Глава седьмая
Нейман крутил суши, напевая старый хит Валерия Меладзе. На подоконнике стоял ноутбук с включенным Интернетом, рядом восседал товарищ адмирал, пристально глядя на аппетитные ломтики форели. Время от времени он осторожно протягивал лапку, делая те загребающе-похлопывающие жесты, на которые способны только коты.
– Обернитесь, обернитесь, – фальшиво выводил Владимир Валентинович, – и пройдите сквозь меня красной нитью… Товарищ адмирал, отставить рыбу!
«Ага, сейчас!» – иначе истолковать выражение кошачьей морды было невозможно. Кот коротко мявкнул: немедленно дать мне кусочек! Пасторскую личину он временно отбросил. Рыба – вопрос слишком серьезный, чтобы полагаться на совесть хозяина.
– Ага, сейчас! – сказал Нейман на человеческом языке.
«Обсуждать приказы старших по званию?»
– Ладно, держи…
Нельсон с достоинством обнюхал поданный кусочек и съел его, выдержав театральную паузу. В глазах вновь засветилась мягкая укоризна: надеюсь, ты понимаешь, что я пошел на это только ради тебя?
– Ну ты и фарисей! – восхитился Нейман.
Он разровнял рис на листе спрессованных водорослей, сбрызнул уксусом и, пока испаряется лишняя кислота, отвлекся на компьютер. Так, что пишут на форуме? Стыдно сказать, но его, зрелого, состоявшегося человека, на старости лет затянуло в Сеть. Познав однажды прелесть виртуального общения, Нейман пристрастился к этому непродуктивному занятию. Первым шагом на пути в бездну были, конечно, «Одноклассники». Владимир Валентинович узнал о судьбе многих приятелей, завел с ними легкую протокольную переписку. Погулял по сайтам оппозиции, но не нашел ни одного движения, к которому ему захотелось бы примкнуть: все борцы с режимом показались ему мелкими склочниками, способными только на то, чтобы сливать в безопасное пространство Интернета свой негатив. Потом выяснилось, что Интернет – бесценный (в смысле бесплатный) кладезь книжек. Какое-то время Нейман страстно черпал из этого источника: воодушевленный халявой, скачал больше ста книг, а потом остановился. Во-первых, не любил читать с экрана, а потом стала мучить совесть. Как ни крути, бесплатное пользование результатами чужого труда без согласия владельца – почти классическое определение такого неприятного явления, как воровство. «Я честный моряк, а не пират!» – решил он.
Теперь он торчал только на лицензионных библиотеках. Книги покупал бумажные, а на сайтах узнавал о новинках, читал отзывы и сам пописывал критические статьи. И по-детски радовался, когда его отзывам ставили высокие оценки…
Сейчас Владимир Валентинович открыл форум своего общества. Новость о том, что Глеб якобы бьет жену, просочилась в массы и активно обсуждалась. Действительно, где еще помусолить эту тему, как не на сайте общества «Против семейного насилия»? Нейман уже просил Игоря, как администратора сайта, закрыть обсуждение, но тот сказал – бесполезно. Только подогреет интерес, а комментарии все равно будут, в других темах.
Так, пока он занимался суши – тьфу, черт, как важно он о себе думает, прямо по Кристине Петровне! – появилось около десяти комментариев. «Бедная женщина…», «за все надо платить…», «никто не застрахован…», стандартные женские письмеца, наполненные фальшивым сочувствием и искренним злорадством. А это что такое? Некто под совершенно загадочным ником Крысопет пишет: «Сначала в своем доме наведите порядок, а потом уже в чужой суйте нос!»
Нейман улыбнулся. Начальница все-таки проявила интерес к его деятельности! И написала именно то, что ему хотелось бы написать самому, если бы не имидж. Не к лицу предводителю движения «Против семейного насилия» призывать свою паству закрывать глаза на это самое насилие. Могут обвинить в коррупции: мол, а что, чиновник высокого ранга имеет право бить жену?
Поразмыслив, он отправил Крысопету личное сообщение: «Кристина Петровна, это вы? На связи Нейман».
Ответ пришел незамедлительно: «Добрый вечер, Владимир Валентинович! Как вам нравится этот базар?»
«Совсем не нравится, но не знаю, как его остановить».
«Сейчас попробую. Прошу добро на ненормативную лексику».
«Ненормативную лексику разрешаю. Выполняйте!» – отстучал Нейман и снова улыбнулся.
Кристина с удовольствием перенимала от него солдафонский стиль речи. Владимир Валентинович старался избавиться от годами накопленных армейских штампов, а начальница будто подбирала за ним. Все чаще он слышал от нее «так точно», «докладываю» вместо «говорю», «не могу знать», «никак нет», «начнем движение». А когда она сказала «укажите длинные инициалы» вместо «напишите имя и отчество полностью», Нейман посмотрел на нее с немым восторгом – этот перл она явно считала с его подкорки.
И в этом Владимир Валентинович видел тайный знак, что он ей небезразличен…
А вот и комментарий: «Ну вы и курицы! Верите всякой ерунде! Неужели нельзя пережить, что кто-то может быть счастливее вас?»
«Тонкий ход», – отправил он новое личное сообщение.
Как романтично переписываться по Интернету!
«Посмотрим на реакцию. Что поделываете, капраз?»
«Так, отдыхаю».
Нейман хотел, чтобы суши стали сюрпризом. Готовил он для нее, для Кристины. За годы одинокой жизни он прекрасно освоил поварское искусство. А японской кухней просто увлекся. И ему очень нравилось кормить Кристину, на каждом дежурстве он старался побаловать ее чем-нибудь вкусненьким. Тем более что Владимир Валентинович подозревал: начальница питается одними йогуртами и фруктами.
Он закрутил суши с помощью специальной циновки, дал коту еще кусочек рыбы и снова взглянул на экран. На Кристину отреагировали двое, в том духе, что жена мэра имеет такое же право на защиту, как жена алкоголика.
«Если она об этом просит! – отписал Крысопет. – И вообще, какая помощь от вашего кудахтанья? Только страшные закомплексованные дуры смакуют чужие семейные неурядицы! Своих потому что нет!»
В ответ какая-то дама написала вполне здравый пост, что Доре Иосифовне положение не позволяет выносить сор из избы. Зато общественный резонанс в Интернете напугает ее мужа, и в страхе за свою карьеру он прекратит рукоприкладство.
«Наш мэр не бьет жену! Это абсолютно точно! А если вам совсем тошно видеть их семейное счастье, утешайтесь тем, что Комиссарова толстая!»
«Надеюсь, Дорик меня простит», – тут же получил он личное сообщение.
«Надеюсь…»
«Сделала все, что могла».
«Отличная работа».
«Спокойной ночи, капраз».
«Спокойной ночи».
Он отключился. Набраться, что ли, наглости и признаться Кристине по Интернету?
Нет, не нужно ее смущать.
Его будущее уже было. Остается только благодарно улыбаться в ответ на последние улыбки судьбы, не пытаясь овладеть ею.
Влюбиться в сорок шесть лет – бесценный подарок бога. Зачем разрушать хрупкое равновесие ради призрачных надежд? Если он признается Кристине, то поступит как азартный игрок, бросивший на зеро все свое состояние.
Она слишком порядочная женщина и слишком умная, чтобы верить в «давайте останемся друзьями». Она переведет Неймана в другую бригаду, и он совсем перестанет ее видеть, а она потеряет самого верного друга и помощника.
Владимир Валентинович аккуратно сложил суши в пластиковый контейнер и убрал в холодильник, поставив рядом соевый соус и васаби. Подумав, написал на обороте телефонной квитанции «суши!!!» и прицепил к входной двери магнитиком. Без этих профилактических мер можно и забыть угощение.
«Старый ты склеротик, – пригорюнился он. – Себя не помнишь, а все о девушках мечтаешь!»
Нейман прилег на диван. Там его дожидался захватывающий роман о любви маркиза и бесприданницы. Семья маркиза, ясное дело, была шокирована выбором молодого главы рода и без боя не сдавалась. Главную интригу заплели две зловещие тетушки, которые, пока маркиз ошивался на войне, отправили бесприданницу в далекое-далекое графство. Якобы заботясь о ней, они нашли для нее место гувернантки в доме, где имели своего агента. Агент, почтенная мать семейства, перехватывала все письма гувернантки возлюбленному, которому тетушки отправили длинное скорбное послание о трагической гибели бесприданницы.
Как же отсутствие Интернета отравляло жизнь влюбленным былых времен! Впрочем, связь связью, а голову на плечах тоже надо иметь! Разве можно принимать помощь от врагов? Нейман прямо разозлился на дуру гувернантку. Прикинул – до конца романа осталась приличная стопка страниц, а в этой серии влюбленные всегда соединяются в хеппи-энде. Судя по темпу и объему текста, счастливый миг наступит для влюбленных лет через двадцать. Это хорошо. Нейману нравилось читать про любовь, которая побеждает все – время, пространство, смерть. Он верил в такую любовь.
Поэтому и не женился. Все эти годы он надеялся, что Марина вернется. Он ждал ее каждый день. Придумал, будто она приедет без предупреждения. Каждый раз, возвращаясь из похода, верил, что войдет не в пустой дом. Он жил этой надеждой, и призрак жены был нужен ему больше, чем любая живая женщина.
Когда у Марины пошли дети, надежда почти умерла. Он понял, что она не вернется. Умом понял, а в сердце все горел огонек несбыточной мечты.
Владимир Валентинович пытался заводить романы с хорошими женщинами, но… В поход он всегда брал фотографию Марины. Жениться на ком-то другом было бы подло. Нельзя жить с женщиной, если ты не готов ради нее умереть.
Он не признавал брак ради удобства. Не по душе ему была и более продвинутая модель, усердно пропагандируемая в фильмах про «семейные ценности». Да, очень хорошо, когда муж и жена партнеры, строят общую жизнь, выясняя «есть мы» или «нет никаких нас» – на этих штампах Нейман обычно выключал телевизор. Прекрасно, когда любовь легко раскладывается на две составляющих: половое влечение плюс дружба. Пропадает одно, спасает другое. Два ответственных человека делают общее дело. Только любовь – это что-то еще… Никто не знает, что именно, но без нее общий дом может превратиться в пустую скорлупу.
Владимир Валентинович чувствовал, что был бы очень несчастен в подобном счастливом браке. Любить – страдание, но не любить женщину, которая рядом, – мучение.
Он интуитивно понимал, что семейное насилие – всего лишь самое грубое и тупое проявление жизни без любви. Люди теперь не хотят любовных страданий, выбирают свою единственную не среди «всех людей, живущих на земле», а из десятка подходящих кандидаток. Хотят получить все, не жертвуя ничем, и в результате жертвуют самым главным. Вот и мучаются потом…
Нейман погрузился в роман. Ага, лорд повелся на гувернанткину красоту и стал грязно приставать. Вот же гад! В собственном доме! Но не успела девушка дать суровый отпор морально неустойчивому аристократу, как раздался звонок в дверь.
Кто бы это мог быть? Удивившись, Владимир Валентинович заложил страничку.
Открыл дверь… и будто не открывал. Только один его знакомый мог заполнить своим телом дверной проем.
– Артур!
– Товарищ капитан первого ранга! Майор Старобинец прибыл без замечаний! – раздался сверху громовой бас.
Нейман с улыбкой впустил гостя. Старобинец был легендарной личностью. Командир батальона морской пехоты, он имел на своем счету несколько удачных боевых операций, прекрасно работал с личным составом, но прославился не только как отличный офицер, но и как чудесный исполин, нечто вроде местного Геракла. Вся Камчатка звала его дядей Артуром, Нейман уж и не помнил почему.
Владимир Валентинович был видным мужчиной, но рядом с Артуром казался карликом. Тот в высоту имел два метра и в плечах примерно столько же. Каждая мышца в этом огромном теле была отшлифована годами тренировок так, что, наверное, увидев голого Артура, статуя Самсона зарыдала бы и убежала с пьедестала.
К телесному великолепию прилагалась пропорционально крупная голова и веселая обветренная физиономия. Несмотря на англосаксонское имя, Артур был типичным русаком с мягкими льняными волосами, носом картошкой и серыми глазами навыкате.
– Как я рад тебя видеть! – Нейман искренне обнял давнего приятеля.
– Братик, тут такое дело… Я у тебя поживу сколько-нисколько?
– Живи, конечно. Я как раз не знал, подо что мне вторую комнату приспособить, а тут ты. Такая удача! Проходи, располагайся.
Тут Нейман вспомнил о скудости своей обстановки. Расположиться гость мог только на полу. Даже если они отбросят предрассудки, вдвоем на диване все равно не поместятся.
– Вот что, братик. Ты, наверное, хочешь с дороги освежиться? Прими ванну, а я пока сгоняю в магазин.
– Ты чего, Валентиныч? У меня есть.
– Отставить! – Нейман решительно отобрал у Артура бутылку виски. – Мне завтра на смену. И никаких «за встречу боевых друзей»!
– По две морские капли, братик…
– А то я нас не знаю! Артур, с тобой не хочешь – напьешься, а уж если хочешь… Если я завтра сяду за руль с бодуна, ничего хорошего меня не ждет. Потерпи денек, и мы обязательно отметим твой приезд.
Старобинец фальшиво вздохнул и тут же рассмеялся.
Когда Нейман вернулся, Артур еще плескался в ванне, шумно и очень вкусно отдуваясь. Товарищ адмирал, как обычно, вышел встретить хозяина. Притормозив возле сумки Старобинца, кот начал возмущенно вылизываться. «Что за дела – пускать всяких огромных чудовищ в мой дом?» – без труда перевел Владимир Валентинович и на всякий случай убрал ботинки Артура в шкаф.
Разогрел борщ и неохотно отсчитал пять штучек из контейнера: суши для Кристины – это святое, но законы гостеприимства еще никто не отменял. Достал только что купленную надувную кровать и подключил к насосу. Интересно, выдержит ли она могучий организм друга? Нейман взял двуспальную, но все равно сомневался.
Наконец появился Артур, энергично вытирая голову.
– Суши, здорово! К ним бы еще чашечку теплого саке…
– А потную гейшу тебе не доставить? Сказано, сегодня пить не будем!
– Ладно, ладно…
Быстро уничтожив суши, Артур попросил добавки.
– Прости, братик… – Нейман чувствовал себя последней скотиной. – Но это для моей девушки.
– О! У тебя девушка?
– Представь себе.
Старобинец смутился:
– Так это… может, я не в тему… Мне просто сказали, ты один живешь, вот я и заявился.
– Все нормально, Артур.
– Володя, я серьезно и без обид.
– Это просто безответная влюбленность, ничего больше, – скупо заметил Нейман, – а тебе об этом надо знать только то, что ты абсолютно мне не мешаешь.
– Как скажешь.
– Ты приехал квартиру оформлять? – осторожно начал Владимир Валентинович, заметив, что Артур не торопится рассказать о себе.
– Нет, братик. Я демобилизовался без жилья.
– Как это? У тебя были железные перспективы!
Артур поморщился:
– Хорошо, расскажу, хотя истории глупее не придумаешь… Мы с женой, короче, решили, что ей надо закончить образование.
– Какая тут связь? – изумился Нейман.
– Сейчас увидишь. Я ее с четвертого курса юрфака увез, всего ничего осталось доучиться, и мы решили – пусть будет диплом, ради этого можно полтора года в разлуке потерпеть. Подумали – то она на каникулы прилетит, то я в отпуск, время незаметно пройдет. Короче, уехала она в Питер к тетке, учится, вроде все нормально. Потом тетка умерла, она одна осталась. И тут нарисовался какой-то хрен веревкин! Закрутила она роман.
– Она сама тебе сказала?
– Если бы! К сожалению, всегда находятся люди, которые тебе доложат то, о чем ты, может быть, и не хочешь знать. Питер – город маленький, а она особо не скрывалась.
Нейман сочувственно покачал головой. Жена Артура была так красива, что отпускать ее от себя было чистейшим безумием. Что ж… Бедняга не первый наступает на эти грабли. Почему-то веришь жене, почему-то считаешь, что она твоя навсегда, а потом выясняется, что она просто жила рядом с тобой…
– Короче, я взял отпуск и приехал. Думал, врут, наговаривают, сам знаешь, как это бывает.
– И?..
– Вот тебе и «и»! Можно сказать, в постели их застукал. Ну, мужик, конечно, роскошный. Фантастически красив! И как человек вроде бы не гнида, интеллигентный такой. Не трус, меня не испугался.
– Это о многом говорит. – Владимир Валентинович подумал, что человеку, готовому лицом к лицу встретиться с Артуром сразу после того, как переспал с его женой, можно смело давать Героя России.
– Короче, я встал в позу – давай разводиться! А она… понимаешь, вроде бы плачет и не хочет, но, чувствую, не сильно убивается. Видно, ей и меня терять жалко, но с этим хмырем тоже неплохо. Прощения просит, давай, мол, забудем, начнем сначала, я с тобой на Камчатку вернусь, а я чувствую – ей по фигу! Прямо вижу, как она думает – не простит, ну и ладно, буду с любовником жить! Я обиделся и сказал, что никогда не прощу измены и жить с ней не буду. А он гарцует под дверями: люблю больше жизни, ах, Артур, вы должны нас понять…
– Отчаянный мужик! – присвистнул Нейман. – Мне бы не пришло в голову, стащив у льва кусок мяса, объяснять ему, что я тоже хотел кушать.
– Братик, ты не забывай, что мы говорим о моей жене!
– Прости… Скажи главное – он жив?
– Ты меня за кого принимаешь? Нет, Володя, если бы он просто подкатил, на пару раз перепихнуться, я бы его убил. Это точно тебе отвечаю. А так… Песню знаешь – не стой на пути у высоких чувств? Вот я и не встал. У нас, братик, дети не получались, я думаю, может, она из-за этого еще… Ну, не важно. Короче, благословил. Сели, пораскинули. У меня демобилизация на носу, нас же посокращали черт знает как. Самое боеспособное звено выбили, подонки!
Нейман предостерегающе поднял руку:
– О реформе армии мы после поговорим. Без алкогольной анестезии эту болезненную тему трогать нельзя.
– Согласен. Короче, я говорю: Ира, ты шесть лет честно со мной служила и заработала жилье. Давай сейчас не будем официально разводиться, подождем, пока квартиру дадут. Тогда честно ее пополам поделим и разбежимся. Этот ее хмырь орет: ничего нам не надо, хочу немедленно жениться! Мне Ирочка нужна, а не полквартиры, я сам хорошо зарабатываю!
За время ожидания жилья Нейман стал настоящим докой в жилищном вопросе, поэтому мгновенно просчитал ситуацию:
– Артур, ты же колоссально проиграешь от этого! Что ты один получишь однокомнатную, что вдвоем с женой. Разница метров пять – десять. Только в первом случае тебе не надо ничего пилить.
– Володя, разве в метрах дело? Я был с ней очень счастлив, и она хорошей женой была. Кто ж знал, что ее такая любовь подкосит? Короче, я хотел, чтобы ей что-то от меня навсегда осталось, а то взял – отдал, словно и не было меня.
– Так вы теперь квартиру поделить не можете? – догадался Нейман.
– Слушай дальше. Я тебе говорил, что у нее тетка умерла. Старушка завещала ей свою квартиру, а ты законы знаешь: если у жены есть собственное жилье, то муж фиг что получает. Поэтому мы наследство оформили, а собственность регистрировать не стали.
– Понятное дело.
– То есть официально мы женаты, я гол как сокол, у нее тоже ничего за душой. Все прекрасно, ждем квартиру. Меня сократили, жилье вот-вот дадут…
– У меня это «вот-вот» длилось два года, – вставил Владимир Валентинович.
– И тут какая-то зараза стукнула Ире, что я спал с женой комбрига!
– Как? Ты тоже? – непроизвольно вырвалось у Неймана.
Повисла неловкая пауза. Потом мужчины улыбнулись друг другу. Артур проворчал:
– Ладно, замнем этот момент.
– Но раз вы решили разойтись, твоя личная жизнь Иры не касается…
– В том-то и беда, что я делал это до, а не после!
– Господи, зачем?
– А ты зачем? Братик, такие вопросы задаешь! Это ее подружки решили утешить, змеи проклятущие! Она же обставлялась: мол, да, спалилась, муж в обидках, бросил одну, а сам сидит на Камчатке и думает – простить или не простить. А она, убитая горем, смиренно ждет его решения. Мы же не могли заявить, что сохраняем брак только ради квартиры. Ну, девчонки ей и сказали: ты сильно-то не казнись, он тебя мучает, а у самого рыльце в о-го-го каком пушку! Получается, ему можно, а тебе нельзя? Она получила вводную, подумала – а действительно!
Нейман пожал плечами:
– Печально, конечно, но какой смысл после драки кулаками махать? Ты дурак, что изменял ей, это не вопрос, только вы и без того расстались.
– Ах, Володя, не знаешь ты женщин. Если бы я хоть намекнул, что готов принять ее обратно! Но я же, блин, самолюбие тешил! Ты падшая женщина, и хоть я признаю твои прошлые заслуги, нет тебе пути назад в семью! Если бы сказал: выбирай сама, с кем из нас ты больше хочешь жить, сейчас все у меня было бы в порядке. Эти бабы, для них слова дороже денег.
Нейман вскипятил еще чайку. Подошел товарищ адмирал, покрутился возле них, а потом вдруг мягко, но решительно запрыгнул Артуру на колени. Старобинец рассеянно почесал кота за ухом, тот свернулся бубликом. Владимир Валентинович ревниво смотрел, как морда питомца расплывается в блаженной ухмылке.
– Короче, она решила мне отомстить.
– За что?
– За унижение! Одно дело, когда тебя отвергает примерный семьянин, а когда такой же изменник, как ты, – совсем другое! Может, она на самом деле скучала по мне, кто знает. И скажу по секрету, братик, я ревнивый муж был. Особенно ее никуда не отпускал, подружек гонял.
Нейман ухмыльнулся:
– Это была лишняя предосторожность. Зная тебя, никто с твоей женой связываться не стал бы.
– И естественно, Иру возмутило, – не слушая его, продолжал Артур, – что я держал ее в черном теле, а сам развлекался на стороне. Короче, звонит она мне в один прекрасный день и заявляет: я оформила собственность на квартиру.
– Ни черта себе! Она что, с ума сошла?
– Я тоже ее об этом спросил, – мрачно заметил Артур. – Сказала, что нет. Предательство за предательство. Ты, говорит, делал, что хотел, и я тоже сделала, что мне нужно. А тут как раз хата нарисовалась. Идите, товарищ майор, получайте. Прямо так совпало все, что хоть вешайся.
– Ну, отказался бы от этого варианта, а пока следующего ждал, развелся бы.
– Я сначала так и хотел, а потом подумал: все равно информация, что у жены своя квартира, всплывет. Скажут, Старобинец фиктивно развелся. Начнут разбирательства всякие, еще в суд потянут. А ты меня знаешь, мне лучше пусть четверо несут, чем трое судят. И чего-то мне так позориться не захотелось! Я, Володя, не последний человек на флоте был, а вспоминать обо мне будут только, что я хотел родину надуть и обманом квартиру получить! Нет уж! И я написал рапорт, что у меня изменились обстоятельства, поэтому я больше не нуждаюсь в жилье, и ушел.
– Нет слов! Красавец! Геройски служил, геройски демобилизовался. Ирину-то хоть не убил за такие подставы?
Артур весело покачал головой:
– Ты меня за кого принимаешь, братик? Доблесть солдата не только в том, чтобы победить, но и в том, чтобы с честью принять поражение. Нужно уважать противника, когда он этого достоин. Потом, Володя, я же на самом деле смухлевать хотел. А родину не обманешь. Потому, что родина – это мы. Таким образом, обманываешь родину – обманываешь себя.
Владимир Валентинович встал, потянулся, открыл форточку и достал сигареты. Окна его квартиры выходили в парк. Толстые от снега елки отбрасывали длинные тени в мягком свете редких фонарей, кустарник почти скрылся в высоких сугробах, на поверхности остались только верхушки, похожие на рожки. Поздний вечер, тишина. Так и в его душе долгие годы идет снегопад одиночества… Но за окном все будет меняться. Снег осядет и растает, убежит быстрыми говорливыми ручейками. На голых ветках появится легкая дымка листвы, травка начнет пробиваться сначала робко, а потом как станет расти! Цветы какие-нибудь распустятся, яблоня, может быть, или жасмин. А у него в душе так и будет падать снег. Тишина и холод.
– Единственное, что ты правильно сделал, – это приехал ко мне, – сказал Нейман, стараясь, чтобы голос звучал как можно более ворчливо. – Живи у меня сколько захочешь. Если надо, я тебя зарегистрирую.
– Братик, это уж слишком великодушно.
– Не могу же я допустить, чтобы морской офицер бомжевал. Будешь половину коммунальных платежей вносить, и считай, что мы в расчете.
Артур стал тепло благодарить Неймана.
– Послушай, – остановил его тот, – ты по Ирине сильно скучаешь?
Старобинец задумался.
– Нет, – протянул он после долгой паузы, – нет, не очень. Расстались и расстались. Сначала переживал, а потом как отрезало. Будто кусок жизни отвалился, знаешь, как от айсберга глыба льда. Бултых – и нет. И растаяла.
– Мы сами виноваты, – Владимир Валентинович говорил больше сам с собой, чем с Артуром, – надо знать, что жены – это такие люди… Когда ты отсылаешь ее от себя, пусть даже тысячу раз для ее же блага, она все равно считает тебя предателем. Ладно, давай спать.
Нейман вдруг проснулся, словно от толчка. Во рту пересохло, сердце быстро и тревожно билось. Что такое? Он знал это состояние, так бывает, когда тяжело на душе, когда живешь с бедой, и, ворочаясь в твоем сердце, она неосторожным ударом будит тебя. Но сейчас у него все хорошо. Есть дом, есть работа, есть друзья. Он обрел любовь, последнюю, позднюю любовь, и примирился с тем, что она не взаимна. Сегодня вот появилось что-то вроде семьи в виде Артура. Странно…
Владимир Валентинович прокрался в кухню мимо уютно сопящего Артура и налил себе воды. Покурил в форточку. Принять внезапное пробуждение за сигнал надвигающейся старости? Но Нейман привык доверять своему подсознанию. Произошло что-то нехорошее, он просто не понял, а подкорка среагировала.
Что же? Нейман перебрал в уме события прошедшего дня. Дора, ну конечно же! Пустая болтовня на форуме может обернуться серьезным делом. Кристина попыталась прибить волну, но тема насилия в доме градоначальника слишком жаркая, слишком аппетитная, чтобы быстро приесться жаждущим сенсаций обывателям. Прекрасный справедливый мэр оборачивается банальным семейным хулиганом – что может быть интереснее? Непонятно, скажется ли это на карьере Глеба, но тень на безупречное имя Комиссаровых брошена, да еще какая! Доказать ничего невозможно, но это-то и плохо. Сплетня разбухает, как тесто в кадушке, из стен больницы уже выплеснулась в Интернет, оттуда скоро выползет на улицы. Трепать Дору с Глебом станут везде: в магазинах, в автобусах, на кухнях… Дора может хоть до посинения оправдываться, а он, Нейман, свидетельствовать хоть на библии, хоть на чем: никто не поверит. Все скажут: Дора покрывает мужа, чтобы его не поперли с должности. Это пятно, посаженное на их репутацию, не смоется никогда. Сплетня потеряет остроту, но останется «то ли он украл, то ли у него украли, была там какая-то неприятная история».
А самое противное, что где-то, в самых темных и дальних закоулках его души, шевелился мерзкий червячок сомнения: вдруг это правда? Он же не проводил с Комиссаровыми двадцать четыре часа в сутки, по нескольку месяцев пропадал в автономках…
«Нейман, а ты скотина! – выругал он себя. – Ведешься на всякую чушь, как старая бабка! Еще скажи, что дыма без огня не бывает. Ты знаешь Глеба, знаешь его жену, больше того, знаешь ее привычки – сколько раз сам бился головой об оставленные ею открытыми дверцы шкафчиков! Глеб один из самых добрых людей, которых ты знаешь, а Дора не безропотная мямля, чтобы терпеть побои. У нее есть характер, есть ум, есть специальность, которая дает ей неплохой заработок. Даже родители есть, и большая еврейская семья, которая не дала бы ее в обиду. И хорошо поставленный удар тоже. Драться к такой женщине полезет только безумец, хорошенько накачанный алкоголем. Глеб же человек умный и не пьет».
Мелькнула мысль поговорить с Дорой, но Нейман быстро сообразил, что это только оскорбит ее и скорее всего положит конец дружбе. Если он не доверяет Комиссаровым, с какой стати они будут доверять ему? И вообще! Чем заниматься на досуге – личное дело Доры с Глебом. Нельзя лезть в чужую жизнь, пока тебя об этом не просят. Что бы Глеб с ней ни делал, Дора продолжает с ним жить – значит, ее все устраивает.
Обсуждать чужую жизнь в Интернете – очень подло. Интересно, какая сволочь начала эту тему? Нейман включил ноутбук. Вот он, топик с циничным названием «Вы не одиноки». Автор – Принцесса Диана. Странный выбор, пожал плечами суеверный Владимир Валентинович и пробежал глазами первое сообщение. Принцесса Диана писала, что женщинам нечего стыдиться, если их бьет муж. Это вовсе не значит, что они опустившиеся создания, как принято считать. Многие жены не обращаются за помощью, покрывают своих мужей, потому что думают, будто получать по физиономии – удел распущенных алкоголичек. Это не так. Вот, например, Дора Комиссарова, первая леди города, вполне добропорядочная дама, прекрасный врач, и та не избежала печальной участи. Ого, а это что? Оказывается, Принцесса Диана подкрепила свои доводы фотографией! Нейман присмотрелся. Раньше он не видел этого поста – узнав о дискуссии в Сети от Кристины, сразу зашел на последнюю страницу. Смаковать подробности и читать чужие упражнения в злорадстве ему не хотелось. Что ж, Дора с синяком получилась очень художественно. Прямо рекламное лицо общества «Против семейного насилия». Он изучил фон: фотосессия проходила дома у Комиссаровых, обои и уголок картины вполне узнаваемы. Получается, Принцесса Диана у них бывает? И вот еще странность: снимок явно постановочный, Дора смотрит в объектив, принужденно улыбаясь и чуть повернув голову. Нейман покосился на часы. Половина двенадцатого, поздно, конечно…
– Дора, это Нейман!
– Что случилось?
– Скажи, пожалуйста, кто тебя фотографировал пару дней назад?
– Володя, ты с ума сошел?
– Это важно. Скажи!
– Господи, я чуть инфаркт не заработала, испугалась, вдруг что-то с детьми, а тут ты с идиотскими вопросами! Ну, Глеб меня снимал, дальше что?
– Как – Глеб? – От изумления Нейман чуть не выронил трубку.
– А кому еще я нужна? Чай, не манекенщица. У тебя все?
– Погоди, погоди! Ты уверена, что только он? Я имею в виду, когда у тебя уже был подбит глаз.
Дора рассмеялась:
– Да он, он! Я его специально попросила, такой прикольный фонарь! Мы еще поржали, будто я несчастная жертва, а он – злобный тиран.
– Поржали, значит? Молодцы! Теперь весь город ржет. Зайди на наш сайт, посмотри. Тема называется «Вы не одиноки».
Сказав это, Нейман почувствовал легкий укол совести. Дора с Глебом не были любителями бродить по закоулкам Сети и без него скорее всего так и не узнали бы о скандале вокруг их имени. С другой стороны, кто предупрежден, тот вооружен.
– Сейчас, не отключайся, – буркнула Дора.
В трубку он слышал, как она включает компьютер.
Нейман задумался: это что же получается? Глеб решил вдохновить женщин на борьбу с драчливыми мужьями личным примером? Бред! Распространять в Интернете фотографию побитой жены, оговаривая при этом себя, – шаг настолько нелогичный, что растеряются даже опытные психиатры.
– Глеб! Ну-ка, поди сюда! – услышал он Дору. На сердце отлегло: никогда не будешь обращаться таким тоном к человеку, от которого рискуешь получить в глаз. – Это что еще такое?
– О чем ты, Досенька? Ох, ни фига себе!
Некоторое время Нейман слышал неразборчивое шушуканье, потом трубку взял Глеб.
– Я так и знал, что этот сайт быстро превратится в помойку, – раздраженно сказал он.
– Глеб, прости, но…
– Да ты-то тут при чем! Это народ наш такой… Заметь, эта сволочь, Принцесса Диана, она ведь хотела подбодрить и утешить страдающих дам. У нее даже пост называется «Вы не одиноки», а не «Глеб Комиссаров тайный садист». Что ж, если для этих дам лучшее утешение – обсасывать наши с Дорой косточки, я их поздравляю!
– Ты лучше подумай, как к Принцессе попала фотография.
– Откуда я знаю? В моем телефоне мог копаться кто угодно, я вечно оставляю его на виду. Например, секретарша полюбопытствовала, пока я вел совещание. Но я не хочу на нее думать. И ни на кого другого тоже. Какая разница?
– Как это – какая?
– Понимаешь, я сейчас нахожусь в шкуре напрасно обвиненного и чувствую себя в ней довольно неуютно. Мне бы не хотелось ставить человека в такое же положение. Мы с Досенькой сами виноваты, не подумали, что фонарь под глазом женщины трактуется людьми однозначно. Ну, не Принцесса Диана, так Королева Елизавета, кто-то обязательно накатал бы кляузу на твоем сайте. Тема такая, что и без фотографии пошла бы на ура. Если уж тебе так интересно, попроси Игоря узнать ай-пи адрес и успокойся.
Разговаривая с Глебом, Нейман по диагонали просматривал форум. Начав тему, Принцесса Диана больше не возникала с комментариями. Интересно почему? Он кликнул по нику. Так и есть, она появилась на сайте всего один раз: открыла тему и исчезла. Странно… Логичнее было бы, если бы о Дорином синяке написал кто-то из постоянных участников. И почему такой трагический ник? Мало ли в истории других принцесс, с более счастливой судьбой? Нейман вздохнул. Ему всегда очень нравилась леди Ди, еще с юности. Он искренне переживал, когда она разводилась, и очень огорчился, узнав о ее гибели. Было неприятно, что кто-то воспользовался именем Дианы для своих грязных делишек.
– Ты что там, заснул? – проворчал Глеб.
– Нет, просто переживаю.
– Выброси из головы! Обыватель всегда готов приписать выдающемуся человеку какую-нибудь сексуальную пакость. Так что я еще радуюсь, что не совращаю несовершеннолетних мальчиков и не питаюсь кровью юных девственниц. Пусть люди резвятся, если им от этого легче.
– Но этот скандал может повлиять на твою карьеру!
– На нее скорее может повлиять, что ты звонишь нам по ночам с разной ерундой, – засмеялся Глеб. – Я стану нервным, раздражительным и не смогу принимать адекватные решения. Володя, народ достоин той власти, которой он достоин. Если мой дорогой электорат поверит грязным сплетням и прокатит меня на выборах – флаг им в руки.
Немного успокоенный, Нейман повесил трубку. Но почему все же Принцесса Диана? Он задумался. Как человек выбирает себе ник? Сам он везде регистрировался одинаково: Капраз. Интернет-собеседники, наверное, представляют его себе как тупого солдафона, который страшно гордится своими воинскими регалиями. А на самом деле он назвался так из-за Кристины Петровны… Вот и здесь – существует миллион причин, почему человек, регистрируясь, вспомнил о принцессе Уэльской. Может, ее в это время по телевизору показывали. Понятно, если человек везде ходит под этим именем, он просто фанат, а если взял его разово, специально для этого сайта? Почему? О принце Чарльзе говорили много нехорошего, но в банальном мордобое он замечен не был. По примитивной логике: известная женщина, подвергшаяся побоям мужа, в голову приходят Валерия или Жасмин. А если логическая цепочка была на несколько звеньев длиннее? Нужно мотать назад. Итак, я собираюсь обнародовать информацию о насилии в семье Комиссаровых и разместить компрометирующую фотографию, полученную неправедным путем. Естественно, больше всего меня будоражит именно фотография, это настоящее доказательство, жареный факт. Фотография – папарацци. Папарацци – принцесса Диана, ведь именно в контексте ее гибели в русский лексикон вошло это странное чужое слово. Что ж, если он правильно понял логику, выводы можно сделать такие: это может быть с одинаковой вероятностью как мужчина, так и женщина. Возраст – не меньше тридцати, Диана погибла в 1997 году, и более молодые люди уже не связывают слово «папарацци» с ней. И самое главное, судя по тому, что Принцесса больше не появляется на форуме, ее единственной целью было скомпрометировать Глеба. Она не озабочена ни проблемами семейного насилия, ни репутацией в Интернете. Ее не мучает дефицит общения. Все охи-вздохи – лишь умелая подача компромата. Кому же понадобилось чернить имя друга?
Я долго размышляла над своим открытием. Неужели все мои беды родом из детства? Не хочется так думать, проще и приятнее приписать их врожденным особенностям характера. Да, фразы «такой уж он уродился», «откуда что взялось», они так замечательно успокаивают. Это прекрасные фразы, как прекрасны и исследования генетиков, радующих человечество открытием все новых «генов неверности», «генов лжи», «генов алкоголизма». Очень умиротворяюще действует на людей. Ведь страшновато думать, что одно твое случайное слово, один неловкий поступок могут навсегда исковеркать жизнь твоему собственному ребенку. С другой стороны, почему нет? Травма тоже наносится мгновенно, а последствия могут преследовать человека до конца дней. Возможно, моя моральная инвалидность, благодаря которой я терплю побои собственного мужа, следует из моральных же травм, нанесенных мне в процессе воспитания. Я задумалась. И очень удивилась, обнаружив в своей душе множество детских обид. Будто потянула за конец бесконечной нити. Самое смешное, в детстве я не обижалась на родителей, я будто понимала: это воспитательный процесс. Я твердо знала – папа с мамой очень меня любят и делают все только ради меня. Они проводят со мной долгие беседы, доказывая мне, какая я плохая (лентяйка, врунья, жадная), неделями не разговаривают со мной и запрещают мне все на свете, только чтобы сделать из меня хорошую девочку. Я помню чувство негодования, возмущение несправедливо обвиненного человека, закипавшее во мне во время подобных разговоров, но помню и то, что старательно давила эти эмоции. Во-первых, я не умела подобрать правильных слов, чтобы оправдаться, а главное, мама хотела слышать и слышала в такие моменты только одну фразу: прости меня, пожалуйста, я больше так не буду. Чтобы мне простили грех, я должна была признать низость своей натуры, побудившую меня его совершить. Случайное стечение обстоятельств в расчет не принималось. Помню, как-то я спросила ее: я всегда прошу прощения, а ты будешь извиняться передо мной, если окажешься не права? Она ответила: родители всегда правы, они не могут ошибаться, потому что очень тебя любят и думают только о твоем благе.
Я не хочу выплескивать сюда всякие жуткие рассказики об оскорблениях нежной детской души. Наверное, у каждого человека есть такие обиды на родителей, я знаю, какое жгучее чувство они вызывают при воспоминаниях и как сразу становится невыносимо себя жалко. Я не хочу рисовать маму и папу черными красками, они были очень ответственными родителями, очень порядочными людьми и всегда, всю жизнь хотели мне только хорошего. Они очень любили меня, но это была, как бы сказать… Любовь не в фокусе. Они любили хорошую послушную девочку. Если я попадала в этот образ, если оказывалась в пространственно-временной точке, куда были направлены лучи их любви, все было хорошо. Но стоило сместиться хоть чуть-чуть – все! Я становилась никем, парией, проваливалась в холодную зону равнодушия. Я прилагала все усилия, чтобы удержаться в нужной точке, но это было очень непросто. Как неопытному циркачу на канате. Правил игры я не знала. Никогда нельзя было угадать, что вызовет родительский гнев и разочарование. Грубо говоря, они поставили меня на канат, но балансировать я должна была научиться сама. Конечно, базовые моменты я усвоила быстро и твердо, но поводом к падению мог стать неосторожный жест, «неправильное» желание. Я должна была хотеть только того же, что и мама с папой. Я не хочу идти на концерт симфонической музыки – я тупая, черствая и грубая. Хочу пойти на вечеринку – я бездушная эгоистка. Они же будут за меня волноваться, разве может хорошая дочь такое допустить? Да что говорить, если в нашей семье слова «делай как знаешь» были наказанием, а «живи как хочешь» – вообще проклятием!
Меня могут спросить – ну и что? Ну не попадала ты в фокус родительской любви, так им же хуже! Недавно я разговаривала с одной коллегой, у которой начались нелады с дочерью. Я всегда хорошо относилась к этой женщине, это строгая и ответственная дама, заботливая и самоотверженная мать. Она вдруг разоткровенничалась со мной, жаловалась-жаловалась, а потом сказала: знаешь, я всегда во главу угла ставила свое одобрение. Моя дочь должна была заслужить мою похвалу, это было для нее главной наградой. А теперь ей вдруг стало глубоко плевать на мое мнение, и я больше ничем не могу ей помочь.
Почему мне – не стало? Почему я до сих пор из кожи вон лезу, чтобы выглядеть так, как хочется моим родителям? Мне кажется, что если бы не они, я ушла бы от мужа, перестала бы разыгрывать комедию «счастливая жена». Но я терплю.
Мне твердо, раз и навсегда внушили, что любить родителей – моя святая обязанность, мой главный долг. Человек, который не любит родителей, настолько мерзок и низок, что не имеет права дышать. У него вместо души черная дыра, которая утянет его прямиком в ад, когда он задохнется от собственного яда.
И не только любить, но и почитать. Радовать. Стараться. Угождать. А что может быть приятнее для родителей, чем сознание, что они вырастили хорошую послушную дочку?
Любовь к детям – немножко другое. Ребенок обязан заслужить, чтобы его любили. А если не заслужил, значит, он очень плохой.
Папа иногда в шутку говорил: родителей не выбирают. Будто выбирают детей… Думаю, этот двойной стандарт и погубил меня. В любви, любой любви, даже между родителями и детьми, правила должны быть одни для всех. Мне трудно это сформулировать, но социальная роль – одно, а любовь – другое. Любовь нельзя вымогать, к сожалению, я поняла это только сейчас. В этом чувстве человек абсолютно свободен. Можно и нужно уважать человека, если он остался с опостылевшей женой, но нельзя требовать, чтобы он снова в нее влюбился.
Мне же с пеленок привили такое искаженное понятие о любви, где возможны были отношения «раб – господин», «преступник – судья».
Я вовсе не хочу сказать, что моя жизнь была ужасной. Наоборот, я была счастлива в родительском доме, ведь я быстро стала опытным канатоходцем и научилась почти не покидать «фокус любви».
Просто в неравенстве между «моя любовь» и «любовь ко мне» не сокращалось «обязана»… Остаток, в котором был мой долг любить и долг быть любимой, наверное, и подвел меня к знаменателю жертвы…