20
— Что вы чувствуете?
— О боже, неужели не видно?
Я улыбался, как идиот. Какие ещё симптомы нужны ему, чтобы подтвердить диагноз «Абсолютно Счастлив»? Станцевать качучу вокруг офиса дока?
— Я не могу дать медицинского определения. Похоже, у вашей науки отсутствует терминология для обозначения счастья.
По прежнему нет ответа. Мог бы хотя бы поздравить.
— Доктор, я на подъёме! Как флаг на Четвёртое июля!
Разумеется, это была банальность. Но, чёрт побери, я был возбуждён, и мне невероятно хотелось поделиться. Даже не поделиться — просто кричать об этом. После бесконечных месяцев оцепенения — наконец что-то напоминающее человеческие чувства. Как я мог объяснить это психиатру?
— Послушайте, доктор, мы нравимся друг другу. Создаются отношения. В каменной статуе потекла живая кровь.
— Это — в общем, — предположил доктор Лондон.
— Это главное, — настаивал я, — Вы не понимаете, мне — хорошо?
Пауза. Почему человек, который так хорошо понимал мою боль, выглядит теперь глухим к моему счастью? Я посмотрел ему в глаза.
Всё, что он произнёс, было: «Завтра в пять».
Я кивнул и выскочил на улицу.
Мы уехали из Вермонта в семь сорок пять и, сделав пару остановок на кофе, заправку и поцелуи, в полдвенадцатого прибыли к её дому — крепости в стиле барокко. Машину оставили швейцару. Я взял Марси за руку и привлёк на расстояние приятной близости.
— На нас же смотрят! — запротестовала она. Не слишком настойчиво, впрочем.
— Это Нью-Йорк. Всем до лампочки.
Мы поцеловались. Как я и предсказывал, никому в городе не было дела. Кроме нас самих.
— Давай пообедаем вместе, — предложил я.
— Обед — сейчас.
— Отлично! Мы как раз вовремя.
— У меня дела, — сказала Марси.
— Не переживай! У меня отличные отношения с твоим боссом.
— Но у тебя тоже есть обязанности. Кто стоял на страже гражданских прав, пока нас не было в городе?
Ха! Бэрретт не подрывается на собственных минах.
— Марси, я здесь, чтоб реализовать своё фундаментальное право на счастье.
— Не на улице.
— Хорошо. Давай поднимемся и возьмём по тарелке чего-нибудь...
— Мистер Бэрретт, будьте так добры, идите в свой офис, и займитесь делом. Вернётесь к ужину.
— Когда? — нетерпеливо спросил я.
— К ужину, — повторила она и попыталась удрать. Но я не отпустил её руку.
— Я уже голоден.
— Придётся подождать до девяти.
— Шесть тридцать, — сделал я свою ставку.
— Полдевятого.
— Семь, — настаивал я.
— Восемь и это последнее слово.
— Ты ведёшь бизнес абсолютно беспощадно.
— А я и есть беспощадная сучка, — ответила она. Потом улыбнулась и устремилась к своему невероятному замку.
Зевать я начал в лифте, по дороге к офису. Спали мы по минимуму, и сейчас это начинало сказываться. К тому же вид у меня был изрядно помятый. В одном из автоматов я купил дешёвую бритву и попытался побриться. К сожалению, рубашек в автомате не нашлось. Так что я неизбежно выглядел так, будто всю ночь занимался тем, чем занимался.
— Привет мистеру Ромео, — завопила Анита.
Кто, чёрт побери, сказал ей?
— Это написано у вас на свитере: «Альфа-Ромео». Я решила, что это — ваше имя. И вы точно не мистер Бэрретт. Тот появляется в офисе с первыми лучами солнца.
— Я проспал, — сказал я и попытался укрыться у себя в кабинете.
— Оливер, приготовьтесь к шоку.
Я остановился.
— Что случилось?
— Атака разносчиков цветов.
— Что?
— А вы не чувствуете?
Я вошёл в свой кабинет... точнее, то, что было им. Сейчас я как будто попал в теплицу. Цветочное буйство везде. Даже мой рабочий стол превратился в ложе, украшенное розами.
— Кто-то вас любит, — сказала Анита, наслаждаясь ароматами.
— Было письмо? — спросил я, от души надеясь, что она не вскрывала его.
— На ваших розах — то есть у вас на столе.
Я схватил его. К счастью, оно было запечатано и помечено: «Лично».
— Очень плотная бумага, — сказала Анита, — Даже на просвет невозможно разобрать ни слова.
— Можете идти на обед, — сказал я, подарив ей не самую тёплую улыбку.
— Что случилось, Оливер? — спросила она, пристально разглядывая меня (костюм немного помят, а в остальном всё благопристойно. Я проверял).
— В каком смысле?
— Вы совершенно забыли поинтересоваться, были ли сообщения.
Я ещё раз посоветовал ей идти. И повесить снаружи плакатик «Не беспокоить».
— Откуда у нас ему взяться? Это же не отель, забыли? — она вышла и захлопнула дверь.
Я почти разорвал конверт в клочья.
Письмо гласило:
"Не знаю, какие тебе нравятся и не хочу разочаровывать,
С любовью,
М."
Я улыбнулся и схватился за телефон.
— Она на конференции. Могу я спросить, кто звонит?
— Это её дядя Эбнер, — ответил я голосом доброго дядюшки. Пауза, щелчок и внезапно голос босса.
— Да?
Марси на линии, тон — самый официальный.
— А почему так сухо?
— Я на совещании с менеджерами Западного побережья.
Ага, верхний эшелон. Сливки. И она играет перед ними роль Снежной Королевы.
— Я перезвоню позже, — сказала Марси, отчаянно пытаясь сохранить свой замороженный имидж.
— Я коротко. Цветы замечательные...
— Отлично. Я перезвоню...
— И ещё одно. У тебя самая фантастическая попка...
Щёлк! Эта сучка положила трубку!
Сердце заныло и навалилась усталость.
— Он живой?
Постепенно я стал различать голоса где-то на периферии сознания. Голос принадлежал Барри Поллаку, молодому выпускнику, недавно поступившему в фирму.
— А ещё этим утром выглядел таким живым, — это уже Анита, пробуется на роль безутешной вдовы.
— Как он попал сюда? — спросил Барри.
Я сел. Чёрт, оказывается, я заснул на своём ложе из роз.
— Привет, ребята, — пробормотал я, зевая, но пытаясь изобразить, что сиеста на рабочем столе — обычное дело, — В следующий раз попробуйте вначале стучать, о'кэй?
— Мы пробовали, — робко сказал Барри, — много раз. А потом решили войти, чтобы проверить... что с вами всё хорошо.
— Всё отлично, — ответил я, беззаботно смахнув с костюма пару лепестков.
— Я приготовлю кофе, — Анита вышла.
— Что у тебя, Барри? — спросил я.
— Ну, помните, дело попечительского совета школы. Мы готовили его вместе, помните?
— Ага, — я смутно начинал вспоминать, что где-то в другой вселенной Оливер Бэрретт был адвокатом, — у нас назначена встреча?
— Да. Сегодня в три, — ответил он, перебирая бумаги и переминаясь с ноги на ногу.
— О'кэй, значит встречаемся здесь.
— Ну, это... Сейчас что-то вроде полпятого, — сказал Барри, надеясь, что его аккуратность не сочтут оскорблением.
— Четыре тридцать! О чёрт! — я вскочил.
— Я собрал много материалов, — начал он.
— Нет. Слушай, Барри, давай встретимся завтра и поговорим об этом, о'кэй? — и я направился к двери.
— Когда?
— Назначаешь ты. Первым делом с утра.
— В полдевятого?
Я замялся. Дело попечительского совета определённо не было самым важным в завтрашней утренней деятельности.
— Нет. Я встречаюсь с ... важной шишкой. Лучше к десяти.
— О'кэй.
— В десять тридцать было бы ещё лучше, Барр.
— О'кэй.
Вылетая за дверь я ещё слышал его бормотание:
— Но я на самом деле собрал очень много материалов...
У доктора я оказался раньше обычного, но ушёл с радостью. Лондон, похоже, настроился сегодня на другую волну, да и у меня была куча срочных дел. Например, постричься. И подобрать гардероб. Надо ли надевать галстук? А брать с собой зубную щётку?
Чёрт, всё равно остаётся несколько часов. Так что я решил пробежаться в Центральном парке.
Убить время. Ну и взглянуть на её дом.
