Глава одиннадцатая
Встали рано. Как только позволили приличия, Вика позвонила Балахонову, попросила найти историю Гинзбург и сообщить ее координаты. Через полчаса данные были у нее, и Дайнега, подкрепившись собственноручно сваренной на воде овсянкой (ничем другим Вика не располагала), отправился подкупать истицу.
Вика сходила в магазин и занялась обедом. Дело ненавистное, но не сидеть же сложа руки, пока решается ее судьба!
Непривычные манипуляции требовали полной сосредоточенности. Кроме того, она так волновалась, что запретила себе смотреть на часы.
Только попробовав готовый куриный суп, Вика сообразила, что Дайнега отсутствует уже очень долго.
Он ушел в девять, сейчас три… Почти целый рабочий день прошел. Городок маленький, на все перемещения – максимум полтора часа. Час на уговоры. Еще полтора часа – написать заявление у следователя. Час на передачу денег, если Гинзбург не устроит схема, которую придумал Дайнега. Он хотел передать ей свою банковскую карточку, а после того как она напишет заявление, сообщить пин-код и все остальные реквизиты.
Вика подумала, что на месте Гинзбург сама бы она согласилась только на наличные. Может быть, он задерживается из-за того, что в банке трудно сразу получить такую сумму? Интересно, миллион наличными занимает много места? Она никогда не видела столько денег сразу.
Но где же он все-таки?
И вдруг Вика сообразила, что отправила его на уголовно наказуемое дело! Подкуп свидетеля – кажется, это так называется? А что, если эта зараза Гинзбург помчится к следователю, но не для того чтобы забрать заявление, а, наоборот, настрочить очередной донос, теперь уже на Дайнегу! Господи, что же она наделала!
Может быть, пока она варила суп, он уже давал показания!
Вика кинулась к телефону. Одновременно с гудками из-под диванной подушки зазвучало: «Не бродяги, не пропойцы», – от волнения Дайнега забыл мобильник. Вика разозлилась, но в то же время было приятно, что на ее вызов Сергей поставил песню со словами: «Вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей!»
Это ничего не значит! Теперь Вика злилась уже на себя. Зачем в таких невинных вещах искать приметы его прежней любви?
«Тебе хочется страдать? Успокойся и вспомни, что ты никогда не любила его. Ты никогда никого не любила, а если сейчас вдруг захотелось попробовать, выбери человека, который тобой еще не переболел и не приобрел к твоим чарам стойкого иммунитета».
Время тянулось словно резиновое. Вдруг за окном зашумело, занавеска на кухне вздулась пузырем, хлопнула створка окна.
Вика выглянула на улицу – небо плотно затянуло тучами, и пошел дождь, такой сильный, словно ктото там наверху выплеснул таз.
Она вспомнила, что Сергей ушел в одной рубашке, схватила зонтик, полиэтиленовую накидку и побежала его встречать.
Струи дождя ударяли в землю с такой силой, что пыльная садовая дорожка будто кипела, мгновенно разливались большие лужи, Вика по ним шлепала.
Он бежал к калитке, совершенно промокший.
– Наконец-то!
Прижавшись друг к другу под зонтом, они припустили к дому.
Как в первый раз…
Тогда Викины родители уехали погостить к друзьям на дачу, и она вела Сергея к себе домой. Оба знали, зачем идут, и скованно брели рядом, страшась решительного момента. То Вика застрянет возле витрины, то Сергей начнет завязывать шнурок на кроссовке.
Она нервничала, ее волнение передалось ему. Они ни о чем не договаривались, шли просто «пить чай», но оба понимали, что сегодня все непременно случится. От этой молчаливой договоренности было очень нехорошо; не заявив о намерениях, они не могли поделиться и страхами. По дороге Сергей купил ей скромный букетик, и Вика обрадовалась, что есть повод разругаться с ним: почему не розы? Она остановилась возле урны, собираясь отправить туда его подношение, и уже открыла рот для язвительной фразы, как вдруг с неба хлынула стена воды! Они побежали, и сразу, как по волшебству, исчезли все тягостные мысли, кроме одной – быстрее бы добраться до дома.
Ворвавшись в квартиру, они поскорее захлопнули дверь, будто дождь за ними гнался…
– Скорее переоденься. – Сергей мягко подтолкнул ее к двери ванной.
Вика включила воду и грустно присела на бортик. Они бежали сейчас точно так же, как тогда… Он прижимал ее к себе, она чувствовала, как колотится его сердце. Но в прихожей он отпустил ее с такой поспешностью, словно Вика превратилась в раскаленную чугунную болванку.
«Если б он хотел снова быть со мной, лучшего момента не придумать. – Вика зябко закуталась в махровый халат. – Но я больше не нужна ему, вот и все. Мы теперь просто друзья».
Сергей энергично вытирал голову кухонным полотенцем.
– Тебе тоже надо переодеться.
– Так обсохну.
– Нет-нет, ты простудишься. Иди в ванную, я дам тебе халат.
– Меньше всего я хочу надевать тряпки твоего мужа. Обсохну, я сказал.
Швырнув полотенце в угол, он энергично пригладил волосы пятерней и опустился на стул.
– Вика, у меня ничего не вышло.
– Да? – отозвалась она безмятежно. Разочарование от того, что Сергей больше не хочет ее, было таким горьким, что Вика почти забыла, куда он ходил и насколько это для нее важно.
– Ни черта! Эта тварина издевалась надо мной целый день, а потом послала куда подальше.
– Слава богу, ты хоть вернулся! – вздохнула Вика. – Я чуть с ума не сошла, когда до меня дошло, что она может заложить тебя следователю.
– Ты прости меня… Я вчера наобещал…
– Что ты! Я все равно запретила себе верить в успех.
– Нет, ну какая сука! Два часа торговалась, потом обсуждали, как она получит деньги, чтобы я ее, не дай бог, не обманул. А потом вдруг помрачнела и говорит: «Молодой человек, я должна посоветоваться со своей совестью, стоит ли мне играть с вами в эти игры. Идите погуляйте». Я погулял, возвращаюсь – она уже в отказе.
– Не с совестью она советовалась, а с вдохновителем моей травли! – усмехнулась Вика. – Кто же, интересно, рулит моим делом, если она устояла против таких денег!
Заметив, как округлились и без того круглые глаза Сергея, Вика поведала ему о балахоновской теории заговора.
– Но мне уже все равно, интриги это или действительно правосудие, – заключила она. – Нужно понять, что арест неизбежен, спокойно собрать теплые вещи и сухарей на три дня.
Сергей взглянул на нее исподлобья:
– Хочешь в тюрьму?
– Туда никто не хочет. Но выбора у меня нет.
– Вика, да что с тобой? Я тебя не узнаю! Ты всегда была бойцом! А сейчас что?
– Что?
– Муж тебя бросил и обобрал, ты покорно все ему отдала, в знак протеста только обзавелась анорексией. Какие-то хмыри хотят сгноить тебя в тюряге, и ты спокойно туда отправишься?
Вика скорчила гримаску.
– Ты что у нас, Лев Толстой? – наседал Сергей. – Непротивление злу насилием?
– Знаешь что? Давай уже закроем эту тему! Мне самой противно, что меня, по сути, не накажет закон, а победят какие-то уроды – потому что у них больше денег и возможностей. Но что ты предлагаешь? Бежать за границу, как Березовский?
– Да, бежать. Только не за границу, а ко мне.
Она в изумлении уставилась на него.
– Ну да. – Дайнега безмятежно, со вкусом потянулся, будто предлагал ей выпить кофе, а не совершить очередное нарушение закона. – Ты не можешь принять бой, значит, нужно лечь на грунт. Очень просто.
– Бред! – Вика вскочила и забегала по кухне. – Полный бред! Меня поймают.
– Ну, поймают, дальше что? Заменят подписку на арест, только и всего. Но меру пресечения тебе наверняка и так заменят. А я тебя добре сховаю. Доверься мне. Скрытность – главное оружие подводника.
– Да это дикость! Я законопослушная гражданка…
– Конечно. Поэтому имеешь право всеми способами сопротивляться беззаконию, которое с тобой творят. Со мной на Камчатке ты будешь в безопасности.
– Ты вообще понимаешь, что говоришь? Сколько я там буду торчать? На что жить? Я же не смогу устроиться на работу.
– Как-нибудь прокормимся, – улыбнулся Дайнега.
– Ты собираешься содержать меня вечно? А когда ты женишься, что скажет твоя жена? Она немедленно вышвырнет меня вон, и куда я пойду? Бомжевать всю оставшуюся жизнь я не желаю, это хуже, чем пару лет отсидеть.
– Вика, хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Зачем ты заглядываешь так далеко? Сейчас главное – устранить непосредственную угрозу тюрьмы. А дальше будем спокойно думать, как восстановить твое доброе имя. Я найму частного детектива, пусть разберется в этом деле. Кто знает, вдруг удастся доказать злой умысел этой Гинзбург? Хотя лично для меня ее физиономия уже бесспорное доказательство.
– Детектива можно и так нанять, – буркнула Вика. – Да, Камчатка далеко, но в наше время расстояний не существует. Сейчас не восемнадцатый век, когда преступнику надо было год бежать дотуда. И власти считали – ладно, раз уж он одолел такой тяжелейший путь, бог с ним, пусть там и живет. А сейчас? Да меня моментально вычислят, хотя бы по авиабилету!
Сергей задумался:
– Действительно… И на поезд сейчас билеты именные…
– Вот видишь!
– Я могу купить машину. Недели за две доберемся, в крайнем случае за месяц. В моем авто документов у тебя никто не спросит. И вот еще что… – Сергей замялся. – Ты можешь быть уверена, я никогда не попрошу у тебя того, чем женщина всегда может отблагодарить мужчину.
Вика опустила глаза. Не такие слова она хотела от него услышать.
– Ты ведь думаешь: хороший план, но придется расплачиваться с товарищем Дайнегой, – продолжал Сергей. – Ничего в жизни бесплатно не бывает – это, я знаю, твое кредо. Выкинь такие мысли из головы. Я хочу увезти тебя потому, что это необходимо, вот и все. Никакой благодарности я от тебя не жду. Знать, что ты в безопасности, что ты осталась храбрым солдатом, бесстрашной авантюристкой, которой я тебя помню, а не превратилась в покорную овцу, – вот все, что мне нужно.
Она взглянула на него с тоской.
Она не думала, что это хороший план. Наоборот, самая дурацкая идея, какая только может прийти в голову нормальному человеку. Но в то же время она чувствовала: отказаться – значит оскорбить Дайнегу, оскорбить, может быть, еще тяжелее, чем она оскорбила его в юности.
А потом… потом вдруг в ее душе зашевелился какой-то озорной червячок. Наверное, его разбудили слова «покорная овца».
Вика представила себе физиономии своих недоброжелателей, когда они узнают, что птичка упорхнула. Они, уверенные в своем праве карать и глумиться, считают ее безвольной жертвой. Как же они будут разочарованы, если она выскользнет у них из-под носа!
Она улыбнулась:
– Знаешь, я почти согласна! Но давай расскажем обо всем моим родителям и сделаем так, как решат они.
Серега просиял:
– Добре!
– Тогда едем прямо сейчас. Время дорого.
Беседу с родителями он взял на себя – закрылся с ними в гостиной, оставив Вику маяться на кухне. Разговор затянулся, Вика злилась.
– Домострой, средневековье, – ворчала она, нервно нарезая овощи для салата.
Через час переговорщики вышли – вид у всех троих был торжественный. Пришлось и Вике сделать строгое лицо.
– Что ж, – тоном короля в изгнании заявил папа, – Сергей убедил меня в честности ваших намерений. Мы благословляем тебя, Вика.
– Правда? – Она испугалась. – Но я думала, ты посоветуешь мне остаться и принять наказание. Вы хорошо подумали? Бежать – это же трусость, ты сам сколько раз мне говорил.
– Я не о том тебе говорил. Трусость – бежать от справедливого возмездия, а не от чьих-то гнусных интриг. А если совсем честно… Я бы позволил тебе бежать с Сергеем, даже если бы ты на самом деле брала взятки.
– Папа!
Вика не знала, что и думать.
Давным-давно, еще в школе, она готовилась к олимпиаде по химии. Времени на подготовку не хватало, и она взяла в больнице, где уже работала санитаркой, липовое освобождение от физкультуры. Папа, как Шерлок Холмс, тут же вывел ее на чистую воду: «Почему ты не берешь спортивную форму? Как это – отменили? Я могу позвонить в школу и проверить? – А потом с ожесточением порвал драгоценную бумажку: – Никогда ничего не получай обманом! Подойди к физруку и попроси, чтобы он позволил тебе заниматься химией».
А теперь он сам благословляет ее на вопиющее нарушение закона! Не иначе земля перевернулась!
– Вы правда решили? – осторожно спросила она и покосилась на мать.
Та стояла за спиной мужа и улыбалась.
«Ну, понятно, сбылась мечта, – желчно подумалось Вике. – Дочь соединилась с обожаемым Сереженькой, на этом фоне все остальное не важно. Подумаешь, побег из-под следствия, всероссийский розыск – какая ерунда, если они снова вместе.
Да не вместе мы, мама!»
– Поезжай, Викуля, и ни о чем не беспокойся.
– Но вас будут дергать, допрашивать…
– Скажи еще, засаду здесь оставят, – рассмеялась мама. – Ничего страшного. Новые знакомства нас только развлекут.
– У меня просто в голове не укладывается! – честно призналась Вика. – Я была уверена, что вы будете против.
Отец достал сигареты и пепельницу. Курил он только в состоянии крайнего волнения. Последний раз Вика видела его с сигаретой, когда объявила, что выходит замуж за Андрея.
В гробовой тишине он сделал затяжку.
– Ты имеешь полное право спасать себя. И для этого ты не обязана спрашивать разрешения у нас. Короче, поезжай и ни о чем не думай.
Вике показалось, что он хотел еще что-то добавить, но отец только махнул рукой и яростно погасил сигарету в пепельнице.
* * *
После того как решение было принято, Вика повеселела. Неизвестно, как она будет жить на нелегальном положении, но все же это лучше, чем сидеть в тюрьме.
Старт назначили на утро воскресенья. Оставалось нанять частного детектива – Вика не верила в эту затею, но Сергей на ней очень настаивал – и купить машину.
Кроме того, Вика решила открыться Балахонову. Этого требовала простая порядочность: ведь когда выяснится, что она сбежала, его начнут терзать правоохранительные органы. К тому же с его помощью она надеялась получить незапятнанной трудовую книжку.
Стоило ступить на путь криминальной аферы, как ее мозг усердно заработал, выдавая остроумные комбинации. Ясно было, что Сергею нельзя засветиться в связи с ней. Как только узнают, что он нанял детектива, его тут же проверят и ее найдут. Пусть лучше от ее имени выступит Балахонов.
Она пригласила его зайти в субботу утром, сразу после дежурства.
В том, что Алексей не сдаст ее, она была уверена. Он – хороший человек. И он не будет знать, куда именно она уехала.
– Гниды поганые, – сказал хороший человек вместо «здравствуйте». – Уроды! Так вам и надо!
– Прости? – оторопела Вика.
– Ох, это ты прости! – встрепенулся Леша. – Я просто в шоке, вот ругаюсь, остановиться не могу…
– Да что случилось?
– Представь себе, Тошик собралась на дачу к детям, ее сестра их на неделю приютила, утром зашла ко мне в приемное, говорит: «Дай денег на гостинцы…»
Он вошел в кухню, энергично жестикулируя. Вика на всякий случай переставила подальше тарелку, в которую Сергей складывал готовые сырники. Когда Вика проснулась, он уже колдовал у плиты, повязав ее фартук.
Алексей протянул ему руку для знакомства и продолжал:
– Ну, я ей свой кошелек отдал. Говорю еще как дурак: «Возьми такси до автостанции». Доехали, она хочет расплатиться с таксистом, достает кошелек, а там пусто! Представляешь? Пока я разгружал кишечную непроходимость, какая-то сволочь разгрузила мой кошелек! Причем это явно кто-то из больных.
– Много денег было?
– Три тысячи! – простонал Алексей. – Для нашего бюджета много. Нет, это же надо! У врача украсть! Да в жизни никогда никто у врачей не воровал, это считалось позорнее мародерства. Ладно бы еще на улице ограбили, а то прямо на работе! Эта гнида прекрасно знала, у кого берет, но это ее не остановило.
– Леша, ну что ты как маленький. Врач же святая профессия. В том смысле, что над нами можно измываться как угодно, мы все простим.
– А не в том, что у святых неудобно кошельки подрезать, – улыбнулся Дайнега от плиты. – Вика, дай лопатку сырники перегортувати.
– Что сделать?
– Перевернуть.
Вика отвела глаза. Она никогда не пользовалась лопаточкой и понятия не имела, где Лариса ее держит.
Без особой надежды Вика заглянула в ящик со столовыми приборами.
– Ножом переверни, – с вызовом сказала она.
Да, никудышная хозяйка, ну и что? Они просто друзья, а друг не обязан быть прекрасным кулинаром.
– Ты дальше слушай, – не успокаивался Балахонов. – Тошик в шоке, плачет. Других денег у нее ни копейки, заплатить таксисту нечем. Говорит: «Вы уж простите, такая ситуация неожиданная». Мне звонит, слезы в три ручья. Я тоже обалдел, как услышал. Ладно, денег жаль, конечно, но суть не в этом. Жена на другом конце города одна, даже мелочи на автобус нет, идти пешком ей тяжело. Я у Лариски тысячу занял, бегом на «скорую» – выручайте, мужики! Они меня до автостанции подбросили, я на ходу Тошику деньги передал, даже из машины не стал выходить, торопился – смена еще не кончилась. Она идет в кассу, покупает билет, и вдруг путь ей преграждает таксист: «А, у тебя деньги появились! Ну-ка отдавай за проезд!» Она мне позвонила, рассказала, и мне так противно стало… Еще хуже, чем от того что меня ограбили. Да, он в своем праве, но не по-человечески это.
– Да уж. Народ у нас добрый, – ухмыльнулась Вика.
– Тошик, бедолага, едет в автобусе и плачет. Ей стыдно, вдруг таксист подумал, что она специально все разыграла, лишь бы ему не платить.
Сергей поставил перед страдальцем блюдо с аппетитными сырниками, но Балахонов, всегда отличавшийся превосходным аппетитом, даже на них не взглянул.
– Все у нас власть виновата! Этот таксист небось впереди меня правительство хает. А оно что, специально для него указ издало, что нельзя помогать человеку в беде?
Дайнега сочувственно покивал.
– Ну-ну. – Он дополнил натюрморт сметаной и банкой джема. («Где только откопал?» – удивилась Вика.) – Ешьте, а то остынет. Просимо до столу!
– Спасибо, не хочу.
– Покушай, покушай.
И Балахонов покорно заработал вилкой.
Ого! Вике никогда не удавалось так быстро заткнуть рот начальнику, когда он принимался бичевать социальные язвы. Правда, она никогда не использовала для этого сырники.
Сергей положил сырников и ей. Вика размяла их и размазала по тарелке – пусть он подумает, что она съела хоть кусочек.
Но обмануть его было непросто.
– Вика, ешь. Ты посмотри, до чего дошла… Худа, як скипка…
Покачав головой, она отложила вилку.
– Пока мы видим в ближнем только объект наживы, мы обречены, – пробубнил Леша с набитым ртом, но уже добродушно.
Вика даже покраснела.
– Это ты про меня? – тихо спросила она.
– Нет, ты что! – От избытка чувств Балахонов потряс кулаком. – Я тебя всегда уважал, но когда ты Тошику деньги на операцию дала…
Вика изо всех сил лягнула под столом не в меру откровенного начальника. Сергей вчера выплатил ее кредит, и неизвестно, как он отнесется к тому, что Вика занималась благотворительностью, имея огромный долг.
Но Балахонов даже не поморщился, взял и выложил всю историю.
– Я, Вика, для тебя все сделаю, что попросишь! – закончил он свою речь.
– Твоя помощь мне на самом деле требуется. Но если не хочешь связываться, скажи прямо. Я пойму и не обижусь. В общем, Леша, я решилась бежать!
Она ожидала какой угодно реакции – возмущения, изумления, чего угодно, но только не того, что Балахонов преспокойно положит в рот очередной кусок сырника и скажет:
– Давно пора. Если что, билет можешь по паспорту Тошика взять.
Вика с Сергеем остолбенели.
– Ну да. – Балахонов безмятежно расправлялся с сырниками. – Вы же с ней на одно лицо. Куда едете, не спрашиваю. На всякий случай, чтобы, если тебя поймают, вы на меня не думали. Так поездом или самолетом?
– Самолетом, – буркнул Сергей.
– Прекрасно. Как приземлитесь, сразу вышлете нам паспорт экспресс-почтой. Делов-то!
– А если самолет разобьется?
– Мы тогда сразу заявим, что Вика украла паспорт. Тебе ведь будет все равно, правда?
Вика ошарашенно кивнула. Криминальный талант начальника потряс ее до глубины души.
Балахонов между тем фонтанировал идеями:
– Делаем так. Ты пишешь заявление: «Прошу дать мне отпуск за свой счет в связи с семейными обстоятельствами». Я визирую и несу главврачу, предварительно сняв для себя копию. Главный, естественно, рвет его в клочки и увольняет тебя за прогул.
– Ну да. Поэтому ты ему лучше передай мое заявление по собственному желанию.
– Нет! Нужно смотреть в перспективу. Рано или поздно эта бодяга с уголовным делом закончится, и ты подашь заявление в суд за незаконное увольнение. Предоставишь копию заявления, суд пошлет запрос к нам в ОДО, а я ведь твое заявление на отпуск зарегистрирую, прежде чем дам главврачу порвать его на мелкие кусочки… И тебя восстановят на работе, причем никого не будет волновать, есть у нас вакансии или нет. Даже зарплату выплатят за все время твоего отсутствия. А вот если ты уволишься по собственному желанию, в суд уже не подашь.
– Нет уж. Я в суд лишний раз ходить не желаю и на этой работе восстанавливаться не буду. Пусть у меня будет чистая трудовая. Можно, я доверенность выпишу на тебя, чтобы ты ее из отдела кадров забрал?
– Не вопрос.
– Почекайте, почекайте. – Дайнега нахмурился. – Леша дело говорит. Мы не просто убежим, еще обставимся чудово!
Что ж, план казался остроумным и давал Вике маленькую, но страховку. Он был тем более хорош, что почти не расходился с правдой. Итак, Вика смирно сидит на подписке о невыезде и мечтает только о том, чтобы эту подписку соблюсти. Но тут бывший свекор выселяет ее с судебными исполнителями, а главный врач насильно увольняет с работы. Поскольку благодаря их злой воле Вика остается без крыши над головой и без средств к существованию, она вынуждена нарушить свою подписку и искать помощи у друзей. Ибо родители прокляли ее и не пускают уголовницу на порог собственного дома.
– Так и напиши в заявлении, – азартно вскричал Балахонов, – мол, ты пока не знаешь, кто тебя примет, а как только устроишься, сразу сообщишь любимому следователю. На всякий случай позвони и свекру, и главврачу, приложим к заявлению записи разговоров. Записи оставишь мне. Как только вы доберетесь до места, я сразу их отправлю в прокуратуру.
Вика заметила, что придется свекра очень сильно разозлить, чтобы он не поленился заявить на нее судебным исполнителям. Но она постарается.
