Глава 10
На окраине леса мы присели за деревьями и кустами, а потом и вовсе прилегли в ожидании Фицроя. Николетта под моим чутким руководством содрала с меня рубашку и старательно разминала мне спину и плечи, чтобы кровоподтеки ушли скорее. Я прислушивался к ее довольному сопению, девочка безумно довольна, что так многому со мной научилась, вот так же будет снимать боль и залечивать раны у своего возлюбленного Илвара.
Потом она, разогревшись, начала уже по своей инициативе применять и некоторые другие знания, полученные от меня, такого мудрого и раскрепощенного. Надо как–то не забыть осторожненько сообщить, чтобы Илвару не вываливала все сразу, насторожиться, а так, медленно и постепенно, вроде бы сама додумалась. Вот так и создам счастливую феодальную семью…
Далекий стук копыт раздался в весьма неподходящее время, но разве не так обычно в нашей гребаной жизни?
Николетта тоже вскинула голову, прислушиваясь.
— Фицрой?
— Он, — ответил я с досадой. — Мы так хорошо спряталась, никто другой нас бы не отыскал…
Фицрой напевал песню, с шумом проломился через кусты, сам в седле неплохого коника, а в поводу еще одна лошадка, не слишком уж, но и не крестьянская.
— Прошу простить, — сказал он с самым сокрушенным видом, — но удалось купить только одного. За другим пришлось мчаться в соседнее село. Но и там сторговал только вот этого! В бедности живут крестьяне в Уламрии, скажу вам!
Николетта сказала живо:
— Ничего, нам же недолго ехать? Я сяду к глерду Юджину.
Фицрой пробормотал озадаченно:
— Эх, надо было тогда и третью лошадку купить… Шучу–шучу! Не было третьей. Но обидно, все Юджину и Юджину.
— Я все время ехала с вами, — напомнила она с укором.
— Сколько того времени, — протянул он уныло. — Я бы так с вами ехал вечность…
Он дождался, когда посажу Николетту и придержу ее одной рукой, послал коня вперед, впереди время от времени пригибался, проскакивая под низкими ветками, и я автоматически пригибался следом, так проще, чем всматриваться, и если он где–то начнет пригибаться на пустом месте, то я, уже приученный, буду повторять те же движения… что–то в этом есть полезное и нужное, но не соображу вот так сразу.
Ювал по случаю победного возвращения объявил с моего милостивого разрешения выходной день, даже праздничный, после чего все оделись в чистое и в главной людской устроили веселый пир.
Николетта счастливо повизгивала, настоящая женщина, тут же забыла о всех неприятностях и так радовалась, что снова дома, Фицрой поглядывал на меня хитро, рискну ли напомнить, что вообще–то она не совсем дома, но, конечно, где и с чего бы где–то нашелся такой сумасшедший, женщины везде дома, куда бы и к кому бы ни пришли.
В первую же ночь после победного возвращения приснилось, что брошка, которую королева подарила моей матери, вдруг превратилась в скорпиона и ужалила ее. А потом этот скорпион вырос и начал все крушить в доме…
Я не досмотрел, проснулся в холодном поту и с сильно стучащим сердцем.
Николетта проснулась, подгреблась ближе. Я не шевелился, и она, забросив на меня ногу и прижавшись
щекой к предплечью, тут же сладко засопела, как щенок под боком у мамы.
Я заснул только под утро, а пробудился с мыслью, что, как только вернусь, нужно сразу же побывать у матери, и если все еще носит ту брошку, убедить, что такую безвкусицу лучше хранить в столе.
Еще два дня упорно упражнялся с пистолетом, создавая прямо в ладони и отсчитывая секунды до исчезновения, а на третий со двора донеслись громкие голоса. Мой обостренный слух вычленил хохот Фицроя, потом крикнул громко:
— Ювал, срочно вниз хозяина! Чем бы он ни занимался.
Заинтересованный Фицрой обычно сам все решает, я оставил на столе пистолет, все равно исчезнет через пятнадцать секунд, покинул кабинет, бодро пробежался по лестнице, а во двор начал было выходить степенно и важно, но махнул рукой и выскочил почти вприпрыжку.
Я — босс! Пусть не могу заставить всех подстраиваться под меня, да и не хочу, я же демократ, но как демократ и сам не хочу подстраиваться под вкусы и взгляды людей простых и недалеких.
Фицрой резво сбежал с площадки над воротами, веселый и хохочущий.
— Ты знаешь, кто приехал?
— Нет, — ответил я настороженно.
Он обернулся к стражникам у ворот.
— Не открывать, не открывать!.. Глерд Юджин выйдет сам. Он сейчас трезвый, у него получится…
Я рассерженно толкнул калитку и, пригнувшись, вышел наружу. В пяти шагах двое всадников: лорд Барклем и герольд, в руках герольда белый флаг.
Еще с десяток воинов Барклема, что явно мало для штурма, держатся на расстоянии сотни шагов внизу дороги.
Я выпрямился, кровь бросилась в голову, а пальцы зачесались, почти чувствуя рифленую рукоять пистолета.
Барклем, не двигаясь в седле, проговорил густым мрачным голосом:
— Глерд Юджин, я весьма сожалею о нашем столкновении. Сейчас я прибыл затем, чтобы заверить о прекращении попыток захватить леди Николетту… а также я не желаю вступать с вами в противостояние.
Я все еще боролся с желанием выхватить пистолет и всадить в него десяток пуль, но Барклем в самом деле крепкий орешек: со стен могли изрешетить арбалетными болтами еще до того, как я появился во дворе. Верит, что никто не пойдет на такую гнусность, как убийство человека с белым флагом.
— Хорошо, — ответил я коротко, — принимаю.
Он чуть наклонил голову.
— Всего хорошего, глерд.
Уже начал разворачивать коня, когда я вспомнил, что эта сволочь не изволила покинуть седло, он разговаривал свысока, как с простолюдином, и, вскипев, я сказал резко:
— Барклем!
Он обернулся, удивленный и встревоженный, что я не присовокупил ни «лорд», ни «глерд».
— Глерд?
— Я обещаю, — сказал я четко, — что не пойду захватывать и разрушать ваш замок!.. Однако вам лучше не попадаться мне на узкой дорожке. Я убивал и за много меньшее. Всего хорошего, лорд!
Блин, что я такой чувствительный, прямо тряхнуло от ярости, и всего лишь эта сволочь не слезла с коня.
А не слезла потому, что вообще не привыкла ни перед кем слезать, все людишки ниже, все слабее, все вассальнее.
Он молча кивнул, повернул коня и пустил рысью прочь. Вид у него был таков, что и мне лучше не попадаться. Даже на широкой дороге, если у него будет явное преимущество.
Фицрой пролез через калитку, глаза его проследили за всадниками, что пропустили Барклема сквозь свои ряды, а потом развернулись и поехали следом.
— Ты ему веришь?
— С какой стати? — спросил я. — Он в самом деле боится. Никогда не боялся, но сейчас боится.
Он сказал с удовольствием:
— А мне было смотреть здорово. Чтобы напугать Барклема, одной отваги маловато.
— Он понял, — ответил я, — что умею переступать через моральные скрепы. Он думал, один такой…
Он пробормотал:
— Но все же не трус. Рискнул приблизиться к воротам.
— Расчетливая тварь, — процедил я. — Понимает, что на людях буду держаться так, как и принято благородному глерду. Тем более он с белым флагом.
— А без белого? — спросил он с легкой насмешкой. — И на узкой дорожке?
— Уже знает, — ответил я, — что я его забарклемю и перебарклемю. Ему бы и в голову не пришло детишек в заложники! Но я смог! Теперь полагает, что могу воспользоваться первой же возможностью, чтобы снова украсть его детей. И потребовать что–то еще. А так как он не может их постоянно держать взаперти… то вот и приехал договориться о прекращении боевых действий.
Он покачал головой.
— А все–таки… Если ты умеешь переступать через правила, то как тогда… договорился?
— По выгоде, — ответил я с досадой. — Не втягиваться же мне в эти сраные конфликты, которые вообще–то меня не касаются? Пусть все идет как идет. Если возникнет снова… что ж, буду принимать адекватные, хоть и несимметричные санкции.
Он пробормотал, поглядывая на меня несколько странно:
— Это так… Но твое положение поганое.
— Почему?
— Что–то мне подсказывает, — пояснил он, — ты все равно не пошел бы его убивать только потому, что он попытается тебя убить. Ты сможешь только в случае его нападения…
— Я что, — спросил я с сарказмом, — такой вот правильный?
Он пожал плечами.
— Пока не пойму. Иногда куда там лесному зверю… Потом вдруг в тебе выныривают какие–то нормы! Даже слишком строгие и возвышенные… я и то бы на них плюнул… И что будешь теперь?
Я поморщился.
— Что и собирался, Фицрой. Мне срочно… просто необходимо уехать. Прошу тебя остаться и порулить вместо меня. Все, что сделаешь, будет правильно. Я бы просто передал тебе глердство целиком, но такое должна одобрить королева, а она вряд ли, глердство слишком большое и богатое. А как временное управление…
Он смотрел исподлобья, взгляд стал таким нехорошим, что у меня и голос сел, и сам я ощутил, что оправдываюсь в каждом слове, слишком часто развожу руками и даже приседаю, чуть ли не как дама перед королем.
— Знаешь, — произнес он нехорошим голосом, — что я тебе скажу…
Внизу у подножия горы с моим замком громко и красиво пропел рог. Это было так необычно и романтично, что мы оба сразу повернули головы, там далеко внизу по дороге к замку начинает подниматься большая группа всадников в празднично цветных одеждах.
— Сегодня день гостей, — сказал я чуточку заискивающе, — но этого не знаю…
— Знаешь, — отрубил Фицрой все еще сердитым голосом, — это ж Ил вар Серебряная Стрела!.. Жених Николетты.
— Ах да, — сказал я, — ну да, а как же… Наверное, у него что–то сдвинулось. В ситуации, имею в виду, а нечего так смотришь?
— Идет громко, — согласился Фицрой. — Победно. Хотя Барклем только что отъехал с выгодным для себя договором… Что ж встречай.
Я обернулся к стражникам на воротах.
— Открыть ворота!.. Это наш союзник. Наверное.
— Возможно, — подтвердил Фицрой. — Хотя все в мире меняется. Кроме меня, такого нарядного.
Мы вернулись во двор, а спустя несколько минут на рысях въехали несколько человек, но остановились в отдалении, дабы не создавать напряженности, а вперед послал коня счастливо улыбающийся Илвар.
Фицрой приложил ко лбу ладонь козырьком, закрывая от бьющего в глаза солнца, и рассматривал прибывших с явным удовольствием.
— Сумел собрать войско, — сказал он, — молодец. Встречай жениха!
Илвар за эти дни показался мне повзрослевшим, исчезла детская припухлость щек, взгляд стал строже, несмотря на ликующую улыбку.
Я сделал пару шагов навстречу, а он покинул седло и грациозно поклонился.
— Глерд Юджин, — произнес он с чувством, — отныне я ваш вечный должник!
Я отмахнулся.
— Да пустяки.
Он возразил с жаром:
— Приютив леди Николетту, вы дали мне возможность полностью посвятить себя созданию коалиции из родни!.. Сейчас десятитысячное войско взяло в плотное кольцо крепость Финлея Барклема!.. Мышь не выскользнет… Нет–нет, мы не будем осаждать. С такой армией легко возьмем штурмом.
— Прекрасно, — сказал я с огромным облегчением.
— Он лишится своего замка и привилегий, — сообщил он. — Сейчас у короля мои родственники рассказывают при дворе, как гнусно Барклем пытался воспользоваться беззащитным положением леди Николетты. Король ему такое не простит хотя бы потому, что иначе это вызовет возмущение всех знатных лордов королевства…
— Прекрасно, — повторил я. — Могу заверить вас, леди Николетта вела достойный благородной девушки высокого происхождения образ жизни. Ее девственность, вне всяких сомнений, принадлежит вам, будьте уверены.
Он церемонно поклонился.
— Глерд…
— Останетесь на обед? — предложил я.
Он развел руками.
— Почту за честь, но… в другой раз. Со мной две тысячи конницы, я не хотел бы их оставлять и на минуту. А столько вы не прокормите, простите за шутку.
— Очень достойно, — согласился я. — Это слова настоящего полководца!.. Ювал, пригласи глердессу Николетту!
Ювал поклонился и ринулся в донжон, Илвар улыбнулся ему вслед.
— Переходя кордон, — сказал он доверительно, — мы становимся глердами и глердессами, но такие различия важны только тем, кто не покидает своих родовых гнезд. Не так ли, доблестный глерд?
— Рад услышать столь зрелые мысли, — сказал я. — Чувствуется, вы не только покинули родовое гнездо, но и облетели вокруг него несколько раз.
Он засмеялся.
— Это точно! Все расширяя круги.
Головы воинов и челяди, заинтересованно слушающих нас, вдруг повернулись в сторону входа в донжон.
