Назад: 1 часть Субмарина «ООО „Альянс“ владелец Тушкоев И.А.»

Дальше: 3 часть. «Умные долго не живут, Софья…»

2 часть. Тротуары ада

Тошнота ворочалась в желудке холодными змеиными кольцами. Отвернувшись от окна и сцепив зубы, я сидела у письменного стола и, стараясь не упустить ни одной детали, подробно описывала наше с Кириллом знакомство, его ночевку в моем доме и последнюю просьбу. Сосредоточившись на числах, скрупулезно выписывала по часам время визитов Борисова к Белле, и понимала, что подобным вниманием к чужим тайнам, могу лишь навредить и выказать себя в нелицеприятном свете, но все же писала, так как не могла знать заранее, чего в этом описании получиться больше — вреда или пользы. Я придерживалась правила — хочешь выплыть сама, топи других. Время благородных принципов закончилось, наступили другие законы.

И я тонула. Захлебывалась в чужих, кровавых секретах и не знала, в каком направлении плыть. Я могла только бороться, и в этой битве не было места благородству. На кону стоит жизнь. Я могла предположить, что меня даже не довезут до камеры или придушат уже в ней — мертвое тело в моей комнате слишком наглядно свидетельствовало о решительном настрое врагов. Письмо, которое я старательно выписывала, оставалось последней надеждой, шансом на торг, если хотите. Предположительно, я не могу рассчитывать на беспристрастное следствие, предположительно, я не смогу доказать свою невиновность, но если это письмо когда-нибудь попадет в руки Назара Туполева, то… может быть хотя бы он мне поверит?

Кто-то очень грамотно выбрал козла отпущений и мне не выпутаться. Стоит только следователю взглянуть на кухонный нож, торчащий из спины Кирилла, как приговор будет вынесен — убийца Софья Иванова. Она же любовница, она же «медсестра из лечебницы».

Но как, как убийцы вычислили Кирилла, как узнали, у кого он скрывается?!

Сто раз я задала себе этот вопрос и получила два ответа — либо настучал кто-то из троцкистов, тот же Лопата, например, либо… убийцы отследили мой звонок Тушкоеву по мобильнику Кирилла. Это сделать технически не сложно — выяснить номер абонента и привязать его ко мне. Душмана даже спрашивать ни о чем не надо. Достаточно пробить его по базе данных, узнать, что Ибрагим Асланович владеет торговой точкой у дома Туполевых, и выяснить адрес продавщицы, работающей в тот день. Об этом с удовольствием проинформирует криминальная «крыша» дорогого Душмана, так как эти парни регулярно запасаются пивом в нашем ларьке и продавщиц знают поименно. Если господин Борисов умный человек, то связать воедино два факта — исчезновение Кирилла у клеток зверинца и последующий звонок владельцу палатки, — он сможет быстро.

Все, все, все, включая рассуждения, я описала в письме, надписала на стопке листов «Назару Туполеву» и вложила их в конверт с именем другого адресата — «Ирине Яковлевне Туполевой».

Предварительный, страховочный этап можно считать завершенным. Теперь стоит заняться непосредственно спасением. Пока еще преступники надеются, что обезумевшая от страха студентка, наконец, вызовет милицию, у студентки есть небольшой временной запас. Сколь долго протянется долготерпение врагов неизвестно, так что следует поторопиться.

Систематизация мыслей в письменной форме заставила меня рассуждать если не трезво, то, по крайней мере, почти отвлеченно. Я как бы поставила защитный барьер и взирала на все слегка отстраненно, словно книгу прочитала — оделась в броню из яичной скорлупы и старательно обходила глазами стул с мертвым мужчиной. Не замечала, не зацикливалась, не разрешала себе сойти с ума. Поддаваться панике буду позже.

Вытащив из-под вешалки у входа пакет с вещами и ноутбуком Кирилла, я извлекла компьютер и поставила его на письменный стол. Руки моментально стали влажными, пальцы тряслись, но я, сделав несколько глубоких вздохов, привела себя в норму и включилась в работу. Монитор осветился приятным голубым светом, компьютер поздоровался с пользователем и попросил ввести пароль. Требование техники не было для меня неожиданным, команда не угроза, а вежливое напоминание, растерялась я, когда вслед за просьбой на экране вспыхнуло предупреждение «В случае неправильного ввода пароля, информация на жестком диске будет уничтожена через двадцать секунд».

Оп-па. Я быстро выключила компьютер и даже от страха, машинально, захлопнула крышку. Неувязочка вышла. Начиная работу за компьютером Кирилла, я была почти уверена, что если не с первой, то с десятой, пятнадцатой попытки угадаю пароль. Вариантов набралось несколько, но я больше беспокоилась за правописание. Например, услышав первый раз название планеты из романа Кирилла, я подумала, что в нем есть сдвоенная согласная — Коумелла. Но сдвоенными, пропущенными или добавленными могли оказаться любые другие звуки. Так же я не могла исключить, что пароль пишется латинскими буквами.

Подтянув к себе лист бумаги, я написала несколько вариантов названия планеты, судорожно вздохнула и включила компьютер. После первого же введение пароля «Коумелла», компьютер открыл рабочий стол.

Назвать сию любезность техники какой-то невероятной для меня удачей, нельзя. Это был запрограммированный успех. Я только следовала логике поступков тайного графомана — избрать паролем название планеты, видами которой ты бредишь, нормальный, предсказуемый ход. Тем более, что еще вчера Кирилл мне сказал — о том, что он пишет книгу знает только его брат Назар и теперь, вот, я.

Думая, что и остальная информация может быть зашифрована названиями и паролями, взятыми из недописанного текста, прежде всего я решила ознакомиться с ним. Раскрыла электронные страницы и, зябко ежась, начала чтение.

Строчка за строчкой, буква за буквой, сплетались в кружево фантастические картины. Поющие фонтаны и ласковые звери, оркестр водопада и соло изумрудной птицы на оранжевой ветке. Прекрасные женщины любили благородных мужчин…. Роман оказался пыткой, мой панцирь из яичной скорлупы не выдержал и треснул. То, что описывал Кирилл, было так красиво, причудливо и волшебно, что я не заметила, как снова залилась слезами. Сидела над раскрытым текстом, рыдала и не могла остановиться.

На склонах гор планеты Коумелла росли душистые и чуткие цветы. Их запах разносили ветры, их шепот приглашал зверей и бабочек, они не вяли, а пускали корни в вазах и встречали людей дружелюбным покачиванием бутонов.

— И-и-и-и, — вырвался скулящий звук из стиснутых губ, — и-и-и-и…

Я резко встала, подошла к дивану и, сдернув с него плед, сделала то, на что не отваживалась раньше. Подошла к Кириллу, нежным нажатием ладони закрыла его глаза и, поцеловав в лоб, укрыла пледом. Пусть земля ему будет пухом. В тот момент я была готова рыть носом землю до самого ядра, без призывов закрыть все амбразуры, но разыскать убийцу человека, так и не дописавшего свою волшебную книгу.

Смыв холодной минералкой слезы с горячего лица, я вернулась за стол и выписала на листок возможные пароли. Как мне показалось, информация о брате должна была храниться под именем «Азар». Так Кирилл назвал родного брата своего героя Алмена. Денежная единица планеты Коумелла называлась «барк» — один барк, два барка, сто барков. Думаю, под этим паролем хранятся сведения о счетах в московском отделении швейцарского банка. Главных врагов Алмена Кирилл назвал «Сарим» и «Хария», возможно, под этими именами я так же найду что-нибудь интересное, но разбираться с врагами сподручнее Азару, то есть Назару. Моих весовых категорий на врагов семейства Туполевых, явно недостаточно.

Поупражнявшись с клавишами, я раскрыла файл «Азар» и с огромным разочарованием увидела единственную, прорезавшую монитор строчку с адресом электронной почты.

А где же «схема номер три»?! Где две остальные?! Если их, как минимум три…

Повторяя движение челнока — туда-сюда, туда-сюда, — я сновала по комнате и пыталась ритмом шага заставить себя соображать четко.

Судя по всему, я добыла единственный адрес известного всем виртуального офиса Туполева-старшего. Вчера Кирилл сказал, что офис закрыт, и брат перевел все дела в Россию. Если я пошлю сообщение по этому адресу, оно дойдет до адресата?! Что если офис закрыт безвозвратно и сообщений, поступивших после закрытия, никто не читает?!

Что же делать?!?!

Я столько надежд возлагала на связь с Назаром Туполевым, что растерялась по-настоящему. У меня нет времени полагаться на возможную связь, она была мне необходима стопроцентно и немедленно, иначе я просто пропала.

Ежась от ужаса, я стянула плед с мертвого Кирилла и обшарила его карманы. Портмоне, насколько я помню, он держал в кармане пальто, а вот сотовый телефон всегда находился под рукой, в правом кармане брюк.

Осторожно, боясь побеспокоить умершего, я достала мобильный телефон, подцепила ногтем заднюю панель и остолбенела — внутри не было сим-карты. Кто-то вынул из мобильника начинку.

Поняв, что произошло, я отшвырнула на диван телефон и обтерла ладони о брюки. Мне показалось, мои пальцы и пальцы убийцы соприкоснулись на блестящем пластиковом корпусе.

С ужасом, как на забравшегося в постель паука, я смотрела на бесполезный телефон. Кто-то умный, догадливый и прозорливый лишил меня последней надежды на скорую связь. Этот кто-то просчитал возможный ход моих мыслей, понял, что по поступившим звонкам я смогу отследить номер Назара… или… да. Скорее всего, все еще более просто. Если бы в кармане мертвеца запиликал телефон, я бы, скорее всего, по нему ответила. И не исключено, что ответила бы Назару, разыскивающему своего брата. Да. Убийца понимает, что единственной надеждой жертвенной овцы на справедливое, беспристрастное следствие остается Назар Туполев. Если меня арестуют до приезда старшего брата на похороны (а не факт, что он вообще появится в городе), то либо успеют сломать, либо… еще одна раскаявшаяся преступница повесится в камере на собственных чулках. Об этом даже думать не хочется. Игра идет по-крупному. И, скорее всего, преступникам я нужна в двух случаях — готовая подписать любые показания или мертвая.

Под такие мысли мне впервые захотелось напиться по-черному, до беспамятства. Провалиться в омут, оглушить сознание и будь, что будет. Сил моих не было сопротивляться. Где продавщице из занюханного ларька тягаться с противниками ранга семьи Туполева? Кто я и кто они? Овца и боги.

Но, по всей видимости, на это и была сделана ставка. Вероятно, за сутки убийцы изучили мое прошлое и настоящее, для них я девица с интеллектуальным потолком торговки пивом. Сдачу и то на калькуляторе считает.

Ну, что ж, господа. Посмотрим. Вы свой ход сделали, ждите ответа от пивной торговки.

Небольшая инъекция злости подействовала укрепляюще на сломленный дух и организм в целом. Я даже причесаться смогла себя заставить. Села за письменный стол и сочинила следующее послание:

«SOS. Назару Туполеву. Очень срочно. Послание из Коумеллы.

С вашим братом случилась беда. Все очень плохо. Требуется немедленная помощь. Связь по мобильному телефону…

Олия.»

Ставя подпись из имени возлюбленной Алмена, я не надеялась, что Назар вспомнит, как именно звали подругу героя из книги брата, но слово «Коумелла», не может не привлечь его внимания. Он должен понять, что сообщение пришло от человека по-настоящему близкого Кириллу.

Оставалось так же надеяться, что виртуальная секретарша из офиса догадливая девица и три буквы означающие «Спасите Наши Души», поймет правильно. Даже если офис уже свернул свою деятельность, секретарь должен какое-то время отслеживать поступающую почту и сообщать о ней хозяину.

Надев спортивный костюм, надежные, с нескользкой подошвой ботинки и легкую черную куртку, я вышла в коридор, закрыла комнату на все обороты ключа и бегом спустилась во двор.

Не знаю, кто и откуда может вести наблюдение за домом, но пути отхода я продумала заранее. Быстрым, уверенным шагом пересекла двор, проспект и углубилась в дебри из разрушенных, на половину снесенных домов. Как говаривал покойный Петр Апполинарьевич, — «только волки и я, знают эти тропы».

Хвоста за собой я не заметила, но рисковать не стала. В круглосуточном супермаркете возле трамвайной остановки работала девушка, перешедшая туда из ларька Тушкоева. Несколько раз я встречала ее в торговом зале и как-то раз пила чай в подсобке, вместе с другими продавщицами.

Пройдя торговый зал насквозь, я дошла до двери на складскую половину, уверенной рукой распахнула ее и, пробежав по длинному коридору, выскочила на противоположную от трамвайной остановки сторону здания. Минут десять петляла дворами и переулками, пока, наконец, совершенно не убедилась, что никто меня не преследует. На следующей остановке я впрыгнула в отъезжающий трамвай и только тогда перевела дух.

Теперь точно все. Никто за мной не бежал, ни одна машина не кралась вдоль обочины за медленно ползущим вагоном — я оторвалась.

В Интернет-кафе не было ни одного свободного компьютера. Мальчики и дяди сидели в наушниках, листали виртуальные журналы и гоняли по экранам монстров. Очередь из трех человек стояла впереди меня и бдительно следила за соблюдением порядка.

Я взяла за рукав невысокого парнишку рядом с кассой, оттянула его на десять сантиметров в сторону (дальше он не поддался) и, протянув сто рублей, шепнула:

— Мне нужно срочно отправить сообщение из нескольких предложений. Разреши сесть на пару минут за твой компьютер.

Парнишка поправил кепку, подумал немного и взял деньги. Оплата за услугу, показалась ему достаточной.

Уходя из кафе, я посмотрела на часы, висящие над кассой — пятнадцать минут одиннадцатого, всего лишь апрель, всего лишь этот день. С момента моего возвращения из дома Кирилла прошло не более трех часов, а я бы не удивилась, увидев на табло год нынешний, но месяц май, июнь, август, или даже тридцать первое декабря. За эти несколько часов я поменяла и прожила другую жизнь. И даже на другой планете. С поющими фонтанами и чуткими цветами. Я боялась возвращаться в свою комнату и увидеть милицию у тела мертвого писателя, я дрожала, представляя упрекающие взгляды соседей: «Она убийца?! — разинутся в брезгливом недоумении рты. — Кто бы мог подумать. Выглядела такой приличной, милой девушкой…»

Приличная и милая когда-то девушка мерила шагами тротуар и думала, как избавить себя от упрекающих взглядов. Как извернуться, выскользнуть из ловушки, не оставив в ней клок шерсти с мясом. Я решила спрятать ноутбук Кирилла, как козырь в торге за свободу. Если Назару Туполеву дорога память о брате, он согласиться, уступит шантажу и хотя бы выслушает меня беспристрастно. У меня нет другого выхода, как только с помощью ноутбука настаивать на личной встрече.

Я брела по подмерзающим лужам и пыталась изобрести надежный тайник для чемоданчика с тайнами. Где-то глубоко внутри, у меня даже засела гаденькая мысль, что с помощью компьютера я смогу нажать не только на Назара, но и на Борисова с Беллой. Стоит мне только намекнуть, что в компьютере храниться опасная для них информация, как любовники станут сговорчивей. Я попрошу свободу и избавление от преследований, в обмен на ноутбук.

О том, что кого-то из семейства Туполевых можно заинтересовать списком счетов швейцарского банка, я даже не мечтала. Потерей почти миллиона долларов, они легко купят спокойствие. Им нужно избавиться от головной и найти козла отпущений, а не деньги вернуть.

Ступая мягкими лапками по выпуклым следам автомобильных шин, дорогу переходила черная кошка с белым воротничком. Брезгливо дергая хвостом, кошка перескочила подмерзающую водяную впадину, тряхнула задними лапами и исчезла в окошке подвала.

Я проводила киску взглядом и ускорила шаг. Нечаянно встреченный пушистый зверь, подарил мне идею.

Примерно полтора года назад, в широкую печную трубу, оставшуюся после реконструкции дома под паровое отопление, попала ничейная дворовая кошка. Целые сутки бедолага мяукала в замкнутом пространстве, терзала слух и нервы троцкистов, пока, наконец, приехавшая бригада МЧС не разломала часть трубы на чердаке и не спустила в нее на веревке мужика с корзиной. Спасатель с трудом уговорил кошку не выпадать в пятый раз из корзины и бедолагу с израненной, исполосованной о стенки мордой, вытащили наружу.

Кошку потом вылечила Мария Германовна и отдала в хорошие руки своей кузины. Воздуховод, в котором благодаря новообразовавшейся дыре безудержно выл и рыдал сквозняк, троцкисты заделали фанерным щитом и прочно о нем забыли. На чердаке соседи сушили белье, от воров его защищал весьма дорогой и современный навесной замок.

Пожалуй, лучшего тайника для компьютера мне не придумать. Выносить его из дома я боялась, компьютер основной козырь в договоре с семейством Туполевых, и если тот, кто, как мне казалось, держал дом под наблюдением, перехватит меня на выходе из дома, то козырного туза я лишусь. И действовать надо быстро. Пока противник не устал ждать, пока не вызвал сам наряд милиции в колабановские хоромы.

Кусок шелковой бечевки я нашла в кухонной тумбе Мишани Коновалова. Мысленно извинилась за кражу, — мне нужнее, а ты парень запасливый, у тебя таких мотков, как грязи, — и побежала в свою комнату, незамеченная никем из троцкистов. Пока я гуляла по улицам и размышляла о делах своих скорбных, стрелки часов приблизились к пику, через несколько минут куранты в комнате Марии Германовны ударят полночь. В комнатах соседей бормотали телевизоры, все готовились ко сну или уже спали, я набрала в грудь воздуха и смелости, вставила ключ в замочную скважину и несколько раз повернула.

В длинной комнате с высоким потолком было темнее обычного. И это не игры воображения, в комнате действительно было непривычно темно.

Не сразу поняв, в чем дело, я нашарила кнопку включателя настольной лампы, зажгла свет и, обойдя тело, укрытое пледом, подошла к окну. Через небольшую щелку в шторах, осторожно выглянула во двор и поняла в чем причина столь непривычной темноты. Фонарь, освещающий хозяйственный двор магазина, сегодня не горел. Завтра приедет специализированная машина, поднимет электрика в люльке и лампу заменят, но сегодня весь двор окутывала непроницаемая, черная мгла. Досюда не дотягивались щупальца лучей от уличных фонарей, лампы, освещающие двор краснокирпичного дома и его парковку, утыкались лучами в деревья и двухметровый забор вокруг хозяйственного двора.

Задернув дрожащими пальцами шторы и стараясь не бросить случайного взгляда на контуры тела под пледом, я отошла к дивану и села, не снимая обуви и куртки.

Что это? Случайность или умысел? Почему именно сегодня погас фонарь?

Зубы клацали, ноги тряслись так, что колени стукались друг о друга, и, не замечая раньше холода, я вдруг поняла, что окоченела до стеклянного звона костей. Надо выпить горячего чаю и согреться, я приказала себе встать и снять уличную одежду.

Электрический чайник вскипел моментально. Я опустила в чашку три заварочных пакетика и с грустной усмешкой подумала, — пожалуй, заранее начинаю приучать себя к тюремному «чифиру». Но если нельзя прикончить остатки вчерашней «Путинки» и хоть чем-то снять дрожь и напряжение, то крепкий чай единственное решение.

Грея руки о фарфоровые бока, обжигая губы и не чувствуя боли, я пила чай-чифир и разглядывала противоположную стену с плакатом-картинкой «клубки и котята в плетеном лукошке». Я думала о том, почему убийца до сих пор не навел на меня милицию. Почему в дверь моей комнаты до сих пор не ударили кулаки участкового или опергруппы? Чего они ждут? Чего? Ждут, пока я не сломаюсь, не свихнусь от ужаса и сама не прибегу в милицию? Почему о н и дают мне время? Зачем? Они считают меня слабым противником, уверены в безвыходности положения жертвы? Я одна, с трупом в запертой комнате, никто не приехал мне на выручку…

Или… или своим звонком по 02, они бояться выказать осведомленность, чем укрепят версию о моей непричастности? Пожалуй, да. Если в милиции раздастся анонимный звонок, у следствия появиться закономерный в таких случаях вопрос — откуда аноним узнал о преступлении? Видел, слышал или сам участвовал? Софья Иванова не такая ненормальная чтобы бегать и кричать на всех перекрестках «в моей комнате труп, в моей комнате труп!».

Значит, так. Пока преступники удивляются моему терпению, надо что-то предпринимать. Война нервов штука ненадежная, единственная и неповторимая нервная система ополченца Ивановой может перегреться и проиграть крепким головам из штаба аналитиков господина Борисова.

Чай совсем остыл, когда я делала последний глоток. Завязывая на ручке пакета из гардеробной Туполевых узел из бечевки Мишани Коновалова, я обратила внимание, как, однако, быстро и проворно действуют пальцы. В голове полный кавардак, нервы напряжены так, что кажется, я чувствую их гудение во всем теле, а руки стали легки и послушны. Пальцы согрелись, обрели эластичность и действовали вне зависимости от паники мозга. В медицинский тебе было надо идти, Софья, на хирурга учиться, подумала я и подергала навесу пакет с ноутбуком — веревка держалась прочно. Но выдержит ли этот вес древняя железная скоба в печной трубе? Спасатель, лазавший за кошкой, сказал, что лестница из скобок чуть живая…

Уже подходя к двери из комнаты, я вдруг опомнилась и замерла, ошарашенная догадкой. Если сейчас, ночью, я отправлюсь бродить по скрипящим половицам чердака, а потом открою фанерную заслонку, весь дом вздрогнет спросонья от дикого воя ветра в печной трубе. Какофония будет та еще. Получается — местоположение тайника я выдам. Определенно, выдам. Любой шаг по чердаку отдается на втором этаже барабанным боем, древние деревянные перекрытия скрипят и вздыхают под весом кота Филарета.

И что же делать? Прятать ноутбук в квартире? В одном из чужих сундуков, стоящих в прихожей?

А если обыск? Если добровольные помощники следствия, дорогие троцкисты начнут беспрекословно и демонстративно выворачивать сундуки наизнанку? Мол, у нас руки чистые, нам, незапятнанным бояться нечего, у нас, если только самогонный аппарат Сухомятко из сундука вывалиться. И то случайно.

И так, как ни крути, получается плохо. На чердак ночью никак нельзя, кто-то из соседей знал о том, что Кирилл Туполев скрывался у меня и кто-то указал на мою дверь. Я хорошо представляла себе такой момент — кто-то из окружения Борисова подходит к дому продавщицы из ларька Тушкоева, дожидается появления любого из жильцов и мило интересуется — в вашем доме не появлялся брюнет в длинном черном пальто? Не исключено, что к вопросу присовокупят красную книжечку с логотипом МВД. «Высокий брюнет, говорите? — переспрашивает кто-то, например Лопата или бдительный Мишаня Коновалов. — Как же, как же… у Софьюшки обретается. Ее дверка третья от входа.»

Могло быть так, могла получиться иначе, но как бы все не выходило, рисковать нельзя. Нельзя привлекать внимание ночной возней на чердаке.

И что же делать? Ноутбук необходимо спрятать немедленно! Мысленно, я уже сотни раз обыграла варианты своего допроса у следователя. «Мы знаем, что вы ходили в дом Туполевых, — говорит суровый мужчина в форменном кителе. — После вашего ухода из квартиры Туполевых пропал компьютер. Где, гражданка Иванова, означенная техника?!» Я выдавливаю скупую слезу и упорно бормочу: «Ноутбук я отдам только в руки Назара Туполева.»

Подобный расклад должен заинтересовать семейку. И если не Назара, то Беллу я точно склоню к согласию.

Впрочем, для Назара я тоже придумала неплохое оправдание своей подозрительной настойчивости. «Господин Туполев, — скажу я, — ваш покойный брат, отправляя меня к себе домой за компьютером, сказал так. „Не хочу, что бы мои деньги достались подлой обманщице Белле“. Я выполняю последнюю просьбу вашего брата и передаю сведения о счетах в швейцарском банке лично вам.» А сама я бессребреница и, вообще, необыкновенно честная девушка. Прихватив ноутбук и деньги, я могла бы скрыться из страны в любом направлении, но у меня и мысли не возникло воспользоваться чужими деньгами.

Надеюсь сия речь прозвучит убедительно и нельзя как благородно. Лазая в базе данных странички «барк», я поняла, что все счета оформлены на предъявителя. Как никак, последний курс экономического факультета заканчиваю, кое-что в банковских реквизитах смыслю.

И так, ноутбук необходимо спрятать сегодня ночью.

Из дома выходить нельзя. Или выследят или отнимут. Безусловно, можно спуститься на улицу в темный хозяйственный двор магазина, но найти там надежный тайник не получиться. Во дворе просто нет укромных, редко посещаемых уголков. Если только не прикопать ноутбук в огромном сугробе у дома. Не плохая идея?

Нет, снег скоро начнет таять, аккуратный магазинный дворник начнет разбрасывать его под колеса грузовиков для разбивки и таянья, а сколько я просижу в кутузке, ожидая Беллу или Туполева, неизвестно. Ноутбук невозможно потерять, он нужен мне как воздух. Я даже боюсь рисковать и пробираться темным двором и укромной лазейкой на параллельную улицу. Чем угодно я могу рисковать, но только не компьютером.

Остаются коммуналка, лестница и чердак.

Без вариантов.

Придется рисковать.

Так, стоп. А почему, собственно, рисковать? Кто имеет право в любое время суток бродить по чердаку? Ответ — жилец, поздно вернувшийся домой в испачканной одежде, постиравшей ее на скорую руку и выбежавший на чердак, развесить белье. Я вернулась поздно, постирать, погреметь тазами вполне могу, прогуляться на чердак, тем более.

Нет. Не могу, осадила себя. Я полная, абсолютна идиотка — на чердаке придется включать свете, а это увидит любой наблюдатель с улицы. Для него свет ночью на чердаке ни одни постирушки не оправдают.

Я стиснула зубы, подняла голову вверх и беззвучно, внутри себя завыла. Боже, ну почему, я такая предусмотрительная?! Наивная девица давно бы сбегала на чердак с тазом, привязала веревку к скобе и спустила компьютер в трубу. Дурачкам везет, глядишь, финт бы и удался.

А я? Сижу, анализирую, программирую и тут же нахожу огрехи. Да-а-а, боженька равно раздает подарки — кому-то сообразительность, кому-то везение. Если я уродилась с нормальной соображалкой, значит мое везение у кого-то другого.

Ноутбук я засунула под огромный, тяжеленный сундук Марии Германовны. Сундук стоял на крошечных ножках, под ним лежали какие-то плакаты, в них я компьютер и завернула. Моя дорогая актриса меньше всего подходила на роль добровольного помощника органов, с полунамека переворачивающего сундуки барахлом наружу. Заставить Марию Германовну трясти барахло, может только письменное распоряжение прокурора. Она у нас в отношении органов дама решительная и ядовитая.

После нахождения временного схрона для оргтехники, я замочила в тазу футболку и джинсы и намеренно оставила таз в ванне. Утром, кто-нибудь из троцкистов обязательно грохнет кулаком в дверь и разразится тирадой: «Сонька, убирай шмотье из ванной!! Людям помыться негде!» Надеюсь, первыми на помывку отправятся не Кунцевичи. Елена Аркадьевна и Семен Львович молча переставят таз под ванну и грохотать кулаками не станут. А мне нужен маленький, демонстративный скандалец — Сонька ванну заняла, нехай встает ни свет, ни заря, белье стирает и на чердак несет.

Заварив себе еще раз крепчайший чай, я примостилась в углу дивана и начала считать минуты. Отвлекала себя движением часовой стрелки, старалась не думать, не копаться в ощущениях, не анализировать (баба яга меня побери, за эту привычку!) и не вгонять себя в черную, смертельную тоску. То, что я придумала, размышляя о тайнике для компьютера, требовало либо полного сосредоточения, либо бездумных, автоматических действий бессердечного механизма. На концентрацию душевных и физических возможностей, у меня уже сил не хватит, так что остается одно — превратиться в равнодушного, железного робота. И на эту метаморфозу я вынужденно оставила себе три часа.

Слов нет, я предпочла бы не томиться ожиданием, а зомбировать сознание глотком водки и кратким приказом — вперед, без раздумий, к делу. Но для выполнения задуманного я выбрала четыре часа утра — время, когда у человека самый крепкий сон, когда последние прохожие уже вернулись домой, а первые еще не спешат на работу. Когда темно, хоть глаз коли, когда все тихо.

Я смотрела, как лениво перескакивает с деления на деление минутная стрелка, заставляла себя погрузиться в бездумное течение времени и ни на чем не останавливаться. Получалось плохо. Мысли вползали в голову даже через ноздри. Мне казалось, что в комнате уже пахнет тлением, что я сама пропахла, провоняла ужасом, а пальцы сохранили запах мертвого тела. Словно бы я сама уже скончалась.

Только не думать! Только не думать о Кирилле Туполеве! Его нет. Он ушел. Улетел на небеса и ему там светло и тихо.

А где прежняя Софья Иванова? Где идейная моралистка с возвышенными, казалось бы, принципами? Что от нее осталось, начиная с момента, когда она поддалась на уговоры красивого, но теперь мертвого мужчины?

На первый взгляд ничего предосудительного в том, что бы сходить в дом человека и принести его вещь, не было. Игра в казаки-разбойники на стороне Кирилла Туполева, не больше. Но чем все это обернулось?

Кровавым ужасом.

Правильно говорит пословица — не делай людям добра, не получишь зла.

А как жить тогда? Оставаться в яичной скорлупе палатки-субмарины? В одиночестве засохнуть, как цветок в гербарии?

И еще один вопрос я постоянно задавала себе. Скажи-ка Софья, зная все наперед, ты бы открыла дверь Кириллу?

Не знаю. Главный упрек, который я могла бы себе предъявить, состоял в том, что я недооценила опасность, угрожающую сбежавшему мужу. Невнимание к его словам. Сто раз я мысленно треснула себя по лбу, — дура стоеросовая, сидела нога на ногу, любовалась собой и читала нотации о разнице в мерах ответственности за убийство и торговлю некондиционным товаром. Целую идейную базу под простроченное пиво подвела, идиотка!

И потом не лучше. Когда бедняга рассказал о несчастливом династическом браке, шкаф открыла и давай мехами трясти. Смотрите, господин Туполев, какие честный женщины бывают. Вот она я. Дура фиолетовая. За мужиком охота шла, а я моралите забавлялась. Никогда себе этого не прощу.

В половине четвертого ночи, я подошла к шторам, опасливо, сквозь щелку оглядела окрестности. Темно, неуютно, сыро, по карнизу легонько барабанит дождь. Первый раз с начала весны, на улице обозначился плюс.

Положив живот на широкий подоконник, я прижалась лбом к стеклу и посмотрела вниз. Не более чем в метре от оконного карниза начинался скат высокого сугроба. Обустраивая свой дом, купец Колабанов выстроил дом и хозяйственные пристройки в форме буквы «П» — в верхней перекладине располагался непосредственно дом и магазин, две ножки принимали на себя складские обязательства. Два длинных, как грузовые вагоны помещения втыкались в дом под окнами Марии Германовны и Гарика Лопатина, я и Мишаня Коновалов жили между ними, но под моим окном за зиму собирался огромный, под крышу склада сугроб. Дворник всю зиму сгребал снег в угол, соседские мальчишки любили сигать с крыши склада в рыхлый сугроб, но дирекция магазина бдительно следила за ребятней, и грузчики постоянно прогоняли мальчишек, опасаясь, что за ветхую, местами дырявую крышу.

Весной дворник вырубал из сугроба огромные куски, разбрасывал снег по асфальтированной площадке хозяйственного двора, и грузовики быстро разбивали и плющили колесами пласты слежавшегося снега. Он таял под первыми уверенными лучами солнца и утекал водой сквозь решетки канализационных люков.

В этом году весна запоздала, подтаявший, почерневший и основательно осевший сугроб еще не пробовал на себе дворницкой лопаты. Стена сарая-вагона закрывала его от дневного солнца, сугроб лениво таял и оседал вниз, но был все еще достаточно, почти под мое окно, высок и невероятно плотен.

Я отпрянула от окна, взялась за кончик пледа, укрывшего Кирилла, и поняла, что не могу. Мне не хватает храбрости. И даже уговаривать себя бесполезно.

Отвернувшись от мертвого тела, я открыла дверцу холодильника, достала недопитую бутылку «Путинки» и перелила водку в стакан. Набралось две трети. Много. Для меня слишком много, но только хмельная, отчаянная храбрость способна заставить меня действовать.

Медленно, словно наказывая себя жжением во рту и пищеводе, я выпила водку и нарушила еще один неписанный закон, — достала из сумки сигареты и закурила прямо в комнате. Ничего не попишешь, сегодня чего ни коснись, сплошь нарушения запретов.

Спиртное затуманило голову и вызвало тошноту. Водка гуляла по организму — из желудка до горла и обратно, — я боролась с ней и отвлекалась на внутренние ощущения. Туман в голове, расфокусированные глаза вытекают слезами…

Я сдернула плед, тут же схватила Кирилла под мышки и с трудом оторвала от стула.

Нож. О спинку и прутья ударился нож. Усадив обратно начинающее коченеть тело (только ноги, прижатые к батарее, сохранили подвижность в суставах), я обхватила ручку ножа уголком пледа и с силой потянула — раз, другой, третий. Лезвие прочно сидело в спине.

Руки мои опустились, я села на пол возле Кирилла и заплакала навзрыд. Так страшно, так, до безысходности тоскливо мне не было никогда. Хотелось плюнуть на все, свернуться калачиком и умереть. Я не хотела жить, сил не было бороться.

Рука Кирилла сорвалась с колена и мягко, ладонью опустилась на мою склоненную у стула голову. Я даже не вздрогнула. Схватила эту руку, прижала к губам и зашептала — прости, прости, прости.

Холодные пальцы не согрелись в моей руке. Они уже не принадлежали миру живых, но послужили напоминанием — это надо сделать, Софья.

Я никогда не была мистиком, я из породы прагматиков. Но движение мертвой руки, я приняла за высший знак. Он меня прощает. Иначе не поторопил бы, не заставил действовать последним движением своего тела.

Проглотив тугой комок, застрявший в горле, я уперлась ногами в стул, взялась двумя руками за нож и дернула, что было силы.

На этот раз лезвие вышло легко. С каким-то жутким, неопределяемым звуком нож вышел из тела, и я выронила его на плед и отринулась в страхе.

Спустя какое-то время, все так же кончиком покрывала, я взяла ручку, обтерла ее от отпечатков пальцев и положила в полиэтиленовый пакет. Нож надо выбросить в канализационный люк. Вешние воды утянут его вглубь подземелий навсегда.

Последнее, прощальное движение руки Кирилла, придало мне силы и заставило, наконец, хоть чуть-чуть, соображать. Я взяла длинное, черное пальто своего мертвого гостя, расстелила его поверх пледа и, поднатужившись, переложила на него тело. Размазывая кулаками слезы по щекам, я все же действовала — пропихнула непослушные мертвые руки в рукава, застегнула пальто на все пуговицы и крепко обвязала поясом. Ни в одном кошмарном сне не представить того, что происходило сейчас наяву. Я тупела от ужаса, и никак не могла заставить себя стать отстраненной. Не получалось из меня робота и все тут.

Впрочем, лиха беда начала. Я только приступила к исполнению. На стенания и сопли не оставалось времени. Я одела теплую куртку и подошла к окну.

Распахнув настежь шторы, раскрыла окно — петли тихонько взвизгнули, и старая краска засыпала голову сухими чешуйками, — перетащила тело на подоконник и осторожно, придерживая за ткань пальто, спустила вниз. Когда голова Кирилла уткнулась в верхушку сугроба, я разжала руки.

Каблуки ботинок чиркнули у лица, и тело, как салазки съехало вниз к подножию сугроба. Я выкинула из окна плед, пакет с его вещами и ножом, положила в карман фонарик и, заперев комнатную дверь, быстро прошла по коридору. У входа в квартиру я сняла с крюка инвалидную складную коляску и вышла на лестницу.

Темень на улице стояла совершенно непроглядная. Из низких туч лупил, все усиливающийся дождь, далекие фонари скрывались за водяной завесой, и все это вкупе меня устраивало. Удивительно, но, начав действовать, я, наконец-то, почти перестала рассуждать. Как заводная безмозглая кукла-робот, отнесла коляску к лазу в заборе, выкинула ее на ту сторону и вернулась за Кириллом.

Взяв пальто за воротник, отволокла тело до дыры в заборе, протащила, перевалила его через перекладину и быстро, бегом сгоняла за пакетом и пледом.

Начинающее коченеть тело, расположилось на коляске Марии Германовны как надо. Видимо, не зря я не снимала его в комнате со стула. Я поставила мертвые ноги на подставку, обвязала, укрыла Кирилла пледом и на манер женского платка, повязала ему на голову яркий вязаный джемпер.

Тихо поскрипывая колесами, инвалидная коляска ехала по улице, окруженной разрушенными домами. Жидкое месиво из обломков льда и воды хлюпало под ногами, но я намеренно везла коляску по лужам. С детства фильмы про розыскных милицейских собак я предпочитала мультикам. Если тело Кирилла случайно обнаружат в ближайшие часы, никакой такой Мухтар или Рекс не должен привести кинолога к моим дверям.

Утопая в грязи, я тащила коляску по самым темным, глухим закоулкам с определенной целью. Сидя в запертой комнате наедине с трупом, я припомнила, что невдалеке от дома существует надежное и скрытое место. Примерно полгода назад, почти этим путем, я так же катила коляску с Марией Германовной. Актриса попросила меня отвезти ее на проводы старинной подруги Анны Дмитриевны. Домик Анны Дмитриевны был едва ли не самым ветхим на этой улице и одним из первых уходил под снос. Пожилая хозяйка получила ордер на новую квартиру в отдаленном микрорайоне, и Мария Германовна, крепя слезы, ехала прощаться.

Тюки на сундуках, жалкая старая мебель проявила под ярким солнцем все свои потертости и трещины, вокруг сновали грузчики из родственников, Анна Дмитриевна ходила вокруг тюков и утирала слезы кончиком платка:

— Дом-то Маша, как жалко.

— Трухлявый стал твой дом, — своеобразно утешала актриса.

— Ага. Тебе легко говорить. А у меня ледник-то какой! Чудо, а не ледник, холодильника ненужно. До августа лед держится.

— Твой ледник сто раз бомжи вскрывали, — резонно заметила Мария Германовна. — Труха одна, а не дверь. Щеколда вместе с шурупами вылезает.

С этим Анна Дмитриевна не могла спорить. Хлипкая дверь глубокого ледника действительно не выдерживала упрека.

Вот к этому самому леднику ржавый робот в резиновых сапогах и катила сейчас коляску с мертвым другом. Я уже не ощущала себя человеком. И внутри была так опустошена и истерзана, что случись в тот миг окрик за спиною, то даже легкого расстройства бы не получилось. Я боролась только из какого-то непонятного упрямства, из тупости. Продумывая в теплой комнате план путешествия до ледника, я собиралась быть сильной и умной, собиралась кружить по улицам, проверить хвост и попытаться оторваться от преследователей в дебрях полуснесенных строений, — я все предусмотрела. Кроме того, что разрушительное равнодушие сможет раздавить все намерения, кроме одного — достигнуть цели кратчайшим путем, избавиться от тела и будь что будет. Мне стало все равно. Несколько часов назад я боялась выйти из дома с легким ноутбуком подмышкой, сейчас, в тупом упрямстве волокла по темной улице жуткий груз и ни о чем не думала.

Где-то глубоко, очень глубоко внутри себя я отдавала отчет таким колебаниям рассудка — ноутбук нельзя отдавать врагам, он мой единственный шанс на спасение. А мертвый человек в комнате, это уже не козырь, а туз в рукаве противника. Оставлять тело Кирилла в комнате было никак нельзя, и риск оправдан. Абсолютная темнота, дождь и высокий забор вокруг заднего двора магазина давали мне надежду. Если бы возле дома я смогла найти хотя бы один сухой надежный уголок, я бы и ноутбук там спрятала. Ни один наблюдатель не увидел бы меня — вокруг магазина не было высоких строений, двухметровая ограда окольцовывала двор, ни одну чужую машину с наблюдателями сторож не пропустит к складам.

Я тащила коляску по ледяному крошеву, почти не оглядывалась, волокла груз как усталая лошадь и думала, что легче было бы меня пристрелить. Почему за спиной так и не раздался топот ног? Меня не заметили? Черная тень трупа, завернутого в пальто, скользнула по обшарпанной, серой стене и упала во двор не заметно? Мне удалось обмануть всех или меня просто отпускают? Может быть, враги устали ждать и позволяют овце чудить? Вопросы появлялись независимо от моего желания, я устала думать и не собиралась искать ответов. Мне почему-то позволили исчезнуть на время и этого достаточно, выводы буду делать позже, на свежую голову.

Большую часть забора Анны Дмитриевны давно растащили на доски. Крыша дома рухнула, и в комнатах стояли серые сугробы. Я обогнула угол дома и, по скользкому, осевшему насту докатила коляску до ледника. Ржавый замок продолжал висеть в скобах, выдавив кончик ножа из пакета, я подцепила им железную пластину и легко, вместе с двумя шурупами, отодрала ее от трухлявого косяка.

Узкие, кирпичные и довольно новые ступени, вели в глубь темного подземелья. Я подхватила тело подмышки и волоком, почти теряя сознание от усталости, стащила его вниз до плотно утрамбованного земляного пола подвала.

Желтый луч фонаря подрагивал в трясущихся руках, бегал по стенам, обшитым старым, сухим деревом, по полу без единого признака влаги, в леднике я искала собственно лед. Но его не было, ни единой снежинки или льдинки не было на полу ледника.

— Ненормальная, — громко сказала я сама себе, и пар клубами вырвался изо рта под луч фонарика, — а кто его сюда затащит, этот лед.

Я пристроила фонарь на старый ящик и подошла к Кириллу.

— Прости, — сказала и наклонилась. Я одернула на нем пальто, скрестила на груди тяжелые руки и, прощаясь, прошептала: — Ты здесь не надолго. День, максимум два. Обещаю.

Поднимаясь наверх, я опиралась о сухие доски стен, казалось, отпусти опору на миг и я скачусь вниз без сил подняться. Тяжелая свинцовая усталость сковывала движения, но я карабкалась вверх, думая о том, как много надо еще сделать. Надо дойти до дома, отмыть колеса коляски в чистом снегу, обтереть насухо и как-то, не знаю как, но дотащить коляску до крюка в прихожей и взгромоздить наверх. Надо избавиться от ножа, вещей и пледа — не потому, что ворсинки от пледа остались на пальто Кирилла, коляске Марии Германовны и смогут навести на меня, как на владелицу, я просто не смогу больше его видеть. Любимый, теплый и пушистый плед вызывал тошнотворное отвращение. Он словно саваном служил.

По дороге домой я нашла канализационный люк с решеткой и выбросила туда нож. Плед, рубашки и джемпер Кирилла оставила у самой частопосещаемой бомжами помойки, коляску волокла по самым глубоким и грязным лужам — не только дождь, но и грязь смывает все следы.

Остатка сил хватило только на то, что бы решить вопрос с коляской, — колеса повисли у входа в квартиру чистые и сухие. Резиновые сапоги, которые прежде я собиралась отнести на улицу и зашвырнуть в кусты, я только сполоснула и засунула на дно коробки с обувью соседей Сухомятко. У этих запасливых товарищей столько различной резиновой обуви всех размеров, что даже если обнаружиться одна лишняя пара, то реального удивления не получиться. Так оно и было, — подумают Сухомятко и приберут сапожки.

* * *

В половине девятого утра в мою дверь деликатно постучал Михаил Иванович Коновалов:

— Сонечка, простите, — прошептал сосед в замочную скважину, — мне бы душик принять. Куда ваш тазик переставить? Под ванну, можно?

— Конечно, Михаил Иванович, — хрипло крикнула я и начала просыпаться.

Головы не было. На подушке лежало чугунное ядро с ушами и пыталось думать. Верхние веки намертво спаялись с нижними и, отказываясь подчиняться приказам, дарили глазам спасительную тьму.

«Что там у меня по плану? — подумало ядро. — Кажется, стирка и посещение чердака?»

Одеревеневшее, чужое тело ломалось под тяжестью ядра, шея не могла оторвать его от подушки, хотелось начать утро со слез и жалоб. «Ну, почему, почему я не могу уехать к маме?! Спрятаться у нее на груди или даже под фартуком, и отрыдаться вволю?! Ну почему я даже пореветь нормально не могу?!»

Не можешь, шепнуло упрямство и придушило жалость. Вставай, работай, думай. Сегодня должен позвонить Назар Туполев, и ты обязана быть на месте. В своей коммуналке на диване, готовая к разговору и сосредоточенная, как никогда. Слабости это все для кисейных барышень, а ты у нас девушка трудящаяся, сама себе голова.

Но вот головы-то, как раз и не было. Желудок был, кишечник был, дрожащие конечности и сведенная болью спина так же имелись в наличие. Имелись так же слабость и готовая пролиться слеза, но главное — вернулся неизживный и острый приступ комплекса вины. Он был всепоглощающий, зубастый, готовый крушить любые чугунные ядра. Комплекс вгрызся в чугун и раздробил его не хуже яичной скорлупы. Я бы предпочла заплакать, но крепилась. Я бы хотела сбежать, но оставалась на месте. Разницей в желаемом и действительном, пыталась выправить закомплексованное сознание и подарила ему смутный вопрос-намек — может эти муки и есть искупление всего? Может быть с меня достаточно?

— Размечталась, — буркнула вслух и удивилась странному, каркающему звучанию голоса. — Все твои наказания еще впереди.

Попытка поставить тело вертикально ни к чему не привела. Набор интеллигентских комплексов хоть и изничтожил чугунное ядро, взамен набросил на бедную голову столько всяческих тяжелых дум, что голова сломалась под их тяжестью и рухнула обратно на подушку. Я стыдливо натянула на лицо одеяло и мысленно завыла: «Боже, что я вчера выделывала?!»

Судя по настроению и возрастающему отвращению к собственной персоне, день персона закончит, болтаясь в петле под люстрой.

Вчерашний день казался страницей, вырванной из детективного романа. Или даже нет. В детективных романах главное — мысль. Там сидят тихонько за компьютером умные тети и логическим путем находят убийцу. Я попала в дикий Голливудский триллер. Погонь и битых автомобилей еще не было, но лиха беда начало. Если бы вовремя не погас фонарь во дворе магазина, не известно до чего бы я со страху додумалась, вдруг сошла бы с ума и отправилась расчленять труп в ванной?

— Сонь, выйди на минуточку, — раздался вместе со стуком в дверь, хриплый голос. Гарик Лопата взывал к общению.

Только что готовая скончаться от отвращения к себе, я буркнула из-под одеяла:

— Чего тебе?

— Открой, — проныл Лопата. — Дело есть.

Как оказалось через секунду, от всепоглощающей псевдоинтеллигенской хандры, есть проверенное народное средство. Рекомендую: в случае, если некое лицо собралось от хандры удавиться, попробуйте его напугать. Не резким вскриком «ав!», это только от икоты избавляет, а изобретите что-нибудь поистине стимулирующее. Настоящее, многообещающее и жуткое.

Лопата продела данную процедуру с блеском.

Ужас смел меня с постели, как пушинку, и транспортировал к двери параллельно полу, я даже пола не коснулась. Помню только — секунда и я уже у двери, ухом к дверному зазору.

— Чего тебе? — испуганным шепотом поинтересовалась в щелку.

— Денег дашь? — таким же шепотом, но нагловатым, спросил Лопата.

— Тьфу! — в сердцах я натурально плюнула на косяк. — Иди к черту!

— Сонь. Если не дашь, пойду к его жене и скажу, к кому ее муж ходит. Я его узнал.

Поковырявшись в замке дрожащими от ярости руками, я распахнула дверь и, — откуда только силы взялись!? — схватила Лопату за шиворот, втянула в комнату и стукнула спиной о шифоньер. Распяла по полированной деревяшке и:

— Слушай, Гарик, — прошипела в лицо опешившего наглеца-шантажиста, — сегодня я очень злая. Если ты еще хоть раз заикнешься о деньгах или чужой жене… я порву тебя зубами.

Грандиозно. Номинация на Оскар за роль второго плана в фильме «Невеста Франкенштейна разбушевалась очень сильно». Гарик даже съежился сантиметров на десять и пролепетал:

— Ты чего, Сонь?! Я ж пошутил…

— В следующий раз шутить не будешь, — стянутыми в нитку губами, прошипела и выпихнула Лопату за порог.

— Истеричка!! — взвизгнул Гарик за дверью, и я бросилась за ним в погоню.

Если бы благодушно настроенный по случаю визита бабушки Тарас Сухомятко нас не разнял, без реанимации дело бы не обошлось. С криком «убью, гад!», я носилась за Лопатой по коридору и кухне, потом загнула в угол и едва не прибила сковородой.

— Стыдитесь, Софья, — учительским тоном произнес, вышедший на крики географ Кунцевич. Лена Кунцевич смазала царапины на лице Лопаты перекисью водорода, и я поняла, что потеряла репутацию в глазах соседей безвозвратно. Троцкисты косились в мою сторону, сообща жалели побитого Гарика, и только подошедшая сзади Таня Сухомятко, тихонько шепнула:

— Давно следовало его отмутузить. Да руки никак не доходили.

Я поблагодарила соседку взглядом за поддержку и пошла одеваться. Впав в раж, я носилась за Гариком по всей квартире в смешной фланелевой пижаме с желтыми утятами.

Мишаня Коновалов давно освободил ванну. Он вообще был бесспорным рекордсменом среди троцкистов по скоростной помывке, так как боялся оставить свою комнату без присмотра, вернуться из ванной и обнаружить в комнате лукавого друга с бутылкой клофелина на водке и припрятанной долговой распиской в кармане.

Стыдливо опустив глаза, я прошла к тазам и с остервенением отдраила замоченные джинсы и футболку. За полосканием немного успокоилась и решала, что побитый Гарик, не мытьем, так катаньем, заслужил на опохмелку два червонца. Не известно сколько бы еще продолжала валяться в кровати и ковырять пальцем в душе, не приди Лопата к двери с намереньем поживиться.

Пока менялась вода для последнего полоскания с бельевым кондиционером, я быстро прошла к себе, достала из кошелька двадцать рублей на пиво, и постучала в лопатинскую дверь.

— Открыто, — буркнул Гарик. Я вошла, и он тут же отвернулся. — Чего тебе?

Все повторилось с точность до наоборот.

— Вот. Возьми. — Извинений этот шантажист недоделанный все же не заслужил. Как и я благодарности не дождалась. Гарик молча сунул две десятки в карман треников и шмыгнул носом.

С тазом, в котором лежал прикрытый сверху мокрой одеждой пакет с ноутбуком, я поднялась на чердак, закрыла дверь, прислушалась — все было тихо, никто за мной не крался, — и приступила к делу.

Дыру в трубе закрывал лист пыльной фанеры. Прибивать его кирпичам троцкисты не стали, приперли для верности поленом и камнем, и дуть перестало. Я осторожно начала разбирать заградительное сооружение, — отодвинула камень, палку, — и убедилась, что в подпорках надобности не было. Сквозняк так присасывал к дыре фанерный лист, что едва я его отодвинула, в трубе завыл, загудел ветер.

Оставалось только надеяться, что утром этот вой не привлечет особенного внимания. На кухне громко играло радио, по коридору носилась дошкольница Регина Кунцевич, кое-кто из троцкистов весь день с утра до вечера держал в комнате включенный телевизор, так что надежда на то, что новый, появившийся в квартире звук не привлечет внимания, была далеко не призрачной.

Потрогав, пошевелив торчащую из кирпичной кладки ржавую скобу, я быстро привязала к ней конец бечевки и бережно, стараясь не стучать углами ноутбука по стенкам, спустила пакет на полтора метра вниз. Яркий прямоугольник фирменного пакета скрылся в темноте и если не присматриваться специально и не знать, что в трубе что-то спрятано, то разглядеть пакет и тонкую серую нить, практически невозможно. Для этого надо просунуть голову в дыру и осветить трубу фонариком.

Все. Теперь мне оставалось только ждать. «Или я веду ее в ЗАГС, или она ведет меня к прокурору», — почему-то вспомнилась фраза из «Кавказской пленницы». Подумав секунду, решила, что ассоциация возникла не случайно — в моем случае тоже шла война нервов, кто кого. Или товарищ Саахов девушку, или девушка товарища Саахова.

На этой неделе Тушкоев выдал своим продавщицам зарплату. Я привычно (бухгалтер, что с меня возьмешь) разделила ее на части — еда, развлечения, коммунальные услуги и сбережения, — и привычно крутилась в означенных пределах. События последних суток показали на сколько эфемерны могут быть мечты. Кому на фиг, могут понадобиться пенсионные отложения при такой жизни?! Оступился чуть-чуть и все коту под хвост. Обои в новую квартиру? Шторки и подушечки? Ты сначала доживи до этих штор.

Я выгребла заначку из-под стопки учебников, позвонила в сауну и заказала баню на одну себя на три часа. К чертям собачьим здравомыслие, да здравствуют безумные траты в восемьсот рублей и три часа (не исключено, что последних) спокойной жизни! Тем более, что стычка с Гариком наглядно показала — нервы у вас девушка, не к черту. Требуется релаксация и духовно-телесное очищение.

Я собрала чистое исподнее, нагрузилась шампунями, кремами и полотенцами и побрела в сауну. Положа руку на сердце, можно было порелаксировать и в общественной парной. Но я так боялась расстаться с сотовым телефоном и пропустить звонок Туполева, что и мысленно не могла сдать телефон в гардероб общественных бань. Если мобильника не будет под рукой хотя бы пять минут, об оздоровлении духа можно забыть. Начну бегать из парилки в гардероб и обратно, и свалюсь с воспалением легких или мозга.

Горячий сухой воздух выжимал из тела все яды. Я распласталась по раскаленному дереву полки и превратилась в желе. Как хорошо! Неугомонная внутренняя дрожь исчезла, руки висели мокрыми плетями, испепеляющий душу страх сравнялся температурой с окружающей средой. Я бы уснула в этой печи, обуглилась и поменяла кожу. Как заново родилась…

Да грехи не пускали.

Не думать, Софья, не думать…

Вспомни о чем-нибудь хорошем из детства. Вызови воспоминания теплого моря и обжигающего песка, увидь белесое марево, скрывающее горизонт.

— Девушка! Ваше время закончилось!

Да. Мое время закончилось вчера в семь часов вечера.

Горячее тело приняло холодную, шумную улицу, как пытку. Все куда-то спешили, толкались, кондуктор троллейбуса призывно вопил «граждане, оплачивайте проезд, на линии контроль!», из-за серых туч выглянуло солнце и ослепило сквозь стекла пассажиров. Завтра в двенадцать дня наступит моя смена в субмарине. Как будто где-то осталась нормальная жизнь. Завтра я сяду на табурет у прилавка, сгрызу последнюю «Рафаэллу»…

Сегодня о табурете и просроченной конфете можно только мечтать. Закрыть глаза и представит, что ничего не было…

В кармане запиликал джазом сотовый телефон. Неловко перебрасывая пакеты из одной руки в другую, я засуетилась, замандражировала и вызвала усмешку стоящей рядом женщины. Она решила, что я жду звонка от любимого.

Номер, высветившийся на табло определителя, ни о чем мне не говорил. Я прижала трубку к уху, пискнула «алло» и услышала требовательный и властный мужской голос:

— Кто вы?

Я отвернулась от улыбающейся женщины и прошептала:

— Софья Иванова.

— Я знаю, что вы Софья Иванова. Кто вы?

— Я друг. Друг вашего брата.

— Что с ним?

— Плохо.

— Вы не можете говорить?

— Да! — крикнула я и выскочила на остановку. — Подождите! Теперь я могу разговаривать.

— Что с Кириллом?

— Он убит… простите… — Какая я дура!!!

Представляя себе начало этого разговора, я собиралась быть выдержанной и тактичной. Корректно повести беседу, подготовить брата к ужасной новости…

Но все заготовки выдуло из головы холодным сквозняком, я перепугалась, что старший брат Кирилла вдруг прервет беседу и оставит меня наедине со всем миром.

Назар Молчал, а я, захлебываясь, лепетала:

— Это правда. Это все, правда. И я не могу ни к кому обратиться…

— Кто это сделал? — мрачно перебил мой лепет мужской голос. Вопрос пробил голову насквозь, от уха до уха и улетел, оставив меня в беспомощности.

— Я не знаю! Не знаю! Я пришла, а он мертвый! Я ничего…

— Помолчите, — приказал голос. Подумал секунду и дал команду: — Оставайтесь на месте, с вами свяжутся.

И все. В трубке зазвучали гудки отбоя.

И это все?! На каком месте мне оставаться-то?!

Я стояла на троллейбусной остановке и дрожала не хуже осинового листа. С тупым недоумением таращилась по сторонам и, до конца, не понимала, где собственно нахожусь. Что это было? Мне не померещилось? Назар Туполев действительно только что разговаривал со мной?

Боже, ну почему ты создал меня такой идиоткой?!

Оказалось, что последнюю фразу я проскулила вслух. Какая-то бабулька отодвинулась от скулящей идиотки к мусорной урне и тихо, тихо, бочком, юркнула за спину толстого мужчины.

Я стояла на остановке за два квартала от дома.

Вот идет очередной троллейбус.

Привязывая мысли к окружающему пейзажу, я немного опомнилась и почти без проблем преодолела подножку троллейбуса. Так. Едем домой. Не трусим, не дрожим, не пугаем публику. Солнце светит, весна идет, грачи летят…

Какие к черту грачи?! Ты не смогла убедить Туполева в правдивости своих слов!

Стоп. А почему собственно не смогла?

Троллейбус подъехал к моей остановке и раскрыл двери. Я рухнула со ступенек в лужу, утопила ботинок до шнурков и как брезгливая кошка поболтала ногой в воздухе. Все произошедшее как раз очень даже логично. Назар сутки не может связаться с братом, думаю, он уже разговаривал с Беллой и, вероятнее всего, получил от блудливой родственницы пару уклончивых ответов — мол, не знаю, куда Кирюша делся, или «только что был, но за хлебом вышел».

Значит… Туполев должен мне поверить. И перезвонить. Только я сказала ему о брате что-то конкретное.

А если Белла промяукала что-то вроде того «Кирюша позавчера к тебе в Москву уехал»?

А это уже не имеет значения. Зерно сомнения заложено. Телефон Кирилла не отвечает, по электронной почте пришло ненормальное сообщение из Коумеллы.

Туполев должен мне поверить. Но вот в чем выразиться его реакция на известие о гибели брата, предугадать сложно. Софью Иванову могут и побить сгоряча. Скрутят руки за спиной, засунут в багажник автомобиля и увезут в неизвестном направлении. Не исключено, что с концами.

Яркая картинка похищения так живенько нарисовалась в мозгах, что я подхватила пакты подмышки и стремглав бросилась в дому. Быстрее, бегом к дому, там народ, там охранник Сухомятко с семьей и бабушкой, там бдительный Коновалов, мимо него не то что автомобиль с похитителями, мышь не проскочит!

В коммуналке густо и вкусно пахло настоящим украинским борщом. Из комнат Сухомятко несся густой, не хуже борща, бас хозяина и визгливое попискивание его довольной хозяйственным сыном матушки. Татьяна неслась из кухни по коридору с блюдом пампушек.

— Возьми одну, — предложила на ходу и побежала дальше.

Вкуснейшая, теплая пампушка оцарапала горло, я чуть не подавилась и, кашляя, долго возилась с замком. Он почему-то капризничал и выплевывал ключ. Я повернула его бородкой вверх и, наконец, попала в комнату.

И сразу уловила запах Кирилла.

Как собака ищейка, присела на корточки, втянула ноздрями воздух. Запах французской туалетной воды стал насыщенней, — я не ошиблась, где-то осталось что-то из вещей Кирилла.

Обшарив комнату снизу доверху, я нашла за диваном белое шелковое кашне с золотистой полоской и следами глины. Смяла его в комок, сжала в кулаке и ползком добралась до дивана.

Мне никуда от этого не деться. Все было, все правда, все продолжает развиваться. Кашне Кирилла я покажу его брату. Ноутбук нельзя извлекать из трубы, портмоне, из непонятной щепетильности, я оставила мертвому хозяину и только сейчас подумала о том, что будет, если тело найдут бомжи и ограбят до нитки? Кашне послужит последним доказательством. Кашне и запах.

Упорно, словно это сейчас было самым важным, я заставила себя встать и разобрать банные принадлежности. Развесила полотенца на радиаторе, убрала в шкафчик шампуни и кремы, сбросила грязное белье в корзину. Села и стала ждать.

Назар сказал, он знает, что разговаривает с Софьей Ивановой. Из этого следует, что прежде чем звонить, он пробил номер телефона по базе данных. И чем он занимается сейчас? Узнает что-то новое о некой девице, представившейся другом его брата?

Надеюсь, ничего гадкого он не выяснит, так как ничего гадкого в прошлой жизни я не совершала, а последние события еще не имеют протоколов. Кстати сказать, до столкновения с семейством Туполевых, я прожила без протоколов и не плохо. Сейчас мне казалось, что прошлая жизнь была прекрасной — волшебным праздником пусть даже в одиночестве и субмарине из яичной скорлупы. С кем угодно готова поменяться (из мест лишения свободы, из хосписа и с кладбища, прошу не беспокоить).

По квартире гуляли запахи субботних обедов: Кунцевичи жарили котлеты, Мария Германовна варила куриный супчик, Мишаня Коновалов пек в духовке картофель. Есть хотелось до обморока. Если сосредоточиться и вспомнить, когда я последний раз ела (водку и чифир за еду можно не считать), то получается сутки назад. Холодильник ломился от запасов купленных на деньги Кирилла, нарезки заветривались, сыр подсыхал, но я никак не могла себя заставить к ним прикоснуться. Сидела в одной позе, нюхала обеденные запахи и сглатывала тягучую слюну. Я впала в ступор и даже сауна забылась.

Надо чем-то себя занять, подумала и встала.

Постояла, постояла и снова села. Я чистая словно обмытый покойник и такая же холодная. Кровь стыла в жилах, ожидание становилось совершенно невыносимым, если не заставить себя выпить хотя бы чаю, мозг и нервы сожрут последние резервы, и к беседе с Туполевым я подойду отупевшей от голода курицей.

Тройной чифир из «Липтона» наполнил жизнь смыслом и желудок кипятком. Я включила телевизор и попыталась сосредоточиться на картинках из реальной жизни — на экране какой-то журналист жаловался, что его побили прихвостни Лукашенко. Мне бы его проблемы. Милая девица показывала на красное пятно антициклона. Погода обещала вести себя достойно.

Пятнадцать минут пятого ожил и завибрировал мобильный телефон. Я схватила трубку после первого гудка и тут же представилась:

— Софья Иванова слушает.

— Пожалуйста, слушайте, — сказал незнакомый и монотонный голос молодого мужчины, — пожалуйста, внимательно. — На этом вежливости закончились и голос отправился командовать: — Сейчас вы выйдете из дома, пройдете до остановки трамвая и сядете на пятый номер. Езжайте на станцию «Речной вокзал». Там вы выйдете и пойдете по направлению к порту. Вас будут ждать у билетных касс.

— Они закрыты, — напомнила я, так как сезон речных трамваев еще не наступил.

— Вас будут ждать, — сухо повторил голос, и в трубке запищали гудки отбоя.

Ну, вот и все. Меня ждут.

Я достала из шкафа самый приличный костюм, приятного асфальтового цвета, одела короткую шубку из стриженого бобра и, повязывая на голову лиловый шарф, подумала — белье отменно чистое и приличное, персоналу городского морга будет приятно со мной работать.

Попавшийся в коридоре Коновалов, одобрительно цыкнул языком и показал большой палец:

— Хороша ты Сонька, ох, и хороша.

Фамильярное «Сонька» я ему простила. Я вообще была настроена прощаться и прощать.

— Всего хорошего Михаил Иванович, — улыбнулась и вышла под яркое весеннее небо.

Воробьи прыгали по подсыхающим дорожкам, каблуки почти не касались грязи, я шагала к самолично выпиленным амбразурам и несла невесомый крест из шелкового кашне.

В трамвае я улыбнулась контролеру и, не дожидаясь напоминания, оплатила проезд. Протянула десятку и сказала:

— Сдачи не надо. Дайте счастливый билетик.

— Кончилось счастье, — попадая в унисон, сказал контролер и протянул билетик с цифрами 666742. Символично.

Дома я тряслась и задыхалась от страха, но когда наступила пора действовать и сражаться, я почувствовала такое облегчение и легкость, словно знала — все, наконец, закончиться. Плохо ли, хорошо ли, главное кончиться. Я перестану разгребать чужие конюшни и начну жить собственной жизнью. Или не начну. А это грустно.

На остановке «Речной вокзал» две бабульки торговали тюльпанами. Какое-то безумное веселье едва не заставило меня купить букетик. Остановила только шальная мысль — цветов должно быть четное количество, следует продолжить символическую магию чисел. Три шестерки на билете и четыре тюльпана мне на могилу.

Кто такой Назар Туполев? Сумасшедший параноик? Обезумевший от горя брат или трезвый делец? Кого я встречу у билетных касс — мстителя или защитника, что менее вероятно? Смогу ли я убедить его в своей невиновности или лучше, пока не поздно, дать дёру?

Каблуки цокали по асфальту, прохожие улыбались мне и весеннему солнцу. Благодать господня, умирать не хочется…

Рядом с бордюром тротуара затормозил огромный черный вседорожник, из него, на ходу выпрыгнули два крепких мужика и, ни слова ни говоря, запихнули меня в салон на заднее сиденье. Только бобровая шубка жалобно треснула где-то по шву.

Зажатая между двумя суровыми мужиками, я не пищала возмущенно, не задавала глупых вопросов, а сидела тихой мышкой, отчаянно боялась и обвыкала. Толи еще будет. Приговоренный снайпером к смерти магнат обязан соблюдать строжайшую конспирацию. Только бестолковая курица вроде меня могла решить, что Назар Туполев будет торчать у билетных касс, пока я до них дотопаю. Магнат на нелегальном положении решил проблему кардинально просто — дал команду, Соньку в автомобиль запихнули, как тюк с соломой, и шустро повезли. Вопрос куда?

Честно говоря, я бы не очень удивилась, если в Москву с завязанными глазами и кляпом. Но суровые парни сидели воспитанно, не ерзали и рук не распускали. Мощная складка на шее водителя двигалась, бритый затылок крутился и вращался, глаза перескакивали с одного зеркальца на другое.

«Проверяется», — догадалась я, и чуть было самостоятельно не предложила завязать мне глаза. На сколько я знала из детективов, у мафиози и крутых бизнесменов-параноиков бытует правило — молчат только мертвые. Так что, не завязанные глаза отвратительные знак. Обратно могут и не отвезти.

— А-а-а, — начала я, но парень слева так скосил глаза, что я почла за благо заткнуться. Еще стукнет.

Машина крутилась по центру (я даже обиделась — могли бы и не тащить меня на Речной вокзал, а забрать на перекрестке у дома), петляла переулками и надменно нарушала правила у светофоров. Возле областной поликлиники вседорожник заехал в больничный двор, и парни знаками попросили меня выйти.

Мизансцена напоминала кадр из вестерна или гангстерского боевика: на пустынной асфальтированной площадке за больницей стояли два огромных черных автомобиля. Машины почти соприкасались бамперами, образуя тупой угол, под защитой стальных боков, как переселенцы на диком западе в каре из повозок, — вот-вот с визгом появится племя враждебных ирокезов, — или бутлегеры в ожидании конкурентов, стоили четыре мужчины. Все в темных костюмах, хороших ботинках и белых рубашках. Все четверо из доверенной свиты сумасшедшего олигарха.

Парень, сидевший рядом, помог мне выбраться из машины вежливо, но равнодушно. Свита обменялась молчаливыми кивками стриженых голов, и меня подвели к парню, вооруженному длинной палкой с матерчатым набалдашником. Парень знаком попросил меня расставить руки и ноги в стороны, и быстро, но внимательно обвел набалдашником контуры тела.

Такую штуку я видела в кино. Такой палкой осматривали гостей и любовниц крутых мафиози и свидетелей под охраной полиции.

— Выньте, пожалуйста, все из карманов и дайте сумочку, — попросил техник.

Ну, блин, и дела. Надеюсь приказа на личный, интимный досмотр не поступало, о то, знаете ли, холодно как-то. В трусах на морозе.

Я послушно выгребла из карманов все, включая билетик 666742 и носовой платок. Вытряхнула на капот сумку и прошла повторную проверку черной палкой.

На этом мучения гостя магната-параноика не закончились. Парень, что помогал мне выбраться из машины, деликатно подцепил рукав бобровой шубы и оттянул гостя к другому багажнику. Там стоял раскрытый чемоданчик, полный кнопочек, тумблеров, с окошком дисплея на верхней крышке.

Подвели меня к чемоданчику и оставили стоять. А хмурый тип в очках принялся крутить ручки, жать на черные пупырышки и слушать, думаю, не музыку, в крошечных наушниках. По дисплею бегали светящиеся линии, по лбу очкарика сновали морщины, наконец, он выключил аппаратуру, выдернул из ушей черные горошины и спокойно сказал:

— Все чисто.

Вероятно, баню он не имел в виду.

Машина, что привезла меня в эту лабораторию, уехала тут же. Сверкнула тонированными стеклами, резанула шинами по лужам и умчалась.

— Прошу сюда, — сказал неприветливый коренастый субъект в расстегнутой до волосатой груди белой рубашке и, опять таки за рукав, подвел меня к левой стороне тупого угла.

Теперь я ехала с большим комфортом — только один амбал пыхтел рядышком, шея шофера не напоминала скрученный напряжением гофрированный шланг и не портила вида, коренастый мужик, что сидел рядом с водителем не испускал удушающие флюиды угрозы, а сидел расслабленно и тихонечко поглядывал в боковое зеркальце. Парни успокоились, и все бы ничего, да вот меня снова начало колотить в ознобе.

С самого утра меня преследовали резкие смены настроения. Достаточно вспомнить пять минут общения с Гариком, что бы понять, о чем я говорю. За пять минут мое настроение перескочило с сонного слабоумия до ослепляющей ярости с настойчивым желанием кого-нибудь убить, далее последовала тихая стыдливость и попытка подкупа двумя червонцами. Я то в летаргию впадала, то получалась бесшабашно веселой идиоткой, мечтающей о букете тюльпанов. Может быть, я схожу с ума? «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша?»

Не удивительно если так. Силы мои на исходе, резервы исчерпаны (надо было заставить себя пообедать!!), а впереди обед у людоеда.

Точно. От голода башню сносит.

Впрочем, тут же успокоила себя, безумие подкрадывается незаметно. Первый признак здравости рассудка, это отчетливое восприятие тихого движения шиферной крыши. Пока я способна анализировать собственное состояние, еще не все потеряно и остаются некоторые ресурсы. Главное, что бы окутанная горячим мороком голова не разболелась окончательно, и приступы тошноты не испортили общего впечатления.

В каком районе стоял дом, к которому подъехал черный автомобиль, я так и не поняла. Никаких завязанных глаз не понадобилось, шофер Туполева так умело петлял переулками, что вконец запутал. Вроде бы, Московский район, вроде бы мостов не было, но место, куда меня привезли, могло оказаться и на противоположной стороне города. Солнце грело то затылок, то левое ухо, то глаза слепило, я так запуталась в частях света, что предложи мне совершить побег из резиденции магната, убегу в тайгу и потеряюсь. Хотя, до тайги полторы тысячи километром, как мне кажется.

Резиденция располагалась на отшибе. Трехэтажное отштукатуренное здание с пристройками окружал глухой трехметровый забор, машина въехала через раздвинувшиеся, буквально на секунду, автоматические ворота и подкатила к крыльцу.

Меня передавали с рук на руки, как баскетбольный мяч. Передачу (за бобровый рукав) осуществлял коренастый субъект, всю дорогу пыхтевший рядом на заднем сиденье, принял подачу парень сидевший рядом со мной в первой машине. Все происходило в полном молчании, и моя головная боль по этому поводу не возражала.

Огромный нежилой дом был выстужен за зиму. Пар кольцами вырывался изо рта, когда я шла по коридору в сопровождении охраны. Цок, цок, цок, стучали каблучки по звенящему, остекленевшему от холода паркету. Бух, бух, бух, стучало в ушах сердце и ударялось о грудную клетку. Пульсацию крови я чувствовала во всем теле и особенно сильно в горячей и тугой, словно баскетбольный мяч голове. Мне казалось, что щеки давно цветут оранжевым румянцем.

Охранники в количестве уже трех человек отконвоировали меня до раздвижных, раскрытых дверей в комнату с растопленным камином. Ввели внутрь и замерли по бокам и сзади. Руки скрестили на причинных местах, глаза пересекли в единой точке — в центре мишени, в центре огромного круглого ковра посреди комнаты, окруженный мягкой кожаной мебелью, стоял Назар Туполев.

Честно сказать, ни на одном из его охранников не было такого мятого костюма. Если когда-то Назар Туполев и походил на «мальчика из хорошей семьи», то было это очень давно и совсем не долго. Кол с плюсом по шкале Софьи Ивановой. Плюс добавлен за отлично начищенные ботики из коричневой кожи.

Засунув руки в карманы мятых, пузырящихся на коленях брюк, Назар разглядывал гостью с мрачным высокомерием. Минуты две глядел, ни меньше. Я за эти минуты чуть не задохнулась от ужаса. Мне казалось, что он приглядывается, с какого места удобнее приступить к исполнению вынесенного приговора.

— Где Кирилл? — наконец спросил он.

— Я его спрятала, — сказала и тут же поправилась, — я спрятала тело вашего брата.

По лицу Туполева пробежала судорога, и он отвернулся. Отошел к занавешенному окну и, стоя спиной, сделал некий знак. Охранники молча сдвинулись вокруг меня и, как пастушьи собаки глупую овцу, оттеснили к дивану.

Я села. Парни неслышно выскользнули из комнаты, сдвинули двери, и я осталась наедине с Назаром Туполевым и пылающим камином.

Очень хотелось пересесть с ледяного дивана на кресло поближе к огню, но хозяин молча стоил у окна, а я боялась двинуться. Скрипнуть половицей или мебелью и нарушить ход его мыслей. Не исключено, что в этот момент он решал, как следует со мной разговаривать — прибить немного и сразу для конкретики или сперва выслушать. У гонцов приносящих дурные вести, во все времена была незавидная участь.

— Как это произошло? — не поворачивая головы, спросил Туполев.

— У меня дома… — начала я.

— Это был снайпер? — перебил Назар и обернулся.

За несколько минут, что я не видела его лица, оно переменилось до неузнаваемости. Вероятно, он и охрану из-за этого выставил. Чтобы не начали действовать раньше времени. Так как на лице господина Туполева стояло такое страшное выражение, что голосовых команд не надо — порвут на части и разбросают по всей комнате.

От страха у меня пропал голос и я только судорожно помотала головой.

Хозяин внимательно посмотрел на гостью, что-то там решил для себя — это было заметно, брови несколько раз съехались к переносице, а губы то вытягивались, то расправлялись, — и подошел к тумбе, заставленной бутылками. Поболтав хрустальным бокалом с темно-коричневой жидкостью, он наполнил стакан до половины и поднес ко мне:

— Выпейте.

Не смотря на однозначный приказ, я упрямо помотала головой.

— Выпейте!

Повелительность наклонения нарастала, я приняла в дрожащую руку, обжигающе холодный стакан и, сделав глоток, закашлялась до слез. Он стоял надо мной, смотрел сверху вниз, и холодом от него не веяло, не сквозило, а обдавало ураганным ветром.

— Рассказывайте, — приказал и сел на ручку кресла спиной к огню.

— Кирилл погиб от удара ножом в спину у меня дома, — едва ворочая, обожженным виски языком, сказала я.

— Кто?

— Не знаю. Меня в тот момент не было дома.

— Когда?

— Вчера, примерно в семь вечера.

— Где тело?

— Я его спрятала.

Первые несколько вопросов Туполев задавал быстро. Но получив последний ответ, замолчал и только спустя минуту, спросил:

— Где?

— В старом леднике, — повесив голову, пробормотала я.

Дай бог, что бы Назар Туполев никогда не узнал, что тело его брата выбрасывали из окна и, прикрывая свитером, как бабским платком, волокли в инвалидной коляске и волоком тащили по грязным ступеням. Мне тогда было очень страшно, но он этого не поймет. Не тот, его стиль.

Назар вынул из кармана записную книжку и шариковую ручку, протянул все это мне и приказал:

— Пишите адрес.

Приспособив кое-как блокнот на колене, я начала выводить каракулями адрес дома Анны Дмитриевны и чертить план двора и ледника. Делала все это молча, ничего не объясняла, так как была уверена — за телом брата поедет не он.

Едва взглянув на исчирканный листок, Туполев привстал, одернул пиджак и хрипло крикнул:

— Антон! — Двери тут же разъехались, и в комнату зашел молодой мужчина, встретивший меня на крыльце дома. — Возьми блокнот и езжай по этому адресу. — Парень взял книжку, посмотрел на листок, кивнул и остался ждать дальнейших распоряжение. Его пока не отпускали. — Там Кирилл. Его тело. Привези сюда.

— Подождите! — пискнула я. — Можно мне кое-что объяснить?

Не глядя на меня, словно я была ему противна:

— Что? — спросил Туполев.

— Там разрушенные строения, вы можете не найти, нумерация домов дано исчезла…

— Объясняй, — буркнул магнат и отвернулся.

Я быстро, шепотом рассказала Антону, где конкретно стоит искать тело.

Охранник ушел и Назар, наконец, устроился в кресле напротив меня. Квадратные плечи, квадратный подбородок и крупный прямоугольный лоб. Он весь состоял из крепких прямых углов, и только большие голубые глаза выдавали в нем родство с Кириллом. Но у младшего брата взгляд был ласковый и растерянный, а у этого монстра на месте зрачков застыли две пули. Одно движение ресниц, и вылетят мне в переносицу.

— Рассказывай, — сказал. — Где и как ты познакомилась с моим братом.

Лучше б я взяла у Марии Германовны письмо и читала его вслух. Под прицелом двух, готовых к полету пуль, мысли куда-то поразбежались и, кроме тупого блеяния, ничего путного сквозь губы не просачивалось.

— Э-э-э, — сказала овца по имени Софья Иванова и икнула, — я познакомилась с вашим братом позавчера в половине восьмого…

Проблеяла и с испугом посмотрела на Назара. Пули сидели на месте, огнестрельный взор направления не поменял и продолжал исследовать мою переносицу.

— Господи, — простонала я, — как все это глупо! Ваш брат поехал в столицу на встречу с вами. По дороге вы ему позвонили, и он вернулся домой…

— Стоп. — Перебил Туполев. — Ты сказала, что познакомилась с Кириллом позавчера в восемь вечера?

— Да.

— И он сразу рассказал тебе о моем звонке и нашей встрече?

— Да! Да! Да! — выкрикнула я.

Он встал, подошел к винно-коньячной выставке и налил себе виски. Отхлебнул немного, я сидела спиной, боялась шелохнуться и только по звяканью и плеску, догадывалась, что делает хозяин.

— Кирилл рассказал тебе так много? — прозвучал за спиной голос.

— Да! У него не было выхода!

— Почему?

Я перекрутилась на диване, развернулась к Туполеву и, почти всхлипывая, повторила:

— Он ехал к вам. Но вы его остановили. Он вернулся домой и застал Беллу с любовником.

— Что-о-о-о?! — прорычал Назар, и я съехала вниз за кожаную спинку дивана и вякнула оттуда:

— Да. Она и Борисов были у него дома. Он ее ударил…

— Кто? Кирилл?!

— Да! — с этим выкриком я снова выпрямилась — Он ее ударил, Белла упала и ударилась головой об угол журнального стола. Честно, все так и было. Потом они вызвали милицию, я имею в виду Борисова и Беллу, и запротоколировали факт избиения, вы можете проверить по милицейским протоколам. Они еще в скорую звонили.

— Та-а-ак, — протянул Туполев и вернулся в кресло. — Дальше.

— А дальше было так. Когда Белла упала… точнее это было до приезда милиции, когда Кирилл вернулся, — я путалась в мыслях и говорила бессвязно. — Белла упала, ударилась головой о крышку стола и потеряла сознание. Борисов начал кричать: «Ты убил ее, ты убил ее, негодяй!» Кирилл испугался и побежал.

— Откуда ты знаешь, Борисова и Беллу? — хмуро спросил Назар.

— Да все оттуда же, господи, боже мой! Я их вообще не знаю! Это все Кирилл мне рассказал! Он выбежал из дома и побежал к противоположной улице…

— Почему?

— Господи, да потому, что Борисов со своим шофером бросились его ловить!!

Туполев протянул руку к бокалу виски, стоящему на моем подлокотнике, взял его и сунул мне в ладонь:

— Выпей и не ори.

Я послушно выхлебала виски и моментально почувствовала такой жаркий удар в голову, что зашаталась. В пустом желудке раздался праздничный фейерверк, сто орудий бабахнули залпом и ослепили Соню.

Но орать я прекратила.

— Борисов и шофер побежали вслед за Кириллом. Кирилл обежал вокруг зверинца, но там котлован…

— Вокруг какого зверинца?! — опешил Туполев.

— Ах, да, тебя же не было… — заплетающимся языком, пробормотала я. — У нашего… у вашего дома зверинец стоит. Две недели. Или три? Не помню. Так вот. Кирилл пробежал вокруг, уперся в котлован и вернулся к моему ларьку…

— Твоему ларьку? — уточнил сразу Туполев.

— Нет. Да. То есть, я там торгую.

— Ты? Торгуешь в ларьке?

Хозяин упорно ловил гостью на вранье. Я опустила глаза на рыжую бобровую шубку за штуку баксов, на сапожки, торчащие из-под штанин костюма из бутика, и громко сглотнула. Неувязочка получилась. За то, что сейчас на мне надето, можно купить все просроченное пиво тушкоевского ларька, все конфеты и жвачки. Как минимум я выглядела на валютную этуаль.

— Я это… разведенка. Богатая.

— Ты давно знакома с Кириллом? — с очень, очень странной интонацией поинтересовался Туполев.

Эх, дура ты Сонька и пробы на тебе нет. Вырядилась. Намазалась. Сиди теперь тут, крутись и оправдывай богатство.

Хмель придал мне невероятно наглой храбрости (военные сто грамм, не иначе) и я пустилась во все тяжкие. Окиян, мне по колено.

— Слушай, Назар, не знаю, как тебя по батюшке, — ватным языком начала наступление, — мне ваши семейные разборки по-барабану…

— Заткнись, — спокойно произнес Туполев, и я моментально выполнила приказание. Откинулась на потеплевшую спинку дивана и заткнулась, кутаясь в меха.

Туполев разглядывал меня с брезгливым высокомерием как таракана — вроде бы тапок искал и собирался прихлопнуть.

— Ну, — процедил он.

— Чего «ну»? — окрысилась я.

— Говорить будешь?

— Буду. Только ты мне не веришь.

— Говори, там видно будет.

— Кирилл спрятался за мой ларек, и я открыла ему дверь.

— Почему? Вы были знакомы?

— Нет, — я пожала плечами. — Жалко стало. Гоняются за парнем две гориллы — Борисов с шофером, — я и пожалела. Впустила.

— И он сразу тебе все рассказал? — скривился Назар.

— Ну, почему же сразу, — в тон ввернула я. — Сначала водки выпил и признался, что вроде бы, грохнул жену.

— Но не грохнул?

— А сам как думаешь? — ядовито поинтересовалась я. От выпитого виски я окончательно охамела. Согрелась и головная боль куда-то улетучилась. — Он когда кровь увидел, Борисова услышал, совсем от ужаса чокнулся. Побежал и чуть под поезд не бросился.

— То есть? — перебил Назар.

— Он сказал, — со вздохом объяснила я, — что если бы я его не впустила, то он бы домчался до вокзала и бросился на рельсы. Как Анна Каренина, — почему-то добавила я.

— Ур-р-р-рою гада! — прорычал Туполев, вскочил с кресла, и я поняла, что сия незавидная участь ожидает Генриха Восьмого Борисова. — Они были в постели?

— Нет. Не успели. Но по все видимости, ситуация и так выглядела ясной.

— Да, — мрачно кивнул Назар, — Кирилл просто так не ударит. Говори дальше.

— Мы посидели у меня в палатке. Потом я ее закрыла… ой! Перед этим Кирилл дал мне свой сотовый телефон, и я по нему позвонила своему хозяину Тушкоеву. Сказала, что заболела и закрываю торговлю.

— Тушкоев кто?

— Никто. Ты слушать будешь?

— Говори.

— Мы пошли ко мне, но как я думаю, Кирилла вычислили именно по этому звонку Тушкоеву…

— Говори номер, — приказал магнат.

— Ну, уж дудки! — вскрикнула я. — Мой Душман тут совершенно ни при чем! Разбирайтесь сами, так сказать в узком семейном кругу…

— Ты мне надоела, — прошипел Туполев, и я съежилась от страха. Человек не в себе от горя, только что брата потерял, а тут какая-то наглая сопля в бобре…

— Простите меня, пожалуйста, — проблеяла я. — Мне действительно, очень, очень жаль Кирилла. Он такой… такой… чудесный был, — и всхлипнула, — что я чуть не влюбилась.

Признание подействовало благотворно. Назар внимательно посмотрел на меня и, о чем-то догадавшись, спросил:

— Когда в последний раз ты ела?

— Не помню. Кажется вчера вместе с Кириллом.

Наконец-то мы взяли верный тон. Хозяин понял, что вся наглость гостьи проистекает из единственной причины — стакана виски на пустой желудок. И еще страха.

— Ей, — крикнул Туполев, — кто там есть!

Двери тут же разъехались, и в проеме нарисовалась широкая круглая репка с большими ушами.

— Денис, — сказал репке Туполев, — там перекусить что-нибудь есть?

— Есть.

— Тащи. Ей. Мне коктейль.

— Какой?

Туполев задумался и решил:

— Белково-протеиновый.

Не исключено, что обеденный перерыв потребовался Туполеву не меньше, чем мне. Если судить по первым вопросам, прозвучавшим в этой комнате, Назар не предполагал, что убийство брата может быть связано с адюльтером. Он думал о Самоеде, о снайперской винтовке, а оказалось… то, что оказалось. Обманутый муж не вовремя вернулся домой, и закрутилась смертельная карусель. Скорее всего, Туполев сидел и думал, насколько выгодна смерть брата его вдове. Мрачные, пугающие мысли наложили отпечаток на его лицо, я смотрела на стиснутые, напряженные скулы и предполагала, как долго осталось жить Генриху Восьмому, а возможно и Белле. Многочисленная охрана магната голыми руками передушит всех хитрецов и головорезов из свиты Борисова. На сколько я смогла вспомнить из преисполненных раболепства рассказов бывшего мужа, ни одна живая душа ни пикнет, когда начнется царская охота.

Неужели Борисов настолько глуп, чтобы тронуть младшего брата всесильного Назара?! Или он нашел поддержку у кого-то из сильных противников Туполева и действует заодно? Но зачем, зачем, он первым начал резню, да еще сразу с Кирилла?!

Не понятно.

До встречи с Назаром я об этом не думала. Я представить не могла, что существуют люди, от одного присутствия которых прерывается дыхание и сердце сбивается с ритма. Борисов полный идиот, если надеется на пощаду. Такие как Назар, пленных не берут. Пытаться договориться с разъяренным медведем в его же берлоге, может только очень бестолковый человек. Например Софья Иванова, по скудоумию и скудомыслию может нарисовать воображаемый портрет добрячка олигарха с неограниченными возможностями и мягкой, подушечной душой.

Но господин Борисов-Генрих-Восьмой?! Всеми лапами в медвежью берлогу?! Может быть, он мазохист и ищет трудной смерти?

Невероятно.

Или Назар Туполев настолько опасный и мстительный человек, что не имеет значения, как сильно ты наступил ему на хвост — с женой брата переспал или вообще его убил, — при любом раскладе наказание последует стремительное и жестокое? То есть все глупости прелюбодей Борисов натворил со страха?

Интересно, сам Назар Туполев знает, какое действие он оказывает на людей? У меня в школе был преподаватель алгебры — Кин-Конг и Фреди Крюгер в одном лице, звали лицо Петр Палыч. Так вот, спустя пять лет, я увидела Палыча на встрече выпускников, пьяненького, добродушно-слезливого и невероятно гордого некоторыми выпускниками.

— Пал Палыч, а мы вас так бояли-и-ись, — пропищал кто-то из недавно оперившихся.

— Да ну, — удивился учитель. — Я что, кого-нибудь обидел?

— Нет.

— Тогда почему? — математик искренне не понимал, почему при его приближении школьники замолкали и вытягивались в струнку.

— Петя, — тихо сказала стоящая рядом жена-историчка, — ты свое слегка расстроенное лицо в зеркале видел?

— Не доводилось. А что? Следует посмотреть?

— У тебя от легкого расстройства получается такой людоедский вид, что нервные девочки тихо падают в обморок.

— Надо же, — Пал Палыч был совершенно уверен, что он самый добрый и справедливый учитель в школе.

В принципе, если исключить людоедский облик, все так и было. Добродушный, справедливый и отходчивый. Но когда к твоей парте подбегает человек с безумно выпученными глазами и только что в припадке не бьется, объясняя формулу, мозги отключаются, и ты видишь только Фреди Крюгера и никакой математики.

Назар Туполев не рычал, не брызгал слюной, он ненавязчиво метал пули из глазниц и по большому счету выглядел вменяемым. Но настаивать на своем в его присутствии как-то не хотелось. Я всегда ценила в людях способность сомневаться, и сейчас боялась наткнулся на могущественного магната привыкшего решать вопросы без страха и упрека. Это похвальное качество для мужчины, от которого не зависят чужие жизни, а Назар Туполев имел возможность решать чужие судьбы, в данном, конкретном случае он решал мою.

Как же обезумела от страха Белла, что смогла заставить любовника совершить такую глупость?! Это от отчаянья? Она боялась строго наказания?

Чушь какая-то. Как бы там ни было, но, настаивая пять лет назад на династическом браке, и батюшка Беллы, и Назар не могли не догадываться, что девушка к жениху равнодушна. Интересно как-то все получается у Туполевых: сынуля тайком встречается с «медсестрой из лечебницы» и заслуживает только эпитета «шалунишка», а Белла, никогда не питавшая страсти к мужу попадает в разряд «негодяек», «шлюх» и «подлых изменщиц». Так что ли получается? И где равенство полов, я вас спрашиваю? Где все завоевания цивилизованного общества?

Каменный век какой-то. Зачем Белле подстраивать убийство своего мужа? Из-за денег?

Да чихать она хотела на деньги. У нее самой их куры не клюют.

Тогда зачем? Что-то тут не складывается.

Присутствие мрачного магната действовало на меня самым отвратительным образом. Я ни в коем случае не могла причислить себя к его врагам (господи, спаси и помилуй!), но после часового общения, чувства к Белле несколько изменились и я невольно начала примерять на себя ее шкурку. Что и говорить, странная девушка Белла Туполева, своими руками рыть могилу, это еще додуматься надо. Зачем же, зачем они все это сделали?!

Мысль не успела оформиться до конца, двери тихонечко раскрылись, и парень с ушами занес в комнату серебряный поднос с провиантом. Выкатил журнальный столик на середину ковра, между мной и хозяином, и распределил ужин не по-справедливости — Назару Батьковичу какую-то коричневую бурду в высоком стакане на бумажном подстаканнике выставил, Софье Николаевне тарелочку с шестью бутербродами — три с черной икрой, два с красной, один с хорошей белой рыбкой. Кивнул, мол, приятного аппетита и молча удалился.

Я с удивлением посмотрела на хозяина — интересный нынче «ужин аристократа» получается. Коричневая бурда и никаких деликатесов? Или икрой делиться придется?

У Назара аллергия на морепродукты, вспомнила я слова Кирилла.

Бедняжка. Посочувствовала и со всем возможным неприличием впилась зубами в мягкий бутерброд.

Так откровенно жадно я ела только в босоногом детстве. Чавкала, сопела и слизывала икринки с пальцев. Шкала упала в абсолютные минусы, но голод, затуманивший мне голову, был совершенно нечеловеческим, я ела, как приблудившаяся беспризорная собака, понимала как ужасно выгляжу, но ничего не могла с этим поделать. Как только первый кусочек проскочил по пищеводу в желудок, тот дал организму строгую команду — быстро заполнить, я пуст как высохший колодец!

Назар пил свою бурду и, сурово сдвинув брови, смотрел в другую сторону. По всей видимости, до встречи со мной, у него был некий план действий, не исключено, что к организации похорон, он собирался подключить вдову, но теперь менялось все. Вдову он собирался наказать.

Пока я ела, а хозяин думал, бригада, посланная к леднику за телом Кирилла, успела вернуться. Антон просунул голову в щелку между дверьми, угрюмо кивнул, и Туполев встал.

Посмотрел на меня сверху вниз, достал из кармана упаковку каких-то таблеток и, выщелкнув две штуки, положил их на стол передо мной:

— Выпей, — приказал. — Это прочистит мозги. — И вышел.

Назар Туполев до последней минуты надеялся, что произошла ошибка, невероятная путаница, что охранники привезут тело не его брата, а какого-то постороннего человека, но сумрачный кивок Антона не оставил ему надежды.

Я выпила таблетки, съежилась сиротливо и вздохнула, — настоящий допрос еще и не начинался, все впереди. Пока Туполев не мог для себя решить, как следует поступить с девушкой, оставившей на электронном послании подпись «Олия». Девушка знала о планете Коумелла и только ей смог довериться его младший брат. Возможно, только это пока меня и выручало. Доверие покойного Кирилла укрывала меня мягкими крыльями последнего слова, и не позволяло Назару поступить со мной сурово.

Но что произойдет, когда он увидит мертвого брата? На кого обрушиться его гнев?

Спаси и сохрани. Мне даже думать об этом страшно.

Окаменевшее, белое лицо Назара потеряло все краски. Только бойницы глаз выделялись на мраморном фоне. Уже не голубые, а льдисто-серые и прозрачные радужки ненадолго вморозили в себя две пули зрачков и ждали сигнала «пли!».

Стремительно пройдя от двери к креслу, Назар сел, одернул пиджак, словно приготовился к чему-то, и выпалил:

— Говори. С самого начала, еще раз и подробно.

Честно признаться, в иной ситуации я бы давно осоловела от еды и выпивки, клюнула носом и не смогла бы связанно представиться. Но под прицелом двух зрачков, всю сонливость ветром сдуло, я примерно сложила ладошки на коленях и принялась строить доклад четко, кратко и ясно. Куда там выпускнику академии ПВО перед Генеральным Штабом. Слова отскакивали от зубов сухим горохом и славно укладывались в схему.

— Дай телефон Тушкоева, ребята сгоняют к нему и узнают, кто интересовался звонком.

Я послушно накарябала телефон на листке бумаги и только тявкнула несмело:

— Но он ни в чем перед вами не виноват. Он же не знал, что это тайна. Я ни о чем его не просила.

— Знаю. Он нужен как свидетель, успокойся.

Я немного успокоилась и двинулась повествовать дальше. Доведя рассказ до ноутбука в печной трубе, снова взяла ручку и нарисовала план дома, трубы и дыры в ней. Туполев вызвал Антона, дал указания, но я вскочила и, молитвенно приложив руки к груди, запричитала:

— А можно я поеду с ними. Им не удастся произвести выемку так тихо и незаметно…

— Сядь, — оборвал меня Туполев, но я осталась стоять. — Ты никуда не поедешь.

— Но они…

— Нет, я сказал. Ты останешься здесь.

Спорить с взбесившимся паровозом мероприятие безнадежное. Я послушно села и сложила ручки на коленях.

— Как ты догадалась отправить мне сообщение? — глаза Назара буравили мою переносицу и требовали толкового ответа.

— Я же прочитала роман, вскрыла файлы…

— Это я понял. Почему ты не вызвала милицию?

— Потому что я не дура.

Исчерпывающий ответ и хорошая реклама.

Туполев встал и вышел из комнаты, надолго оставив меня одну. Иногда из-за двери доносились мужские голоса, топот ног и резкие выкрики. Дивизия генерала Туполева готовилась к войне. Понять это, хватило даже моих скромных способностей и еще более скромных познаний о криминальной жизни Города. Горнист трубил общий сбор, полки собирались под знамена, вставали в походный строй и готовились выступать.

За два часа проведенных в этом холодном доме, я не увидела ни одной женщины. Даже краешек юбки не мелькнул на горизонте, легкий флер духов не пробился сквозь мужские одеколоны — холодный дом превратился в казарму, и я печально подумала об участи Города в ближайшие дни.

Утопят в крови. Сомнут и раздавят. Взбесившийся паровоз во главе походного марша, пройдет по Городу с безумным скрежетом. Я даже пожалела, что нет во мне зачатков Орлеанской Девы, нет Жанны д*Арк, я за идею на костер не влезу. Точнее, не взойду и не спасу несчастный Город и Корону.

Казалось, что обо мне все забыли. Тихой, придавленной мышью я сидела перед затухающим камином и наблюдала за мерцанием огоньков на поленьях, когда двери резко разъехались, и в комнату зашел Назар.

— Ты сказала, что оставила у кого-то письмо для моей матери. Где оно?

Вот тут-то и проснулась во мне Орлеанская Дева:

— Не скажу, — пропищала и съежилась.

Туполев подошел ближе, склонился надо мной и, опираясь рукой о подлокотник дивана, в самое мое лицо сказал:

— В игрушки собралась играть? Думаешь, приязнь Кирилла тебя спасет?!

Я упрямо молчала и готовилась к оплеухе. Глаза Назара совсем заледенели в безумии, он ничего не видел, кроме цели — сравнять с землей Город, отнявший у него последнего родного человека. Маму он потерял, когда та спилась от горя.

— Назар Савельевич, — раздался от двери голос, — мы привезли.

Спасителем с небес, явился Антон с ярким, грязным пакетом из печной трубы.

Туполев прекратил уничтожать меня взглядом, отпустил подлокотник и выпрямился, глядя, как охранник подносит пакет к его ногам. Антон поставил ношу на пол и, нагнувшись, раскрыл.

Что-то в его движениях мне показалось странным. Я и Туполев, почти соприкасаясь лбами, посмотрели вглубь картонного мешка, и я оторопела — внутри него лежал обломок кирпича.

— Что это? — прошипел Назар.

— Не знаю, — пролепетала я и потрясла головой, — кирпич…

— Ты… ты ненормальная?! — выдавил он, оторопело посмотрел на меня и, вдруг, заорал: — Играть вздумала?! Где ноутбук?!

— Я не знаю, — проскулила я и, схватив пакет, перевернула и вытряхнула его на ковер. Кроме обломка старого, пыльного кирпича ничего из него не вывалилось.

Господи, теперь я точно пропала! Он и раньше-то не очень мне верил, никуда от себя не отпускал, держал взаперти, а теперь-то уж точно взбелениться.

Слово «взбелениться» слабо передавало реакцию олигарха Туполева на кирпич. То, что он мне говорил и какие кары обещал, в конец сроднили меня с Орлеанской Девственницей. Непонятно откуда взявшаяся храбрость, подкинула Городскую Жанну в воздух и заразила всеобщим безумием. «Безумству храбрых поем мы песню», — так, кажется, учили нас в школе? «О смелый Сокол, в борьбе с врагами истек ты кровью».

Пожалуйста. Сейчас расстараемся.

— Чего ты на меня орешь?! — завопила я. — Чего пугаешь?! Я мало от вашей семейки натерпелась?!?!

Мгновение и Назар выбросил вперед руку. Жесткие пальцы вцепились мне в горло, сдавили безжалостно, и я прохрипела прямо в безумные очи:

— Ну дави, давай, дави. Тебе же терять нечего, ты сильный…

Так же резко как и выбросил, Назар убрал руку и, выругавшись матом, быстро ушел из комнаты. Но по пути он так ударил кулаком в стеклянное окошко двери, что оно с грохотом раскололось и осыпалось осколками на пол.

А ведь мог бы, и по мне не промахнуться, мелькнула мысль.

Но как бы там ни было, желаемую передышку я получила. Мне было просто необходимо собрать мысли в кучу и подумать спокойно без давления безумных глаз.

Антон, не сразу выбежавший за хозяином, посмотрел на меня с укоризной и покачал головой, давая понять — этот день, девушка, можете считать повторным рождением.

В ответ я развела руками, мол, чего уж тут поделаешь и села на корточки возле пакета и кирпича. По моим понятиям, его, то есть кирпича, просто не могло здесь быть. Рассказывая Назару о посещении дома Кирилла и Беллы, я забыла упомянуть о том, что нашла ноутбук раскрытым на столе кабинета. Белла и Борисов сто раз могли выпотрошить компьютер с помощью специалиста по взломам, но ноутбук спокойненько отдыхал дома, и никаких хакеров возле него не наблюдалось.

Они не успели? И потому похитили ноутбук из трубы?

Маловероятно. Если бы хранящаяся в компьютере информация была так важна для любовников, ноутбук не оставили бы раскрытым на видном месте. Кирилл мог в любой момент вернуться к себе домой, и забрать компьютер. То есть, либо ноутбук был им важен, либо нет. Зачем воровать то, что можно давно и просто припрятать? По всей видимости, компьютер любовников не интересовал.

Тогда зачем? Зачем похищать то, что было ненужно?

А пес его знает. Из вредности.

И, тем не менее, не выходит каменный цветок. Что-то здесь не так. Неужели они сначала дали приказ убить Кирилла и только потом вспомнили о деньгах, что были на счетах в швейцарском банке? Ну не совсем же ребята идиоты?! Зачем огород городить? На чужом чердаке светиться, и вообще, — кто шляпку спер, тот и тетку пришил…

Стоп. Точно. Если пойму, зачем украли ноутбук из трубы, пойму кто убийца, так как в свете последних открытий, я что-то сильно начала сомневаться в виновности любовного дуэта.

Через стекло и проем в разбитом окне я видела темный пиджак охранника, маячившего у двери. Я под арестом и удивляться не приходится, но надежда найти в мозгах Туполева каплю здравого смысла еще оставалась. Пока не начали говорить автоматы, следует напрячься и повернуть ситуацию вспять. Так сказать, к исходной точке.

Я выглянула из дыры в двери и громким «кхм», привлекла внимание охранника.

— Туполев где? — без всяческих вежливостей, достаточно сурово, буркнула в дыру.

— Где надо, — так же сурово буркнул охранник.

— Позови.

— Ага, бегу и падаю, — подозрительная поднадзорная девица теплых чувств не вызывала.

— Позови, говорю, это важно.

Парень остановил пробегающего мимо мужика, шепнул ему два слова, и через пять минут в дверном проеме встал господин магнат. Посмотрел на меня в упор и засунул руки в карманы брюк, изображая тем самым легкую степень внимания.

— Назар Савельевич, — торопливо начала я, — здесь что-то не так. По-моему Борисова подставляют.

Некоторой реакции мне удалось добиться. Например, руки из штанов господин олигарх вынул и даже сделал шаг по направлению к дивану.

— Что ты имеешь в виду?

— Назар Савельевич, Белле и Борисову не нужно было воровать компьютер.

— А тебе? — разглядывая мою переносицу, бухнул олигарх.

— А у меня была тысяча других возможностей, — все так же быстро, боясь, что он уйдет, проговорила я. И в хорошем темпе выложила все умозаключения, последовавшие за рассказом о ноутбуке, обнаруженном в квартире брата на видном месте. — И вообще, — спросила в итоге, — Белла нуждается в деньгах?

— На деньги, которые дает ей отец на карманные расходы, — недовольно буркнул Туполев, — Белла может купить небольшой заводик.

— Вот видите! Компьютер ей не нужен!

— Бориске нужен, — не сдавался упрямец.

— Тогда бы чемоданчик не стоял на видном месте! Зачем оставлять на столе то, что потом пришлось искать и воровать? Кирилл в любой момент мог вернуться к себе домой…

— Подставляют, говоришь, — пробормотал Назар, сел в кресло у камина и какое-то время наблюдал за угасающими огоньками.

— Вы уже говорили с Борисовым? — Тихонько подойдя к спинке кресла, спросила я.

— Нет. Его не могут найти.

— Слава богу, — вырвалось у меня.

— Это почему же? — Туполев развернулся ко мне.

— Вы уже решили, что вам объявили войну? — спросила в лоб и почти не струсила.

— Да.

— Тогда не торопитесь, — попросила я, — все может оказаться не так, как выглядит. — Назар молчал и я, ободренная его вниманием, храбро бухнула: — Дайте мне время, я поговорю с Борисовым и узнаю все точно.

— Не понял, — нахмурился магнат. — Ты-то здесь, каким боком?

— Понимаете, — я обошла кресло, села на диван напротив, согнувшись в поясе, приблизила лицо и произнесла, как могла доверительно, — я не смогу объяснить вам в точности все нюансы и настроения, прозвучавшие в рассказе Кирилла. Но прошу вас поверить, я знаю, какой вопрос надо задать Борисову, что бы понять — принимал он участие в преступлении или нет. Я знаю, что делать. А повоевать, вы всегда успеете. — Сказала, откинулась на спинку дивана и серьезно, в упор смотрела на задумавшегося мужчину. Если сейчас он мне скажет что-то вроде того «за базар ответишь?», щелкну большим пальцем по зубу и чикну под горлом — «что б мне сдохнуть». Или как там еще у них принято. Очень уж не хотелось войны в славном Городе. Тем более, что на этот раз, отсидеться в лежащей на грунте субмарине не получиться, а о том как происходит передел сфер влияния, я очень хорошо знала по прошлой жизни. Так происходит, что мало не покажется, городишко и нас темпераментный.

Насчет «базара» Туполев не заикнулся.

— Борисова нигде нет, — сказал.

— Очень хорошо, — почти улыбнулась я. — А Белла где?

— Дома. Делает вид, что ни о чем не знает, — буркнул Туполев. Его буквально наизнанку выворачивало от нелепости, неправильности положения — он, Назар Туполев, сидит с какой-то наглой соплей в бобре и слушает. Да еще внимательно. Думаю в детстве, он к маме с меньшим внимание относился, у таких как Назар, к женщинам заниженные требования.

Добавив пиетета в голос и наполнив глаза верноподданническим блеском, спросила:

— Назар Савельевич, Белла знает, что ее муж погиб?

— Нет.

— Очень хорошо, — невольно вырвалось у меня. — Простите. Но не могли бы вы, по телефону представить меня Белле и я в вашем присутствии задам ей ряд вопросов?

Туполев насупился, но верноподданнические настроения сделали свое дело, и он гаркнул:

— Антон! Неси связь!

Буквально через десять секунд на столике рядом со мной оказался чемоданчик с телефонной трубкой внутри, и Назар набрал номер сотового телефона Беллы:

— Это я, — сказал без лишних реверансов. — Сейчас с тобой будет разговаривать одна особа, — буркнул и добавил в голос предостерегающих интонаций: — Будь с ней откровенна. — И протянул трубку мне.

— Добрый вечер, Белла, — поздоровалась я.

— Здравствуйте. — Никакой надменности в голосе женщины не было. Только испуг.

— Меня зовут Софья. И мне необходимо встретиться с господином Борисовым. — И быстро в сторону Туполева, — как его по имени отчеству?

— Василий Федорович, — быстро ответил магнат.

— Не могли бы вы связать меня с Василием Федоровичем?

— Да я уже сто раз ответила — я не знаю где он! — чуть ли не прорыдал голос в трубке.

— Белла, — настойчиво, но ласково сказала я, — поверьте мне, пожалуйста, это в ваших интересах, и, прежде всего, в интересах Василия Федоровича.

— А вы кто?

— Я друг. Друг Кирилла.

— Ой!

— Белла! Я вас заклинаю! — выкрикнула я. — Позвольте мне встретиться с Василием Федоровичем! Иначе произойдет еще одно несчастье.

— Я не знаю, где он, — продолжала упорствовать женщина.

— О, Боже! — воскликнула я. — Да поймите же вы, наконец, я ваша последняя надежда!

— Что вы имеете в виду? — вконец испуганно пролепетала Белла, но я ее перебила:

— Все потом, все вопросы потом. Немедленно свяжитесь с Борисовым. Времени нет, это крайне важно. Я перезвоню вам через десять минут.

— Я попробую, — пробормотала Белла и повесила трубку.

— Уф, — выдохнула я, — начало положено.

Ожидая исхода положенного времени, я смотрела как охранник с круглой ушастой головой подкладывает дрова в камин и молчала. Туполев тоже с комментариями не лез, но когда охранник вышел, первым нарушил молчание:

— Почему Кирилл Вам доверился?

Я пожала плечами:

— Наверное, выхода другого не было.

— Но рассказать о Коумелле… — начал он, но закончив, сменил тон и буркнул, — если бы не Коумелла, наш разговор сложился иначе.

— Я знаю, — честно сказала я. — Вы бы меня пристукнули.

На это предположение Назар ничего не ответил, и я спросила в свою очередь:

— Борисов очень богатый человек? Расскажите мне о нем, пожалуйста, я бы хотела знать, с кем собираюсь разговаривать.

— Василий владеет казино, несколькими заправками, автосервисом, какой-то чепухой вроде супермаркетов… в общем, богатым его назвать нельзя.

Хорошенькая чепуха. Тушкоев слюной бы захлебнулся. А я вообще утонула.

— Он мог убить вашего брата из-за денег?

— Он что идиот? — фыркнул Туполев. — Жизнь дороже.

— Вот видите, — сказала я и показала взглядом на телефон. Время отданное Белле истекло.

В качестве гарантий собственной безопасности Борисов потребовал, что бы меня к нему привезла Белла. Мы долго петляли по темным дворам, вдова Кирилла проверяла, не едут ли за нами люди Назара и, вообще, очень нервничала. Рука в тонкой перчатке барабанила пальцами по рулю, то и дело Белла поправляла волосы, и мне казалось, не могла до конца решить — правильно ли она поступает.

Прощаясь со мной у камина в гостиной, Туполев протянул электронный диктофон, с огромным временным лимитом, включил его на запись и, тоном, не обещающим в случае непослушания приятной жизни и легкой смерти, предостерег:

— Я доверяю тебе, только потому, что тебе, почему-то, доверял мой брат. Но это все. Когда ты начнешь дурить…

— Я не буду, — сразу пообещала я и положила диктофон в карман.

— Надеюсь, ты понимаешь, что диктофон всегда должен быть включен и при тебе. Всяческие увертки исключаются.

— Я понимаю.

Борисов встречал нас на крыльце дачи, окруженной лесом и высоким забором. Выглядел владелец чепухи и казино, прямо скажем, не важно. Растрепанные рыжие волосы, ухоженная когда-то бороденка всклокочена, он только свежую, судя по сгибам ткани, рубашку надел.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — любовники обменялись легкими пожатиями пальцев. — Это Софья, — представила меня Белла, и мы, поеживаясь от неловкости и холода, прошли в небольшую теплую комнату.

— Садитесь, — Борисов взмахом руки указал на низкое кресло, сам сел на диван и взял за руку Беллу, присевшую рядом с ним. — Я вас слушаю.

— Василий Федорович, вы принимали участие в убийстве Кирилла Туполева?

Василий-Федорович-Генрих-Восьмой выпучил глаза, разинул рот и, кажется, подавился воздухом. Спустя несколько секунд, вместе с каким-то сипением раздался звук:

— Что-о-о-о-о?!

— О-о-о, — простонала Белла и тут же закрыла рот обеими руками и начала раскачиваться.

Не знаю, какой из меня физиономист, но любая, обладающая хоть каплей интуиции женщина, способна почуять фальшь. В том, как отреагировали любовники на известие, фальши не было. Со мной они чувствовали себя в относительной безопасности, подвоха не ожидали, и реакция получилась более чем натуральной. Случись им узнать о смерти Кирилла от Назара Туполева, или, не дай бог его бригадиров, реакция могла измениться просто под влиянием напряжения. В присутствии разъяренного Назара, людей сковывал страх, и не исключено, что этот страх сыграл бы с Беллой и ее любовником дурную шутку — они уже чувствовали свою вину, и могли замкнуться, опустить глазки и тихо, тихо, невразумительно поскуливать.

По этому, я сюда и ехала. Хотела, прежде всего, взглянуть на реакцию и уже потом, в зависимости от нее, пускаться в разговоры.

— Когда? Как это случилось?! — простонала Белла.

— Вчера в семь часов вечера.

— Его застрелили?

— Нет. Ударили ножом в спину.

Любовники недоуменно переглянулись.

— Ножом? — переспросил Борисов. — В спину? Где?! Как?!

— Это не важно. Скажите лучше вот что, вы слышали о Коумелле?

— Коу… что? — протянула Борисов.

— Что-то слышала, — кивнула Белла и наморщила лоб. — По-моему это остров в океане, где-то рядом с Фиджи. Да?

Пожалуй, я могу заканчивать свою миссию и возвращаться к Туполеву. Эти голуби здесь ни при чем. Любовники находились в таком шоке, что были просто не в силах придумывать и изображать что-то.

Кстати сказать, на вопрос о Коумелле, Борисов и внимания-то толком не обратил, — сидел, оторопело скреб толстыми пальцами в бороде и, испуганно пуча глаза, бормотал:

— А я-то думаю, чего это он так за меня взялся?! Ну, понимаю, морду там набить, ребра пересчитать, но… он же бригаду в казино зарядил! Администратор час назад звонил — говорит, крушить скоро все начнут. Неужто, думаю, все из-за Беллы?! Не по-мужицки как-то… А тут, оказывается… такое…

— Василий Федорович, ваши ребята возле дома Беллы дежурили? — спросила я.

— Да, мои. Но я-то хотел только с Кириллом поговорить! Извиниться! — Белла фыркнула, и Борисов развернулся к ней: — Да! Он же по телефону не отвечал, сбежал куда-то! Случись что, с меня Назар три шкуры спустит!!

— Вы по этому и бежали за ним позавчера вечером?

— Да! Думал, догоню, поговорим!

— Кирилл думал, что убил Беллу, — тихо сказала я.

— Что?! Ах, да… — Василий развернулся к любовнице. — Я тебе говорил?! А ты «милицию, милицию, он на меня руку поднял!». Допрыгались…

— Сам хорош, — огрызнулась Белла.

— Так, спокойно, товарищи, — я примирительно подняла ладони вверх. — С вами все ясно.

— Что теперь будет? — устало сдулся владелец казино.

— Не знаю, — ответила я, так как врать не хотелось. — Но думаю лучше, вам не показываться в городе некоторое время.

Борисов кивнул, а Белла спросила:

— Как долго?

— Не могу представить. На думаю… надеюсь за дня два, три управлюсь…

— С чем? — в один голос спросили товарищи.

— Не важно. Для вас, пожалуй, это уже не важно.

— Вы нам поможете? — Белла с надеждой взглянула на меня.

О, господи. Знала бы она, кого молит о помощи! Продавщицу из ларька на углу своего дома. Первый раз за этот день я порадовалась, что не зря нацепила крашеного бобра.

Туполев три раза прокрутил мой разговор с Борисовым и Беллой. Мне очень не хотелось возвращаться в огромный, полный вооруженной охраны дом, но на свидание с невесткой Назар отпустил меня с одним условием — я должна вернуться обратно.

— И все-таки морду я ему набью, — хмуро сказал Туполев и выключил диктофон.

— Набей, — согласилась я. — Но все же помни — Беллу заставили выйти замуж за твоего брата. Ведь так было?

Почему-то мы снова были на «ты». Туполев всегда сам выбирал дистанцию, и почему-то казалось, что сейчас мне позволено это обращение.

Впрочем, от усталости я об этом не думала, вежливость отключилась сама собой. Я сидела в уже теплом кожаном кресле и пила апельсиновый сок с каплей водки. В коридоре перестали топать каблуки мужских ботинок, полки ушли на зимние квартиры, войну отложили на завтра или хотя бы до моего возвращения.

После того, как мне удалось уговорить Беллу и встретиться с Борисовым, Назар начал поглядывать на меня с некоторым уважением и это новое отношение к последней подруге брата, выразилось в вопросе:

— Но кто тогда? — Туполев встал и, обойдя кресло, остановился у камина. — Кто это сделал?

— Самоед, — очень спокойно сказала я.

— Что?! Кто?! — Назар развернулся и посмотрел на меня с недоверием.

— Самоед, — повторила я. — Он устал ждать и решил выманить тебя на похороны брата. Ведь ты бы приехал на похороны родного брата?

— Ты думаешь… — медленно обойдя в который раз кресло, Назар вернулся на сиденье и уставился на меня, — ты думаешь…

— Я почти уверена. Самоед выманивает тебя в город. И я знаю, где его искать.

— Ты. Знаешь. Где искать Самоеда. — Раздельно и слегка раздраженно произнес Туполев. Лицо его приобрело выражение брезгливого высокомерия. — А ты не заигрываешься, девочка?

В принципе я была согласна не только с обращением «девочка». По большому счету, я Назару в дочки годилась — ему почти сорок, мне двадцать четыре. И в глазах всемогущего магната мое заявление выглядело вершиной наглости и самонадеянности. Он, Назар Туполев, миллионы истратил на охрану и розыски киллера, весь Город кверху попой поставил, а здесь сидит какая-то сопля в бобре и заявляет — я знаю как найти Самоеда. Верх наглости и беспардонности. Или сумасшествия.

— Ты ненормальная? — спросил Туполев.

— Возможно, я не очень нормальная, — поправила я, — но я знаю, как найти Самоеда.

— Как? — наконец-то спокойно и конструктивно спросил Туполев.

— Пока не могу сказать, — уклончиво ответила я.

— Мозги пудришь? — все так же спокойно, но уже с другой интонацией сказал магнат.

— Нет. Просто пока не могу.

— Почему?

— Потому, что ты очень нетерпелив.

— Я?!?!?! — прорычал Назар. — Да я четыре года из норы не вылезаю?! Это предел терпеливости!!

«То-то я смотрю», — подумала я, а вслух сказала:

— Вот и отлично, что не вылезаешь. Извини, но придется потерпеть еще денька четыре.

— Ты точно сумасшедшая! — воскликнул Туполев и, откинувшись в кресле, посмотрел на меня с таким изумлением, что брови уползли под растрепанную челку.

— Что ты теряешь, давая мне еще четыре дня?

Назар подумал, и сказал:

— В принципе, ничего. В принципе, я могу придушить тебя прямо сейчас. Не боишься?

— Боюсь.

Мы смотрели друг на друга, я боялась сбить настой не то, что словом, но даже вздохом и ждала продолжения. Он был главным, он решал все.

— Какие гарантии? — спросил, наконец, Назар.

— Никаких.

— Тогда в чем дело?

— Ты должен пообещать мне, что за четыре дня не начнешь никаких решительных действий.

— Почему?

— Потому, — терпеливо объяснила я, — что твои костоломы только все испортят. Они уже испортили.

— Интересно, — протянул Туполев. — Чего это мои «костоломы» уже напортили?

— На чердак за ноутбуком лазали.

— Думаешь, — усмехнулся магнат. — Антон!

Двери тут же разъехались, и в комнату зашел доверенный охранник.

— Кто поднимался на чердак за ноутбуком?

— Григорий, — четко ответил парень.

— Как? В костюме?

— Обижаете, Назар Савельевич, — улыбнулся Антон. — В спецовке, под работягу косил.

— Двери аккуратно вскрыли?

Антон даже отвечать не стал, только с легкой укоризной покачал головой и пожал плечами.

— Свободен, — сказал Туполев и посмотрел на меня. — Ну, довольна? Мои парни борозды не испортят.

Действительно. Столько лет на нелегальном положении, мысленно усмехнулась я.

— Чего ты хочешь? — повторил Туполев.

— Я хочу, чтобы на четыре дня все замерло. Чтобы твои парни перестали шнырять по городу и баламутить воду. И так весь город в курсе твоего возвращения, — хозяин прибыл. Впрочем… тот, кого мы ищем, уже и так в курсе…

— Ну, ну, — поторопил Назар. — Я уже понял и уже согласен. Все будет тихо.

— И все же добавлю — никакого внимания моей персоне, никакой слежки, машины у дома быть не должно. Иначе вы его спугнете.

— Самоеда?

— Пока не знаю. Точнее, не уверена. Но я надеюсь, что смогу вычислить человека, который выведет нас на него.

— То есть, ты хочешь сказать, что человек есть, но ты не знаешь кто именно?

— Да.

— Так давай…

— Не давай! — перебила я. — Понаедете, похватаете всех, кого ни попадя, он и исчезнет! Тихо сидите.

— Ну, ты даешь, Софья Иванова, — хмыкнул хозяин Города.

— Нечего пока давать, — буркнула я. — Думать надо.

— И долго? Самоед не улизнет?

— Если вы не напортите, не улизнет. Он будет тебя ждать. Он обязательно будет ждать, четыре года прошло, он привык к ожиданию.

— Конкретно. Тебе помощь нужна?

— Пока не знаю, надо подумать.

Туполев встал, подошел к двери, но не стал ее открывать, а развернулся и произнес:

— Если ты найдешь Самоеда, деньги, оставленные на счетах Кирилла, можешь взять себе.

Я оторопела и прошептала:

— Но ведь там… восемьсот тысяч?!

— Знаю, — серьезно ответил Туполев. — Но как ты думаешь, сколько стоит моя жизнь?

Не вопрос. Не сто рублей, это точно.

Хозяин собирался кого-то позвать, но я остановила его:

— Кстати, о счетах. Это может быть важно. Почему они оформлены на предъявителя?

Назар вернулся и объяснил:

— Это форс-мажорные деньги. У меня и у Кирилла есть деньги, которые могут срочно понадобиться без предъявления документов. Могу понадобиться все или только часть, мне или ему. — «Для взяток, например», — мысленно добавила я. — В наше время всякие случаются ситуации, иногда надо исчезнуть в одно мгновение, и деньги нужны обезличенные, но наличные. Поняла?

— Угу. У тебя тоже такой счет есть?

— Обязательно, — кивнул Назар. — Только больше. И будет справедливо, если эти деньги Кирилла унаследуешь ты, а не Белла. Она их не заслужила. Ферштейн?

Я не успела, как следует собраться с мыслями и возразить, как Туполев подбежал к двери, высунул голову в дыру и негромко сказал:

— Антон, сворачиваемся, все по домам. Сам с блокнотом ко мне. — Ясно, четко, предельно лаконично.

Сам вернулся в комнату, засунул руки в карманы брюк, — такая уж, видимо, привычка у человека, — и несколько ссутулившись, продолжил в приказном тоне:

— Теперь ты. Что конкретно собираешься делать?

— Я уже говорила. Конкретно думать.

— Я понял, — поморщился Назар. — Где, как долго и какая нужна помощь?

— Только не здесь, как долго не знаю, помощь нужна, — в том же темпе отбарабанила я.

— Говори, — и кивнул на появившегося в комнате с блокнотом в руках, Антона.

— Представьте нас, пожалуйста, друг другу, Назар Савельевич, — соблюдая субординацию, тихо попросила я. Не знаю, как и кто занимался воспитанием мальчиков в семье Туполевых, но девочкам в семье Ивановых внушали в детства — похищения на улице не повод для знакомства. То, что хозяин называет парня Антоном, не значит, что так же к нему могу обращаться и я.

Протокольное мероприятие прошло без выкрутасов, — Туполев усмехнулся церемонности гостьи и пробубнил:

— Софья, Антон. Антон, Софья. Ты поступаешь в ее распоряжение. Полностью. Я сутки отдыхаю. Так что, оставь свои координаты.

Доверенное лицо магната молча протянуло мне визитку с набором телефонных номеров и приготовилось записывать.

— Антон, — начала я, — у вас есть знакомые в таком-то Городке?

Парень подумал секунду и кивнул.

Интересный начальник штаба получается у господина Туполева. Если молчаливость входит в число его обязанностей, то премии он получает каждый месяц, как поощрение радивости.

— Не могли бы вы, в таком случае, прямо сейчас связаться с этими знакомыми и попросить их отправить по моему адресу телеграмму-молнию такого содержания: «Срочно приезжай. Бабушка тяжело больна. Мама.»

Антон кивнул, а Туполев спросил:

— Где собака зарыта?

— Во-первых, — начала я, — мне нужна свобода маневра. Во-вторых, мне нужно как-то оправдать свое отсутствие в течение ближайших суток.

— Зачем? — хмуро спросил господин магнат.

Я не думала, что Туполев продолжает не доверять гостье, скорее всего, такая въедливость была ему привычна. Вопросы он продолжал задавать по инерции, по привычке быть в курсе дела.

Впрочем, взглянув снизу вверх на хмурого мужика в пузырящихся на коленках штанах, невольно усмехнулась. На лице Туполева отпечаталось такое любопытство, что не прочитать его было просто невозможно. «Ну-ка, ну-ка, посмотрим, в каком порядке мыслит существо в юбке? Если вообще мыслит», — говорило мужское лицо.

Я очень устала от насмешек, угроз и оправданий, но, тем не менее, терпеливо внесла ясность:

— Самоед откуда-то узнал, что Кирилл находится у меня. То есть, и все последующие мои передвижения будут вызывать его интерес. Я бога молю, чтобы он не догадался о нашей встрече. Мне надо как-то оправдать свое отсутствие в квартире в течении ближайших суток и не вызвать его опасений. Я ясно выражаюсь? — Антон кивнул за всех. — Моя бабушка умерла три года назад. Об этом не знает никто из соседей, но все отлично осведомлены о том, что в квартире моей мамы нет телефона, а в том же доме, где она живет — почта на первом этаже. Мама часто посылает мне телеграммы. Молния придет ночью, кто-нибудь из соседей обязательно позвонит мне на сотовый и сообщит о телеграмме. Такое уже было. Мама не смогла связаться со мной по мобильнику и отбила телеграмму. Все! — выдохнула я и поторопила Антона: — Сделайте это, пожалуйста, прямо сейчас. Уже поздно. Послезавтра я начну набегами появляться в квартире и говорить соседям, что бабушку перевезли в областную больницу и я безотлучно нахожусь у постели больной.

Данная развернутая речь произвела нужное впечатление и мужики перестали сомневаться в умственных способностях существа с помадой на губах. Очередной кивок головы Антона, был произведен с заметным, внимательным уважением. Парень откланялся и убежал в другую комнату, звонить в мой родной Городок.

— Может быть, тебе отсидеться здесь? — с приятной заботливостью спросил господин олигарх.

— Нет, спасибо. Я уж как-нибудь сама.

— Адрес оставишь?

Я помотала подбородком.

— У вас есть номер моего мобильника, этого достаточно.

— А ты не пропадешь с концами? — в голосе Назара прежняя подозрительность.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты кого-нибудь на ленточки порезал.

Туполев усмехнулся:

— Интересно ты обо мне думаешь.

Я могла бы ответить «сам виноват, заслужил», но промолчала и сделала вид, что не приняла всерьез упрека.

Назад: 1 часть Субмарина «ООО „Альянс“ владелец Тушкоев И.А.»

Дальше: 3 часть. «Умные долго не живут, Софья…»