Мариэтта остановила машину перед подъездом солидного дома старинной постройки, а когда вышли, полицейский автомобиль дисциплинированно отъехал на стоянку рядом с домом, но встал так, чтобы все оттуда видеть, наблюдать, сканировать и ябедничать руководству, а к нам прибыть на вызов с максимальной скоростью.

– Впечатляет, – пробормотал я.

– Хороший домик, – согласилась она.

Я отмахнулся.

– Меня больше впечатляет, что мы на экранах четырнадцати видеокамер. По-моему, это перебор.

– И ты все заметил? – спросила она язвительно.

– Дык видно же! – ответил я.

Она смолчала, только покосилась несколько ошарашенно. Когда миновали настоящего живого охранника, поставленного, как понимаю, исключительно для престижа, потом через парадный вход, я почти ожидал, что нас встретит дворецкий, и ничуть не удивился, когда в самом деле навстречу вышел солидный господин, похожий на Чемберлена в пору премьерства, сухой и чопорный.

Я уже приучил себя не таращиться тупо на данные из Вики, когда передо мной люди, потому сказал вежливо:

– Здравствуйте, Сергей Павлович. Нам нужен хозяин, Кравцов Марат Хисамович… Прекрасный у вас дом, кстати. Еще сам Беллучини строил, надо же… И Репин с Айвазовским здесь бывали осенью, как сейчас помню, это было на Яблочный Спас…

Он посмотрел на меня с почтением во взгляде.

– Все точно, благодарю. Хозяин вас сейчас примет, позвольте провести вас в гостиную.

В гостиной, когда мы с Мариэттой сели рядышком, она прошептала:

– Сергей Павлович?.. Вы знакомы?

– Нет.

– Тогда откуда…

Я ответил снисходительно:

– Он выглядит как Сергей Павлович, разве не видно?.. Имена накладывают свой отпечаток на людей. Вот назвали бы тебя Нюркой, разве стала бы ты так краситься, носить высокие каблуки, заботиться о волосах?

Она зыркнула на меня искоса.

– Снова издеваешься, гад?..

– Я думал, это основы криминалистики, – ответил я с обидой в голосе. – Ты точно не Нюрка.

– Гад, это комплимент или оскорбление?

– Еще какой, – подтвердил я и произнес мечтательно: – Мари…этта… Ингриэтта… Гангуэтта… Блин, просто музыка… Усраться можно, как красиво звучит… В тебе есть что-то даже от Аллуэтты, так и слышу музыку, а в остальном ты вылитая Мариэтта, или, как говорила моя бабушка, выкопанная… или выкапанная, уже не помню.

Она прошипела:

– За выкопанную я тебя убью. Тоже мне, зомби нашелся! А откуда знаешь про Репина с Айвазовским?

– Дык я ж эта… культурный эстет, как не знать такого нашего ценного наследия?.. Репин, это был такой художник, кстати. Айвазовский вроде тоже рисовал…

– А Яблочный Спас?

– Угадал, – ответил я скромно. – А может, и нет, но дворецкий подыграл, молодец.

– Гад полосатый, – сказала она с чувством.

– Да, он похож…

– Ты – гад полосатый!

Я уточнил:

– Как бурундук?.. Или дикий поросенок?

– Как колорадский жук!

Я покачал головой.

– Это которого в пятидесятых годах американские шпионы завозили в СССР в спичечных коробках? А потом выпускали на картофельные поля, чтобы навредить нашему социалистическому строительству и всемирной победе коммунизма?

Она вытаращила глаза.

– Что, и такое было?.. Нет, слышала такое грязное ругательство, показалось смачным.

Вдали распахнулась дверь, дворецкий произнес чопорно:

– Прошу вас. Марат Хисамович примет вас…

Вид у него был такой, что этот Марат Хисамович сейчас добрый, а в другое время может и вытолкать в шею. Мариэтта, судя по натянувшейся коже на ее скулах, тоже ощутила подтекст, ноздри бешено раздулись, дескать, никто не остановит детектива-сержанта столичной полиции, а если кто-то рискнет, пусть пеняет на себя.

Марат Хисамович поднялся нам навстречу из-за стола, немолодой, но элегантный и блещущий моложавостью. Не молодостью, видно же, что в его возрасте другие на пенсии, но то другие, а это крепкий и подтянутый мужчина, почти атлет, под тонкой тканью костюма чувствуются объемные бицепсы.

Как заметно, подумалось у меня само собой, что если бедный, то обязательно толстый и даже жирный, а богатые все худощавые и поджарые. Бедные на работе не задерживаются, каждое лето отдыхают на южных курортах по месяцу, а богатые вкалывают без отпусков и выходных, бедные своих детей на летние каникулы отправляют отдыхать в лагеря, а дети миллионеров разносят газеты, подрабатывают официантами и мойщиками посуды, подготовляя себя к постоянному изматывающему труду…

– Чем могу служить? – спросил он точно рассчитанным тоном.

– Департамент полиции, – сказала Мариэтта. – Убита ваша сотрудница Ширли Кассеро. На месте преступления обнаружены ваши отпечатки. Что вы можете сказать по этому поводу?

Он помрачнел, из груди вырвался тяжелый вздох, чуточку театральный, но самую чуточку.

– Прошу вас, – сказал он, – сядьте, я вам сейчас объясню.

Мы с Мариэттой опустились на диван, она инстинктивно села поближе ко мне, словно надеется на защиту или черпает во мне силы, но это подсознательно, а скажи ей кто такое вслух, тут же отсядет в другой конец комнаты.

– Слушаю вас, – сказал я.

Он посмотрел на меня внимательно.

– А вы… тоже из полиции?

Мариэтта раскрыла рот для ответа, но я опередил:

– Вы знаете, кто я. Еще когда мы поднимались в дом, вы просмотрели наши досье. И мое вас заинтересовало, вы рассматривали его семь минут, в то время как на просмотр файла детектива, что со мной рядом, вам хватило двадцати секунд. Пока мы ждали в приемной, вы куда-то звонили и что-то уточняли.

Он посмотрел на меня с уважением.

– У вас прекрасные сканеры!.. Велю управляющему обновить наши. Так вот, наша сотрудница была хорошим человеком и очень самоотверженным работником. И бесконечно влюбленным в свою работу. Да, понимаю, вы в первую очередь будет пытаться найти сексуальные связи, ревность, еще что-то подобное, но, уверяю вас, это не так. Хотя что вам мои уверения, проверяйте, но это простая потеря времени.

Она кивнула.

– Разумеется, проверим.

– Но как-нибудь потом, – добавил я. – В свободное время. А сейчас хотелось бы услышать вашу версию.

Он улыбнулся.

– Как я ее убил?

– Почему там ваши отпечатки, – уточнил я.

Он кивнул.

– Хорошо. Я был у нее вчера, говорил с нею.

– О чем?

Мариэтта сердито зыркнула на меня, нагло перехватываю у нее расследование, но лишь пообещала мне злым взглядом, что расправится со мной без свидетелей.

Он сказал медленно:

– Вы знаете, чем занимается наша фирма.

Мариэтта снова начала было открывать рот, но я сказал мирно:

– Знаем, конечно. Антиэйджинговые препараты, на них все помешаны… Не у вас, разумеется, а вообще. Хотя, признаю, вы за последние полгода сделали мощный рывок и ворвались в первую сотню лидеров.

Я чувствовал на себе ее пронизывающий взгляд и обещание разделаться со мной, но смотрел только на Марата Хисамовича, а он улыбался довольно, откинулся на спинку кресла, сложил пальцы в замок на животе.

– Приятно, когда замечают… Все верно, мы сделали заметный рывок. Правда, шли к нему долго.

– Испытания? – спросил я.

Он наклонил голову.

– Исследования, проверки, испытания… бюрократические рогатки…

– Но испытания у вас заняли очень короткий период, – заметил я.

Он чуть посерьезнел.

– Да-да, понимаю ваш намек. Но вы называете испытаниями только клинический период, а мы включаем в него и все эксперименты над дрозофилами, мышами, крысами и обезьянами.

– Даже обезьянами? – удивился я.

Он сказал мягко:

– У нас отличные юристы. Они доказали, что этим нарушением, за которое мы готовы заплатить штраф, спасли жизнь тысячам, даже сотням тысяч больных, которые могли бы не дождаться лечения. Нам, конечно, продолжать запретили, но за прошлые нарушения мы отделались небольшим штрафом.

Мариэтта сказала с сарказмом:

– Ну да, судья тоже хотел бы продлить свою жизнь! Любым способом.

Он улыбнулся.

– Вижу, понимаете, у нас сторонников больше, чем об этом говорят. Почему-то не хотят признаваться, словно жить долго все еще стыдно, как в прошлые века.

Она молчала, только переводила взгляд с него на меня и обратно, я кивнул и сказал успокаивающе:

– Марат Хисамович, я полностью на вашей стороне. Наше ханжество обходится обществу дорого. Так о чем вы спорили?

– Мы не спорили, – возразил он. – Я уговаривал ее не принимать карельгедин, это наша последняя разработка… в таких дозах.

Мариэтта спросила чересчур быстро, словно старалась во что бы то ни стало, словно бегущий вторым бегун, в прыжке успеть коснуться финишной ленты первым:

– Повышение дозы опасно?

Он пожал плечами.

– Я бы так не сказал.

– Не опасно? – спросила она.

– И так бы не сказал, – произнес он чуточку невесело. – Мы просто не знаем. Может быть абсолютно безопасным, на что надеемся, а может быть и опасным… при определенных условиях. Я просто просил не выходить за рамки.

– А клинические испытания? – спросил я. – На людях? В больнице? Вы проводили их в Боткинской, Вавиловской и восьмой городской!

Мариэтта покосилась на меня в недоумении, а он вздохнул.

– А еще и в Центральной областной, но там чуть-чуть, в документах не отражено. Однако… Возможно, даже ваша очаровательная спутница знает, что люди живут дольше мышей. И чтобы проверить, помогают ли эти пилюли продлить жизнь, нужно дождаться их смерти… Дело не в гуманности, а в том, что результаты пришлось бы ждать очень долго, а инвесторы и акционеры требуют отдачи от вложенных денег.

– Тогда, – спросил я, – почему Ширли потребляла карельгедин, да еще и увеличивала дозы? Это действует как наркотик?

Он покачал головой.

– Совершенно нет.

– А как?

Он снова тяжело вздохнул.

– Он в самом деле омолаживает. И чем больше принимаешь… я имею в виду больше дозу, тем эффект сильнее.

– Тогда почему вы предостерегали?

Он поморщился.

– Вам это легко говорить, вы так молоды. И мне легко говорить, я – мужчина. Считается, что мы не так уж и зациклены на молодости. Это практически так, если сравнивать с исступленностью женщин. Понимаете, препарат не проверен на ударных дозах!.. Совет правления настоял, что люди не рискнут себе вредить. Удовольствуются, дескать, тем, что написано в инструкции. А там сказано четко: по одной капсуле в неделю! Можете проверить.

– Уже проверено, – ответил я легко. – Значит, она принимала ударные дозы… Это как-то на ней сказывалось?

Он ответил уже сердито:

– К сожалению, сказывалось так, что она начинала принимать еще больше! Вы видели ее?.. Сколько ей лет?

Мариэтта насторожилась, а я ответил с заминкой:

– На вид, вы правы, ей не больше тридцати. Да-а… для шестидесятисемилетней это вкусный червячок. А какой там крючок?

Он пожал плечами.

– Крючка может и не быть. А может и быть. Потому я и был против, чтобы она… Ладно, я не хотел рисковать прекрасным сотрудником! Если какой-то дурак на улице сожрет целую горсть и сдохнет, это его проблема, не жалко, а вот своих мне жалко!

– Естественная реакция, – сказал я успокаивающе, – все нормально, мы не осуждаем. Вон вулкан в Африке вчера залил лавой целую деревню, а еще одну засыпал пеплом и всех умертвил… Я гуманист, но смотрел новости во время обеда, и это мне аппетит не испортило. Но вот ворона разогнала воробьев у кормушки, куда я насыпал семечек… меня это огорчило. Это я так, между нами, а если перед корреспондентами, то я выражу глубокую скорбь насчет погибших в Африке и скажу, что от горя похудею… Значит, когда вы ушли, она была жива?

– Уверен, – произнес он с достоинством, – если проверить все видеокамеры, анализаторы и прослушивающие устройства с функцией записи шумов, то вы убедитесь, она была жива, когда я ушел! Уверен, вы этого еще не сделали.

– Сделали, – сообщил я скромно. – Просто нужны были уточняющие детали.

Мариэтта поднялась, красивая и элегантная даже в полицейской одежде.

– Спасибо, вы нам очень помогли.

Он тоже встал, ответил учтиво:

– Я рад быть полезным департаменту полиции и обществу.

– Марат Хисамович, – сказал я, – простите, забыл спросить, а как вы регулируете, чтобы раз в неделю, но не больше?

Он ответил мирно:

– В аптеки этот препарат не поступает, и… не поступит. В интернет-магазинах не встретите. Купить можно только у нас. По показаниям. Мы тщательно исследуем здоровье пациента, назначаем курс…

– Всем разный?

Он покачал головой.

– Как раз всем одинаковый. Во-первых, отбираем только здоровых людей, а во-вторых… может быть, это прозвучит кощунственно, но мы продолжаем собирать статистику. Как одна и та же доза действует на людей разного возраста, пола, даже уровня образования?

– Значит, – сказал я, – проблема попадания за стены вашего центра исключена?

– Да, – подтвердил он. – У нас даже не из рук в руки, как говорится, а из наших рук прямо в рот пациента. Во избежание, как вы понимаете. Я не полицейкий, но человек не слишком доверчивый.

– …за исключением, – договорил я, – некоторой самодеятельности ваших сотрудников?

Мариэтта насторожилась, а он вздохнул.

– Человеческий фактор… Да, у нас не все автоматизировано. Науку если и удастся автоматизировать, но уже перед схлопыванием Вселенной. А наши сотрудники, увы, тоже люди. Они хотят быть моложе и активнее. Не секрет, что с самого начала цивилизации люди принимали стимуляторы. Особенно этим злоупотребляли ученые, студенты, медики… Меньше всего это требовалось, как сами понимаете, грузчикам и дворникам. Так что да, Кассеро принимала… Трудно держать за руки того, кто сам синтезирует препарат и кормит им мышей, фиксируя их реакции. Но больше никто, уверяю вас. Автоматика следит, чтобы за дверь лаборатории не выносили ни миллиграмма карельгедина!