Глава четырнадцатая
СНОВА В АФРИКЕ
65. В Браззавиле без перемен
В Браззавиле меня, естественно, никто не встречал. Я взял такси.
В холле посольства кроме дежурного коменданта никого не было. Я хотел подняться на второй этаж, но увидел спускающегося по лестнице Валеру Болтовского.
– Мы тебя ждем. Но телеграммы не получили.
– Так вышло. У вас есть указание об изменении маршрута?
– Что ты имеешь в виду?
– То, что вместо Женевы я должен лететь в Тунис?
– Есть. Когда хочешь лететь?
– Сегодня. Но только не через Францию.
– Ладно. В гостинице остановишься?
– В зависимости от того, когда надо будет лететь.
Я удивился, почему в холле никого нет.
– У нас новый посол. И каждое утро проводит летучку на полтора-два часа.
– А ты не ходишь?
– Мне, Женя, работать надо. Пойдем ко мне в кабинет.
* * *
Усадив меня на диван, Валера исчез.
Появился он минут через десять:
– Бейрут тебя устраивает?
– Вполне.
– Самолет во Франкфурт с посадкой в Бейруте вылетает в полвторого. В Бейруте придется ждать три часа. А оттуда чешской компанией до Туниса.
– Подойдет. Как с билетами?
– Проблем не будет. Не хочешь отдохнуть с дороги?
– Нет.
– Тогда посиди, я дам команду упаковать груз.
* * *
Через полчаса шифровальщик принес груз.
– Когда надо выезжать?
– Через двадцать минут. Посошок?
– С удовольствием.
Валера разлил виски.
– Что в посольстве нового?
– Новый посол. Кузнецов. Знаешь, Женя, многих послов я видел и каждый раз говорил себе, что хуже не бывает. И все время ошибаюсь.
– Новый секретарь парткома прилетел?
– Прилетел. Только теперь он называется не секретарь парткома, а советник по работе с колонией.
– Не сбежит?
– Этот не сбежит.
– Почему?
– Уж больно глуп.
Валера налил еще по одной.
– Про Москву не спрашиваю, сам два дня назад оттуда. Скажи, Жень, что будет?
– Не знаю.
– Мои друзья из Второго Главного уверены, что Горбачев работает на иностранную разведку.
Я пожал плечами.
– Не удивлюсь.
Выпили еще по одной.
– Пора.
66. Арафат
Мой старый приятель, резидент КГБ в Тунисе Костя Соколов, встретил меня в аэропорту сразу за будкой полицейского контроля.
Когда-то стройный парень, за последние пять-шесть лет он располнел, и теперь, чтобы похудеть, три раза в неделю по утрам до десятого пота гонял в теннис. Но годы брали свое, а тут еще к большим залысинам прибавилась вполне заметная плешинка. Он смеялся: лысина спереди – от ума, на затылке – от чужих подушек, а спереди и на затылке – если пользовался чужими подушками с умом. Звезд с неба он не хватал да и не очень старался, подчиненные его любили, а начальство не боялось – словом, он был почти идеалом.
– Мы тебя ждем. Почему не сообщил, когда прилетишь?
– Так получилось.
– Мы знаем про задание. Сегодня к вечеру скажу, когда ты с ним встретишься. А пока… Когда улетаешь?
– Не знаю. Думаю, пару дней у вас побыть.
– Какие планы?
– Честно?
– Честно.
– Отдохнуть.
– Тогда сегодня на море. А потом в зависимости от того, когда Арафат тебя примет. Плавки взял?
– Взял.
– Вижу, что подготовился солидно. Сдай свой груз. Потом я тебя отвезу в гостиницу. И оттуда сразу в Карфаген.
* * *
Карфаген – это совсем рядом, это пригород Туниса. В Тунисе все пропитано древностью. Там нельзя копать метро, потому что уже на глубине в метр можно найти предметы, относящиеся к Карфагену. Мальчишки, продающие туристам кусочки мозаики, торгуют действительно мозаикой древнеримских времен. И на пляж посольство ездит в Карфаген.
Два часа пролетели незаметно.
– Тут есть маленький ресторанчик, – предложил Костя.
И в это время появился его помощник Саша Ребров. В темном костюме среди купальников и ярких зонтов он выглядел, как с другой планеты. Вид у него был озабоченный. Он подошел ко мне:
– Евгений Николаевич, Арафат вас примет через час.
– Вот и прекрасно.
Через сорок минут мы были в посольстве. Я забрал свой груз.
– Саша, поедешь со мной, – распорядился я. – Поможешь с переводом.
У Саши прекрасный арабский. Я знал, что Арафат хорошо говорит по-английски, но всегда предпочитает вести переговоры по-арабски. Да и английский у меня не для переговоров.
Мы поехали на «Пежо» резидента. За рулем был его шофер. Мы с Сашей сели сзади.
С Арафатом я встречался несколько раз в Москве. Он должен меня помнить.
– Ты давно его видел? – спросил я Сашу.
Тот улыбнулся:
– Вчера. У него было прескверное настроение. Он собирался в Москву. Но ему сказали, что Горбачев после встречи с Бушем уехал в Крым и его не примет. А беседовать с Дзасоховым… из-за этого приезжать не стоит. Какое у него настроение сегодня, узнаем сразу. Если выйдет без очков, значит, считает вас другом, ему незачем прятать истинные чувства. Он так делает везде – и в Алжире, и в Багдаде. Отработанный номер.
Мы выехали из города и поехали по направлению к Хамамету.
– Далеко еще? – спросил я.
– Уже почти приехали.
И он указал на двухэтажный дом впереди.
– Я ожидал, что резиденция Арафата расположена в каком-нибудь неприступном замке.
– Будете удивлены. Внешне не видно, но охрана здесь… Восток.
Нас встречал невысокого роста человек, которого Саша хорошо знал. Они похлопали друг другу по плечам. Обменялись парой фраз по-арабски. Он вежливо поклонился мне, мы вошли в дом и сразу оказались в большом зале.
Здесь пахло Востоком. Мальчишкой я любил ездить на Арбат в магазин «Восточные сладости» и запомнил этот сладковато-дурманящий аромат, который, если закроешь глаза, вызывал образы джиннов, минаретов и имел даже свой цвет: кофейно-серый. Тогда мне почему-то казалось, что такой запах должны иметь наркотики с экзотическими названиями.
Арафат появился сразу. Он был в светло-оливковом френче, без очков.
– Я вас помню, товарищ Евгений, – начал он по-английски. – Помню, что вы предпочитаете говорить по-арабски.
Видя мое смущение он засмеялся:
– Помню, помню. Но Саша нам поможет.
Вместе с ним в зал вошли два человека: один плотный, широкоплечий, в мышино-серой куртке с отложным белым воротником, другой невысокий, в черном костюме. Они принялись готовить кофе, и комнату сразу наполнил аромат кофе, смешанный с каким-то другим, незнакомым мне запахом.
Арафат предложил нам сесть.
Мы сели, и Саша сказал что-то Арафату по-арабски и тут же мне перевел.
– Я сказал, вы много пьете кофе, Абу Амар.
Да, конечно. Саша вспомнил, что забыл мне напомнить: друзья зовут Арафата Абу Амар, и мне следует его звать именно так.
– Я добавляю в кофе кардамон, – улыбнулся Арафат. – Успокаивает сердце.
«Значит, это запах кардамона», – отметил я про себя.
– Сегодня у меня к вам другое дело, Абу Амар. Не такое как обычно.
– Знаю-знаю. И очень для меня приятное, – Арафат широко улыбался.
Законы многих стран, где можно было приобрести оборудование, в котором нуждалась советская промышленность, запрещали продавать его в СССР. Поэтому эти законы надо было обойти, и здесь важно не только найти способы убедить партнеров заключить сделку и вывести закупленное оборудование, но и суметь заплатить за него так, чтобы не обнаружился адрес покупателя. Что касается контактов с партнерами, подписания контрактов, вывоза закупленного оборудования, то эти вопросы решали мои коллеги. На меня возлагалась обязанность перевести деньги этим организациям так, чтобы не обнаружился русский след. И здесь мне помогали люди Арафата. Мы переводили деньги в банки, контролируемые его людьми, а те – интересующим нас фирмам.
Я передал пакет Арафату.
– Вы знаете, Абу Амар, друзья зовут меня валютным извозчиком.
– Я бы вас назвал самым честным человеком в мире. – У Арафата явно было отличное настроение.
Он передал пакет одному из арабов.
– Здесь десять миллионов французских франков, – сказал я.
– Я не люблю считать деньги, – снова улыбнулся Арафат. – Вот если бы это были танки, тогда бы я посчитал. Ведь советские танки самые лучшие в мире.
Я подтвердил. Арафат спросил:
– Вы хотите, чтобы мы положили деньги именно во французских франках?
– Было бы лучше.
– Это не проблема. Через два дня деньги будут на номерном счету в «Люмме и Корпкс».
Я обалдел. Это тот банк, куда я отвез статуэтку.
Мое изумление не прошло бесследным для Арафата. Он сказал:
– Я получил такую просьбу от ваших товарищей только два дня назад.
– Да-да. Конечно.
– Вот если бы это были танки, я бы точно проследил, куда они идут. Я очень уважаю вашу организацию, товарищ Евгений. Но у вас в стране есть и другие организации. Иногда с ними очень трудно иметь дело. Я вас понимаю.
Появился тощий араб с двумя свертками. Арафат взял оба свертка, протянул мне.
– В одном – изюм. Он из тех мест, где я родился. В другом – кофе.
Он прищурил глаза и улыбнулся:
– С кардамоном. И не будем считать количество зерен.
«Подарки, – понял я. – Значит, пора уходить».
* * *
Мы сели в машину.
– Что-нибудь не так? – спросил Саша.
– Сказки Шахерезады! – это все, что я мог сказать.
– Здесь рядом есть отличный ресторанчик. Кухня смешанная арабско-европейская.
– То, что надо, – одобрил я.
Через десять минут мы сидели на веранде с видом на всегда великолепное Средиземное море.
– Здесь прекрасное местное вино, – порекомендовал Саша.
– Красное или белое?
– И то и другое.
– Начнем с белого.
В гостиницу я добрался только к семи.
– Скажи Косте, чтобы не будил, – попросил я Сашу.
Однако Константин позвонил.
– Извини, что разбудил. Тебе пришли депеши. Приедешь?
– Завтра.
– А завтра с утра ты поедешь на рыбалку.
67. Утро на природе
Организовывать для именитых гостей рыбацкое чудо в посольстве умели, и первым специалистом по этой части слыл военный атташе Ершов. Именно он отыскал этот пруд и знал здесь самые лучшие места. В посольстве пруд так и звали: «ершовский».
Ершов заехал за мною в гостиницу и отвез в посольство. Там уже ждали бывший секретарь парткома, а ныне советник по работе с колонией Ананьев, и помощник военного атташе Климов с женой, оба взятые для выполнения «интендантских задач». Соколов спустился из референтуры и сказал, что дел по горло и рыбалку он не любит.
– Далеко отсюда? – спросил я Ершова.
– Полтора часа езды.
И действительно через полтора часа он зарулил на берег довольно-таки внушительного водоема. Длинный, узкий, вода теплая и мутная, дно илистое, лезть в него не хотелось.
– Здесь рядом деревушка, ну и по какой-то международной программе лет десять назад сюда запустили мальков, – объяснял Ершов. – А местные к пресноводным рыбам не привыкли. Вот и не ловят.
– Ну, как работа в новой должности? – спросил я бывшего секретаря парткома.
– Лучше. Взносы собирать не надо. На собрания загонять не нужно. Благодать.
Начальство начало удить и, скажем прямо, не без успеха. Через час Климов уже занимался ухой, а его жена Люда готовила закуску и кокетничала с мужчинами.
Выпивали после каждой пойманной рыбины. Пили шведский «Абсолют».
– Хотите, анекдот расскажу? – предложил Ершов. – Военный.
Люда пыталась запротестовать, но Ершов ее остановил:
– Не бойтесь, Людочка, ничего плохого. Снимают командира части. Назначают нового. Новый спрашивает совета у предшественника, как поступать в трудных ситуациях. Тот ему дает три конверта и говорит: «Когда будет трудно, открой первый, получишь совет, как действовать. Станет совсем невмоготу, открой второй, там тоже совет. А попадешь в безвыходное положение, тогда – третий». Ну, сами понимаете, как бывает в анекдотах. Проходит два-три месяца, у молодого начальника – ЧеПе: солдаты отказались на учениях прыгать с бронетранспортеров. Скандал. Едет комиссия. Начальник подумал и открыл первый конверт. А там написано: «Совет первый. Вали все на предшественника, запустил, мол, политико-воспитательную работу». Так и сделал. Сошло. Проходит еще полгода. Снова ЧеПе. Офицеры перепились и разнесли на железнодорожной станции буфет. Опять комиссия. Открыл следующий пакет. А там: «Совет второй. Сошлись на недостаток опыта». Так и сделал. Опять сошло. Ну, а еще через полгода вообще катастрофа. Один взвод стал на учениях стрелять по другому. Естественно, опять комиссия. Думал он, думал и открыл третий конверт. А там написано: «Совет последний. Готовь три конверта».
– Это ты к чему? – поинтересовался Ананьев.
– К тому, что всем нам скоро придется вскрывать третий конверт.
Выпили. Людочка открыла большой термос, вытащила горячие пирожки. Ершов снова взял слово:
– Что бы ни говорили, а сейчас только армия может спасти положение. С армией шутить нельзя. Человек с ружьем – часть речи трудно управляемая. Ты уж, Павел Анатольевич, не обижайся, – обратился он к бывшему секретарю парткома. – Ваши теперь как туристы по всему миру шастают. Вот твой Кузякин. Прилетел сюда, ни с кем не встретился. И в Испанию.
– Не в Испанию, – поправил Ананьев, – а в Италию. В Рим.
– Кузякин? – удивился я. – Я его еще недавно во Франции видел. Сказал, что в Москву собирается.
– Ладила баба в Ладогу, а попала в Тихвин. А он как метеор. Прилетел. И вроде тебя: нужна встреча с Арафатом. И сразу после встречи улетел.
Меня это заинтересовало:
– Когда он у вас был?
– На прошлой неделе.
– Он снова обещал вернуться, – начал выгораживать своего начальника Ананьев. – Тогда поговорит с колонией. Он встречался с Арафатом. Ему есть о чем рассказать.
Ершов махнул залпом полфужера водки и отчеканил:
– По старой привычке авангардную роль показывает. Нет ее сейчас, этой авангардной роли. Нет, чтобы теперь всем в одно лукошко: кто яички, кто клубничку. А они все себе.
– Эх! – заволновался Климов. – Клубнику-то я забыл купить. – Он вскочил. – Я живо сгоняю. Вы тут за ухой посмотрите.
– Сгоняй, – согласился Ершов. – И позвони в посольство, спроси, что там нового.
«Так вот кто сообщил Арафату о том, что деньги надо положить в банк «Люмме и Корпкс»! – злился я. – Теперь Кузякин в Риме. Покойный Топалов сначала почему-то неделю не уезжал из Рима, а потом, получив деньги, туда вернулся. Нет, дело с кейсом еще не кончилось. Надо бы с Кузякиным встретиться в Риме. И еще раз поговорить с Крокодилом. Но уже по-другому!»
* * *
Вернулся Климов минут через десять.
Он бежал через поле и размахивал руками.
Все сразу поняли, что приключилось нечто экстраординарное.
– В Москве переворот! – кричал он. – В Москве переворот! Ввели танки! Горбачев арестован!
68. Посольство в работе
Собрались быстро, почти молча, без комментариев, высказываться не решались, разве что уклончивое: «этого надо было ожидать», «к этому все шло».
У входа в посольство нас встретил советник-посланник, зазвал в кабинет, коротко ввел в курс событий.
– Мне нужно срочно послать телеграмму, – попросил я встретившего меня Соколова.
Я поднялся наверх и написал короткий текст:
«Вне очереди. Совершенно секретно. Конфиденциально. Лично Колосову.
Срочно сообщите мне в Тунис, где сейчас Кузякин.
Лонов».
Потом прочел вчерашние депеши. Одна циркулярка. Другая о том, что надо просить Арафата перевести деньги банку «Люмме и Корпкс». Телеграмму подписал Дзасохов. Уж точно сказки Шахерезады. Теперь ЦК дает указания напрямую, минуя Крючкова. Дожили. Конец света. А, может быть, и правда конец света.
Я спустился вниз в канцелярию.
Сотрудники посольства преобразились. Одуревшие от обрыдшей необременительной посольской текучки, сегодня они всем своим видом старались доказать правильность сентенции «было бы дело, вот тогда уже мы». Они писали бумаги, делали вырезки из газет, что, впрочем, им вменялось в обязанность делать каждый день, считывали тексты, звонили в АПН, в корпункты. Специально посаженный у телевизора практикант Миша с усталым и озабоченным лицом, в больших профессорских очках, каждые полчаса надиктовывал, отмечая с гордостью про себя: «как посол», совершенно не испуганной причастностью к такой непривычной лавине дел, а поэтому не забывшей аккуратно подкраситься машинистке Леночке сообщения, наиболее важные с его «аналитической» точки зрения.
Ко мне подошел Ребров:
– Вас спрашивает посол.
– Придется идти. Как он у вас?
– Все решает по прецедентам в своей практике. Рассказал Соколову, как он, будучи третьим секретарем, с первого раза написал понравившуюся тогдашнему заместителю министра ноту по поводу прекращения политической деятельности одной ненужной персоны. По случаю смерти Наполеона что ли!
* * *
Посол был сама любезность.
– Когда вы улетаете?
– Завтра.
– Во время таких событий очень важно иметь в посольстве солидное подкрепление вроде вас.
Он помолчал.
– Не хотите задержаться? Если сочтете нужным остаться на пару дней, я могу послать телеграмму.
Я улыбнулся:
– Ответ вы получите минимум через двое суток, когда я уже улечу.
– Я хотел вам дать возможность лучше изучить зарубежную прессу, – свел предложение к шутке посол.
В углу комнаты стоял большой телевизор, звук был выключен, посол изредка поглядывал на экран.
– Что в Москве творится! – вздохнул он.
И начал говорить о московских событиях. Потом замолчал и показал на экран телевизора, по-прежнему не включая звук.
– Видите, что происходит. Бронетранспортеры. Танки.
– Там дождь, – заметил я.
– Это в пользу штурмующих, – бесстрастно процедил он.
Появился Соколов.
– Извините, но Евгению Николаевичу пришла срочная телеграмма.
«Неужели ответ? – подумал я. – Как быстро!»
Я простился с послом, поднялся в резидентуру. Действительно был ответ.
«Кузякин в Риме. Действуйте по своему усмотрению.
Колосов».
Проворно они.
Я понял: в Москве сейчас такая суматоха, что телеграммы сразу идут к исполнителю, минуя начальство.
Я поднялся в кабинет к Соколову.
– Мне нужно сегодня лететь в Рим.
– Прямо сейчас?
– Сейчас.
– Я дам распоряжение. Посиди, я быстро.
Вернулся он через минут пять.
– Сегодня не получится. Завтра рано утром.
– Ладно. Скажи, чтобы меня отвезли в отель и разбудили рано утром.
– Сделаю.
Он открыл сейф, вынул бутылку «Чиваса» и два стакана:
– Черт, даже не знаешь, за что пить. Ты-то как обо всем этом думаешь?
– Посмотрим.
– Посмотрим, – согласился Соколов.
Я выпил залпом и не почувствовал крепости.
Соколов пил короткими глотками и размахивал стаканом:
– Знаешь, с одной стороны, это правильно, порядок наводить надо. Но танки, кровь прольется. Кровь.
Он снова налил себе и мне:
– Это все Мишка, сукин сын. Такую страну забаламутил! Наболтал, наплел. И ничего! Сволочь!
– У тебя указания есть? – спросил я.
– Уйма. «Пойдите, объясните», «весь народ поддерживает». Гонцов уже заслал. Пусть встречаются, агитируют. А сам пока погожу.
Выпили.
Соколов помолчал, потом наклонился к мне и произнес почти шепотом:
– Черт знает, чем все это кончится.
