Он проводил меня до двери, поглядывая, не торчит ли у меня рукоять из-под рубашки, а я вышел на улицу, чувствуя, что стал ростом повыше и плечи вроде бы раздвинулись еще на пару дюймов.

И вообще я с пистолетом красивее, умнее и, наверное, даже петь могу.

Однако домой, чуточку протрезвев от такой эйфории, я ехал малость встревоженный. Хотя пистолет и повышает чувство достоинства и понижает артериальное давление, но чувствую, как в самом деле вхожу в опасный мир, который, кто бы подумал, располагается на той же территории, что и мой, спокойный и мирный.

Как будто два разных измерения, а кто живет в моем прежнем, совершенно не видит того, что творится в этом, где как раз и совершается все то, что меняет и тот мирок диванных стратегов, и вообще все-все.

Раньше я пользовался пистолетом тайком, никто этого от меня не ждал, а теперь вот знают, я уже во всех базах. Как здесь, так и в далеких вроде бы Афганистане или Кувейте.

И жизнь моя станет еще опаснее.

Переступив порог своего уютного домика, сразу подхватил вопящего от счастья Яшку, огляделся. Мой роскошный диван вытянулся перед телевизором во всю стену, что уже не стена, а телестена, как и соседняя, красота, даже красотища.

Спохватился, щелкнул кончиком пальца по циферблату часов на запястье.

– Счет в банке, – велел я. – На эту минуту!

Две секунды длилась проверка, тот ли я, кто имеет право заглядывать, затем высветились скупые строки дебета-кредита, итого, а у меня дыхание приостановилась, посмотрел еще раз, не поверив глазам.

Ничего себе здесь платят, и все без криминала, могу показывать друзьям, пусть ахают.

– Аня, – сказал я, – есть новости. Для тебя.

Она мгновенно появилась на экране, веселая и готовая на любые услуги, посмотрела лукаво.

– Милый?

– Можешь заказать себе модель во плоти, – сообщил я. – Вообще-то я против всяких анероидов в доме… тьфу, андроидов, но ты – другое дело. Постарайся не истратить всю сумму, хотя…

Она спросила с интересом:

– Что, милый?

Я отмахнулся.

– Да так, почудилось. Но, думаю, я еще заработаю. В общем, сделай такую же красотку, какая ты на экране.

Она сказала счастливо:

– Ой, тогда и покувыркаемся в постели?

– Обязательно, – пообещал я. – Выполняй. Кстати, покорми Яшку, что-то худой какой-то.

Она послала мне воздушный поцелуй в стиле Мерилин Монро, в моду снова входит это сдувательное движение с ладони, улыбнулась, и экран погас. Хотя, конечно, может без труда делать одновременно десяток, если не сотню, дел, но это потому, что нужно выполнять такое задание, пока я не передумал.

Едва вышел на кухню, намереваясь пошарить в холодильнике, раздался звонок, я на автомате сказал «можно».

На всю стену возникло лицо Мариэтты, чуточку недостает пикселизации, пора сменить часы на более продвинутую модель, а она, всмотревшись в меня, сказала с отвращением:

– Какой-то ты весь нерезкий…

– Я мягкий, – подтвердил я, – интеллигентный и коллаборационирующий… во слово откопал! Упасть, не встать.

– Ладно, – сказала она, – знаю, специально половину пикселей убрал, чтобы свою темную суть спрятать. Хоть помнишь, что ты еще под подозрением?

– Не слышал насчет подписки о невыезде…

– Скоро будет, – пообещала она. – Мы над этим работаем. Но пока ты на свободе, но под нашим наблюдением!

– Ага, – сказал я, – ну да… Так бы и сказала, что жаждешь приехать. Прямо рвешься с поводка, землю гребешь лапами.

Она возразила с возмущением:

– Я такое не говорила!

– А между строк? – спросил я. – Ладно, приезжай, но при условии… Да-да, чесать меня будешь долго и старательно. И одеяло не стягивать!

– Свинья ты, – заявила она. – У меня еще час дежурства, а потом изволю. По твоей настойчивой просьбе.

– Снизойди, – сказал я, – снизойди.

– Я сегодня добрая, – сообщила она, – Не знаю с чего.

– Съела что-то, – сказал я озабоченно. – Но ничего, у тебя это ненадолго. Озвереешь быстро, я тебя знаю.

– Еще бы, – согласилась она, – с тобой да не озвереть!

И сразу вырубила связь, чтобы я не успел вякнуть. Для женщины оставить за собой последнее слово – это одержать победу, и неважно, какую хрень порола.

Вообще-то могла бы приехать и без предупреждения, но у меня в постели могла к тому времени оказаться другая с вот такими, и хотя теперь это не проблема, но Мариэтта не из тех, кто потерпит другую женщину.

Положив пистолет и кобуру на стол, полюбовался, потом разобрал на части и долго щупал каждую, вникал, ощущал, мы же из одних и тех же атомов, но я вот атомами своей руки, к примеру, командую еще как, могу в зубы дать, могу фигу показать, потому и этими пистолетными атомами должен, между нами совершенно нет никакой стены, потому что между мной и частями этого пистолета только воздух, а он из таких же точно атомов…

На мгновение стало страшновато, вообще воображать такое слишком отчетливо не рекомендую, а то и сам могу рассыпаться на атомы, но на столе разом стало чисто, а потом пистолет возник уже в собранном виде.

Я с великим облегчением перевел дыхание. Что-то я слишком далеко забрался, надо поумерить прыть, а то вскочу в такое, что уже не смогу вернуться.

С кобурой получилось куда проще: всего два соединенных между собой полукольца, создал сразу, рассыпал на атомы и снова собрал, а с третьей попытки уже собрал прямо на поясе, где она и должна быть. Хотя, конечно, могу и под мышкой, но там пока нет ремня.

От пункта охраны пришел сигнал, ко мне двигается гость, я увидел на экране фото Мариэтты, сделанное через лобовое стекло, покрутил головой по комнате, но вроде бы прятать ничего не нужно.

Через минуту вдали показалось такси, я вышел на крыльцо, такси быстро развернулось у ворот, высадив Мариэтту, и умчалось.

Я заорал с издевкой:

– А почему не на полицейской?.. Да еще без мигалки?.. Выгнали?

Она прошла через калитку, фыркнула.

– Тебе надо, чтобы соседи видели, как к тебе повадилась полиция? А твоя репутация?

– Сразу вырастет, – заверил я.

– С чего бы?

– И сам почувствую себя таким опасным, – пояснил я, – и соседи будут кланяться, а то и вовсе обходить стороной. Слава бандита – лучшая слава в наше демократичное время!.. Каждый бандит – потенциальный олигарх.

– Уже нет, – отрезала она злорадно. – Каждый олигарх в прошлом бандит, но время пиратов Морганов кончилось.

– Ну да, теперь Морган, – согласился я, – губернатор Ямайки… что есть будешь?

– Сперва приму душ, – сказала она, – а ты пока готовь.

Я сказал вслед:

– Думал, ты сама умеешь.

Она фыркнула:

– Размечтался!

И, войдя в дом, пошла в сторону душевой комнаты, демонстративно чисто по-мужски снимая и бросая по дороге на спинки стульев одежду, а в кабинке даже не закрыла за собой прозрачную дверцу.

Догадываясь, что после смены поесть не успела, я велел кухне приготовить обед в расчете на двух здоровых мужчин с хорошим аппетитом, и когда Мариэтта вышла, уже в прозрачных трусиках, на столе исходили ароматами на двух широких тарелках замысловатые блюда, где я узнал только ломти мяса, рыбы и очищенные креветки, а остальное, надеюсь, тоже не для красоты.

– Ты не только любитель футбола, – сказала она поощряющее. – А где пиво?

– Я полагал, восхочешь шампанского…

– Не восхочу, – сообщила она и наколола вилкой самый большой ломоть мяса, даже не подумав разрезать. – Пива тоже не хочу, я же только спросила, а не послала тебя сбегать.

– Ага, – сказал я, – так бы и побежал!

– Не побежал бы?

– Нет!

– Странно, – произнесла она с набитым ртом, – а мне показалось… ты из тех… кто…

Не дождавшись, пока продыхнет, я поинтересовался ядовито:

– Кто бегает по шевелению твоих напистолетненных пальчиков?

Она проглотила с трудом, просипела:

– Кто выказывает женщине знаки уважения… хотя сейчас это и не приветствуется…

– Я выкажу, – пообещал я, – выкажу! Палкой по спине. Нет, сразу по голове.

Она некоторое время жевала молча, лицо на мгновение стало серьезным, словно сама поверила в то, что сказала, потом вздохнула и посмотрела на меня с прежним пренебрежением победившей нации.

– Мечтай-мечтай… Не понимаю, как ты вообще здесь живешь? Это же с тоски издохнуть можно!

Я спросил с обидой:

– Почему? Хороший домик. Вот еще огурцы посажу и капусту по всему участку, вообще заживу, как удельный король.

Она сказала насмешливо:

– К тебе сюда даже женщины совсем не заглядывают!

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, – сказала она победно. – Я все о тебе знаю. Потому не разобралась еще, куда трупы подевал!.. А женщин у тебя здесь не бывает.

– Ну да, – согласился я, – ты же не женщина, а власть. Правда, власть тоже женского рода, что значит, ее как бы можно…

– Но-но!.. Власть нельзя!

– Но это звучит так революционно, – сообщил я, – возбудительно, карбонарски и кармелюкски. А еще мне ндравится в твоем обвинении слово «даже». Даже женщины, надо же, как низко пал…

Она сказала сердито:

– Не передергивай.

– Ты права, – сказал я мирно, – мне достаточно Ани Межелайтис. А то, что эта модель у всех мужчин и все они обмениваются информацией… это же здорово. Значит, у нее огромный опыт и понимание, когда что можно, когда что нужно, а от чего стоит воздержаться. Тебе такое и не снилось!

Она фыркнула.

– Мне это зачем? Твоя резиновая кукла не будет править миром, а мы, женщины, уже правим. И мир сразу стал стабильнее и спокойнее. За исключением некоторых участков… А если бы правили мужчины, уже везде бы гремели войны! А то и вовсе одна, но всеобщая.

Я начал было возражать, но она натужилась и громко пукнула, даже не пукнула, а мощно перднула, заглушив мой голос.

Я сказал с одобрением:

– Прекрасный выхлоп! Вот даже салфетки разлетелись.

Она сказала наставительно:

– Завидовать нехорошо! У нас департамент следит за здоровьем сотрудников. Так что я всегда начеку, и ты от меня не скроешься. Ни в какой мышиной норке!

Яшка вбежал в комнату, бодро стуча по паркету коготками, остановился и внимательно посмотрел на меня, на Мариэтту.

– В поцелуе рук ли, – сказал я, – губ ли, в дрожи тела близких мне красный цвет моих республик тоже должен пламенеть…

Она спросила настороженно:

– Это ты к чему?

– Любишь меня, – пояснил я, – люби и мою собаку. В смысле, моего Яшку.

Она поморщилась.

– Ты при чем? Яшку я люблю, он славный. И умный, не то что ты. Правда, Яшенька?

Ящеренок, прислушиваясь к ее голосу, бодро покарабкался по ее ноге, но не взобрался на плечо, как устраивается у меня, а свернулся клубочком на ее коленях.

– Предатель, – сказал я с отвращением. – Как можно человека менять на женщину?.. Ладно, ты еще маленький, не понимаешь.

– Он сердцем чует, – сказала она. – У нас сердца чуткие, правда, Яшенька?.. Ты сегодня ночуешь дома?

– А куда он денется, – ответил я.

Она насупилась.

– Вообще-то вопрос был к тебе. Но если твоя масонская ложа запрещает тебе отвечать власти…

– Ты после дежурства, – напомнил я, – так что уже не власть. И если ты меня изнасилуешь, я могу подать жалобу.

– Я еще в форме полицейского, – сказала она. – Да, это тоже форма! На особые случаи.

– Тогда половину жалобы, – отрезал я.

Она вздохнула.

– Ладно, убедил.

Ссадив Яшку на кресло, она зевнула и потянулась, в ее прозрачных трусиках это выглядит просто здорово, посмотрела на меня победно.

– Ну что, подеремся?

– Признаю поражение, – ответил я. – Не по очкам, а сразу нокаутом. Но победитель должен быть милосердным…

– Это мужские правила, на женщин не распространяются, – отрезала она кровожадно. – У нас свои правила. Ты мне все расскажешь, во всем признаешься! Даже как пирамиду Хеопса разрушил!..

– Пирамида Хеопса все еще цела, – ответил я пугливо, но уже с сомнением.

– А какие разрушил? Ограбил?.. Убил, изнасиловал?..

Я ответил со вздохом.

– Сдаюсь. Давай еще по чашке кофе, а потом я тебе в постели под пытками признаюсь.

Звякнул сигнал вызова, на телестене появилась сияющая Аня, проворковала счастливым голосом:

– Заказ прибыл!.. Спрашивают, куда везти, в дом или в беседку?

– В дом, – велел я.