Глава 14
С моей веранды хорошо смотреть на закаты, здесь они сказочно прекрасны, я не раз с гордостью демонстрировал их друзьям, словно они мои собственные, и сейчас кивнул в сторону широко распахнутой входной двери.
— Прекрасное зрелище, хотя и всего одно солнце. Ваше величество…
Она произнесла с холодком:
— Слушаю.
— Второй деликатный момент, — проговорил я, — первый насчет туалета мы уже решили по дипломатическим каналам, теперь не позволите ли провести вас в спальню?
Она посмотрела на меня свысока, голос прозвучал так, словно год хранился в баке с жидким гелием:
— Что–что?
— Уже поздно, — пояснил я, — я уступлю вам свою постель…
Ее взгляд стал холодным.
— А где ляжешь ты?
— На диване, — ответил я. — в гостиной. Заодно и посторожу… во сне. Разве ваше величество не нуждается в охране? Вон сколько бриллиантов блестит и сверкает!.. Заодно и вас при таком платье поохраняю.
Она поморщилась.
— Хорошо. Мне приходилось в походах спать и на охапке сена.
— Прекрасно, — сказал я обрадованно. — Просто чудесно. Душ принимать и чистить зубы вы не станете, не королевское это дело, так что позвольте я покажу вам постель…
Она прервала:
— С порога! Не переступая.
— Конечно–конечно, — согласился я поспешно. — Ни одна свинья не смеет переступать порог вашей спальни… которая на самом деле моя, но ради королевы на какие только жертвы не пойдешь… Хотя диван у меня еще мягче, но вот насчет статусности не уверен… Хотя можно вообще избежать этих невероятных жертв!
— Говори.
— У меня, — сказал я торопливо, — как и положено во времена моего деда, есть и гостевая комната, ее тронуть эти гады–перестройщики не решились… Там не ахти, я уже посмотрел, но кровать есть, есть!..
Она слушала, не меняя выражения лица, дескать, а что у тебя вообще есть, но гостевая у меня вообще–то не самая дыра, там есть еще кресло со столом и двумя стульями, и расположена очень удачно, чтобы ни гости не тревожили меня, ни я их.
— Хорошо, — проронила она, — если эта комната меня устроит…
— Другой нет, — предупредил я смиренно, — разве что можно еще в моей…
Она поморщилась, но сочла ниже своего достоинства даже ткнуть меня мордой в мое дерьмо, не королевское это дело, чуть–чуть кивнула.
— Хорошо.
Я вскочил, шагнул в коридорчик и с поклоном сделал жест в сторону двери гостевой комнаты.
— Ваше величество…
Она повернула голову, свет вспыхнул в тот же момент, а дверь моментально вдвинулась в стену.
Комната открылась маленькая, но чистая, где кровать, стол и два стула, а на стене, что естественно, огромный экран.
— Да–да, ваше величество, — сказал я нетерпеливо. — Сюды.
Она помедлила, посмотрела в ярко освещенное пространство, потом на меня.
— Твои демоны… зажигают свет и для меня?
В вопросе что–то таится, словно уже прикидывает, сумеет ли подчинить демонов или хотя бы их часть, а если не подчинить, то как–то переманить.
— Вы моя гостья, — сообщил я. — Демоны это видят, хотя еще не знают, что вы еще та гостья… Но я им пока не скажу, а то они у меня… гм… ну, убивать очень уж любят. И не просто убивать, а с вывертами. Проходите, ваше величество. Там никто не бросится…
— Это безопасное убежище?
— Весьма, — заверил я. — Даже весьма–весьма. Вам что–нить потребуется? Если понадобится, только скажите!
Она посмотрела с королевским высокомерием, голос прозвучал так, словно прямо из Антарктиды:
— Что ты имеешь сказать?
— Только то, — сказал я торопливо, — что уже брякнул!.. Не насчет спинку почесать, а если вдруг забудете, как свет зажечь… у нас тут немножко другие свечи.
Она посмотрела в глубину комнаты.
— А как зажечь?.. Нет, не входи!
— Сейчас настрою на ваш голос, — сказал я быстро. — Нет–нет, не войду. Если нужен свет, так и скажите: «Свет!», а чтобы погасить, скажете «Свет убрать!». И все. А я не зайду, ваше величество, вы зря что–то подумали обо мне такое лестное. Если совсем уж честно, то я вас побаиваюсь. Да что там побаиваюсь, вообще боюсь!
По ее губам промелькнула то ли гордая, то ли горькая, но вполне удовлетворенная улыбка.
— Так и надо.
— Наверное, — согласился я, — в нашем захудалом королевстве однажды Макиавелли написал труд «Государь», где задавался сложным вопросом, должны ли короли стремиться, чтобы их любили, или чтоб боялись…
— И что он решил?
Я пожал плечами.
— Смутно помню, что этот Макиавель долго и путанно рассуждал, рассуждал, все тянул и тянул из клопа резину… я все это пропустил, заглянул в самый конец, мне интригу и погони надо, а не рассуждения, как вот сейчас, а там вывод: хорошо, чтобы любили, но лучше, чтобы боялись!.. Блин, целую книгу написал, заработать больше хотел, воды целое море налил, хотя мог бы все в одной фразе сказать!.. Спокойной ночи, ваше величество. Где туалет, вы помните, а все остальное терпимо… Кстати, ваше величество…
Я замялся, она спросила с подозрением:
— Что еще?
Я проговорил осторожно и крайне почтительно, даже глазки опустил:
— Ваше величество, могу помочь вам раздеться…
Она повернула голову, смерила меня изумленным
взглядом.
— Что с тобой?
Я промямлил:
— Но ваше платье… как я понимаю, зашнуровывают служанки… в смысле, фрейлины… или все–таки служанки?.. Я не силен в геральдике, но вы скажите, что делать…
— Убирайся, — сказала она холодно. — Я справлюсь.
Я отступил глубже в коридор, оттуда продолжил в том
же диком замешательстве:
— Но там же невозможно… Хотя… простите, ваше величество, это я с понятиями моего мира… У нас королевы сами уже давно не одеваются… В общем, если захотите тайком пожрать, то, как уже видели, продукты в холодильнике… Пищалку я отключил, не выдаст.
Не дослушав, она захлопнула дверь, едва не прищемив мне нос. Вот так и заботься о королевах. Вообще самодержцы не самые лучшие гости. Как и собеседники тоже.
Зачем–то поклонился закрытой двери и отступил, упершись спиной в стену. Дверь захлопнулась, оставив меня в коридоре. Я скосил глаза в сторону гостиной, там на экране снова появилась Аня Межелайтис, вот уж забота о моем здоровье, жестикулирует в молчании, звук я отрубил, что–то ее щебетание уже раздражает, из всех моих френдов еще у двух такие же Ани, но френды серьезные и работающие, и Ани у них тоже серьезные, деловитые и постоянно подсказывающие что–то нужное и даже полезное, а моя только предлагает интимные утехи, это же сколько лет назад я ее запрограммировал такой, неужели еще год назад был таким повернутым?
Конечно, королева не подозревает, что видеокамеры теперь торчат везде, хотя задействовано не так уж и много, нет смысла следить за простым обывателем, если он даже пустую улицу переходит только на зеленый свет, но как только купит в магазине, к примеру, удобрения для подкормки растений, но которые можно использовать и для приготовления бомб, то сведения из магазина мгновенно включат все камеры в его доме, даже в ванной и в туалете.
Я небрежным взглядом включил все три камеры в гостевой спальне, вывел изображение на большой экран и деловито смотрел, как она раздевается, довольно интересно, не думал, что все так просто, потом встала нагишом перед зеркалом и придирчиво рассматривала грудь, поворачиваясь то одним боком, то другим, выпячивая ее и приподнимая обеими ладонями.
И хотя в моем мире подсматривать нормально, само слово «подсматривать» уже утратило негативный оттенок, как еще раньше исчезли такие понятия, как «развратная женщина», «безнравственный», но я сказал себе, что с нею все в порядке, головой в стену не бьется, никакого отчаяния, выключил камеры, хотя сам не понимаю, почему я, чудо природы и современный человек, потакаю диким обычаям средневековой женщины.
Спал несколько нервно, часто просыпался и прислушивался, но вроде бы не слышно истошных криков ужаса, это мне снятся всякие кошмары, а самый страшный, это будто вошел в спальню и полез к ней под одеяло, а там вместо голой королевы огромная кобра, тоже голая, с вот такими зубищами и раздвоенным языком!
Утром она вышла из гостевой комнаты свежая, величественно безмятежная, хотя лицо стало чуть строже, а скулы красиво заострились.
Я вежливо поклонился, пусть чувствует себя в своей тарелке, я, как бы все ее придворные и фрейлины, приседать не стал, но красиво развел руки в стороны.
— Доброе утро, ваше величество, — сказал я жизнерадостно. — Черти, надеюсь, не снились?.. На новом месте это бывает, привыкайте.
— Что такое, — произнесла она хорошо контролируемым голосом, — черти?
— Демоны, — пояснил я. — Местное название. Местечковое. Их везде по–разному называют, как и женщин. Но женщин все же чаще.
— Мне снилось только мое королевство, — ответила она величественно.
— Ох, то–то у вас лицо такое… королевское. Туалет прямо и направо, зубы чистить не будете, руки тоже можете не мыть, кто их теперь моет, а я к вашему триумфальному возвращению приготовлю завтрак…
Она высокомерно вскинула подбородок и, окинув меня сверху презрительным взглядом, пошла прямо и направо, а я заторопился на ту часть помещения, что зовется кухней, хотя какая это кухня, одно название, но раз уж пообещал к ее торжественному выходу из туалета что–то приготовить, то надо приготовить…
Она появилась достаточно быстро, что значит нет проблем с кишечником, лицо строгое и деловое, светских бесед не будет.
— Ваше величество, — сказал я почтительно, — позвольте, я придвину вам кресло… Вот так, усаживайтесь… Хочу сказать не в виде комплимента, а в качестве голого, как головастик, факта, я сотрясен и потрясен!
Она поинтересовалась без всякого интереса, ибо интересны могут быть только королевы и еще немножко короли:
— Чем?
— Что обходитесь без фрейлин, — пояснил я, — и служанок. Мне казалось, это невозможно.
Она поморщилась.
— Это для ваших королев невозможно. Они родились на троне.
— А разве вы не…
Она ответила ясным голосом:
— Я родилась на троне, но мой отец часто бывал в походах и очень страдал, что рядом нет сына, которого бы учил. Мне было больно, страшно и тяжело, но я приучилась жить в шатре, есть солдатскую еду и даже скакать на коне. Это не утешило отца, но зато я усвоила уроки власти, что пригодилось, когда пришло время…
Она умолкла, я подождал чуть, однако королева продолжает завтракать в молчании. Я так же молча дивился дико быстрой, даже невероятно быстрой адаптации, сама взяла вилку и пользуется ею, почти как человек. Во всякой случае, не как обезьяна или слон за столом, что выполняют просто заученные действия, а она в самом деле ухватила и поняла целесообразность вот таких приспособлений, как вилка и столовый нож.
Я сказал вежливо:
— Да, это пригодилось вам даже очень. У вас ничего не пропадает даром, ваше величество?
Он посмотрела чуточку испод лобья.
— Ты на что–то намекаешь?
— Что вы, ваше величество! — воскликнул я. — Разве посмею?
— Посмеешь, — ответила она. — Ты дерзок и развязен. Несмотря на вроде бы почтительность, ты держишься без должного трепета перед королевой. Впрочем, это объяснимо…
— Правда? — переспросил я. — Ваше величество, вы меня убиваете… Мне так стыдно, так стыдно, хотя и не разумею, за что можно стыдиться в нашем прекрасно бесстыдном и свободном от всех моральных норм мире. Просто я очень чувствительный, даже перед собакой бывает стыдно, этому нас Чехов научил… Позвольте положить вам этот кусочек сыра па–де–ламанш! Он такой отвратительный, такой отвратительный, многие по нему с ума сходят!
Она с подозрением посмотрела на крохотный ломтик зеленоватого сыра, покрытого густой плесенью.
— В самом деле отвратительно. И это… едят?
— И большие деньги платят, — заверил я. — В благополучном и пристойном мире люди готовы платить сумасшедшие деньги, и не только деньги, чтобы ощутить неблагополучие и отыскать хоть что–то, что еще можно назвать бесстыдным, отвратительным и безнравственным!..
Она уже привычно поморщилась, хорошая защитная реакция на непонятные речи.
Печь мигнула и сказала щебечущим голосом:
— Готовы кракозан и улюлюк, а кека будет через две с половиной минуты!
— Обождем, — ответил я, повернулся к королеве, — обождем, ваше величество? А пока отведайте простой козий сыр по рецепту великого Целеля, он за это получил Нобелевскую премию! Да–да, теперь высшие награды получают не какие–то там сраные ученые, а повара и клоуны… Не считая футболистов, понятно. Просто великолепно как на средневековый вкус!
Она умело наколола на острия вилки ломтик сыра, спросила с покровительственным интересом:
— У тебя все слуги женщины?
— Не все, — заверил я. Подумал, перебирая все приборы в доме, наконец сказал победно: — забор!.. Это самец!.. Еще какой, суровый, непреклонный, с мужским характером. Правда, он не разговаривает, но работу делает, как в каменоломне… не за столом будь помянута. Днем и ночью. Даже без флирта: нет — и все. Без всякой дискриминации по полу, возрасту или вероисповеданию!.. Но муравьев пропускает, им я дал особый доступ… Ваше величество, простите за умный вопрос, как я слышал, в провинции Нижних Долин магия процветает?
Она нахмурилась, я видел, вопрос неприятен, но уклоняться не стала, взглянула прямо.
— Природа человека такова, как говорила моя мать, всегда надеяться на удачу.
— У нас был один мир, — согласился и вздохнул, — и людишки те же.
— Успех, — продолжила, — скучно, а выпавшая удача сладостна… Вот и пытаются с помощью магии получить сразу все или хотя бы очень много.
— И как… удается?
Она нахмурилась.
— К сожалению, некоторым удается. И это служит дурным примером. Один что–то получает, но тысячи, глядя на него с завистью, забрасывают работу и семьи, проводят жизнь в бесплодных поисках и в старости приползают в пыли к городским воротам, умоляя подать кусок хлеба.
Я кивнул, она глубоко права, но как–то дико соглашаться с тираншей и самодержицей или даже самодер- жавницей, я подумал и спросил тихонько:
— Но ведь вы, ваше величество… что–то умеете? Или пусть не умеете, но какие–то защитные амулеты… для королей законы не писаны, так ведь?
Она покачала головой.
— Почти ничего. На королей часто совершают покушения, потому членов королевской семьи обучают распознавать яды в еде и прятаться. И все.
— И то важно, — одобрил я. — Позвольте положить вам этот салат? Это ничего, что он не шевелится, эти существа очень вкусные, а ученые уверяют, что и полезные…
Она трапезовала некоторое время молча, потом спросила неожиданно:
— У тебя вся еда для женщин? А что мужчины у вас едят? Для них еда в другом месте?
— Каком другом, — пробормотал я, — это дискриминация, такого сразу в черные списки… У нас даже туалеты общие! Ваше величество, вы меня поставили, да, поставили. Даже не пойму, то ли в тупик, то ли на уши, то ли вообще в позу собирающей цветы тургеневской девушки…
Она насторожилась.
— В чем же?
— Это и мужская еда, — пояснил я. — Что делать, у нас такие мужчины… Гендерные различия стираются, некоторые вообще в платьях ходят.
Она брезгливо вздрогнула.
— Это же позор!
Я вздрогнул, съежился, посмотрел наверх и сказал громко:
— У нас все хорошо!.. Мы счастливы!.. Слава нашему гуманизму и либеразму!.. Ваше величество, позвольте предложить вашему высокому вниманию эти сорта мороженого… Ах, вы еще пирожные не оценили! Их можно назвать королевскими, вкус изысканный… наверное. Я даже в пиве не разбираюсь, если честно, хотя друзьям никогда не признаюсь, но вы не друг, к счастью… с вами могу быть откровенным. Или казаться таким.
