томик стихов Пастернака. Книга была раскрыта на стихотворении: «Снег идет».

Вернувшись в гостиную и увидев в руках брата книгу, Маша рассказала Даниле, что этот томик стихов она когда-то подарила Андрею. «А когда я была у него в Праге в последний раз, я захватила ее с собой, потому что она пропахла табаком Андрея и напоминала мне о нем». Маша с нежностью коснулась потрепанного корешка.

Данила с минуту смотрел на сестру, думая о чем-то, затем попросил Машу дать ему почитать эту книгу.

– Зачем тебе? – удивилась Маша.

– Ну как зачем? Хочу приобщиться к высокой поэзии, почитать стихи на досуге.

– Пойди в книжный магазин, купи и приобщайся!

– Не будь жадиной! Дай!

Маша сморщилась:

– Ладно, возьми. Только с возвратом, это памятная книга. Я ею очень дорожу.

Данила клятвенно заверил, что сохранит книгу в целости и сохранности.

Маша подошла к окну и вскрикнула:

– Даня, смотри, снег!

– Ну, вот видишь, сработало! – обрадовался Данила. – Мысли тысяч людей, мечтающих о снеге, синхронизировались, и все получилось! Обыкновенное шаманство!

– Снег идет, снег идет, к белым звездочкам в буране… – тихо сказала Маша.

Брат с сестрой долго стояли у окна. А в городе начался вдруг такой снег, что это были не хлопья, а крупные, белые птицы. Много красивых белых птиц полетело над городом.

За несколько дней до Нового года друзья собрались в любимой кофейне. Женя сразу объявил, что ждет всех первого января у себя на даче.

– Не будем нарушать традицию, мужики!

Мужики слаженно промычали – дескать, не будем!

– Сохраним хотя бы эту традицию, раз уж отказались от прочих, – с иронией заметил Саня, намекая на резко поменявшиеся вкусовые привычки Данилы, отказавшегося, по его заверению, от алкоголя «раз и навсегда».

Морозов намек понял, но невозмутимо заказал себе кофе. Только кофе и ничего, кроме кофе.

– Ничего, кроме кофе?! – схватился за сердце Саня.

– Нет! Еще маковый рогалик, – усмехнулся Данила.

Саня укоризненно покачал головой:

– Ну и дела! Неужели и у меня на свадьбе не будешь пить? Ладно, я понял… Кстати, о свадьбе! В конце января мы с Катей ждем вас на нашей свадьбе! Вот удивительное дело, Морозов, сколько людей познакомилось благодаря тебе! Представляешь, я тут от моей Кати узнал, что благодаря драматической истории «Дани и Алисы» через социальные сети соединились две пары. Объединенные общей идеей помощи влюбленному Даниле и общими перепостами с призывом к неизвестной Алисе проявить совесть, четверо хороших людей нашли друг друга и скоро тоже поженятся. Ну?! – Саня подмигнул Даниле. – И все это благодаря тебе! Разве ты не рад чужому счастью?!

– Рад, – пожал плечами Данила, – хотя эгоистически хотелось бы немного счастья и для себя. Весь этот год я самому себе напоминаю ту шуструю лягушку из басни, как подорванный, сбиваю молоко снова и снова; а результата нет, видать, в моем случае молоко оказалось обезжиренным. Мои поиски ни к чему не привели – свою девушку я не нашел. А может, и впрямь не было никакой девушки?! А что было? Видение. Мечта. Недостижимый идеал, которым мне теперь всю жизнь мучиться.

– А вот про девушку! – всполошился Саня. – Тут Катя нашла еще одну. Вроде подходит по твоим описаниям. Алиса Снегирева, двадцать три года. Запишешь телефончик?

Данила махнул рукой:

– Нет, Саня, спасибо. Пора с этим завязывать. Устал от разочарований, знаешь ли… К тому же я сегодня ночью улетаю в Прагу.

– Ну, как хочешь, – вздохнул Саня. – А чего ты в Праге забыл?

– Есть одно дело, – улыбнулся Данила, – но это не моя тайна.

Сначала Данила думал взять у Инны телефон Андрея и позвонить ему, но потом засомневался – ну как бы это выглядело? Вот он звонит незнакомому человеку и говорит: «Здравствуйте, я брат женщины, которую вы когда-то любили, и…» И все. Пожалуй, больше ничего осмысленного по телефону он сказать не сможет. «Нет, надо ехать в Прагу и, если Андрей захочет встретиться, рассказать ему все при встрече!» – решил Данила.

Прилетев в Прагу, Данила отправил на телефонный номер Андрея СМС с лаконичным текстом: «Я хотел бы вернуть вам вашу книгу стихов Пастернака. Остановился в отеле…» Данила намеренно выбрал такой способ связи с Андреем, оставляя за тем право не отозваться; в конце концов, Андрей мог сделать вид, что не получал никакого СМС, и… жить настоящим.

Данила решил подождать ответа пару дней, а тридцать первого декабря вернуться в Москву. «И если моя встреча с Андреем не состоится, Маша никогда не узнает о моей поездке в Прагу».

Андрей позвонил ему на следующий день.

– Вы из России? Что с Машей?

Данила предложил встретиться. Андрей, не раздумывая, согласился.

– Давайте сегодня вечером. На Староместской площади есть ресторан…

Ожидая встречи, Данила долго гулял по украшенному к празднику городу, потом остановился на Карловом мосту и засмотрелся на фантастически прекрасную Прагу. Неожиданно пошел снег, крупный, зернистый, очень русский. Снег ложился на статуи, Влтаву и не таял. «Добрый знак!» – улыбнулся Данила.

Начинало темнеть. Данила взглянул на часы и зашагал в сторону Староместской площади.

В ресторане он сел за столик возле окна и, согреваясь кофе, стал листать томик Пастернака. Вскоре в ресторан вошел высокий мужчина в красной куртке. Обведя глазами посетителей, он сразу направился к Даниле. «Так что с Машей?» – отрывисто спросил незнакомец.

Андрей молчал, чувствуя благодарность к этому красивому парню с обаятельной улыбкой и ясными глазами за его деликатность – они сидели в ресторане уже пару часов, прикончив за это время бессчетное количество кофе и сигарет, а Данила не задал ему ни одного вопроса, не позволил себе ни одной бестактной фразы. «Как много у них с сестрой общего, – подумал Андрей, – обаяние, достоинство, манера улыбаться». Во всяком случае, войдя в кафе и увидев Данилу, он сразу понял, что это брат Маши. Маша, Маруся, Манечка… Любимое имя отозвалось в сердце нежностью…

Маша Морозова ворвалась в жизнь Андрея как цунами, землетрясение, некое стихийное явление необычайной силы, изменившее, а вернее сказать – отменившее все, что было до нее. Недаром он как-то пошутил (они тогда катались на велосипедах в пражском парке, и Маша задела его колесом своего велосипеда), что она наехала на него «колесом судьбы». Да. Колесо судьбы. И он принял любовь к этой женщине как свою судьбу.

В ней было намешано так много всего… Взбалмошная, резкая, порывистая, в то же время удивительно мягкая и нежная – сочетание несочетаемого. Настоящая русская женщина, всю жизнь проживи рядом с ней – все равно ее не поймешь; она могла быть и романтичной и циничной, и трогательной и беззащитной, и бесстыдной и застенчивой. Короче говоря, его русская возлюбленная была удивительной.

Для него все было ясно с первого дня – это та женщина, которую он всегда ждал и которую готов ждать всю жизнь. Впрочем, насчет «всей жизни» он погорячился – это поначалу, в первый год их связи он растворялся в счастье, успокаивая себя мыслью, что Маша вскоре разведется с мужем и переедет к нему в Прагу, но время шло, в их отношениях ничего не менялось, и его недоумение сменялось болью. Он не понимал, почему она не решается оставить мужа, не мог объяснить ее страхи и сомнения. В какой-то момент Андрей подумал, что больше не хочет ждать и больше не может мириться с двусмысленностью их отношений. Короткие встречи, долгие разлуки, неопределенность будущего… Он старался понять, чем вызвана Машина нерешительность, почему все происходит так, как происходит, но в результате понял только одно – он пытается объяснить, анализировать иррациональное, ищет ответы на вопросы, а их нет. И от него требуется просто все принять как есть. И все.

Его попытки настоять на чем-то ни к чему не приводили. В декабре 2007 года он попросил Машу встретить Новый год вместе с ним, и она пообещала прилететь к нему в Прагу. В тот день он так боялся опоздать, что приехал в аэропорт за два часа до ее прилета; высматривая Машу в потоке людей, он чувствовал какое-то мальчишеское волнение, сменяющееся (по мере понимания того, что она не прилетела) растерянностью и болью.

В этот же день он позвонил в больницу, где работал, и вызвался дежурить в новогоднюю ночь.

В больнице в эту ночь было мало пациентов. Обходя отделение, Андрей увидел в одной из пустующих палат (других больных на праздники отпустили домой) светловолосую пациентку лет тридцати. На ее прикроватной тумбочке стояла маленькая искусственная елочка.

– Будем встречать Новый год с ней вдвоем, – на чистом русском языке вдруг грустно сказала женщина, указав на елку.

У Андрея что-то кольнуло в груди – русская…

– Как вас зовут?

– Татьяна.

– Извините, Татьяна, мне надо проведать других больных, но потом я к вам зайду.

За десять минут до полуночи он действительно зашел к ней, прихватив с собой мандарины и бутылку шампанского.

– Разве мне можно? – Татьяна удивленно вскинула тонкую бровь, когда он протянул ей бокал шампанского.

– Можно, доктор разрешает. – Андрей взглянул на часы. – Ну, вот и двенадцать. С Новым годом!

Глотнув шампанского, она вздохнула:

– Представляете, это самый грустный Новый год в моей жизни.

– Будут другие. Хорошие, – сказал Андрей.

Она улыбнулась:

– Спасибо.

В конце января, чтобы отвлечься (а может, от обиды на Машу), он закрутил роман со своей коллегой по работе, доктором из соседнего отделения. Это была женщина его возраста – красивая, эффектная, целеустремленная, умная. Однако, несмотря на все несомненные достоинства любовницы, Андрея что-то царапало, кололо в этих отношениях. Они недолго пробыли вместе, роман продлился несколько недель и закончился после вечеринки по случаю дня рождения Андрея, устроенной его коллегами. Поздравляя Андрея наряду с другими присутствующими, его любовница провозгласила тост в честь именинника, пожелав ему «подняться вверх по карьерной лестнице». Вроде бы что такого? Но Андрей вспомнил любимый Машин тост «Будем великодушны!» и отчего-то помрачнел. На следующий день он расстался с этой женщиной. Просто ему никто был не нужен, кроме Маши.

В феврале Андрей поехал в Москву – не к Маше, а на сей раз – за ней. Но его решимость сломалась, когда он понял, что она не рада его приезду, что, возможно, ей было бы лучше и проще, если бы он не приезжал. Они прощались на Красной площади, была метель. Маша выглядела усталой и печальной; и он боялся, что это усталость от него. Потом он взял такси, поехал в квартиру на Ленинградском проспекте, ключи от которой ему дала Маша, и стал ждать любимую. Просто сидел за столом на кухне и ждал ее. В окно напротив стола было видно, как падает снег.

Вместо Маши пришла какая-то незнакомая женщина – крупная, яркая.

Она зачем-то говорила, говорила – слишком много слов; убеждала его в том, что он должен расстаться с Машей, потом она наконец ушла. Вся сцена с ее участием напоминала театр абсурда. Поверить в то, что это Маша организовала подобный спектакль, он не мог, хотя других не находил. Да и не искал, честно говоря. Какие еще могут быть объяснения и причины? Если сегодня на площади он понял, что Маша ему не рада. Что его приезд сейчас как бы… некстати. Что ей не до него. Что он в ее жизни – посторонний. «Прости меня, Маруся. Я больше так не могу. И не хочу».

Он положил ключ на стол и ушел.

Уехать из Москвы оказалось не так-то просто – до аэропорта он добрался, но поскольку из-за снегопада объявили нелетную погоду, ему пришлось провести ночь в аэропорту.

Он сидел в зале ожидания и наблюдал в окно шоу большого снега, прощаясь с прошлым, с любовью, с Москвой.

Вернувшись из России, Андрей погрузился в состояние густой, душной ипохондрии, накрывшей его словно тяжелым занавесом от мира, от людей, от жизни – никаких эмоций, желаний… Он даже подумал, что теперь понимает одного своего пациента, с которым разговорился как-то прошлой осенью.

Они тогда стояли у окна в больничном коридоре, в которое был виден город, подожженный со всех сторон пожаром листвы. Андрей искал слова, чтобы озвучить своему пациенту диагноз, звучащий как приговор (за долгие годы в медицине он так и не привык к «спокойному», или, как говорили его коллеги, «философскому» отношению к этой проблеме, всякий раз, когда требовалось сообщить больному или его близким, что «нет никаких шансов», он переживал и долго настраивался на разговор), и не находил их… Его пациент – пятидесятилетний преподаватель университета (кажется, сам обо всем догадывался, держался отлично), опередил его неожиданным признанием: «Вот странные дела, доктор. Мне в последнее время ничего не хочется – гулять, одеваться, водить машину, встречаться с друзьями; все прежние радости, привычки, увлечения опадают, как эти листья. Знаете, я подумал, что природа мудра – она готовит человека к смерти вот этим отмиранием прежних радостей и желаний».

Отмирание прежних радостей и желаний, да, теперь Андрей сам знал, как это происходит. Отныне он сутками пропадал в больнице (идти домой не хотелось), работал до звенящей усталости, чтобы уничтожить последние эмоции.

В апреле того же года, в больнице он снова увидел русскую пациентку, с которой встретили Новый год. Татьяна (имя – характер, имя – судьба) – миловидное, усталое лицо, большие серые глаза, нежные завитки волос.

Он достал историю ее болезни, поговорил с лечащим врачом. «Увы, Андрей, никаких надежд. Она серьезно больна. Ты же сам понимаешь, сколько живут с таким диагнозом». Он понимал, да. И Татьяна уже все про себя знала.

– Это вы из жалости?! – насмешливо спросила она, когда он притащил ей в палату букет цветов.

Смутившись, он буркнул:

– При чем тут жалость? Ерунду говорите.

– А что тогда? Может, я вам нравлюсь? – Татьяна иронически прищурилась.

– Нравитесь, – кивнул Андрей и ушел. Через пять минут, проходя по коридору, он мельком заглянул в открытую дверь палаты – Татьяна, улыбаясь, ставила цветы в кувшин. Он вдруг почувствовал к ней острую нежность – маленькая, хрупкая, изможденная болезнью, и такая храбрая, гордая…

Придя в следующий раз, он спросил у нее:

– Я могу для вас что-то сделать?

Она усмехнулась:

– Можете! Женитесь на мне! – И увидев его изумленные глаза, с иронией добавила: – Это шутка!

Да, у нее было замечательное чувство юмора, которое не изменяло ей даже во время болезни. Серьезной она оставалась, только когда говорила о своей дочери. «Шесть лет назад я влюбилась в чеха и уехала из России… Любовь! Потом – кончилось. Осталась дочь. Ляля. Я работала гидом, а потом заболела. Это всегда бывает, знаете ли, как-то вдруг… В смысле, ты никогда к этому не готов. Впрочем, что я буду вам рассказывать, вы, доктор, знаете об этом не хуже меня…»

Однажды он застал Татьяну в слезах.

– Что случилось?

Татьяна объяснила, что няне, которая присматривала за Лялей, срочно нужно уехать домой на Украину, и с кем оставить девочку, она не знает.

– Мой бывший муж уехал в Америку, там женился… Я давно не рассчитываю на его помощь. А больше в Праге у меня никого нет.

Андрей улыбнулся:

– Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю.

Он забрал двухлетнюю Лялю к себе. Когда он работал, с девочкой сидела его пожилая соседка.

Пока Татьяна была в больнице – он навещал ее каждый день, после того, как ее выписали – стал приходить к ним с Лялей домой.

Ему нравилась эта женщина – сильная, красивая, с удивительным чувством собственного достоинства. Однажды он просто спросил ее: «Ты еще хочешь, чтобы я на тебе женился?» Через две недели они поженились – тихо, скромно.

Теперь у него была семья. Появился смысл. Можно ли было его чувство к Татьяне назвать любовью? Он и сам не знал, но Татьяна с девочкой вернули ему смысл, и это было важнее всего остального.

После свадьбы Татьяна прожила два года. Его поражало, как стоически она переносила свою болезнь, ни на что не жалуясь. Он никогда не видел ее плачущей, только один раз, незадолго до смерти, она расплакалась.

– Ты что? – спросил он глазами.

– Спасибо тебе за все, – сказала она, – и спасибо за Лялю… Как бы я хотела остаться с вами…

Татьяна умерла в больнице через десять дней. Тогда была осень. Ветер обрывал последние листья.

После смерти матери Ляля перестала говорить. Замолчала, и все – словно ушла в свое молчание, отгородилась от всех. Андрей испугался – водил ее к психологу, врачам – ничего не помогало.

Через пару месяцев, уже зимой, как-то вечером, вернувшись с работы, он увидел дочь гуляющей во дворе вместе с няней. Шел первый снег.

Он вдруг почувствовал такую радость оттого, что в его жизни есть Ляля – хрупкое, большеглазое чудо, что, не выдержав, бросился к ней, подхватил на руки. «Снег идет!» – сказала Ляля и протянула ему на ладошке ледышку.

Стемнело. Ресторан закрывался. Андрей взял в руки знакомую книгу. Как волшебное заклинание: снег идет, снег идет…

– Вы можете оставить книгу себе, она ваша. Я приехал, чтобы вернуть вам ее. Ну что ж, мне пора… – Данила посмотрел на Андрея, словно ожидая, что тот скажет, потом вздохнул и поднялся из-за стола: – Завтра я возвращаюсь в Москву. Прощайте.

– Подождите! – глухо сказал Андрей. – Я хотел вам сказать, что все эти годы любил Машу. Я никогда не переставал любить ее.