Глава 18
ТЭНГО
Там, где кровь от укола красна
— После того, как я там очнулся, целых трое суток со мной ничего не происходило, — вспоминал Комацу. — Я ел, что давали, ночью засыпал на тесной койке, утром просыпался, справлял нужду. Уборная была там же, в углу — узкая ниша с дверцей, которая не запиралась. Осень еще только начиналась, но где-то в потолке работал кондиционер, так что никакой жары я не чувствовал…
Ни слова не говоря, Тэнго ждал продолжения.
— Еду приносили три раза в день. Во сколько — не знаю. Часы у меня забрали, а окон в камере не было; день от ночи не отличить. Ни звука снаружи, сколько ни вслушивайся. Да и меня бы, наверно, никто не услышал, кричи не кричи. Куда меня привезли — не понять никак. Но, похоже, куда-то очень далеко от людского жилья. Так, без всяких событий, прошло три дня. А может, и не три, не уверен. Помню только, что еду в общей сложности принесли девять раз. Три раза в комнате гас свет, и трижды я засыпал. Обычно я засыпаю плохо и сплю некрепко, но там почему-то проваливался в глубокий и долгий сон… Странная, конечно, история. Но в целом понятно?
Тэнго молча кивнул.
— За эти три дня никто со мной ни словом не обмолвился. Еду приносил какой-то парень. Худощавый крепыш в бейсбольной кепке и медицинской маске. Спортивный костюм, замызганные кроссовки. Доставит поднос и уйдет. Я поем — он приходит и поднос забирает. Тарелки бумажные, приборы пластмассовые. Еда из пакетиков, ничего натурального — вкусной не назовешь, хотя есть можно. Порции небольшие, но я почему-то был голодный как волк и сметал все до крошки. Тоже странно: обычно едок из меня никакой, частенько вообще поесть забываю. Пить давали молоко или минералку. Ни кофе, ни чая. Ни виски, ни пива. Я уж о сигаретах молчу. В общем, что говорить, не курорт на морском берегу…
Будто вспомнив, Комацу достал красно-белую пачку «Мальборо», вытянул сигарету, прикурил от картонной спички. Затянулся поглубже, выдохнул дым и поморщился.
— Так вот, этот парень молчал как рыба. Скорее всего, по приказу. Было ясно, что он — всего лишь мелкая сошка у старших по рангу. Но, похоже, драться большой мастак. Выправка такая, будто с детства карате занимался.
— И вы его ни о чем не спрашивали?
— Да я сразу понял, что он все равно ничего не ответит. Молчит, как велено. Я съедал все, что давали, засыпал, когда свет гасили, и просыпался, когда зажигали. По утрам этот тип приносил электробритву и зубную щетку, уходил. Я брился, чистил зубы; он появлялся снова и все забирал. Из предметов гигиены там не было ничего, кроме туалетной бумаги. Ни душа, ни сменного белья. Хотя помыться или переодеться у меня там и желания не возникало. Зеркала тоже не было, ну это ладно. Труднее всего бороться со скукой. Посиди трое суток в идеальном кубе с белыми стенами, где и словом перекинуться не с кем, — и ты познаешь Уныние Как Оно Есть. Я по натуре — текстовый маньяк. Было бы хоть меню для заказа еды в номер, что угодно, — лишь бы какие-то буквы перед глазами. Дудки — ни книг, ни газет, ни журналов, вообще ничего. Ни телевизора, ни радио, ни игрушек для ума. И поговорить не с кем. Только сиди и пялься в стену да потолок. С одной мыслью: ну и влип! Подумай сам: идешь по улице, а тебя хватают неизвестные типы, суют под нос хлороформ, увозят черт знает куда и запирают в комнате без окон. Просто блокбастер какой-то, верно? Зато дальше начинается такая скучища, что просто мозги набекрень.
Несколько секунд Комацу с интересом разглядывал струйку дыма над сигаретой, затем стряхнул пепел в пепельницу.
— Я уверен: на три дня абсолютного ничегонеделанья меня обрекли, чтобы сломать мою психику. И в этом они мастера. Как расшатывать чьи-либо нервы и вгонять человека в депрессию, их обучать не нужно… А на четвертое утро — точнее, после четвертого завтрака в комнату зашли двое. Видимо, те же, что меня похищали. Только все случилось так быстро, что я не понял, что происходит, и лиц не запомнил. И лишь теперь, глядя на них, начал постепенно вспоминать все в деталях. Как меня заталкивали в машину, как руки заламывали — думал, вывернут с мясом, как совали под нос эту вонючую дрянь. Все это — ни слова не говоря. И буквально в считаные секунды.
Погрузившись в воспоминания, Комацу нахмурился.
— Один приземистый, бритый налысо, загорелый и скуластый. Другой — высокий, руки-ноги длиннющие, щеки впалые, волосы собраны в хвост на затылке. Ни дать ни взять — парочка клоунов, долговязый и коротышка. Только с первого взгляда видно: с такими клоунами лучше не связываться. Эти ребятки способны на все. Хотя они это никак не показывали — держались мирно, говорили спокойно. И оттого казались еще опаснее. Глаза — как изо льда. На обоих черные хлопчатые брюки и белые рубашки с коротким рукавом. Каждому лет двадцать пять — тридцать, но Лысый вроде чуть старше. Часов ни один, ни другой не носили.
Комацу помолчал. Тэнго по-прежнему не говорил ни слова.
— Разговаривал со мной только Лысый. Долговязый ни словечка не произнес, только стоял у двери как истукан. Я даже не знаю, слушал он наш разговор или думал о чем-то своем. Лысый беседовал со мной сидя на раскладном стульчике, который принес с собой. Больше стульев не было, я сидел на кровати. На физиономии Лысого — ноль эмоций. Шевелил он только губами, все остальные мышцы лица не двигались вообще. Прямо не человек, а кукла чревовещателя.
— Вы хотя бы примерно догадываетесь, кто мы, а также куда и зачем вас привезли? — спросил Лысый.
— Понятия не имею, — ответил Комацу.
Несколько секунд Лысый смотрел на него пустыми глазами.
— А если бы вам сказали «угадай!» — что предположили бы в первую очередь?
Говорил Лысый вежливо, но голос его был твердым и ледяным, как металлическая указка, которую долго продержали в холодильнике.
— Если бы пришлось гадать, я предположил бы, что дело касается «Воздушного Кокона», — честно ответил Комацу. — Ничего другого мне бы в голову не пришло. А тогда бы получалось, что вы — представители религиозной организации «Авангард», и, скорее всего, мы находимся на территории вашей секты. Хотя, конечно, это всего лишь предположение.
Ни подтверждать, ни отрицать этих догадок Лысый не стал. Просто молча смотрел на Комацу. Молчал и тот.
— Ну что ж, тогда построим разговор, исходя из вашего предположения, — наконец сказал Лысый спокойно. — Вся дальнейшая беседа будет протекать в русле вашей гипотезы. Просто допустим, что это так. Вы согласны?
— Согласен, — ответил Комацу. Его похитители общались намеками и недомолвками. Хороший знак. Значит, отпустят живым. Иначе зачем разводить тягомотину?
— Как редактор издательства вы отвечали за выход книги Эрико Фукады «Воздушный Кокон», верно?
— Да, — ответил Комацу. Скрывать тут нечего, это общеизвестный факт.
— Насколько мы понимаем, с присуждением этому роману премии было не все чисто. Прежде чем рукопись попала на рассмотрение жюри, вы лично поручили третьему лицу основательно этот текст переделать. Тайком переписанное произведение получило престижную премию «Дебют», вышло в свет и стало бестселлером. Мы нигде не ошибаемся?
— Это как посмотреть, — ответил Комацу. — В принципе, доработка произведения с учетом пожеланий редактора — обычная издательская практика, так что…
Лысый поднял руку, прерывая Комацу на полуслове:
— Действительно, если произведение дописывает сам автор с учетом советов редактора, странным это не назовешь. Но когда его переписывает третье лицо для того, чтобы автор получил премию, — это как минимум подтасовка. Не говоря уже о том, что для распиливания доходов с продаж зарегистрирована фиктивная компания. Не знаю, что об этом говорит Закон, но общественная мораль такие манипуляции осуждает весьма сурово. И никаких оправданий не принимает. Журналисты поднимут такую шумиху, что от репутации издательства не останется камня на камне. Уж кому как не вам, господин Комацу, все это понимать. Подробности вашей аферы нам известны, и предать ее огласке, подкрепив доказательствами, будет совсем не сложно. Так что изворачиваться и жонглировать словами не стоит. На нас это все равно не подействует. Только время — и ваше, и наше — будет потрачено зря.
Комацу кивнул.
— Если правда всплывет, — продолжал Лысый, — вам, конечно, придется не только уволиться, но и навеки оставить издательский мир. Нормальной работы там для вас не останется. По крайней мере, официально.
— Пожалуй, — признал Комацу.
— Тем не менее пока эту правду знают очень немногие. Вы сами, Эрико Фукада, господин Эбисуно и Тэнго Кавана, который выправил рукопись. А также еще несколько человек.
— Если мыслить в русле моей гипотезы, — проговорил Комацу, осторожно подбирая слова, — эти несколько человек — из «Авангарда», не так ли?
Лысый едва заметно кивнул:
— В русле вашей гипотезы — да… Что бы там ни было на самом деле.
Он подождал, пока его слова уложатся у Комацу в голове. И продолжил:
— И если ваша гипотеза верна, уж они-то могут поступить с вами как угодно. Скажем, продержать вас как почетного гостя в этой комнате до скончания века. Это несложно. А не захотят тратить время — придумают что-нибудь еще. Вариантов много. В том числе — и таких, которые никому, увы, приятными не покажутся… У них достаточно сил и средств, чтобы в выборе не стесняться. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Кажется, понимаю, — ответил Комацу.
— Вот и прекрасно, — сказал Лысый.
Он молча поднял палец, и Долговязый вышел. А вскоре вернулся с телефонным аппаратом в руках. Затем подключил шнур к розетке в полу, снял трубку и протянул Комацу.
— Звоните в издательство, — велел Лысый. — Скажите, что простудились, слегли с температурой и в ближайшие несколько дней на работу выйти не сможете. Сообщите им только это и сразу кладите трубку.
Комацу позвонил сослуживцу передал что велено и, не отвечая на вопросы, положил трубку. Лысый тут же кивнул, Долговязый вытащил шнур из розетки, унес телефон из комнаты, вернулся. Все это время Лысый сидел и молча разглядывал свои ладони. Затем взглянул на Комацу — и голосом, в котором даже послышалась нотка приветливости, изрек:
— На сегодня все. Продолжим как-нибудь в другой раз. А пока хорошенько подумайте, о чем мы сегодня поговорили.
Затем они оба ушли. А Комацу просидел в тесноте и безмолвии этой камеры еще десять нескончаемых суток. Трижды в день парень в медицинской маске приносил невкусную еду. На четвертый день Комацу получил нечто вроде пижамы — хлопчатые рубаху и штаны, — но душа принять ему так и не предложили. Только и оставалось, что споласкивать лицо над крохотным рукомойником в уборной. И все больше утрачивать чувство времени.
Он догадывался, что, скорее всего, находится в штаб-квартире «Авангарда» в префектуре Яманаси. Саму эту зону он однажды видел по телевизору в новостях. Затерянная глубоко в горах резиденция за высокой стеной, скорее похожая на военную базу чужого государства, со своими законами. Любые попытки сбежать или хотя бы позвать на помощь обречены. Даже если тебя убьют (вариант, который, по словам Лысого, «никому приятным не покажется»), — никто никогда не найдет твоего трупа. Впервые в жизни Комацу ощущал Смерть так близко.
На десятый день после звонка в издательство (ну, или примерно десятый — уверенности уже не было) в комнату вошли те же двое. С прошлого их визита Лысый заметно осунулся; скулы теперь выпирали еще резче, в белках ледяных глаз виднелись красные прожилки. Усевшись, как и прежде, на принесенный с собою стул, он уперся окровавленным взглядом в Комацу, сидевшего на койке, и долго не произносил ни слова.
В облике Долговязого перемен не наблюдалось. Как и в прошлый раз, он подпер спиной дверь и уставился в пустоту перед носом. Оба — в тех же черных брюках и белых рубашках. Видно, такая у ребят униформа.
— Итак, продолжим нашу беседу. — Лысый наконец разлепил губы. — О том, как с вами следует поступить.
Комацу кивнул.
— В том числе о вариантах, которые приятными не покажутся? — уточнил он.
— Превосходная память, — оценил Лысый. — Именно так. Неприятные варианты, к сожалению, не исключаются.
Комацу ничего не ответил, и Лысый продолжил:
— Впрочем, пока это вопрос теории. На практике им тоже не хотелось бы прибегать к крайним мерам. Ведь если вы, господин Комацу, внезапно исчезнете, могут возникнуть сложности. Как уже случилось с Эрико Фукадой. Не думаю, что многие будут по вам скучать, но как редактора люди вас ценят, в издательском бизнесе вы фигура заметная. Да и бывшая ваша супруга поднимет шум, как только на ее счет не поступят очередные алименты. Для них это будет не самый желаемый вариант развития событий.
Комацу откашлялся и судорожно сглотнул.
— Ни осуждать, ни наказывать вас они не стремятся, — подчеркнул Лысый. — Они понимают, что, публикуя роман «Воздушный Кокон», вы не ставили целью нанести удар по конкретной религиозной организации. О связи Воздушного Кокона с «Авангардом» вам поначалу было просто неведомо. Аферу эту вы затеяли, чтобы развлечься и удовлетворить самолюбие. Но вскоре она запахла неплохими деньгами. А ведь жить на получку простого клерка, выплачивая алименты на детей, очень нелегко, согласитесь? И вы втянули в свой план еще и Тэнго Кавану — учителя колледжа для абитуриентов и графомана с писательскими амбициями, который ни сном ни духом не ведал, о чем идет речь. Изначально ваш план был скорее извращенной забавой, однако вы сильно ошиблись в выборе произведения и напарника. Авантюра приняла куда больший размах, чем вы ожидали. И теперь вы похожи на гражданского лопуха, который забрел за линию фронта и очутился на минном поле. Ни вперед, ни назад. Не так ли, господин Комацу?
— Возможно, — уклончиво ответил Комацу.
— Я смотрю, вы еще не понимаете, с кем связались, — произнес Лысый и еле заметно прищурился. — Иначе не стали бы разговаривать так, будто все это вас не касается. Что ж, тогда подтверждаю — вы действительно находитесь в самом центре минного поля.
Комацу кивнул.
Лысый закрыл глаза и открыл их секунд через десять.
— В таком положении, — сказал он, — вам несладко. Значит, и у них возникают проблемы, от которых лучше избавиться.
Собравшись с духом, Комацу открыл рот:
— Можно вопрос?
— Если смогу, отвечу.
— Значит, публикация «Воздушного Кокона» доставила неудобства конкретной религиозной организации? Я правильно понимаю?
— Неудобства? — повторил Лысый, и его физиономия слегка исказилась. — К ним перестал обращаться Голос. Вы соображаете, что это значит?
— Нет, — сухо ответил Комацу.
— Ладно. Объяснять я не вправе, да и вам лучше этого не знать. Вся проблема — в том, что к ним перестал обращаться Голос. Это все, что я могу сообщить.
Лысый помолчал, затем продолжил:
— И вся эта катастрофа — из-за того, что история Воздушного Кокона опубликована в форме книги.
— Вы хотите сказать, — отозвался Комацу, — что Эрико Фукада и Эбисуно-сэнсэй планировали эту «катастрофу», когда предлагали «Воздушный Кокон» на конкурс?
Лысый покачал головой:
— Нет, господин Эбисуно был не в курсе. Чего хотела Эрико Фукада, мы не знаем. Но и она вряд ли планировала это заранее. А если планировала, сам этот план принадлежал не ей.
— Но читатели воспринимают «Воздушный Кокон» как простую фантазию, — сказал Комацу. — Как невинную сказку, написанную старшеклассницей. Довольно часто эту историю критиковали как раз за то, что слишком уж она ирреальная. Никому и в голову не приходит, что эта книга может раскрывать чьи-то тайны или представлять собой информационную бомбу.
— Здесь вы, пожалуй, правы, — согласился Лысый. — Почти никто из читателей этого не замечает. Но загвоздка не в этом. А в том, что тайну нельзя раскрывать ни в какой форме.
Долговязый, все так же подпирая дверь, буравил противоположную стену таким взглядом, будто видел то, чего не различить никому.
— Они хотят одного, — продолжил Лысый, осторожно подбирая слова. — Вернуть Голос во что бы то ни стало. Источник еще не высох. Просто ушел на недоступную глубину. Восстановить поток очень нелегко, но пока возможно.
Лысый заглянул Комацу прямо в глаза. Так, словно измерял глубину взгляда собеседника. Или прикидывал, как разместить в пустых углах комнаты одному лишь ему известную мебель.
— Я уже говорил: вы все очутились в самом центре минного поля. Ни вперед, ни назад ходу нет. И в этой ситуации они могут подсказать вам, как выбраться оттуда целыми и невредимыми. Вы спасаете свои жизни — они избавляются от незваных гостей.
Сказав так, Лысый закинул ногу на ногу.
— Отползайте как можно тише. Им абсолютно до лампочки, четвертуют вас или распнут. Но если сейчас вы поднимете шум, у них начнутся проблемы. Вот поэтому, господин Комацу, мы и расскажем вам, куда и как отступать. И где спрятаться так, чтобы вас не тронули. А за это мы просим от вас только одного: прекратите выпуск «Воздушного Кокона». Ни переизданий, ни покетбуков, ни дальнейшей рекламы. И никаких отношений с Эрико Фукадой. Мы надеемся, это в ваших силах?
— Конечно, это не просто, но… Если попробовать — может, и выйдет. Кто его знает, — ответил Комацу.
— Господин Комацу. Мы привезли вас сюда не затем, чтобы разговаривать на уровне «кто его знает». — Глаза Лысого покраснели еще больше, а взгляд заострился. — Мы же не требуем, чтобы вы изымали книги из продаж. Газетчики закатят скандал на всю страну, да и у вас на такое просто сил не хватит. Нет, мы хотели бы, по возможности, уладить все тихо. Что случилось, того уже не исправить. Что потеряно — того не вернуть. Их пожелание очень простое: чтобы в ближайшее время люди перестали интересоваться данным произведением. Это вам ясно? Комацу кивнул.
— Как я уже сказал, господин Комацу, выпустив этот роман, вы обнародовали несколько фактов, которые огласки не подлежали. Все, кто имел отношение к выходу книги, — мошенники, заслуживающие сурового общественного порицания. Поэтому в интересах обеих сторон мы предлагаем вам заключение мира. Они вас больше не преследуют. Вам гарантируется безопасность. Но вы, со своей стороны, больше не имеете к изданию «Воздушного Кокона» ни малейшего отношения. Неплохой договор, согласитесь?
Комацу задумался.
— Хорошо. Я готов умыть руки от всего, что связано с изданием «Кокона». Возможно, это займет какое-то время, но я найду как это правильно организовать. Пожалуй, я смог бы забыть об этой книге навсегда. Как и Тэнго Кавана. Он с самого начала не хотел браться за эту работу. Я фактически его принудил. К тому же его задание уже выполнено, и продолжения не последует. С Эрико Фукадой проблем также быть не должно. Она сама заявила, что больше писать ничего не собирается. А вот как поведет себя господин Эбисуно, предсказать не могу. С самого начала сэнсэй задался целью: узнать, жив ли его друг, Тамоцу Фукада, где он сейчас и чем занимается. И что бы сейчас ни сказал вам я, возможно, этот человек не остановится, пока все это не выяснит.
— Тамоцу Фукада скончался, — сказал Лысый. Бесстрастным, спокойным голосом. В котором, однако, чудилась какая-то страшная тяжесть.
— Скончался? — переспросил Комацу.
— Недавно, — подтвердил Лысый. После чего глубоко вдохнул — и плавно выпустил воздух из легких. — От сердечного приступа. Умер мгновенно, не мучился ни секунды. Официального сообщения о смерти не было, похороны состоялись на территории секты. По религиозным соображениям его тело кремировано, а прах развеян в горах. С юридической точки зрения, это надругательство над трупом. Но раз трупа нет, официальное обвинение затруднительно. И тем не менее это правда. Насчет жизни и смерти мы никогда не лжем. Так и передайте господину Эбисуно.
— Так он умер сам? Лысый кивнул.
— Господин Фукада был для нас очень ценным человеком. «Ценным» — даже не то слово, ибо цену этой жизни не измерить ничем. О том, что он умер, знает лишь несколько человек, но все они глубоко скорбят об этой утрате. Его супруга — мать Эрико Фукады — несколько лет назад скончалась от рака желудка. Отказалась от химиотерапии и умерла в госпитале нашей организации. Ее муж оставался с ней рядом до последней секунды.
— Но официального сообщения о ее смерти не было? — уточнил Комацу.
Ответа он не услышал.
— А недавно умер и сам господин Фукада?
— Именно так, — подтвердил Лысый.
— Уже после выхода «Воздушного Кокона»? Лысый на секунду опустил взгляд к столу, затем снова посмотрел на Комацу.
— Да, господин Фукада скончался после того, как «Воздушный Кокон» увидел свет.
— Вы считаете, между этими событиями существует какая-то связь? — собравшись с духом, спросил Комацу
Какое-то время Лысый молчал. Видимо, размышлял, как лучше ответить. И лишь затем, будто решившись, раскрыл рот:
— Ладно. Чтобы вы убедили господина Эбисуно, пожалуй, придется раскрыть перед вами кое-какие факты. На самом деле, именно господин Фукада являлся лидером нашей организации — человеком, который мог слышать Голос. Когда же его дочь Эрико опубликовала «Воздушный Кокон», Голос перестал доноситься до господина Фукады, и жизнь его оборвалась. Естественным образом. Если выражаться точнее, он оставил этот мир по собственной воле.
— Эрико Фукада была дочерью Лидера? — пробормотал Комацу.
Лысый коротко кивнул.
— Значит, она свела в могилу собственного отца? Лысый снова кивнул:
— Выходит, что так.
— Но организация существует дальше?
— Организация живет своей жизнью, — ответил Лысый, глядя на Комацу глазами, похожими на булыжники в толще доисторического ледника. — Хотя ваша публикация «Воздушного Кокона», господин Комацу, нанесла этой организации огромный ущерб. Тем не менее они не собираются вас за это наказывать. Никакой пользы это никому бы не принесло. У них — своя миссия, выполнение которой требует изолированности и покоя.
— А потому вы предлагаете разойтись с вами мирно и забыть друг о друге навеки?
— Если говорить упрощенно, да.
— И чтобы донести до меня эту мысль, нужно было меня похищать?
На физиономии Лысого впервые что-то отразилось — нечто среднее между удивлением и сочувствием.
— Ваш непростой визит сюда организован исключительно для того, чтобы продемонстрировать всю серьезность их намерений. К крайним мерам мы стараемся не прибегать, но если нужно, действуем без колебаний. Нам хотелось, чтобы вы почувствовали это, так сказать, голой кожей. Если вы нарушите нашу договоренность, последствия будут самыми неприятными. Надеюсь, это вы уже поняли?
— Понимаю, — ответил Комацу.
— Откровенно говоря, господин Комацу вам очень повезло. Возможно, вы не заметили из-за густого тумана, но всем вам удалось остановиться в каких-то нескольких сантиметрах от пропасти. Рекомендую хорошенько это запомнить. Им некогда возиться с вашими судьбами. У них есть дела поважнее. Вот почему вам необычайно повезло. И пока это везение продолжается…
Сказав так, он поднял перед собой руки ладонями кверху — как обычно проверяют, не начался ли дождь. Комацу подождал, когда его собеседник закончит фразу. Но окончания не последовало. На физиономии Лысого вдруг проступила бесконечная усталость. Медленно поднявшись со стула, он сложил его, сунул под мышку и, не оборачиваясь, вышел из кубической комнаты. Долговязый последовал за ним. Тяжелая дверь закрылась, замок провернулся с сухим щелчком, и Комацу остался один.
— После этого я просидел в проклятом кубе еще четверо суток, — продолжил Комацу. — Главный разговор состоялся. Все условия и обязательства оговорены. Зачем меня держат дальше, я не понимал. Эти двое больше не появлялись, а парень, приносивший еду, все так же молчал как рыба. Я ел все ту же тоскливую пищу, брился и убивал время, разглядывая стены и потолок. Свет гас — я засыпал, свет загорался — я открывал глаза. А в голове все вертелись слова этого Лысого. Вот тогда-то я и ощутил голой кожей, как же всем нам действительно повезло. Эти ребятки, если сочтут нужным, могут сделать с нами все, что им заблагорассудится. И если один раз решили, не остановятся ни перед чем. Это я осознал подкоркой, сходя с ума в этом кубе. Видимо, чтобы я это окончательно понял, меня и продержали там еще четыре дня. Тонкая работа, что говорить… Комацу взял стакан и отхлебнул виски с содовой.
— В общем, однажды мне вдруг опять дали хлороформ. А когда я проснулся, вокруг было раннее утро. Я лежал на скамейке в парке Дзингу . К концу сентября рассветы уже очень холодные. В результате я жутко простудился и — не по своей воле, понятно, — провалялся дома в горячке еще три дня. Хотя, если подумать, счастливо отделался.
На этом рассказ Комацу, похоже, завершился, и Тэнго спросил:
— А вы рассказывали об этом Эбисуно-сэнсэю?
— Да, через несколько дней, как поправился, я съездил к сэнсэю в горный особняк. И рассказал примерно то же, что и тебе.
— И что же он ответил?
Опорожнив стакан, Комацу заказал еще виски с содовой. Предложил повторить и для Тэнго, но тот покачал головой.
— Сэнсэй очень подробно меня расспрашивал, то и дело просил рассказать о чем-нибудь заново. Я, конечно, отвечал, как мог. И если нужно, готов был пересказывать все до бесконечности. После диалога с Лысым я просидел в одиночестве целых четыре дня. Поговорить не с кем, а времени хоть лопатой греби. Поэтому каждую фразу, что услышал от Лысого, прокрутил в голове раз по сто и запомнил каждое слово, как человек-магнитофон.
— Но известие о том, что родители Фукаэри мертвы, — всего лишь утверждение «Авангарда», не так ли?
— Разумеется. Так заявили они, а правда это или нет, проверить невозможно. Официальных сообщений об их смерти не было. И все же по тону Лысого мне показалось, что он не врет. Как он сам и сказал, Вопросы жизни и смерти для этих людей сакральны. Когда я рассказал сэнсэю все, что мог, он какое-то время молчал. Сэнсэй вообще думает глубоко. А потом встал, без единого слова вышел из комнаты и долго не возвращался. Мне казалось, он давно предполагал, что его друзей больше нет в живых. И в душе уже свыкся с этой горькой мыслью. Но что бы мы ни предполагали, весть о кончине близких всегда поражает нас в самое сердце.
Тэнго вспомнил просторную и скромно обставленную гостиную сэнсэя, царившее в ней ледяное молчание и резкие крики птиц за окном.
— Значит, в итоге мы все отползли назад и выбрались с минного поля? — уточнил он.
Бармен принес еще виски. Комацу промочил горло.
— Окончательное решение пока не принято. Сэнсэй сказал, нужно время, чтобы все обдумать. Но что мы можем, кроме как выполнить их требования? Конечно, я со своей стороны начал действовать сразу. В издательстве сделал все, чтобы допечатку «Воздушного Кокона» остановили — как в твердой, так и в мягкой обложке. Под предлогом того, что излишки якобы уже не продать. Первые тиражи разошлись, контора заработала очень неплохо. Так что об убытках речь уже не идет. Поначалу, конечно, все уперлось в окончательное решение председателя совета директоров. Но стоило мне намекнуть о возможном скандале из-за подставного автора, как начальство тут же сломалось и вопрос был решен моментально. Понятно, на работе ко мне теперь будут относиться, так скажем, прохладно. Ну, да мне не привыкать…
— Так сэнсэй поверил сообщению о смерти родителей Фукаэри?
— Скорее всего, — кивнул Комацу — Думаю, ему просто требовалось время, чтобы смириться с этим известием. Насколько я понял, сектанты шутить не любят. Даже если разок оступятся — от неприятных последствий избавляются очень решительно. Для того и избрали такой жесткий метод, как похищение, чтобы предупредить нас об этом. И если задумали тайно сжечь тела супругов Фукада, ничто не могло их остановить. Конечно, теперь доказать что-либо трудно, но уничтожение трупа — очень тяжкое преступление. А мне они сообщили об этом вслух. Так сказать, приоткрыли нам дверь своей кухни. Вот почему этот Лысый, скорей всего, не соврал. В деталях еще можно усомниться, но основная история — правда.
— Выходит, — попробовал обобщить Тэнго, — отец Фукаэри был Тем, Кто Слышит Голос. Иначе говоря, прорицателем. Но его дочь Фукаэри написала «Воздушный Кокон», роман стал бестселлером, из-за чего Голос перестал обращаться к ее отцу, и тот умер естественной смертью.
— Или естественным образом покончил с жизнью, — добавил Комацу.
— Вот тогда перед сектой и встала задача номер один — найти нового прорицателя. Ведь если Голос перестает обращаться к ним, все их многолюдное сборище теряет смысл существования. Такие пешки, как мы с тобой, им до лампочки. Запросишь аудиенции — пошлют куда подальше.
— Наверняка.
— После публикации «Кокона» деликатная для них информация стала известна людям. И как только она превратилась в буквы, Голос замолчал, а Источник ушел глубоко под землю. Что же именно эта информация означает?
— Последние четыре дня моего заключения я только об этом и думал, — признался Комацу. — «Воздушный Кокон» — роман небольшой. Но в нем описан мир, где появляются LittlePeople. А также изолированная от мира община, в которой живет героиня, десятилетняя девочка. LittlePeople приходят к ней тайком по ночам и плетут с ней Воздушный Кокон. Внутри которого оказывается девочкино второе «я», и так возникает связь между Мазой и Дотой. А в небе того мира висит две луны. Большая и маленькая — вероятно, как символы Мазы и Доты. Героиня — чьим прототипом, видимо, выступала сама Фукаэри — отказывается стать Мазой и бежит из общины. Дота же остается там. И что с нею происходит дальше, в книге не рассказывается.
Какое-то время Тэнго молча смотрел, как тает лед в стакане.
— Скорее всего, Дота необходима прорицателю как посредник, — наконец сказал он. — Без нее он не слышит Голос. Или не может перевести его на человеческий язык. Чтобы придать посланию Голоса правильную форму, нужны двое. Говоря словами самой Фукаэри, персивер и ресивер. Потому и требуется сплести Воздушный Кокон. Только из него может появиться Дота. А для этого нужна правильная Маза.
— Ты уверен? — прищурился Комацу. Тэнго покачал головой:
— Не то чтобы уверен. Просто выслушал вашу трактовку — и подумал, что, видимо, все вот так.
Тэнго много думал о Мазе и Доте — и пока переписывал роман, и позже, — но никак не мог уловить их сюжетную взаимосвязь. И лишь теперь, когда Комацу ужал содержание романа до предела, кусочки этого паззла словно сами собрались в цельную картину. Хотя на один вопрос ответа у Тэнго по-прежнему не было. Зачем на больничной койке его отца появился Воздушный Кокон с маленькой Аомамэ?
— Довольно занятная схема, — сказал Комацу. — Но тогда что случится, если Маза бросит Доту?
— Очевидно, Маза без Доты — несовершенное существо. Вот и самой Фукаэри, насколько можно видеть, словно чего-то недостает, хотя и не понять, чего именно. Очень похоже на человека, потерявшего свою тень. Что будет с Дотой без Мазы — сказать не берусь. Но скорее всего, она также останется в чем-то ущербной. Все-таки это всего лишь второе «я». Но в случае с Фукаэри — не исключаю, что Дота, оставшись без Мазы, могла выполнять роль жрицы.
С полминуты Комацу, плотно сжав губы, задумчиво глядел куда-то вбок. А затем спросил:
— Тэнго, дружище. Так ты что же, и правда веришь, что вся эта история случилась на самом деле?
— Не то чтобы верю… Временно допускаю, скажем так. И выстраиваю из этого свою логику.
— Ну, хорошо, — согласился Комацу. — Временно допустим, что второе «я» Фукаэри, оставшись без нее самой, выполняло роль жрицы.
— Вот поэтому, — кивнул Тэнго, — даже зная, где прячется Фукаэри, секта не пыталась насильно ее вернуть. Поскольку Дота могла нести свою службу без Мазы. Ибо связь между ними обеими настолько сильна, что срабатывала даже на большом расстоянии.
— Да, похоже на то…
— Насколько я представляю, — продолжил Тэнго, — скорее всего, эта Дота — у них не единственная. Возможно, LittlePeople поставили процесс на поток и плетут сразу несколько Воздушных Коконов. Среди этих Маз и Дот есть главные пары с сильной связью, а есть вспомогательные, у которых связь не настолько сильна. И все вместе они функционируют как единый коллектив.
— Ты хочешь сказать, что Фукаэри оставила им самую главную Доту, которая функционирует вернее всего?
— Очень может быть. В каждой сцене этой истории фукаэри — ключевая фигура. Центровая, как глаз тайфуна.
Комацу прищурился и сцепил на столе пальцы. Как делал всегда, если хотел размышлять очень быстро и эффективно.
— Послушай, дружище. Но что, если та Фукаэри, которую мы знаем, — на самом деле Дота? А ее Маза как раз и осталась в секте?
Эти слова ошеломили Тэнго. Подобная мысль еще ни разу не приходила ему в голову. Для него Фукаэри была существом реальным, а вовсе не чьей-либо копией. Но если подумать, обратное также не исключалось. «He-волнуйся. Я-не-беременею. У-меня-не-бывает-месячных», — заявила Фукаэри той ночью после их странного одностороннего секса. Что, наверно, естественно, если она — чья-то копия. Ведь второе «я» не может воспроизвести само себя. На это способна только Маза. И все же проверить, что Тэнго спал не с самой Фукаэри, а с ее копией, никакой возможности не было.
— Та Фукаэри, которую знаем мы, — ярко выраженная индивидуальность, которой движут ее внутренние ориентиры, — сказал Тэнго. — Вряд ли чье-то второе «я» могло бы этим похвастаться.
— Да уж, — согласился Комацу. — Тут ты прав. Что ни говори, девочка — личность, и в независимости ей не откажешь. Вынужден с тобой согласиться.
И все-таки Тэнго чувствовал: в этой юной красавице скрывается некая тайна. Странный код, который ему необходимо расшифровать. Кто же она — копия или оригинал? А может, само это разделение ошибочно? И Фукаэри способна, когда ей нужно, меняться из оригинала в копию и обратно?
— Кроме этого, остается еще несколько вопросов, — добавил Комацу, расцепил руки и уставился на свои пальцы, слишком тонкие и длинные для мужчины за сорок. — Голос умолк, Источник высох, Прорицатель умер. Что же тогда могло случиться с Дотой? Вряд ли она ритуально умерла сразу вслед за мужем, как полагалось вдовам Древней Индии…
— Когда умирает ресивер, работа персивера заканчивается.
— В рамках твоей гипотезы — так-то оно так, — кивнул Комацу. — Но неужели девочка писала «Воздушный Кокон», предвидя все эти последствия? Ведь тот же Лысый сказал мне, что Фукаэри не планировала ничего заранее. По крайней мере, сама. Откуда же она знала?
— Вся правда, наверно, не откроется нам никогда, — ответил Тэнго. — Но лично я не верю, что Фукаэри хотела свести в могилу собственного отца. Скорее всего, отец ее понимал, что умирает. И сам устроил дочери бегство из секты, стараясь уберечь ее от последствий. Также не исключаю, что своей смертью он хотел освободиться от Голоса. Хотя, конечно, это всего лишь гипотезы.
Наморщив нос, Комацу надолго задумался. Потом глубоко вздохнул и огляделся.
— Ох, и странный мир… Где гипотезы, где реальность, с каждым днем разобрать все труднее. Вот ты, Тэнго, как писатель — по каким критериям определяешь, где во всем этом реальность?
— Реальность — там, где кровь от укола красная, — ответил Тэнго.
— Ну, тогда я-то уж точно в реальном мире, — сказал Комацу, нервно потирая запястья со вздутыми венами. Нездоровыми венами, измученными алкоголем, никотином, бессоницей, интригами светских салонов. И, залпом прикончив виски, поболтал льдом в стакане.
— Ладно, поехали дальше. И к чему же в итоге тебя приводят твои гипотезы? Даже интересно.
— В итоге они ищут нового прорицателя — Того, Кто Слышит Голос. Но и не только его. Параллельно им понадобится новая Дота. Ведь очередному ресиверу нужен свой персивер.
— Иначе говоря, для начала им необходима новая Маза. А значит, придется плести новый Кокон. Н-да, похоже, работы невпроворот!
— Вот почему им сейчас, мягко говоря, не до шуток.
— О, да.
— Но это вовсе не значит, что они блуждают в потемках, — добавил Тэнго. — Наверняка ведь уже нацелились на что-то конкретное.
— Вот и мне так показалось, — кивнул Комацу. — Почему и решили поскорее от нас избавиться. Не мешайте, мол. Не мозольте глаза…
— Чем же мы так мозолили им глаза?
Комацу покачал головой — дескать, и сам не знаю.
— Что за Послание они получали от Голоса? Вот в чем вопрос, — продолжал Тэнго. — А также в том, что связывает Голос и LittlePeople.
Комацу снова бессильно покачал головой. У него тоже не хватало воображения, чтобы на это ответить.
— Смотрел фильм «Космическая одиссея 2001 года»? — спросил он.
— Видел, — кивнул Тэнго.
— Мы с тобой прямо как те обезьяны, — усмехнулся Комацу. — Заросли черной шерстью и гугукаем о чем-то бессмысленном, слоняясь вокруг Монолита…
В заведение вошла парочка. С видом завсегдатаев оба сели за стойку и заказали по коктейлю.
— В общем, ясно одно, — подытожил Комацу — Твоя гипотеза звучит связно и по-своему убедительно. Как всегда, с тобой приятно поболтать тет-а-тет. Но сейчас для нас главное — поскорее убраться с этого чертова минного поля. Сдается мне, ни Фукаэри, ни Эбисуно-сэнсэя нам больше встретить не доведется. А «Воздушный Кокон» — безобидная фантастика, в которой не стоит искать тайный смысл. Что за чудище вещает этим Голосом, в чем заключаются его Послания — нас уже не касается. На этом и остановимся, согласен?
— Выберемся из лодки, чтобы снова жить на суше?
— Именно так, — кивнул Комацу. — Я стану снова ходить на работу, подбирать для журнала более-менее приличные рукописи. Ты продолжишь учить способную молодежь математике, а в свободное время писать свой роман. Оба вернемся к мирной, обыденной повседневности. Без бурных рек не встретится и водопадов. Дни побегут за днями, будем себе спокойно стареть. Надеюсь, у тебя нет возражений?
— А разве есть еще варианты? Кончиком пальца Комацу потер переносицу.
— В том-то и дело. Больше никаких вариантов нет. Я бы не хотел, чтобы меня похищали снова. Одной отсидки в этом чертовом кубе хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и во второй раз не будет гарантий, что я снова увижу, как восходит солнце. От мысли, что я снова встречусь с этой парочкой изуверов, сердце из груди выскакивает. Нелюди, которые одним только взглядом могут заставить тебя «умереть своей смертью»…
Комацу поднял стакан, показывая бармену, что хочет третье виски. И закурил очередную сигарету.
— Господин Комацу, — не выдержал Тэнго. — Почему вы говорите мне об этом только сейчас? После вашего похищения прошло столько времени. Больше двух месяцев. Что вам мешало рассказать раньше?
— Что мешало? — Комацу поерзал шеей так, словно голове было неудобно на ней сидеть. — Да, ты прав. Я собирался тебе рассказать, да все откладывал и откладывал… Наверное, мешали муки совести.
— Муки совести? — удивился Тэнго. Подобных слов из уст Комацу он ожидал меньше всего на свете.
— Да ладно. У меня тоже есть чувства, — усмехнулся Комацу.
— Но за что?
Комацу не ответил. Только прищурился и какое-то время жевал губами незажженную сигарету.
— Так Фукаэри знает о смерти своих родителей? — наконец спросил Тэнго.
— Думаю, да. Когда узнала — я не в курсе, но Эбисуно-сэнсэй должен был сообщить ей.
Тэнго кивнул. Наверняка Фукаэри знала об этом уже давно. Так ему показалось. До сих пор не ведал об этом, похоже, только он сам.
— Значит, выбираемся из лодки обратно на сушу? — еще раз уточнил он.
— Именно так. Отползаем с минного поля.
— Но, господин Комацу, неужели вы всерьез полагаете, что запросто могли бы вернуться в ту жизнь, какой жили раньше?
— Постараемся, куда деваться, — ответил Комацу, чиркнул спичкой и прикурил. — А что конкретно тебя беспокоит?
— А то, что уже очень много нового одновременно закручивается с разных сторон. Я это чувствую. Какие-то вещи и понятия уже совсем поменяли форму. Так легко ни вам, ни мне уже не вернуться…
— Даже если под угрозой окажутся наши жизни? Тэнго уклончиво покачал головой. Он чувствовал,
что с некоторых пор его затягивает в какое-то иное — и очень сильное — течение вещей и событий. И что это течение уносит его в некую совершенно неведомую реальность. Но объяснить это конкретно он был не в силах.
Тэнго не признался, что его новый роман фактически наследовал мир, описанный в «Воздушном Коконе». Вряд ли это понравилось бы Комацу. Не говоря уже о верзилах из «Авангарда». Любая оплошность могла бы завести его на очередное минное поле. А то и затянуть туда окружающих — ни в чем не повинных людей. Но этот роман уже так или иначе жил своей жизнью, стремился к своей цели и практически развивал сам себя; а Тэнго уже волей-неволей погрузился в этот новый мир по самую макушку. И для него это была не фантазия, а самая настоящая реальность. В которой от пореза ножом течет настоящая красная кровь. А в небе висят две луны — одна побольше, другая поменьше.