Глава 16

Поутру как и накануне, Усикава пристроился у подоконника и через щель между шторами продолжил наблюдение. Из подъезда выходили в основном те же, кто вчера вечером вернулся домой. Их лица были все так же мрачны, а плечи ссутулены. Эти люди выглядели уже усталыми, хотя новый день еще толком не начался. Тэнго не показывался. Но Усикава щелкал затвором камеры снова и снова, снимая лицо каждого, кто проходил по улице перед домом. В конце концов, пленки до чертиков, а для качественных снимков необходима постоянная тренировка.

Когда все, кому нужно, ушли на работу, Усикава прервал свою вахту, вышел из дома и дошагал до ближайшего автомата. Набрал номер колледжа в Ёёги и попросил позвать к телефону Тэнго. Женщина, взявшая трубку, сообщила, что Кавана-сэнсэй десять дней назад ушел в отпуск.

— Надеюсь, не по болезни? — уточнил Усикава.

— Нет. Говорил, что поедет в Тибу проведать заболевшую родню.

— А когда вернется, вы не в курсе?

— Этого он не сказал.

Поблагодарив женщину, Усикава повесил трубку.

Из родных у Тэнго значится только отец — бывший сборщик взносов за «Эн-эйч-кей». О матери сын пока ничего не знает. По данным Усикавы, с отцом Тэнго всю жизнь не ладил. Но когда тот заболел, взял сразу дней десять отпуска, чтобы за ним присматривать. Что-то не сходится. С чего бы их взаимная неприязнь так стремительно улетучилась? Что у отца за болезнь и в какой больнице Тибы он находится? Проверить, конечно, можно. Но для этого пришлось бы потерять полдня, прервав слежку за домом Тэнго.

Усикава колебался. Если Тэнго не в Токио, наблюдение за его подъездом теряет всякий смысл. Может, разумнее прекратить эту слежку и продолжить поиски где-то еще? Скажем, узнать адрес больницы, где лежит отец Тэнго. Или еще подробнее изучить Аомамэ. Познакомиться с ее бывшими однокурсниками и коллегами по работе, поговорить по душам. Глядишь, и раскопал бы что-нибудь новенькое.

Но после некоторого раздумья Усикава все же решил продолжить слежку за домом. Во-первых, не хотелось терять настроенный ритм. Соскочи он с него, пришлось бы начинать все сначала. Во-вторых, вряд ли поиски больницы отца Тэнго и знакомых Аомамэ стоили бы потраченных усилий. На собственном опыте Усикава убедился, что попытки разведать что-либо самостоятельно, на бегу и высунув язык, приносят весьма скудные результаты — и по большому счету никуда особенно не ведут. А в-третьих, его змеиное чутье требовало, чтобы он отсюда не уходил. Сидел тут, не двигаясь, и пристально, не упуская ни малейшей детали, исследовал каждого проходящего. Так подсказывало банальное и прагматичное шестое чувство, с раннего детства поселившееся в его приплюснутой голове.

Слежку за домом необходимо продолжить — неважно, появится в нем Тэнго или нет. И отчетливо запомнить всех, кто посещает этот дом каждый день.

Запомню всех жильцов — любой чужак обнаружится автоматически. Все-таки я существо плотоядное, рассуждал Усикава. А плотоядному существу нужно быть терпеливым. Залечь в засаде, слиться с окружающей средой — и собрать о жертве всю информацию, какую только возможно.

Ближе к полудню, когда поток входящих и выходящих совсем иссяк, Усикава вышел на улицу. Чтобы хоть немного замаскироваться, напялил вязаную шапочку и замотался в шарф до самого носа. Но даже так его внешность все равно бросалась в глаза. Бежевая шапчонка, растянутая на его безразмерной голове, напоминала шляпку гриба, а зеленый шарф походил на удава, обвившегося вокруг горла. Смысла в таком камуфляже не было никакого. Да и шапка с шарфом не подходили друг к другу по цвету.

Зайдя в фотомастерскую возле станции, Усикава отдал в проявку и распечатку две пленки, получил на руки снимки. Потом зашел в ресторанчик, заказал порцию собы  с тэмпурой. Горячей пищи он не ел уже очень давно. Съел все с большим аппетитом, выпил до последней капли бульон. От еды разогрелся так, что вспотел. Снова напялил шапку, обмотал шею шарфом и вернулся в квартиру. Закурив сигарету, разложил на полу распечатанные фотографии. Рассортировал по лицам тех, кто входил в подъезд вчера вечером, и тех, кто выходил из дома сегодня утром. Чтобы легче запомнить, каждому персонажу давал какое-нибудь подходящее имя, которое записывал на снимке фломастером.

С рассветом все разошлись на работу, и больше на крыльце почти никого не появлялось. Какой-то студентик с сумкой через плечо торопливо выбежал из дома в десять утра. Чуть погодя вышел старик лет семидесяти, за ним — женщина лет тридцати, но оба вскоре вернулись обратно с пакетами из супермаркета. Каждого Усикава сфотографировал. Перед обедом пришел почтальон и, не заходя в подъезд, рассовал по ящикам почту. Чуть позже прибыл курьер с коробкой под мышкой, вошел в дом и через пять минут вышел с пустыми руками.

Каждый час Усикава отходил от камеры и пять минут разминался. И ради этого слежку, увы, прерывал; но когда работаешь один, от этого некуда деться. Иначе мышцы затекут, и ты не сможешь адекватно реагировать на ситуацию. Точно Грегор Замза, превратившийся в насекомое, Усикава корчился на полу, вертя огромной приплюснутой головой и изгибаясь в разные стороны.

Борясь со скукой, он слушал в наушниках радио на средних волнах — передачи для домохозяек и пенсионеров. Ведущие сыпали избитыми шутками, сами же тупо хохотали над ними, изрекали банальные истины, рекламировали музыку, от которой хотелось поскорей заткнуть уши, и товары, которые никому не нужны. Так, по крайней мере, оценивал всю эту болтовню Усикава. Но слушал ее все равно. Что угодно, лишь бы звучали человеческие голоса. Поэтому терпел — и слушал. Но какого черта люди производят такие бредовые программы и транслируют их по белу свету при помощи радиоволн?

Впрочем — разве сам Усикава может похвастаться благородным и продуктивным трудом? Сутками прячется в дешевой квартирке и украдкой из-за шторы фотографирует незнакомых людей. Слишком бестолковое занятие, чтобы оценивать чей-либо труд свысока.

И ведь так у него всегда. И теперь, и когда еще был адвокатом — за всю свою карьеру он не помнил, чтобы хоть раз выполнял что-либо действительно полезное для окружающих. Его первыми клиентами были ростовщики, связавшиеся с гангстерским синдикатом. Усикава придумывал, как лучше размещать их кругленькие капиталы. А если точнее — как эти денежки безвреднее отмывать. Еще он защищал риелторов, выселявших людишек из старых домов. Зачищенные от жильцов участки переходили к строительным фирмам, которые возводили там высотные многоэтажки — гарантированный источник бешеных прибылей. Еще он слыл блестящим адвокатом среди тех, кто уклонялся от налогов. Большинству таких клиентов обычные адвокаты кажутся слишком осторожными и пугливыми. Усикава же в подобных делах (разумеется, за соответствующее вознаграждение) держал защиту твердой рукой — и часто добивался блестящих результатов. А потому на нехватку заказов не жаловался. Тогда на него и вышла секта «Авангард». Его персона чем-то лично понравилась Лидеру.

Вкалывай Усикава так же, как обычные адвокаты, вряд ли он заработал бы даже на пропитание. Несмотря на диплом юриста и адвокатскую лицензию, он не мог похвастаться ни ценными связями, ни надежным прикрытием. Из-за нелепой внешности его не брали ни в одну солидную адвокатскую фирму. Если бы он открыл свою контору и работал традиционными методами, в жизни бы не привлек серьезных клиентов. Слишком уж мало людей в этом мире готовы платить хорошие деньги адвокату с такой наружностью, как у него. Бесконечными телесериалами людей приучили к мысли, что приличный адвокат — это непременно кто-то обаятельный и умный с виду.

Так понемногу он и связался с миром «по ту сторону закона». Миром, где его безобразная внешность никого не отталкивала — наоборот, лишь помогала втираться в доверие к тем, кто в нормальном мире были такими же изгоями. Они ценили его за сообразительность, работоспособность и умение держать язык за зубами, а потому поручали ему очень серьезные дела, за успешное решение которых готовы были хорошо раскошелиться. Очень скоро Усикава понял правила игры — и научился танцевать с правосудием на самом краешке Закона. Опираясь на врожденные интуицию и осторожность. Но однажды — как говорится, бес попутал, — поддавшись собственной жадности, переступил роковую черту. И хотя уголовной статьи избежал, в итоге лишился членства в Ассоциации токийских адвокатов.

Усикава выключил радио и закурил «Севен старз». Глубоко затянулся, медленно выдохнул. Стряхнул пепел в пустую банку из-под консервированных персиков. Будешь жить такой жизнью дальше — сдохнешь так же безрадостно, сказал он себе. Рано или поздно споткнешься да улетишь в какую-нибудь темную яму. А твоего исчезновения из этого мира даже заметить некому. Сколько ни зови на помощь из своей темноты, не услышит ни одна живая душа. Все, что тебе остается, — до самой смерти продвигаться вперед своим способом. Пускай такой способ и не заслуживает похвалы, другого у тебя нет. А уж выживать, когда тебя ни за что не хвалят, ты и так умеешь лучше других.

В половине третьего из подъезда вышла девчонка в бейсбольной кепке. Без какой-либо сумки, руки свободны, пронеслась через поле обзора камеры. Так торопливо, что Усикава едва успел дотянуться до пульта и трижды щелкнуть затвором. Эту девчонку он видел впервые. Привлекательная длинноногая худышка лет шестнадцати-семнадцати, стройная — несет себя, как балерина. В линялых голубых джинсах, белых кроссовках и мужской кожаной куртке. Волосы убраны под воротник. Отойдя от подъезда на несколько шагов, девчонка остановилась и, прищурившись, посмотрела зачем-то на верхушку столба. Потом опустила взгляд, решительно прошагала до угла, свернула влево и исчезла из виду.

Она кого-то напоминала. Кого-то знакомого. Из тех, кого Усикава видел совсем недавно. Вылитая красотка ведущая какого-нибудь телешоу. Что странно, ибо телевизора (если не считать новостей) он не смотрел и звездами экрана никогда не интересовался.

Усикава вдавил педаль акселератора, чтобы мозг заработал на полную мощность. Крепко зажмурившись, выжал память, точно мокрую тряпку — так исступленно, что застонали нервы. И тогда кто-то внутри него осознал: эта девушка — Эрико Фукада. Ни вживую, ни по телевизору он ее никогда не видел. Лицо запомнил только по фото в газете. Но в ее облике ощущалась все та же мистическая призрачность, что и на черно-белом портрете. Разумеется, Тэнго познакомился с ней, прежде чем засел за редактуру «Воздушного Кокона», тут даже сомневаться не стоит. Но неужели эти двое сошлись так близко, что девчонка стала скрываться в квартире Тэнго? Ошарашенный этим открытием, Усикава почти машинально натянул на голову вязаную шапочку, напялил темно-синее полупальто, замотал шею шарфом. И, выскочив на улицу, побежал за девчонкой.

Та шагала довольно быстро. А стоит ли ее вообще догонять? Ведь она вышла из дома с пустыми руками. Значит, далеко не собирается. Может, лучше соблюдать конспирацию и спокойно дождаться ее возвращения? Так думал Усикава на бегу, но остановиться уже не мог. Что-то необъяснимое в этой девчонке тянуло его вперед. Что-то случайное и мистическое — как сочетание красок в закатном небе, вызывающее из подсознания редчайшие, поистине сокровенные воспоминания.

Пробежав еще немного, он увидел ее. Фукаэри стояла на тротуаре и сверлила взглядом витрину канцелярского магазинчика. Видимо, что-то в этой витрине ее заинтересовало. Остановившись неподалеку, Усикава отвернулся к автомату с напитками, достал из кармана мелочь и купил себе банку горячего кофе.

Наглазевшись на витрину, Фукаэри отправилась дальше. Усикава поставил недопитый кофе на землю и, держась на безопасном расстоянии, пошел за ней. Двигалась она как-то напряженно — будто шагала по зеркальной глади огромного озера. Такой специальной походкой, какой шагают по воде, чтобы не утонуть и не намочить обуви. Сомневаясь при этом: получится ли?

Определенно, в девчонке некая изюминка. То, чего нет у обычных людей. Информации о ней Усикава собрал немного. Знал лишь, что Фукаэри — единственная дочь лидера «Авангарда», в десять лет убежала из секты, выросла в семье известного ученого Эбисуно и написала историю о Воздушном Коконе, которую Тэнго Кавана потом переделал в роман и превратил в бестселлер. Недавно пропала без вести, из-за чего на территории секты полиция устроила обыск.

Очевидно, что-то в романе «Воздушный Кокон» задевало интересы «Авангарда». Но даже прочтя эту книгу очень внимательно, Усикава так и не понял, что именно. Книжка хорошая, интересная. Язык простой, чуть наивный, местами трогает душу. Но, как показалось Усикаве, роман этот — чистый вымысел. Который, понятно, производит на читателей сильное впечатление. Все-таки по сюжету из пасти дохлой козы появляются LittlePeople, которые плетут Воздушный Кокон, главная героиня расщепляется на Мазу и Доту, а в небе появляются две луны. Какая информация в этой фантасмагории может быть неудобна для «Авангарда»? Тем не менее в секте решили принять меры против распространения книги. По крайней мере, раздумывали над этим какое-то время.

Но пока Эрико Фукада привлекала внимание публики, вмешиваться в ее жизнь напрямую было слишком опасно. Вместо этого, как предполагал Усикава, «Авангард» нанял его внешним агентом, чтобы он познакомился с Тэнго. И выяснил, насколько тесно Фукаэри связана с этим верзилой-преподавателем из колледжа для абитуриентов.

На взгляд Усикавы, Тэнго в этом раскладе участвовал эпизодически. По просьбе редактора он переписал «Воздушный Кокон» так, чтобы текст был связным и читался легко. Вот и все. Работу свою выполнил, вспомогательную роль отыграл. Почему же «авангардовцев» так интересует Тэнго? Ведь, по идее, это просто солдат, который на приказ отвечает «слушаюсь!» и выполняет, что велено.

И тем не менее от щедрого предложения, которое Усикава так тщательно разработал, Тэнго отказался, и установить с ним долгосрочный контакт не удалось. А пока Усикава думал, что бы еще предложить, гуру секты — отец Эрико Фукады — неожиданно умер. И все стало так, как есть.

Куда секта движется, к каким целям стремится, Усикава понятия не имел. Как не знал и о том, кто заправляет «Авангардом» теперь. Но сектанты ищут Аомамэ, чтобы раскрыть тайну убийства Лидера и выяснить, кому оно было нужно. Видимо, хотят жестоко отомстить заказчику. Но законными методами действовать не собираются.

Как же сектанты относятся к Фукаэри сейчас? Что теперь думают о «Воздушном Коконе»? Неужели эта книга для них до сих пор опасна?

Не сбавляя шага, Эрико Фукада неслась по прямой без оглядки, точно голубь к родному гнезду. Куда именно — выяснилось чуть позже: к дверям супермаркета «Марусё». Резко сбавив ход, девочка подцепила на входе корзину — и отправилась дрейфовать от прилавка к прилавку, выбирая то консервы, то что-нибудь свеженькое. Простой пучок салата она долго осматривала со всех сторон, прежде чем сунуть в корзину. Похоже, это займет уйму времени, подумал Усикава. А потому выбрался из магазина, перешел на другую сторону и с автобусной остановки стал следить за выходом из супермаркета, делая вид, что ждет автобуса.

Но сколько ни ждал, Фукаэри не появлялась. Усикава забеспокоился. Может, вышла через другие двери? Но у этого супермаркета, насколько он знал, выход только один, на улицу. Значит, просто застряла у прилавков. Усикава вспомнил, как сосродоточенно она изучала пучок салата, и решил подождать еще немного. К остановке подошел уже третий автобус. Все уехали, Усикава опять остался один. Он ругал себя за то, что не захватил газету — за ней удобно прятать лицо. Когда следишь за кем-то на улице, журнал или газета — предметы первой необходимости. Но делать нечего. Слишком быстро пришлось выбегать из квартиры.

Из дверей супермаркета Фукаэри вышла в три тридцать пять. И все так же торопливо зашагала обратно, даже не глянув на остановку. Выждав немного, Усикава двинулся за ней. Прижимая к груди увесистые пакеты с продуктами, она скользила по тротуару легко и стремительно, как водомерка по луже.

Удивительное создание, думал Усикава, следуя за Фукаэри. Наблюдать за ней — все равно что разглядывать редкую бабочку из заморской страны. Просто разглядывать, и все. Трогать нельзя. Коснешься — тут же утратит всякую живость, краски ее потускнеют, и сон о заморской стране оборвется.

В то же время Усикава пытался решить: докладывать ли «Авангарду» о том, что он вычислил, где прячется Фукаэри? Сложный вопрос. Если выдать Фукаэри сейчас, возможно, ему зачтется несколько баллов. По крайней мере, хуже не будет. Да, он мог бы продолжить слежку за Фукаэри и показать заказчику, что не сидит на месте, а добывает ценные данные. Но при таком повороте не исключается, что он упустит шанс найти Аомамэ, а ведь заказали ему именно это. И тогда все его усилия пойдут прахом. Что же делать? Руки в карманах, с шарфом на пол-лица, Усикава следовал за Фукаэри на еще большем расстоянии, чем прежде.

А может, я тащусь за этой девчонкой просто потому, что мне нравится на нее пялиться? — спросил он себя. Да, при виде этой хрупкой фигурки с пакетами в обнимку и правда сдавливает грудь. Словно зажимает между двумя стенами — так, что дальше уже не протиснуться. Дыхание перехватывает, как при теплом, но ураганном ветре. Странное, не ведомое доселе чувство.

Ладно, решил Усикава. Пока оставим девчонку в покое. И, согласно генеральному плану, сосредоточимся на Аомамэ. Все-таки она — убийца. Какие бы причины ни подвигли ее на это, наказание она уже заслужила. И уж ее-то он готов передать в руки «Авангарда» без сожаления. То ли дело эта юная худышка — хрупкое молчаливое существо, обитающее глубоко в лесной чаще. С крылами, прозрачными, как тень души. Полюбуюсь со стороны — и хватит.

Прижимая бумажные пакеты к груди, Фукаэри исчезла в подъезде, и Усикава, выждав с полминуты, вошел за ней следом. Вернувшись в квартиру, снял шапку, размотал шарф и снова уселся перед камерой. Щеки обветрились и замерзли. Он выкурил сигарету, глотнул минералки. В горле першило так, будто он объелся каких-то специй.

Смеркалось, загорались уличные фонари. Вот-вот начнут возвращаться с работы жильцы. Не сняв пальто, Усикава держал в руке пульт дистанционного управления и пристально следил за входом в подъезд. Воспоминания о солнце таяли с последними его лучами, и пустая квартира быстро остывала. Эта ночь обещала быть холоднее вчерашней. Пожалуй, стоит заглянуть в магазинчик бытовых приборов возле станции, купить обогреватель и электрическое одеяло.

Эрико Фукада снова вышла из подъезда без четверти пять. В тех же джинсах и черном свитере, но уже без кожаной куртки. Ее грудь, довольно большую для хрупкой фигуры, обтягивал тесный свитер. Разглядывая девушку в видоискатель, Усикава вновь поймал себя на том, что задыхается от волнения.

Раз не надела куртку — значит, далеко не собиралась, рассудил Усикава. Как и в прошлый раз, выйдя из подъезда, Фукаэри остановилась и, прищурившись, поглядела куда-то на верхушку столба. Сумерки сгущались, но, если напрячь зрение, окружающие предметы еще не терялись во мраке. С полминуты она словно что-то искала — но так, похоже, и не нашла. Вот она перестала разглядывать столб, по-птичьи дернула головой, огляделась. Усикава нажал на кнопку. Снято.

Будто услышав щелчок, Фукаэри повернулась к камере. И в окошечке видоискателя оказалась с Усикавой нос к носу. По крайней мере, сам он видел ее лицо крупным планом через объектив. Она пристально смотрела на него, и ее черные, как смоль, зрачки глядели прямо в глаза Усикаве, сидевшему по эту сторону камеры. Прямой визуальный контакт? Усикава сглотнул. Да нет же, так не бывает. Оттуда, где она сейчас, заметить его невозможно. Объектив замаскирован, а полотенце, которым обмотан затвор, отлично глушит щелчок. И тем не менее Фукаэри стояла у подъезда и глядела точнехонько на него — рассеянно и бесстрастно, как ночная звезда на безымянный гранитный утес.

Очень долго — Усикава не понял, сколько именно, — они смотрели друг на друга. Наконец Фукаэри развернулась и быстро вошла обратно в подъезд. Так, словно увидела все, что ей было нужно. Когда она исчезла, Усикава с шумом выдохнул, подождал немного — и лишь потом набрал полные легкие воздуха. Такого холодного, что в грудь изнутри будто впились миллиарды шипов.

Как и накануне вечером, жильцы дома один за другим, вернувшись с работы, заходили в подъезд под лампой, горевшей над дверью. Но Усикава больше не смотрел в объектив. И рука его не сжимала кнопку на пульте. Взгляд этой девчонки, искренний и бескомпромиссный, казалось, выкачал из него все силы. Черт бы побрал этот взгляд. Он пронзал Усикаву насквозь и выходил наружу меж лопаток.

Она знает, что за нею следят. Что ее снимают скрытой камерой. Неизвестно, как поняла, но знает. Очевидно, у этой девочки сверхчутье…

Ему захотелось виски. Налить себе полстакана и выпить залпом. Он даже решил купить спиртного в магазинчике неподалеку. Но потом передумал. Ну выпью, спросил он себя, и что изменится? Она увидела меня с противоположной стороны камеры. Эта красотка уже разглядела приплюснутый череп и грязную душу мерзавца, украдкой фотографирующего ни в чем не повинных людей. Пей тут, не пей — сей факт уже не изменится.

Усикава отошел от камеры, сел на пол, опершись спиной о стену, и вгляделся в темный, покрытый пятнами потолок. Душа заполнилась пустотой. Так одиноко ему не было в жизни еще ни разу. Он вспомнил дом в Тюоринкане, газон во дворе, собаку, жену, дочерей. Солнце, которое тогда над ними сияло. И подумал о генах, которые передал собственным детям, — носителях приплюснутой головы и мелкой, грязной душонки.

Как ни старайся тут что-либо изменить — бесполезно. Все свои козыри он уже израсходовал. Да и козырей-то особых не было. Просто он очень старался играть по максимуму даже теми картами, что ему выпали. Включал мозги на полную мощность, делал разумные ставки и побеждал. Поначалу все шло неплохо. Но теперь у него не осталось ни карты. Лампа на столе погашена, все игроки куда-то исчезли.

В итоге за весь этот вечер он не сделал ни одной фотографии. Просто сидел, опершись спиной о стену, курил одну за другой «Севен старз» и закусывал консервированными персиками. В девять почистил зубы в ванной, потом забрался в спальник и, дрожа от холода, попытался заснуть. Ночь и правда обещала быть жутко холодной. Но дрожал он не столько от холода. Дикий озноб, казалось, исходил из самого его организма. Куда я собираюсь дальше? — спрашивал он себя в темноте. — И откуда здесь вообще появился?

Боль в груди от ее взгляда не проходила. И возможно, уже не пройдет никогда. А может, эта боль давно уже обитает во мне, просто я до сих пор ее не замечал?

На следующее утро Усикава позавтракал сырными крекерами, запил растворимым кофе, — и, немного ожив, опять пристроился за фотокамерой. Как и прежде, понаблюдал за выходящими из подъезда, сделал несколько снимков. Ни Тэнго, ни Фукаэри на этих фотографиях не было. Только сутулые люди, по инерции вступающие в новый день. Белый пар, слетавший с их губ, тут же уносило куда-то ветром.

Не стоит накручивать лишнего, рассуждал Усикава. Пускай моя кожа грубеет, сердце черствеет, а дни проходят бесследно один за другим. Я всего лишь машина. Умная, выносливая и бесстрастная. Одним отверстием эта машина всасывает новое время, перерабатывает его в старое, а потом изрыгает из другого отверстия. Смысл ее существования — в том, чтобы существовать. И, повторяя цикл за циклом, поддерживать вечное движение — процесс, которому однажды все же придет конец… Собрав волю в кулак и блокировав чувства, Усикава постарался выкинуть из головы навязчивый образ Фукаэри. Боль, разбуженная взглядом этой девчонки, постепенно утихла и лишь иногда напоминала о себе легким покалыванием в груди. Вот и хорошо, подумал Усикава. Лучшего и не требуется. Все-таки я — простая система, пускай и состою из сложных элементов.

Не дожидаясь полудня, Усикава сходил в магазин бытовых приборов и купил небольшой электрический обогреватель. Потом зашел в уже знакомую лапшевню и, читая газету, съел все той же горячей собы с тэмпурой. Вернувшись к дому, задержался у подъезда и посмотрел на верхушку столба, от которой вчера не могла оторвать взгляда Фукаэри. Но не увидел там ничего примечательного. Только змеиные сплетения черных проводов да трансформаторный ящик. Что же она так упорно разглядывала? Или — чего искала?

Зайдя в квартиру, он подключил обогреватель. Спираль тут же загорелась оранжевым, и ладони обволокло долгожданным теплом. Комнату, само собой, как следует не обогреешь, но все лучше, чем ничего. Не вставая с пола, Усикава прислонился спиной к стене, сложил руки на животе и, чуть согревшись, ненадолго заснул. Без каких-либо сновидений; просто улетел в пустоту.

От глубокого мирного сна его разбудил громкий стук в дверь. Мгновенно проснувшись, Усикава не сразу понял, где он. Но, увидав перед собою «Минолту» с телеобъективом на штативе, сообразил, что лежит он в съемной квартирке на краю квартала Коэндзи. И кто-то со всей силы колотит в дверь кулаком. Зачем кулаком? — удивился он, собираясь с мыслями. Есть ведь звонок. Нажал кнопку — и дело в шляпе. Все же так просто. Или этот кто-то барабанит в дверь специально? Поморщившись, он взглянул на часы. Без четверти два… Пополудни, ясное дело, раз за окном светло.

Отзываться на стук он, конечно, не стал. О том, что он здесь, никому не известно. Никто не договаривался с ним о визите. Может, это рекламный агент или распространитель газет? Так или иначе, Усикава ему нужен больше, чем он Усикаве. Упираясь лопатками в стену, Усикава сверлил глазами входную дверь и молчал. Когда незваному визитеру надоест отбивать кулаки, тот плюнет и уйдет восвояси.

Но тот не уходил. Выждал немного — и снова заколотил в дверь. Да так и зарядил: десять-пятнадцать секунд стучит, потом отдыхает — и барабанит снова. Упорно, назойливо, механически-однообразно. Явно требуя какой-либо реакции на происходящее. Почему Усикава и забеспокоился. А может, за дверью — Эрико Фукада? Пришла закатить ему скандал за то, что он тайком ее фотографировал? От одной мысли об этом сердце забилось сильнее. Он облизал пересохшие губы. Но стучать так может только взрослый мужчина с крепкими кулаками. Девичья рука на такое не способна, это факт.

А может, Эрико Фукада сообщила о нем кому-нибудь еще? И за дверью риелтор или полицейский? Если так, хлопот, конечно, не оберешься. Но, с другой стороны, у риелтора должен быть дубликат ключа, а полицейский сразу бы представился. Да и ни тот, ни другой не стали бы колотить в дверь, когда есть звонок.

— Господин Кодзу! — произнес мужской голос. — Господин Кодзу!

Люди с такой фамилией снимали эту квартиру до него, вспомнил Усикава. Табличку с иероглифами «Кодзу» он специально не стал снимать с почтового ящика; так безопаснее. Вот и этот незваный гость убежден, что здесь все еще обитает господин Кодзу.

— Господин Кодзу! — не унимался тот. — Я знаю, что вы дома. Сидеть взаперти, затаив дыханье, очень вредно для здоровья!

Голос мужчины лет за сорок. Не очень громкий, с хрипотцой. Однако в нем слышалась какая-то необычная твердость. Качественная твердость как следует обожженного и на совесть просушенного кирпича. Из-за нее голос разносился по всему дому.

— Господин Кодзу, я из корпорации «Эн-эйч-кей». Пришел к вам собрать ежемесячную абонентскую плату. Не угодно ли открыть дверь?

Разумеется, платить за «Эн-эйч-кей» Усикава не собирался. Проще всего было бы впустить его в квартиру и показать, что здесь даже телевизора нет. Но абсолютно пустая квартира, в которой средь бела дня прячется такой нелепый на вид субъект, как Усикава, вызовет подозрение у кого угодно.

— Господин Кодзу, — продолжал голос за дверью. — Все владельцы телевизоров должны платить абонентскую плату. Таков закон. Конечно, многие говорят: «Я не смотрю „Эн-эйч-кей“, поэтому платить не буду». Но подобная логика несостоятельна. Если у вас есть телевизор, надо платить — неважно, смотрите вы его или нет.

Обычный сборщик взносов из «Эн-эйч-кей», с облегчением подумал Усикава. Пускай себе мелет, что ему вздумается. Если не обращать на него внимания, сам уйдет. Но с чего это он так уверен, что в квартире кто-то есть? Усикава вернулся сюда час назад и с тех пор наружу не выходил. Не шумел, штор не открывал…

— Господин Кодзу, я твердо знаю, что вы дома, — будто прочел его мысли человек за дверью. — Наверно, вы удивляетесь, откуда. Но я знаю все, можете не сомневаться. Просто вы не хотите платить, потому и затаились, как мышка. Вы же у меня как на ладони!

И он снова забарабанил в дверь. И стучал очень долго, лишь иногда выдерживая короткие паузы; так трубач духового оркестра набирает в грудь воздуху, прежде чем снова заиграть в том же ритме.

— Господин Кодзу, я все понял. Вы решили сделать вид, что ничего не знаете. Ладно. Сегодня я уйду. У меня еще много работы в других местах. Но я еще вернусь. Говорю вам чистую правду. Если сказал, что приду, значит, приду обязательно. Смею вас уверить: я не совсем обычный сборщик взносов за «Эн-эйч-кей». Пока не получу то, что должен, не успокоюсь. Потому что таков закон. Неизбежный, как фазы луны в небесах. Неотвратимый, как смерть любого человека. Вот и вам от него не отвертеться.

Сказав так, он надолго умолк. Но едва Усикава решил, что непрошеный гость ушел, тот заговорил снова:

— В ближайшее время я снова приду, господин Кодзу. Ждите меня с нетерпением. Я постучусь неожиданно. Услышите «тук-тук» — знайте: это я.

Больше он не стучал. Прислушавшись, Усикава вроде бы различил, как удаляются чьи-то шаги. Он быстро переполз к фотоаппарату и стал наблюдать за крыльцом через щель между шторами. По идее, сборщик взносов должен скоро закончить свой обход и выйди на улицу. Нужно проверить, что это за тип. Если действительно служащий «Эн-эйч-кей», на нем должна быть служебная форма. А если нет? Может, кто-то притворяется сборщиком взносов, только чтобы Усикава открыл ему? В любом случае, это должен быть человек, которого он еще здесь не видел. Сжимая пульт в правой руке, Усикава ждал, когда из подъезда выйдет кто-нибудь незнакомый, чтобы тут же нажать на кнопку.

Минуло полчаса, но из дома никто не вышел. Наконец появилась женщина лет сорока пяти, которую Усикава уже наблюдал не раз, села на велосипед и куда-то уехала. Эту жиличку Усикава называл про себя «Женщина Без Шеи», поскольку из-за тройного подбородка шеи у нее практически не было. Еще через полчаса Женщина Без Шеи вернулась; корзина ее велосипеда была забита пакетами из супермаркета. Поставив велосипед на стоянку, она в обнимку с пакетами вошла в подъезд. Затем вернулся из школы первоклашка. Его Усикава окрестил Лисенком, потому что глаза у парнишки ближе к вискам были чуть поддернуты кверху. Но никого похожего на сборщика взносов из «Эн-эйч-кей» на крыльце так и не показалось. Усикава не понимал, что происходит. Выход из этого дома только один. И Усикава не отвел от него взгляда ни на секунду. Если энэйчкеевец не выходил — значит, он все еще в доме?

Забыв об усталости, Усикава следил за подъездом долго и пристально. Не отвлекался даже по малой нужде. Когда стемнело, над выходом из подъезда загорелась лампа. Но сборщик взносов не выходил. В седьмом часу вечера Усикава сдался, отправился в туалет и помочился. Определенно, этот тип еще в доме. Зачем — логикой не постичь. Но похоже, он решил остаться в здании на ночь.

Морозный ветер пронзительно завывал между обледеневшими проводами за окном. Усикава включил обогреватель, закурил. И задумался о загадочном «сборщике взносов». Отчего этот тип говорил так дерзко и вызывающе? Откуда его уверенность в том, что в квартире кто-то есть? Почему он так долго не выходит из дома? И если не вышел до сих пор — где он сейчас?

Оторвавшись от фотоаппарата, Усикава сел на пол, оперся спиной о стену и уставился на оранжевую спираль обогревателя.