Глава 7
Лес в самом деле торжествующе дремучий, цепкий, деревья толстые и настолько высокие, что вершины тают в сверкающем оранжевом небе.
Я пробирался с трудом, где–то протискиваясь, где- то перелезая, мелькнула за деревьями яркая одежда Фицроя, вдруг донесся его горестный крик:
— Ну что ты ломишься, что ты ломишься?.. Спугнул…
Я продрался ближе, Фицрой разочарованно показывал на белый зад мелькнувшего далеко впереди оленя.
— Видишь?.. Тебя увидел!
— А тебя не боялся? — спросил я. — Возвращаемся?
— Погоди еще чуть, — попросил он. — Что–то с этим оленем странное…
— Посмотрим, — сказал я, — лес тоже странный…
Некоторое время протискивались между деревьями.
Незаметно пахнуло свежестью, настоящим морским воздухом. Деревья впереди разбежались в стороны, я тихохонько охнул: впереди море, настоящее море… хотя нет, не море, а уютная такая бухта, даже бухточка, по берегам могучий строевой лес, абсолютно зеркальная гладь залива…
— Красота, — сказал Фицрой. — Озеро!
— Давай пройдемся по краю, — ответил я. — Как–то загадочно это… И маняще.
— Чем? — спросил я.
— Возможностями, — ответил я. — Возможностя–ми, которых никто не замечает.
Он хмыкнул.
— Не знаю, что за возможности ты увидел. Вообще- то их у всех полно на дорогах, только мало кто нагнется, чтобы поднять. А другие так и вовсе отпихивают ногами. Любые возможности означают риск и работу, а кому это надо? Все хотят жить, ничего не делая.
— Я тоже такой, — признался я. — Но сейчас воз–можности очень уж велики. И раз уж никто другой не желает взяться, посмотрю сам, вдруг что получится…
— Ты о чем?
— Сперва обогнем, — ответил я. — Вдруг это не озеро?
— А что?
— Бухта, — ответил я. — Чует моя душа, если она у меня есть, что это бухта…
— Что такое… бухта?
— Отросток моря, — пояснил я. — Тихий такой, ласковый, мирный…
— Вернусь за конями, — сказал он.
Бухта, широкая посредине, оказалась с достаточно узким горлышком: мы ехали по самому краю, конские копыта расплескивают воду, а тот берег все приближается и приближается, и когда между ними осталось водное пространство, через которое даже я смогу перекинуть камень, впереди послышался шум накатывающих волн.
Деревья здесь стоят настолько плотно, что мы ед–ва–едва протискивались между исполинскими ствола–ми, а потом пришлось покинуть седла и протаскивать коней за повод между множеством то ли корней, вы–лезших наружу, то ли веток, что опустились к грязной земле и коренятся там, превращая дерево в подобие огромного паука на множестве неопрятных лап, опущенного в воду.
Наконец стало так тесно, что коней пришлось оставить, привязав к корням, а сами протиснулись навстречу все более громкому прибою.
Море открылось во всей исполинской красе, бес–крайнее, сине–зеленое, что медленно становится оранжевым, как кипящее золото, мне даже не обязательно поднимать голову, чтобы увидеть, какое вышло солнце.
Волны катятся с величественной неспешностью, но Фицрой зябко передернул плечами.
— Красота, — сообщил он, — но страшноватая красота… Не представлял столько воды! С крыши твоего замка хоть и видно больше, но вот так страшнее…
— Зрительно? — подсказал я. — Ощущательно?..
— Нуда…
— Я тоже не морской человек, — признался я, — но когда мы с тобой поплывем открывать новые острова и материки, будем вспоминать этот момент…
Он посмотрел на меня дикими глазами.
— У тебя шуточки, глерд!.. Да я и по щиколотку не войду здесь в воду, если не буду держаться за дерево!
Я засмеялся.
— Топаем обратно. Пока наших коней не сперли. Увидели достаточно.
— Достаточно для чего? — спросил он.
— Да так, — ответил я. — Бухта совершенно скрытая, надо же! Так заросла, что даже и не знаю…
— А олень ушел, — сказал он со вздохом. — Наверное, уплыл, гад. Бывают олени водоплавающие?
— Здесь тихая вода, — напомнил я, — как в озере. И пресная, иначе деревья не росли бы такими гиган–тами. Река заполняет залив своими водами, а те потом выходят на морской простор.
Он сказал мне в спину:
— Теперь ночь не засну. Нужно будет среди твоих служанок выбрать самую толстую. Почему–то на толстой засыпаю лучше всего.
— Сказал бы хоть из культурности про красивую.
— Так я ж и сказал! Разве толстые не самые краси–вые? А красивые не толстые?.. Какие–то у тебя стран–ные в таком простом деле взгляды.
— Возвращаемся к своим баранам, — сказал я, от–махнулся, — к коням! Лезут всякие готовые крылато- сти, кто их просит…
Насчет бухты сразу же закопошились всякие мыс–ли, даже идеи, но, как я помню по карте, моим соседом является герцог Руммель, а черта между нашими владениями проходит по естественной границе, реке. И, понятно, по этой бухте.
С одной стороны, вроде бы удобно, бухточка врезается в сушу довольно глубоко, так что служит как бы естественным водоразделом между двумя хозяйствами, плюс речушка, по ней в давние времена и проведена граница.
У герцога Руммеля обширные владения, но сам он, как я слышал в королевском дворце, находится в стадии упадка, длительного и затяжного. И конца не видно, хотя что это я, оборот речи такой, на самом деле конец очевиден: полное разорение и распродажа по частям как земель, так и самих угодий.
— Жаль только, — сказал я задумчиво, — что гра–ница между нашими владениями проходит по этому заливу.
т
Фицрой спросил заинтересованно:
— Что ты задумал?.. Это же естественная граница! А дальше по речушке…
— Есть идея, — признался я. — Но для нее лучше, чтобы весь залив был моим. Знаешь, надо встретиться с хозяином этих земель. Вдруг что–то удастся как–то решить. Он мне уступит эту никому не нужную воду, а я ему, к примеру, клок плодородной земли.
Он поморщился.
— Невыгодная сделка… если вот так посмотреть. Но ты же задумал обмануть его по–крупному?
— По очень крупному, — подтвердил я. — И не только его.
Он воскликнул:
— Вот это понимаю! Всегда считал тебя мошенни–ком высшего полета. Едем к Слейну Келли, как и соби–рались!.. Он хороший купец, глава гильдии овцеводов, у него две дочки и семь водяных мельниц…
Я изумился:
— Где ты все это узнал?
Он сообщил покровительственно:
— Общаться нужно не только с королями. Простой народ знает такое, что королям и не снилось… Особен–но подробности о жене короля, его дочках.
— Еще бы, — ответил я. — Знаю, о чем ты в первую очередь спрашивал.
Он расхохотался.
— Я же умница и красавец!
— Знаешь, — сказал я, — умница и красавец, езжай и щупай служанок Слейна Келли или возвращайся в Медвежий Коготь, а я, раз уж мы на границе с владе–ниями герцога, заеду к нему в гости. С соседями нужно крепить отношения, верно?
— Еще как, — согласился он. — Но не упейся слишком уж, а то с коня упадешь.
— Обещаю, — ответил я, — а ты пока там похозяй–ствуй, если я где что недосмотрел. У меня это запросто.
Он хохотнул.
— А ты отлучишься? Не удалось навязать мне замок в глердстве Остеранском, так тут новое?.. А ты куда?
— На ту сторону залива, — ответил я.
Кони и не заметили наше отсутствие, с аппетитом объедают сочные молодые побеги, витамины всем нужны, я поднялся в седло, Фицрой лихо вскочил еще раньше, крикнул:
— Удачи!
— Пошел, — ответил я.
Он гикнул и послал коня в красивый галоп, уже за–быв про оленя с вот такими рогами.
Я поднялся в седло, из головы не идет эта потаенная бухта и особенно та ее особенность, что вход со стороны моря полностью перекрыт ветвями огромных деревьев, даже не знаю, что за порода, что–то вроде помеси бабоеба с мангровыми зарослями, во всяком случае, со стороны моря увидеть проход абсолютно невозможно.
Вообще, мелькнула мысль, место настолько дикое, что если увижу тираннозавров и стегоцефалов, ничуть не удивлюсь.
Когда вдали показалась красная крыша замка гер–цога Руммеля, на западе небо уже красиво и страшно полыхало оранжевым огнем, что медленно переходит в изумрудно–зеленый. Я все еще не могу разобраться, при каких солнцах и в каком случае происходит такое странное наложение цветов, да и, если честно, не замо- рачиваюсь, а принимаю все, как и весь народ, привыч–но и равнодушно.
Дорога пошла вниз, замок скрылся, некоторое вре–мя конь свободно несся среди приземистых зеленых холмов, потом деревья расступились, на очищенном от деревьев пространстве красиво смотрится подсвечен–ный заходящими солнцами замок герцога.
Вообще–то вблизи понятно, это даже не замок, а до–бротное поместье, огромное, роскошное и немножко безалаберное: даже я поставил бы пристройки удачнее.
Строители предпочли расположить замок или по–местье в уютной долине, хотя здесь достаточно и вы–соких холмов. Вообще–то когда–то было замком, вижу, но потом перестраивалось и, главное, пристраивались разные помещения, так что сейчас просто огромная роскошная усадьба. Герцог удобства ценит выше безо–пасности или же просто на все махнул рукой.
Правда, сразу за хозяйственными постройками кра–сиво и гордо вздымается высоченная башня, тонкая, как игла, с небольшой тыковкой на вершине, едва ли намного вместительнее матросского клотика, но видно оттуда, полагаю, даже края земель ближайших соседей.
Дороги неплохие, чувствуется, что за ними присма–тривают, ямы засыпают, ручьи отводят в сторону, поля в порядке, скот пасется тучный, коровы с выменем до земли, а овцы покрыли склон холма слева от дороги так, что травы не видно.
Подъезжая ближе, рассмотрел, что главное здание раскинулось широко и вольно, а по бокам еще и кры–лья в виде добротных домиков, соединенные с обла–гороженным донжоном длинными изящными веран–дами.
Само поместье расположилось посреди огромного сада, хотя деревья благоразумно держатся на расстоя–нии, потому что вокруг главного здания земля выло–жена отесанным булыжником настолько плотно, что кажется исполинской плитой, расчерченной на квадра–тики.
Я остановил коня перед невысокой кирпичной стеной, что продолжилась ввысь уже металлическими прутьями с недобро блестящими острыми кончиками. Ворота из плотных досок скреплены металлическими полосами так часто, что дерева почти и не видно.
С высоты седла я увидел по ту сторону ухаживаю–щих за цветами садовников, гаркнул:
— Эй там, морды!.. А ну быстро отворить ворота!
Оба вздрогнули и бросились отворять, и только когда я въехал, один опомнился и спросил робко:
— А вы кто… будете?
— Сосед, — ответил я небрежно. — К герцогу зна–комиться. Запоминайте! И чтоб двери открывали за–годя.
Они поспешно поклонились.
— Да, высокий глерд. Вы глерд Куланер или… глерд Тернере?
— Глерд Юджин, — сказал я высокомерно. — А Куланера и прочих забудьте. Их больше нет. Среди живых. Сметены прогрессом и гуманизмом.
Перед домом двое рабочих поливают из леек цветы, в сторонке конюх гоняет на длинном поводе коня по кругу, но меня первым заметил с крыльца толстенький человечек в ярком костюме домашнего слуги, поспешил навстречу.
— Глерд?
Я сказал покровительственно:
— Глерд Юджин, хозяин земли Медвежий Коготь ваш сосед. Прибыл познакомиться с теми, чья земл* трется боком о мои владения… ха–ха–ха!., чешется, на верное. Хозяин дома?
Он ответил с заминкой:
— Герцог изволил отбыть на мельницу, там сейчас меняют жернова, он в таком случае всегда присутствует и… руководит.
Я поинтересовался деловито:
— Когда прибудет?
— Неизвестно, — ответил он. — Если все пойдет как обычно, то скоро, если же что–то стряслось, то проследит за ремонтом…
— Жаль, — ответил я. — А кто–то еще в доме из хозяев?
Он поклонился.
— Да. Герцогиня.
— Прекрасно, — ответил я и, соскочив на землю, бросил ему поводья. — Отведи к коновязи, дай овса. Поить сразу не надо, пусть высохнет. А я засвидетельствую почтение герцогине. Как ее зовут?
— Эльжбетта Руммель, — ответил он с запинкой. — Сиятельная Эльжбетта.
— Запомню, — сказал я, — Эльжбетта Руммель… Трудное имя. Но постараюсь запомнить.
— Сиятельная, — подсказал он. — Сиятельная герцогиня!
— Ух ты, — сказал я. — Ладно, уже весь трепещу.
Он остался возиться с конем, я бодро взбежал по
ступенькам, двери в холл распахнуты, там светло и чисто, пахнет цветущим лугом и немножко лесом.
Я не сразу заметил разбросанные под стенами пучки душистых трав, а пока осматривался, навстречу вышла женщина с корзиной белья, охнула от неожиданности при виде внезапно появившегося перед ней неизвестного мужчины.
Я сказал властно:
— Стой и не дрожи!.. Где сиятельная герцогиня?
Она указала дрожащим пальцем:
— Вон туда… Вторая дверь направо…
— Иди, — сказал я, — насиловать пока не буду.
Она, уже оправившись от испуга, сказала кокетливо:
— Уж и помечтать нельзя!
— Фицроя на тебя нет, — ответил я и пошел искать вторую дверь налево. С той стороны двери доносится строгий голос Эльжбетты, я прислушался, постучал.
Голос прервался, через некоторое время донеслось:
— Открыто!
Я распахнул дверь и вдвинулся, держа на лице при–ятную улыбку. Эльжбетта вскочила, а песик перед нею, напротив, припал пузом к ковру и уставился на меня большими и блестящими, как пуговицы, глазами, не зная еще, рычать или начинать подлизываться.
— Вы?
— Ваша светлость, — ответил я с поклоном, — я считал дни и недели, когда же наконец увижусь с вами! Мне казалось, прошли годы…
Она промолвила:
— Глерд, прошли всего сутки… или больше?… Но… почему вы здесь?
— Сгораю от страсти, — объяснил я. — Да и вооб–ще, герцогиня… Мы будем считать себя обделенными жизнью, если не устроим некоторое безобразие, что украшает жизнь. На самом деле нет же ничего пороч–ного, верно?.. Я самец, вы самка… Ну чего нам притво–ряться?.. О, да тут и диван какой шикарный!.. Позволь–те я вас проведу к нему…
Она опустилась на диван, но отодвинулась, вид не–приступный.
— Глерд…
— Герцогиня, — сказал я, — неужели вы думаете, что я принял замок и те земли просто так? Из жадности?..
— А что еще могло вас здесь заинтересовать?
— Вы, герцогиня.
Она насмешливо прищурилась.
— Простите?
— Я воспылал к вам страстью, — пояснил я скром–но. — Представляете?
— Не представляю, — ответила она. — Вы мне по–казались вполне разумным человеком.
Я вздохнул.
— Герцогиня, вы не ошиблись. Я в самом деле не дурак, вы прямо в точку. И как скучновато среди дура–ков… И когда я увидел вас…
Она сказала с иронией, но улыбаясь:
— Ах–ах, ну прямо вот так сразу.
— Представьте себе, — заверил я. — Ну такой вот я извращенец. Все ищут богатых, а я мечтаю об умной… И когда уже и мечтать бросил, ну разве что ночью, во сне чего только не напридумывается, как вдруг вас увидел!
Она продолжала улыбаться, рассматривая меня очень внимательно, как диковинного жука.
— И тут же признали меня умной?
— Сразу же, — заверил я. — Кто увидит только вашу стать, вашу изысканную грудь…
Она сказала с мягкой улыбкой:
— Глерд, эту часть пропустите.
— Хорошо, — ответил я, — и ваши крутые бедра…
— И это пропустите, — посоветовала она.
— Как скажете, — ответил я со вздохом, — хотя хо–телось бы поговорить о таких приятных вещах. И о заднице, значит, нельзя?
Она посмотрела чуть строже.
— Глерд… я думала, мы уже договорились, когда вы о бедрах…
— Аа-а, — сказал я понимающе, — значит, просто разные термины. Я различаю бедра и задницу, а рань–ше, как помню, все это входило в понятие «бедра». В общем, герцогиня, как умная женщина, вы же меня понимаете…
Она проговорила с той же снисходительной улыбкой:
— Да, глерд, я вас тоже нахожу очень умным и хи–трым человеком, что возбуждает мое женское любо–пытство. Однако же вы не учитываете, что в подобных делах, как я слышала, впереди длинный ритуал обха–живания и уламывания женщины, которую мужчина намерен обольстить… и я такие ритуалы прекращала в самом начале.
Я подумал, посмотрел ей прямо в глаза.
— Герцогиня… Как вы правы, как вы правы… В са–мом деле, на хрена нам этот ритуал? Если мы в самом деле умные?.. И если между нами в самом деле нечто такое… даже не подберу слов… голова перестает мыслить…
