Глава 11
На крыльце появилась Николетта, поддерживаемая под локоть Ювалом. Счастливая, разрумянившаяся, с блестящими глазами, она не отрывала от лица жениха сияющего взора, и если бы могла летать, то перепорхнула бы разделяющее их расстояние и повисла у него на шее.
Однако же, будучи хорошо и примерно воспитанной, она сошла во двор медленно и торжественно, подошла к Илвару и присела в церемонном поклоне.
Илвар поклонился еще замедленнее, сделал руками нечто плавательное, вроде брассом, и малость утону- тельное.
— Леди Николетта…
— Лорд Илвар, — ответила она щебечущим голоском.
— Леди Николетта, — произнес он, с трудом сдерживая бьющее из него счастье, — позволите ли…
— Да! — выдохнула она пылко. — Да, лорд Илвар!
Ряды его конных воинов расступились, вперед выехал
нарядный всадник, за ним, грациозно цокая копытцами, вышла изящная тонконогая лошадка под широкой красной попоной и с женским седлом. Между ушами торчит хорошо закрепленный на ремнях султанчик из крашеных перьев, уздечка отделана серебром, а сама лошадка выглядит как игрушечка, но в то же время достаточно резвая игрушка.
— Ой, — вскрикнула Николетта, — это же моя Ромашка!
Илвар счастливо улыбался, а Николетта повернулась к нам с Фицроем, обняла по–братски и каждого чмокнула в щеку.
— У меня нет ни сестер, — сказала она, — ни братьев. Вы двое стали мне старшими братьями, мудрыми, добрыми и отважными! Спасибо вам! Спасибо. Спасибо…
Илвар помог ей подняться в седло, ему тоже подвели коня, мы смотрели, как он занял место во главе группы, красиво отсалютовал нам и развернул отряд в сторону ворот.
Фицрой шепнул мне:
— А жаль, правда?.. Она как солнышко.
— Да, — ответил я, — да… но, если вообще–то…
Он засмеялся.
— Не продолжай. Женщины необходимы, как воздух. Но и воздух нужно выдохнуть вовремя, иначе можно задохнуться.
Ворота за ними закрылись, я все еще смотрел вслед, чувствуя странную смесь досады и облегчения. Присутствие Николетты потрепало нервы, ввергло в опасности, а я по натуре избегатель любых неприятностей, пусть они там за окном все друг друга поубивают, лишь бы меня это не касалось, но вот ушла она и унесла все траблы, однако же унесла и радость…
— Все, — сказал я твердо. — Все проблемы решены. Все улажено. Даже за Николетту не отвечаю.
Он сказал понимающе:
— А на сердце печаль?
— Иди ты, — ответил я. — Это не первая печаль на свете и не последняя. Нас еще многое будет… опечаливать. А пока что прости, дружище…
Он помрачнел, посмотрел снова исподлобья.
— Знаешь, эта Николетта настолько хороша, что я прощаю тебе твою свинскую свинскость. Собираешься уезжать… когда?
— Прямо сейчас, — ответил я.
— Понятно… Боишься, что снова что–то взвалят на твои плечи?.. Ладно, поезжай. Но если хочешь оставить этот замок и этих людей на меня, то есть одно условие…
Я спросил настороженно:
— Какое?
— Твой путь все равно через столицу? Ну вот, я так и понял… В общем, я не хочу считаться захватчиком замка. Пусть не королева, но кто–то из высших ее министров должен знать, что ты оставляешь меня временно… временно!.. присматривать за этим замком. Только на этих условиях, понял?
Я сказал с облегчением:
— Обещаю. Пойдем седлать коней.
Огромное оранжевое солнце светит сильно и ярко, по возвращении в мой мир все кажется потускневшим и скучным, а здесь все радостное, воздух чист, до бесконечно далекого горизонта все вижу с немыслимой четкостью…
— Дорога знакомая, — сказал я. — Это по ней ехали в прошлый раз?
— Да, — ответил Фицрой. — К кому–то хочешь заехать?
— Не–е–ет, — сказал я, вздрогнув, — как раз наоборот. Чтоб никого не встретить. А то вдруг снова что–то понадобится.
— Есть другая, — сказал он с готовностью. — Правда, похуже, ею пользуются реже. Там колдобины, телеги застревают… Ремонтировать некому, сел по дороге ни одного, только пара деревенек…
Я прервал:
— Сворачивай!.. Мы же не на телеге? А кони пройдут везде. Мне бы пробраться до столицы без помех и задержек.
Он расхохотался весело и запрокидывая голову.
— Неужели тебе так досадило глердство?.. Ха–ха!.. Как я прав, что не вешаю на себя обязанности.
Я сказал торопливо:
— Ты обещал!
— На время, — ответил он, посерьезнев. — Пока не сделаешь то, что пока хранишь в тайне. А потом сам отправлюсь в дальние страны… как хорошо! Увижу неведомые моря…
— А за ними океаны, — подсказал я. — Море что, мелкая лужа… А в океанах острова и даже материки с неведомыми народами и чудовищами. И жизнь будет полна приключений, находок и потерь.
Он посмотрел на меня очень внимательно.
— Ты так говоришь, словно и самому хочется.
— Мало ли что нам хочется, — возразил я. — А как подумаешь, что для этого надо вытаскивать толстую жопу из уютного кресла…
— У тебя ж не толстая!
— Будет, — пообещал я твердо и с гордостью демократа. — И пузо будет! До колен. Я слабый. Если можно не бежать, а идти, я иду. Если можно не идти, а стоять — стою. Если можно не стоять, а сесть, то сижу…
— А если можно лечь, — прервал он, — лежишь?
— У меня такой классный диван, — похвастал я. — А море… это дождь, и ветер, и звезд ночной полет… бр-р-р! А еще бригантина поднимает паруса, вообще гады, грабители, нападут и всех утопят. Нет уж, ты плыви, а я, лежа на диване, помечтаю, как славно быть пиратом, пиратом, совсем простым пиратом…
Он покачивался в седле, слушая вполуха этот бред. На лице полнейшее недоверие, как можно говорить такое серьезно, хотя именно сейчас я серьезен, как никогда раньше.
— Дорога пройдет через лес, — предупредил он. — Не пугает?
— Разве сейчас ночь? — спросил я.
Он ухмыльнулся.
— Да это так, попугать. Они везде через леса. Но я слышал про некое королевство, где деревьев нет вовсе. Легенды, легенды…
— Какие легенды, — проговорил я. — Ты саванн и пустынь не видел?.. Хотя да, конечно. Нет, легендарные страны лежат дальше. Сперва их отодвигали на дальние острова в океане, потом и вовсе на Луну и Марс.
Мимо проплыла небольшая деревня, я инстинктивно хотел было прибавить ходу, но до этого долго шли галопом, коням надо отдохнуть, и только когда деревушка осталась позади, я перевел дыхание.
И тут же раздался за спиной конский топот, нас догнал на неоседланной лошади мальчишка лет десяти, худой и коричневый от солнца.
— Глерды! — прокричал он тонким голоском. — Благородные глерды!
Фицрой сказал важно:
— Это вон он благородный глерд. А я так, простой. Проше некуда.
Он даже снял шляпу и с таким величайшим почтением поклонился мне, как не кланялся, наверное, и королю. Мальчишка повернулся в седле ко мне. Глаза с надеждой и отчаянием смотрели в мое государственное лицо.
— Благородный глерд!.. Как нам повезло, что мы вас увидели!
Я пробормотал:
— А как нам повезло…
— Староста, — сказал он торопливо, — сразу же послал меня догнать вас!.. Говорит, великий и ужасный глерд Юджин все поймет и везде наведет порядок!
— Нет уж, — начал было я, но Фицрой прервал:
— Деревушка крохотная, у таких и проблемы крохотные.
— Вот пусть сами…
Он воскликнул чересчур возмущенно:
— Какой же ты глерд? Власть нельзя выпускать ни на минуту! Ничего с нами не случится, если послушаем.
— Ерунда какая–нибудь.
— Люблю ерунду, — сказал он. — Особенно хорошо зажаренную…
Он плотоядно потер ладони, глаза заблестели, потому я повернул за ним коня с растущей неохотой и недобрыми предчувствиями. Чует трусливое сердце, что будет задержка, а уж как ее не хочу, даже вышептать трудно.
Мыслями и душой, ну какая есть, уже там на диване и с банкой холодного запотевшего пива в ладони…
Мальчишка погнал коня галопом в село, и когда мы подъехали, на околице уже быстро собиралась толпа.
Мы подъехали медленно, как и надлежит глердам, что контролируют положение, спешить и суетиться позволено только слугам.
Старостой на этот раз оказался еще молодой мужик, но здоровенный, бородатый и с могучими руками, он смерил нас недоверчивым взглядом и заговорил без всякого подобострастия:
— Глерды, если вы не поможете освободить нас от этого чудовища, мы не сможем заплатить налоги!.. Каждую ночь из леса появляется что–то ужасное…
Фицрой спросил с интересом:
— Насколько ужасное?
Крестьяне загалдели, мужик свирепо рыкнул на них и, когда все испуганно затихли, сказал резко:
— Убивает коров, убивает быков так же легко, как лиса кур. И уносит с собой так быстро, что не остается даже крови!.. Мы выставляли стражу, но ничто не помогает!.. Только двое наших погибли зря…
— Это интересно, — сказал Фицрой с энтузиазмом. — Если зверь большой и опасный, то это даже интереснее. Чем крупнее и опаснее…
Я прервал его с натужной бодростью:
— К сожалению, ее величество изволит… да, изволит срочно вызвать меня для совета. Но вам повезло! Вот величайший глерд в истории соплеменных королевств, великий и ужаснейший… особенно когда пьян, сам доблестный Фицрой!.. Он займется вашим частным случаем как доблестнейший воин, герой, победитель и отважнейший искатель противников!.. В смысле, он сам их ищет, а тут, какое счастье, даже искать не надо.
Крестьяне с надеждой в глазах повернулись к Фиц- рою. Он подбоченился и подкрутил ус.
— Что за зверь? — поинтересовался он. — Размеры?.. Чем ценен? Шкура, рога, внутренности?.. Есть ли че- туя?.. Какая, простая или с шипами?.. Если с синими такими шипами, то можем сразу же и начать…
Я с ревностью заметил, что на него сразу посмотрели с большим уважением, чем на меня. Я какой–то далекий от них герой, а вот Фицрой и вопросы задал правильные, и что–нибудь придумает такое, чтобы даже шкуру не повредить, целая стоит намного дороже.
Староста сказал с сожалением:
— Нет, шипы простые…
— Откуда известно? — спросил Фицрой.
— Когда забор повалил, — объяснил староста, — и стену сарая проломил, там зацепилась одна чешуйка… Хотя, похоже, клыки огромные. Говорят, если растереть и настоять…
Фицрой поморщился, но все же сказал благожелательно:
— Время терпит. Я сейчас в столицу, а на обратном пути заеду и помогу изловить живьем. От живых толку больше.
Староста вскрикнул:
— Так он же скот дерет!
Фицрой отмахнулся.
— Еще одну корову или пару коз — ерунда. Когда поймаем и снимем шкуру, все окупится. А сейчас просто постарайтесь двое суток не выходить по ночам. Как только солнце зайдет — все по домам! И двери на запор. Все поняли?
Староста сказал со вздохом:
— Да, поняли… Возвращайтесь скорее, глерд…
Я подсказал:
— Глерд Фицрой. Уже благородный глерд. Еще несколько дней — и станет высокорожденным. Он решит все ваши проблемы!.. Некоторые сам создаст… но тоже решит.
Фицрой сказал досадливо:
— Поехали. Нас королева ждет, не дождется! Все глаза проглядела.
— Точно, — сказал я с повеселевшим сердцем.
Крестьяне почтительно затихли, а мы пустили коней
вскачь. Лишь на околице Фицрой сказал сварливо:
— Я понимаю, как высокорожденными становятся за неделю, но что насчет проблем, которые я создаю?
Я сказал с подъемом:
— Это значит, что ты — герой! Тебе мало простых проблем, что выдвигает сама жизнь, ты сам создаешь и сам героически преодолеваешь! Есть ли выше подвиг?
Он покосился на скаку искоса.
— Это другим заливай.
— Да ладно, — сказал я весело, — как же хорошо… От сердца отлегло!
— Чего так?
— Были дурные предчувствия, — признался я. — Пуганая ворона куста боится, но пока — тьфу–тьфу! — все путем. Как же хорошо, что и я, такой замечательный, могу иногда ошибаться!
Он фыркнул:
— В свою пользу?.. Все мы так умеем.
Деревня осталась далеко позади, а впереди только дорога, в самом деле местами заброшенная, но все равно мы не раз видели на ней и телеги, и подводы, и даже повозки.
По дороге трижды останавливались перекусить. Я всякий раз наотрез отказывался заезжать в деревни, а Фицрой похохатывал и предлагал все настойчивее, стараясь распалить мое воображение вином, горячим мясом и податливыми девками.
Вдали встало мощное зарево, охватившее полнеба. Я ощутил беспокойство, повертел головой. При всем географическом идиотизме уже запомнил, в какой стороне все три солнца встают, а в какой они все опускаются.
— Что там такое?
Он оглянулся, повел плечами.
— Это далеко, не волнуйся.
— Не знаешь?
— Не знаю, — огрызнулся он. — Это далеко отсюда. Я же не местный!.. Там, я откуда я родом, на такое и внимание не обращают!
Я буркнул:
— А что там у вас… такое?
— Может быть, — ответил он загадочно, — еще увидишь.
Он все присматривался к лесу, который огибает дорога, вдруг резко свернул и погнал коня, как мне показалось, в чащу. Однако, как я понял минуту спустя, здесь с лесом время от времени начиналась война: отчетливо вижу в стене могучих деревьев широкую просеку, заросшую высокой лесной травой и даже мелким кустарником, словно некто из могущественных императоров велел проложить дороги для его победоносных войск.
Хотя, вполне возможно, по этим просекам войска и прошли. И либо сгинули, либо там захватили королевства, но со временем и обязательными междоусобными сварами все связи оборвались.
Последние сутки перед прибытием в столицу ехали даже ночью, благо небо чистое, а огромная красная луна освещает весь мир, высвечивая на земле каждую песчинку.
Я в нетерпении ерзал в седле, всматривался в освещенные луной места, которые скоро покину навсегда.
Красное небо ночи очень медленно превращается в сине–зеленое, лес просыпается, сонно вскрикивают тонкими голосами птички, мелкие зверьки высовываются из норок, зевают и раздумывают: на охоту или еще поспать, — в воздухе появились первые стрекозы, согнанные с верхушек трав хозяйственными муравьями.
Рассвет начался где–то высоко, словно в другом мире, там уже не утро, а солнечный день, а мы еще едем через ночь, затем солнце стекло по стволам деревьев, как жидкое золото, но за ними густые кустарники хранят недобрую тьму.
