Когда вышли на крыльцо, ее автомобиль оставался на стоянке, как дурак, что значит полицейская машина, все под стать их хозяевам, мой стронгхолд бы уже подкатил к крыльцу, не дожидаясь сердитого окрика, еще и хвостом бы повилял от счастья.

Мариэтта взмахнула рукой, ее автомобиль попятился задом, развернулся и поспешил к нам.

– Он сказал, – проговорила она с подозрительностью в голосе, – что эта Ширли была жива, когда он уходил…

– Сказал, – подтвердил я. – И что?

– Обычно говорят «жива и здорова»!

– Он ученый, – напомнил я. – Медик. Они приучены к точности. А она не была здоровой… хотя бы потому, что абсолютно здоровых людей на свете нет вообще. Давай навестим всех, кто заходил к ней к тот день. Чуть позже или намного позже.

Она взглянула исподлобья, а голос прозвучал так, что вот-вот обвинит меня в воровстве посуды из церкви.

– У тебя уже есть список?

– Откуда? – изумился я. – Давай просто заедем к тем, кто ближе.

– А ты, конечно, знаешь, – сказала она с тяжелым сарказмом, – кто ближе?

– Совершенно случайно, – сказал я. – Давай укажу, если твой полицейский навигатор принимает от кого-то еще, а не только от твоего начальника.

– Он принимает только от меня, – отрезала она. – Указывай, а я должна подтвердить. Без этого он не примет изменение маршрута. У нас бывали всякие случаи.

Я потыкал в экран пальцем, как примитивно, но увеличил изображение до появления расположения зданий.

– Вот сюда. К этому подъезду.

Она недоверчиво взглянула, но буркнула:

– Подтверждено.

Автомобиль некоторое время шел по прямой, словно еще подумывал, слушаться ли, потом на первом же повороте нехотя свернул и понесся к указанной цели.

Мариэтта хмурилась, недовольно сопела, наконец пробормотала словно про себя:

– Все равно что-то не сходится…

– Ну-ну?

– Этот Кравцов, – сказала она, – Марат Хисамович… уверял, что их препарат не покидал пределы их лаборатории.

– Их клиники, – уточнил я. – Которая при лаборатории. Он так и сказал – из рук в рот. Везде, где они проводили испытания.

Она кивнула.

– Да, именно. Но… кто тогда эти люди, что посещали нашу самоотверженную сотрудницу? И почему?

Я пробормотал:

– Сама догадаешься?

– Намекаешь, – спросила она, – что эта Ширли как-то начала сама тайком синтезировать у себя дома и продавать?

– Думаю, – сказал я, – не дома. Делали в другом месте. Но под ее контролем. Возможно, какой-то важный ингредиент в самом деле держала у себя дома, там смешивала с остальными… и уже продавала. Разумеется, из чисто гуманных целей, желая продлить людям жизнь…

– …за хорошую цену, – закончила она. – Вот сучка!.. Что смотришь? Скажешь, все женщины такие, я тебя сейчас же застрелю!

– Не скажу, – пообещал я. – Лучше ты меня замучаешь в постели. А продавала, думаю, за очень хорошую цену. Жизнь… странная штука. Это не планшет, цена которого одна для всех. Жизнь кто-то готов отдать за бесценок, а кто-то готов на все, только бы прожить еще денек…

Она вздохнула.

– Что-то эти нелегальные фабрики расплодились. Я бы вообще запретила эти принтеры!.. Нельзя, чтобы в каждой квартире пистолеты печатали!

– Чего? – спросил я. – А разве принтер не отправляет тут же копию заказа куда следует?

– Я просто к слову насчет пистолета, – парировала она. – А когда печатают удобрения, кто придерется? А его в соседней комнате смешивают с другим, получается взрывчатка! Или того хуже, страшный распыляемый яд, когда флакончика хватит на приличного размера город.

– До этого еще не дошло, – успокоил я. – И не скоро дойдет. С такими черепашьими темпами прогресса это случится не раньше, чем через месяц, а то и два…

Она сказала саркастически:

– Ну спасибо! Успокоил.

– Рад, – ответил я. – Всегда счастлив тебя успокоить. Чувствую себя так, будто обнимаю родное правительство и нашу самую гуманную в мире полицию…

– Заткнись, гад. Мы почти приехали, вон его дом.

Я сказал быстро:

– Давай первым спрошу я! А ты как главная будешь следить за нами, в смысле – и за собой, и поправлять, если что пойдет не так… по твоему мнению. Ты же умная, знающая, красивая…

Она фыркнула:

– Мечтай-мечтай!.. Тебе никогда не стать детективом. Стой сзади и не раскрывай пасть, а то порву на фиг.

– Меня или пасть?

– Обоих.

Автомобиль съехал с дороги и некоторое время пробирался между домами старой постройки, рассчитанными на неторопливые кареты. Мариэтта еще не разобралась, где какой дом, деревья с пышными кронами закрыли номера, но автомобиль все зрит, не зря же полицейский, уверенно подвез нас к одному из подъездов и остановился.

– Здесь приличные люди, – напомнила Мариэтта, – так что забудь про свой футбол, понял?..

– А про хоккей, – спросил я с надеждой, – можно?

– Нельзя, – отрезала она.

Я пробормотал горестно:

– Тогда поговорим о боксе или боях без правил…

– Застрелю, – пригрозила она. – И меня оправдают.

– Тогда молчу, – сказал я испуганно. – Вот если бы не оправдали…

Ступеньки старинные, из настоящего мрамора. Мы подошли к такой же настоящей двери, словно украденной из «Ромео и Джульетты», Мариэтта сказала негромко:

– Департамент полиции. Нужно поговорить с Панасом Онищенко.

Через пару секунд из невидимого динамика донесся далекий голос:

– Минутку…

Послышались шаркающие шаги, затем в двери щелкнуло, чуть приоткрылась, но так и осталась. Мариэтта презрительно фыркнула и толкнула ее так, что та ударилась о стену.

Я вошел за Мариэттой, а она двинулась уверенным шагом даже не детектива, а элитного бойца спецназа в давно захваченной и освоенной деревне.

Правда, в холле пусто, пришлось подняться на второй этаж, там уже к лестнице вышел невысокий полный мужчина в просторном костюме, что и понятно с его избыточным весом, смотрит молча, без надменности, но в то же время осознает, на пару ступенек выше всяких, кто ездит в полицейских авто.

– Господин Онищенко? – спросила Мариэтта.

Мужчина кивнул.

– Проходите в квартиру.

Я перешагнул порог, мне показалось, что попал в музей древнего искусства. Даже не в сам зал, а взапасник, где в ожидании экспозиции хранятся в тесных помещениях сотни картин, скульптур, украшенных серебром шкатулок и всякого рода изысканных безделушек от размера с куриное яйцо до валуна в несколько тонн с рунами древнескандинавской вязи.

– Ого, – сказала Мариэтта, – у вас здесь… да, у вас здесь… не нахожу слов.

Он покосился в мою сторону, я ответил с легким поклоном:

– Здесь все подлинники… Узнаю работы Креккио, Вандатти и самого Карлизино! А это, если не ошибаюсь, картина Дюбера «Странные гости в Помпее»?

Он ответил потеплевшим голосом:

– Сядьте, пожалуйста, это великолепный диван восемнадцатого века. Приятно встретить знатока… А вот жемчужина моей коллекции. Узнаете?

– Еще бы, – ответил я. – Кто не знает «Распятие Христа» Лонжеавитти?.. Моя коллега, она рядом, столько слез пролила, созерцая… да-да, созерцая.

Мариэтта сладко улыбнулась мне, но во взгляде таилось обещание убить еще на лестнице, а в машину затаскивать уже теплый и весьма обезображенный труп.

– Да, – подтвердила она, – как же, как же… Господин Онищенко, мы проверяем деятельность одной подпольной фирмы, потому проводим опрос ее клиентов. Как долго вы употребляете карельгедин?

Он дернулся, во взгляде метнулся испуг.

– Карельгедин… карельгедин?

Мариэтта сказала властно:

– Господин Онищенко, как вы понимаете, мы приехали не наугад. Ваше запирательство будет расценено как противодействие исполнению правосудия. Чем это вам грозит, можете сами посмотреть в Уголовном кодексе. Учтите, наш разговор записывается.

Он заметно поник, ответил почти дрожащим голосом:

– А что случилось?.. Это же разрешенный препарат!.. Скоро будут продавать во всех аптеках…

– Вам так сказали? – поинтересовалась Мариэтта.

– Да…

– Кто? – спросила она с нажимом.

Он посмотрел на нее с испугом.

– А это говорить этично?.. Не получится ли, что я как-то подвожу хороших людей?.. А то эти строгости мне совсем не нравятся. Я всего месяц попринимал, и левая рука, что уже три года не двигается, начала оживать!.. Вот посмотрите, я уже шевелю пальцами, а мне в больнице сказали, что все нервы атрофированы. Могу показать медицинскую карточку, там записано, у меня какой-то синдром, не просто парализовало нервы и мышцы, а даже съело нервную ткань…

Я быстро заглянул в Инет, отыскал его карточку, прочел, на это ушла сотая доля секунды, сказал успокаивающе:

– Да-да, препарат просто чудо. Даже нервную ткань наращивает, надо же… Но мы по другому делу. Возможно, конкуренты постарались, но… сегодня ночью Ширли Кассеро убили.

Он округлил глаза.

– Как нехорошо… А кто это?

Мы с Мариэттой не стали переглядываться, и так понятно, я сказал мирно:

– Возможно, она использовала аватары. Ее труп нашли в ее квартире… Откройте к телевизору свободный доступ.

Он кивнул, я коснулся запястья с часами, на экране телевизора во всей красе появилось лицо, а потом и все тело убитой Ширли Кассеро.

Он охнул.

– Какой ужас!

– Узнаете?

– Это она, – прошептал он. – Я покупал у нее… Но все легально…

– Как видите, – сказал я, – прямо в ее квартире.

Он прошептал:

– Господи! Какой ужас!.. Кто же теперь… Я хочу, чтобы моя рука ожила полностью!.. Да и вообще…

Мариэтта сказала деловым голосом:

– Мы отрабатываем все версии. Сейчас наша задача – найти убийцу. Надеюсь, это поможет и вам. Постарайтесь припомнить, всегда ли убитая была одна, не упоминала ли в разговоре кого-то еще, не тревожило ли ее что-то в последнее время, не показалось ли что-то необычным…

Он посмотрел беспомощно.

– Нет, не припоминаю. Нет-нет, я не увиливаю, в самом деле все всегда происходило быстро. Я приносил деньги, мне давали карельгедин. Все молча, торопливо. Я тут же уходил.

– Спасибо, – сказал я. – Вы нам помогли.

Я поднялся, Мариэтта метнула лютый взгляд, но вышла со мной, чтобы не выказывать нелады постороннему, а на улице набросилась:

– Ты что о себе возомнил?.. Что за?.. Да ты хто?.. Чем он нам помог?.. И чего ты раскомандовался?

– Милая, – сказал я покровительственно. – Ты такая великолепная, когда сердишься!.. Я же сказал только то, что хотела сказать ты, чтобы ты не утруждалась. А сказал он то, что эта Ширли как-то наладила собственное производство. Иначе каким образом этот эстет и страстный любитель древностей получал бы препарат?

Она отрезала независимо:

– С его-то деньгами!

Я поморщился.

– Как я тебя люблю… Все его картины и прочее – копии. Принтеры на марше, все изготавливают так, никакой знаток не отличит! Как еще «Мону Лизу» не отпринтерил… Наверное, это настолько чересчур, что уже никак не убедит себя, будто владеет оригиналом… Блин, неужели таких вот тоже возьмут в сингулярность?

Она властным жестом подозвала авто, села молча, я вздохнул и тоже молча занял место с правой стороны.